Господи, почему Ферапонт так посмотрел на меня, когда я дала ему десять марок?.. У меня больше не было, я случайно нашла в сумочке эти десять марок, когда доставала платок Мы делали что-то очень плохое, если старый русский жалел нас, он смотрел на нас, как на очень несчастных людей, и он не радовался нашему несчастью, он снял свою рваную солдатскую шапку, и тут Эрих ударил его ногой в живот, старик упал на снег Он приподнялся на коленях, потом сел, Эрих уже разворачивал машину в трех шагах от старика, и я Господи, ведь я тогда вспомнила Да, мы с папой вышли из посольства вечером, в декабре сорокового года, да, в декабре Мы гуляли с папой по Москве, и тот старый москвич, что шел впереди нас, поскользнулся на тротуаре, на полоске льда, которую накатали мальчишки у витрины магазина, упал на бок, его шапка откатилась лапе под ноги «Ну, оказия», сказал старик, поднимаясь, я подхватила шапку, подала ему, он сказал, отряхивая от снега черное длинное пальто: «Спасибо, беленькая» Нам с папой почему-то стало весело, мы пошли в кино «Метрополь», купили билеты у толстенького мальчишки в голубом кашне Папа мог бы достать билеты у администратора, но купить их у мальчишки было интереснее. Я никогда не смогу теперь ходить по Москве, никогда. И папа Мы делали что-то очень плохое, мы делали что-то отвратительное, ведь делали же, делали, все немцы делали что-то плохое, Ферапонт не должен был падать на снег от удара этого Эриха, он не должен был Я знаю, папе не нравилось, что делали солдаты в России, я знаю Он приезжал в отпуск два раза, но не привозил подарков А к фон Штейнбахам пришел грузовик из-под Смоленска, наверное, целый магазин «организовали» два майора фон Штейнбаха и генерал-лейтенант фон Штейнбах
Они воры, эти фон Штейнбахи. «Организовать» это слово заменило слово «украсть», да, да, немцы воровали и грабили там, в России, папа не хотел рассказывать о России, он бродил по парку и молчал
Если б я могла сейчас уснуть! Разве я могу сейчас спать, как мама? Или Маргот? Какая тьма. Над Германией тьма. Мы делали что-то плохое И тьма. А в Москве, наверное, горят огни конечно, горят, ведь русские уже в Германии.
А у нас тьма. Старуха тогда плюнула на плакат. Прямо на лицо старого немца в кепке, на рукаве которого была нарисована повязка «фольксштурм». На стене углового дома был плакат, и старуха плюнула. А два мальчика с такими повязками на левых рукавах, один в шинели, второй в серой куртке Сыновья? Конечно, у того, что был в куртке, такие же, как у старухи, синие глаза да, да, сыновья И старуха заплакала, у нее были синие глаза, как у того, младшего, и она заплакала, мальчики обняли ее, и у младшего тряслась голова под тяжелой каской Потом они побежали, мальчики, по Грюнштрассе, они пробежали мимо меня, и у младшего было мокрое лицо. Они, наверное, опаздывали на сборный пункт фольксштурмовцев, бежали рядом, совсем рядом, плечом к плечу
Мы все делали что-то очень плохое Тот старик, у которого Эрих купил вчера две канистры бензина, сказал, что из Восточной Пруссии удирает полмиллиона немцев, он так и сказал удирает. Полмиллиона Нас четверо. Мама, Маргот, я. И этот подлец Эрих. Четверо. Мы тоже в этом полумиллионе Мы все делали что-то очень плохое, немцы
Далеко впереди засветился узенький лучик, как иглой, проткнул сумрак и через минуту растаял в желтом свете фар.
Эрих покосился на Фели, она была старшей, когда спала фрау фон Оберхоф.
Да, да, остановите, Эрих.
Уже десятки раз патрули фельджандармов или эсэсманов останавливали машину, небритые, злые, небрежно просматривали паспорта (почтительно улыбаясь, подавал их Эрих они лежали в багажничке). Откозыряв, патрули ухмылялись. С треском захлопывали дверцы «паккарда».
Следуйте!
Фрау фон Оберхоф возмущалась:
Конечно, иваны будут наступать, если даже эсэсманы пьянствуют! Боже, что будет с нами? Фельхен, почему ты сияла вуальку? Эти скоты так смотрят
Взвизгнули тормоза. Эрих шепотом чертыхнулся.
