Здесь мы жили. Он поднял руку в огромной порванной рукавице. А теперь я живу вон там. Он снова приподнял руку и показал в другом направлении. Тетя Паша взяла меня к себе.
А где твоя мама?
Мальчик зарыл подбородок в дырявый шерстяной шарф, обмотанный вокруг его худой шеи, вытер тыльной стороной ладони слезы.
Не плачь! Ярош положил ему на плечо руку. Не плачь!
Застрелили ее, произнес паренек почти с яростью. Фашисты!
Не плачь, дружок, привлек его Ярош к себе. Мы этим мерзавцам отомстим и за твою маму.
Паренек гордо поднял голову.
Папа мой тоже солдат, он сейчас воюет. Только не знаю, где. Если вы его, дядя, встретите, то скажите, чтобы он мне написал.
Конечно, я ему скажу, успокаивает его Ярош. Пойдем со мной. Тележку оставь здесь. Никто ее не возьмет. Он взял паренька за руку и повел к вагону-кухне. Из его трубы валил густой дым. Из двери высунул голову повар в белом переднике, надетом поверх формы. Розовощекое пухлое лицо озарилось широкой улыбкой.
Ребята! крикнул Отакар. Дайте этому парню поесть.
Есть, пан надпоручик, отсалютовал повар и повернул голову к кому-то внутри вагона. Франта, дай сюда порцию гуляша. Как тебя звать-то?
Витя.
Порцию гуляша для Вити!
Вите подали руку, помогли забраться в теплушку, посадили на ящик и поставили перед ним миску, наполненную дымящимся, ароматным мясом с картошкой и подливкой. Паренек жадно набросился на еду. Он брал гуляш по полной ложке, да еще прикусывал хлеб.
Повара улыбались:
Вкусно?
Витя даже не мог ответить, так у него был набит рот. Он только восторженно кивал. Пока он ел, повара положили ему в карманы сахар и сухари. Он не мог надивиться, почему это дяденьки к нему такие добрые. Они еще помогли ему слезть по ступенькам вниз. Парнишка заспешил к своей тележке, поминутно оглядываясь и махая рукой добрым дядям в белых фуражках. Ему хотелось увидеть еще раз высокого красивого офицера, который привел его к ним, но того нигде не было видно. Надпоручик Ярош в это время уже проверял состояние оружия в своих взводах.
Фигурка паренька все удалялась и удалялась, пока совсем не исчезла из глаз.
В вагонах слышатся команды дневальных: «Приготовиться к завтраку!»
Откройте! постучал солдат в вагон, в котором ехали девчата. Завтрак.
Сегодня по вагону дежурит Аничка Птачкова. Она с шумом открывает дверь, принимает еду. В хорошо натопленную теплушку проникает морозный воздух, ветерок бросает туда снежную колючую пыль.
Побыстрее давайте, что там принесли. Копуши, все тепло нам выпустите, долетел чей-то голос из угла вагона.
Аничка как раз наклонилась, чтобы взять термос с горячим чаем, как вдруг кто-то снаружи, не видя ее, резко нажал дверь. Она не успела увернуться. В глазах девушки зарябило от удара, в голове загудело, все перед ней закрутилось, поплыло Молодая санитарка почувствовала, как по лицу ее ручейком стекает кровь.
Подружки отвели ее в медпункт. Девушка шла с трудом. Главный врач батальона, неразговорчивый доктор Энгель, ни о чем не расспрашивал. Ему сразу стало ясно, что и как произошло. Он со знанием дела осмотрел длинную глубокую рану на голове девушки. Потом принялся за дело. Вот и первый раненый. Буквально в течение одной минуты рана была промыта и дезинфицирована. Зашивал ее Энгель без наркоза.
Аничка, стиснув зубы, превозмогает боль. Она ужасно не хочет, чтобы кто-нибудь услышал ее стоны или крики. Но все же голова ее нет-нет да и задрожит от чрезмерного напряжения, а зубы начнут выплясывать дробь.
Тебе не плохо? спросил ее участливо доктор.
Она покачала головой.
Операция продолжалась не более десяти минут.