Человек с фонарем в руке был или пьян, или не из робких стоял посредине шоссе В слабом, свете подфарников (Эрих выключил фары) Фели увидела высокую фигуру в офицерской шинели. Опять патрульный офицер начнет придирчиво копаться в паспортах, спрашивать, сколько лет Фели и Маргот, и скажет, что они молодо выглядят для шестнадцати и четырнадцати лет Это была стандартная шуточка у доброй половины патрулей, что встречались фон Оберхофам от самого Кенигсберга.
Человек медленно подошел к левой передней дверце «паккарда», наклонился к приспущенному стеклу, глянул на Эриха.
Хайль Гитлер, сказал обер-лейтенант простуженным голосом.
Хайль Гитлер, сказал Эрих.
Вы в Данциг, господа?
Пытаемся, усмехнулся Эрих.
Почему пытаетесь? Обер-лейтенант дрогнул темными бровями. Он был совсем молод, этот высокий офицер с новенькими погонами
В наше время, господин обер-лейтенант
Пригласите меня в машину, и мы доберемся даже до ворот рая.
Фрау фон Оберхоф шевельнулась:
Господин обер-лейтенант, вы окажете нам честь
Благодарю.
Эрих, откиньте сиденье. Фельхен, перейди к нам.
Нет, нет, я старый солдат, удобств мне не требуется, улыбнулся обер-лейтенант, но Фели уже вышла из машины, мать открыла ей заднюю дверцу. Обер-лейтенант сел рядом с Эрихом, оглянулся, поправил фуражку.
Слава богу, что фюрер освободил нас от химеры, которая называется совестью. Фроляйн, вы не можете на меня сердиться.
Я не сержусь, сказала Фели.
О, господин обер-лейтенант, вы будете нашим ангелом-хранителем, сказала фрау фон Оберхоф.
Обещаю выполнять эти обязанности до последнего дыхания. Позвольте представиться ангелу-хранителю? Обер-лейтенант граф Толмачев, офицер для поручений при шефе пятой камеры министерства пропаганды докторе Циммермане к вашим услугам до самых ворот рая.
О, вы из Берлина, господин простите, но ваша фамилия проговорила чуточку смущенно фрау фон Оберхоф.
Владимир Толмачев. Несчастный беглец из России, которого обижать большой грех.
О, граф, это исключено. Вас послал нам сам господь. Ангелы всегда являются с вечерней зарей.
Русские ангелы действуют круглые сутки.
Все засмеялись.
Знаете, граф, а ведь я была в Москве, да, да, сказала фрау фон Оберхоф. Мой муж, полковник фон Оберхоф, был помощником военного атташе. Я очень хорошо помню Москву
Я не люблю вспоминать о Москве. Я точно знаю, что дорога в рай не идет через этот город.
Где же она идет, господин обер-лейтенант? сказала Маргот.
Через дверь в спальню фрау рейхсминистр Магды Геббельс.
Эрих захохотал.
Эрих! сейчас же сказала фрау фон Оберхоф.
Но я должен уточнить, сказал обер-лейтенант, Дверь в рай для каждого своя. Боюсь, что в раю не хватит дверей для всех немцев, господь бог разочаровался в своем любимом народе, и сейчас десяток батальонов ангелов мобилизован для заколачивания дверей. Но красивым девушкам бояться, думаю, не стоит
Маргот засмеялась.
Еду в Данциг выбирать невесту, сказал обер-лейтенант, сейчас самое благоприятное время, когда богатые блондинки жаждут найти попутчика посмелее для путешествия в рай
А как же фрау рейхсминистр? спросила Маргот.
Но доктор Йозеф Геббельс еще жив, засмеялся обер-лейтенант.
Как там Берлин, господин обер-лейтенант? Бомбят? спросил Эрих.
Не задавайте нелояльных вопросов, мой друг, сказал обер-лейтенант без особой резкости, но Эрих примолк.
Фрау фон Оберхоф довольно улыбнулась. Этот русский граф, безусловно, великолепный молодой человек Правда, он немного рискованно пошучивает в присутствии двух молодых девушек, но, господи мой, разве фронтовая уверенность тона, эта милая грубоватость настоящего солдата не служат в наши дни самой лучшей аттестацией для немецкого военного человека? Ведь это просто означает, что он верит в добрые дни, которые придут к нам, верит, что мы еще увидим нашу победу, да, да, этот русский граф чудесный молодой человек, я сразу увидела, что он из хорошего общества, этот а, Тольматшев
Два огонька вспыхнули впереди. Они покачивались по дуге.
Патруль, пробормотал Эрих раздраженно. Так мы никогда не доедем, проклятье
Не извольте забываться, сказала фрау фон Оберхоф.
Машина, качнувшись на выбоине в асфальте, остановилась.
В свете подфарников забелела тонкая свежеоструганная жердь шлагбаума.
Четверо фигур приближались к машине. Стволы их автоматов смотрели в переднее стекло.
Дорожный пост фольксштурма! сказал, наклоняясь к шоферу, высокий фольксштурмовец в кожаной куртке и посветил фонариком внутрь машины.
Ну и что, мальчик? сказал Эрих. Дать тебе шоколадку?
Худенькое остроносое лицо фольксштурмовца дрогнуло.
Молчать! выпрямляясь, закричал он, и трое остальных патрульных испуганно вскинули автоматы. Вон из машины, ты!..
Сидите, любезный, сказал обер-лейтенант, распахнул дверцу и легко выпрыгнул на асфальт.
Свет фонаря упал на него.
Господин обер-лейтенант о! торопливо сказал старший патрульный, отступая на шаг.
Кругом, негромко сказал обер-лейтенант. Пять шагов марш!
Старший патрульный, покачнувшись, повернулся, простучал сапогами по мерзлому асфальту.
Кругом! Обер-лейтенант достал портсигар, вспыхнул огонек зажигалки. Постройте вашу дивизию, вы!
Слушаюсь, господин обер-лейтенант! Пост, становись!
Мальчишки подбежали к старшему, стали в шеренгу левее его.
Пост, смирно! совсем упавшим голосом скомандовал старший и сделал шаг вперед.
Вы думаете, мой дорогой, они стоят смирно? сказал обер-лейтенант. Они уткнули носы в землю, ваши вояки! Они распустили животы! А локти, локти! Поднять локти! Ладони должны впиться в швы ваших мокрых штанов! Это солдатская стойка?.. Выше подбородки! Вы что несете службу фюреру или идете пить лимонад?
Господин обер
Попрошу молчать. Я нарушаю устав, делаю вам замечание в присутствии подчиненных. Но вы не командир. Вы штатский колпак, понятно?
Так точно, господин обер-лейтенант!
Вы не подошли к машине, а подползли к ней, как старая штатская калоша. Я не слышал ваших каблуков. Вы не приветствовали пассажиров. Вы что забыли имя фюрера? Я набил бы вам морду, но в машине дамы
Обер-лейтенант медленно подошел к шеренге.
Мальчишки задрали подбородки так, что белели их тонкие длинные шеи.
Номер автомата, быстро! ткнул он сигаретой в грудь мальчишки, стоявшего на левом фланге.
Тот молча переступил сапогами, каска его дрогнула.
Они защищают дело фюрера! Штаны у вас еще сухие? Не дрожите, вы! Благодарите бога, что в машине дамы
Обер-лейтенант отбросил сигарету.
Прочь с дороги!
Мальчишки сорвались с места, затопали коваными подошвами солдатских сапог к кювету
О, господи Отставить! Старший патруля!.. Почему ваша банда разбежалась без вашей команды?! Я командовал вам, вам, а не этим мерзавцам! Построить!..
Пост хрипло пробормотал старший, оглянулся. Пост
У него пропал голос.
Трое его подчиненных сбежали в лес.
Поднимите шлагбаум, сказал обер-лейтенант и засмеялся, пошел к машине.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
00.08. 19 апреля 1945
КОМАНДАРМ
А ведь Рокоссовскому Рокоссовскому сейчас тяжелее, чем мне конечно, конечно, как я сразу не понял? Ему же тяжелее, это так ясно!
Если фронт провалит операцию если мы захлебнемся кровью на проклятом Одере
Константину Константиновичу пала на плечи неизмеримая тяжесть
Ему труднее, чем мне
Тихо-то как Разбежались все штабники от моего блиндажа Не спят, наверное Разве они могут сейчас спать?
Больше всего на свете они хотят услышать от маршала «да».
Я хочу и они хотят.
Вся Седьмая ударная хочет, вся
ГВАРДИИ РЯДОВОЙ
Гвардии старший лейтенант Горбатов вернулся от командира полка гвардии подполковника Афанасьева только к ужину.
У крыльца особняка дал рвань связному от второго взвода Федьке Малыгину.
Почему наушники опущены? На улице восемь градусов морозу. А по уставу когда разрешено опускать?
Не могу знать, товарищ гвардии старший лейтенант!
Эх, служба малиновая С пятнадцати. Поднять!
Слушаюсь!
На веранду с разбитыми стеклами ротный поднялся, по грязному паркету прошагал длинными ногами к двери, открыл и Борзова увидел.
Сидел Борзов на корточках перед кафельной печкой и бросал в раскрытую чугунную дверцу какие-то бумажки
Ты чего Николаич?
Борзов голову повернул, на ротного глянул, ничего не сказал.
Понял Горбатов: то матери Юрки Ковшова письма горят. Берег, видно, письма Юрка, в вещмешке таскал всю дорогу
Горбатов потоптался, потом сел в кожаное кресло.
Опять выпил, Борзов Будет.
Чего это будет? Я от службы не бегаю.
Я сказал будет. Второй день шнапс тянешь. Будет.
Чего ты на меня орешь, Кузьмич, а? Ежели я тебе ординарец, так ты на меня и
Прекрати, Борзов.
Чего прекрати?.. Борзо-о-ов!.. Когда я тебя, черта конопатого, из болота на горбу пер а?.. Ты «Коля» меня звал, а? Коля, брось, да, Коля, брось А Коля тебя бросил, а? Борзо-ов! Я заслужил у тебя, чтоб Борзо-ов! Ты со мной это вежливо должен! Борзо-ов Думаешь, я серый? Не-е-ет, Венер Кузьмич Мне положено человечий разговор, по-ло-же-но, понял? Я на тыщу годов всякие истории это повернул куда следоват! Понял? Я русский солдат, а история, стерва, меня слушает как все одно я тебя слушаю, ежели в траншее мы Борзо-о-ов! Да, Борзов русский солдат, понял? Нас немец бил, сволочь? Позорил он нас, немец, а?.. Было. Все было. Так. А где теперь немец? А где теперь Борзов? Во-от. Точка. Россию все народы должны по-честному все эти народы должны памятники!.. На всех этих плацах, понял? Чистого мрамору Золота не пожалеть! Законно! А ты мне Бо-орзо-о-ов. Эх, ротный Юркины письма палить а душа у меня? Юрка Лисин без ног домой поехал, Ковшова я тоже не сберег Березницкого Вечку схоронили Альку схоронили, девчоночку В бога мать! Из чистого золоту должны нашему брату памятники!.. Европа!.. Без русского мужика кишки б им выпустил Гитлерюга слабакам буржуйским! Кофе дуют, салфе-еточки под тарелочку культу-ура! А против Гитлерюги Из мрамора чтоб ставили памятники, из золота, понял? За Россию сто лет молиться им, слабакам!..
К ордену тебя, Николаич, батальонный представил, на «Славу». Две уж «Славы» заработал, а? сказал Горбатов, кашлянул. Глядишь, до третьей звезды дотелепаешь потихоньку. Ты уж того, Коля, закругляй поминки-то
Борзов прикрыл дверцу печки.
Сто граммов и делов-то было, а ты Борзо-ов
Будет, Коля.
Слушаюсь. Перед ужином похмелюсь и шабаш. Я понимаю.
13
Человек в Москве читал:
«Подтверждаю уточненные данные по общим принципам системы укреплений на Восточном фронте.
Старшие командиры фронта требовали от Гитлера приказа на устройство за первой полосой обороны (ХКЛ хаупткампфлиние) второй полосы (гросскампфлиние) примерно в двадцати километрах от переднего края. Выдвигалась также просьба получить инструкции по обороне, предусматривающие право командиров дивизий отводить основные силы на вторую полосу обороны, оставляя лишь небольшие силы прикрытия и тем самым выводя основные силы из-под огневого воздействия нашего артиллерийского наступления и воздействия авиации.
Однако Гитлер запретил отвод войск, приказав создавать главную линию сопротивления всего в двух четырех километрах от переднего края обороны.
Считаю, что успех нашего наступления во многом зависит от планирования артиллерийского огня высокой плотности именно на первые километры глубины обороны немцев.
На совещании у Гитлера после последних неудач на Востоке он потребовал стенограмму осеннего совещания по вопросам строительства оборонительных линий, утверждая, что он всегда предлагал строить вторую линию обороны в двадцати километрах от первой. Гитлер сказал: «Какой дурак мог предложить такую ерунду?» подразумевая действующий приказ о двух четырех километрах удаления. После начала чтения стенограммы Гитлер приказал прекратить чтение по понятным мотивам это было самообличение.
Коробов прислал с пути девять сообщений. Суть их в районе Данцига и Гдыни большая группировка войск. Делает вывод, что ставка Гитлера планирует удар крупными силами во фланг наших армий, выходящих к Одеру. Считает ситуацию опасной. Развернуто строительство полевых укреплений, траншей, дотов, минных полей в Данцигском районе и возле Гдыни. Идет быстрое формирование новых частей из остатков отошедших к Данцигу разгромленных в Польше дивизий и бригад. Номера частей Коробов сможет сообщить, вернувшись в Берлин.