Теперь все будет хорошо, успокаивает девушку доктор, наложив последний, одиннадцатый шов. Вот и все!
Она поблагодарила его взглядом.
Теперь отдохни, вечером тебе дадут порошок, чтобы ты лучше спала, а завтра я на тебя еще посмотрю.
Девчата привели ее в теплушку и уложили на нары. Аничка заметила появление новой вещи черной пуховой подушечки.
От кого это, девчата?
От милого, разумеется, шутливо произнесла одна из них. Сам сюда с ней притопал.
И даже совсем не покраснел, добавила другая.
Они разыгрывали ее, как и договорились заранее. Но Аничке было не до шуток.
Командир батальона прислал тебе эту подушку, решила сказать правду Аничкина подружка Власта Павланова.
Поезд тронулся, постепенно набирая скорость. Под вечер, когда состав с чехословацкими бойцами снова остановился, доктор Энгель зашел к своей первой пациентке. Он снял с головы Анички повязку и довольно долго рассматривал свою работу. Рана затягивалась хорошо. И сама девушка сказала ему, что ей стало значительно лучше.
Если дело у нас так и пойдет, девочка, то к свадьбе у тебя от раны и следа не останется, пошутил он, уходя, хотя и знал, что на самом деле так, конечно, не будет. Ты свое уже получила, улыбнулся он, значит, на фронте останешься целой и невредимой.
2
Из Оранок их неожиданно перевели в другое место. Почему? В окрестностях этого населенного пункта была замечена немецкая дипломатическая машина. Естественно, советское командование не хотело допустить того, чтобы немцы разнюхали о существовании лагеря чехословацкой воинской группы.
Поезд стоял на станции Зимяники с самого утра. Было лето 1940 года. Погрузка продолжалась недолго, но состав тронулся только около шести вечера.
Кругом, насколько хватало глаз, простирались желто-зеленые поля, злаковые культуры уже наливали тяжелый колос. Время от времени поля сменялись сочно-зелеными неповторимыми лесами с белевшими стволами русских берез. В лучах заходящего солнца заблестела река, несшая свои воды между глинистыми обрывистыми берегами. Там и тут появлялись кучки деревянных домиков, возле которых мирно паслись стада коров черно-белой масти. Пастухи махали рукой вслед удаляющемуся поезду. Кругом поля, необъятные луга, покрытые ковром степных трав. Местность равнинная, но иногда в окно поезда были видны холмы и овраги. По широкой укатанной дороге в степи едет телега. Возница в длинной рубашке, подпоясанной ремнем, подгонял не торопившуюся лошаденку И всякий раз, когда у иностранца могло создаться впечатление, что поезд проезжает по сказочной древней матушке Руси, неожиданно появлялись высокие мачты линий электропередач, асфальтированные дороги, по которым сновали автомобили, огромные корпуса заводов и фабрик с высокими трубами, большие железнодорожные станции и вокзалы, полные людей, везде красные звезды, лозунги, написанные белилами на красном полотне.
День близится к концу. У земли начинают сгущаться сумерки, которые вскоре превращаются в темень. За окнами теперь мелькают огоньки деревень. Миновали станции Арзамас, Муром Куда же мы едем? размышлял мысленно Отакар Ярош. С Францией покончено. Ее уже, наверное, ничто не спасет. А если капитулируют и англичане, то что будет тогда с нами?
Около полуночи поезд остановился на маленькой станции Боголюбово. Бойцы мирно спали в вагонах. Ничего особенного не происходило. Это была не первая станция, где остановился их эшелон.
Время шло, темнота постепенно редела. Около четырех утра подполковника Свободу разбудили. Прибыл курьер из Москвы с приказом немедленно отправить на Запад очередную группу чехословацких эмигрантов. В списке значился шестьдесят один человек, в том числе несколько женщин и детей.
Они поедут прямо отсюда? с удивлением спросил подполковник.
Да, ответил курьер в форме офицера. Отсюда в Одессу, а из Одессы в Стамбул. Там ими займутся ваши представители.
Объявите построение, приказал подполковник Свобода дежурному по штабу.
Выходи строиться! раздалось по станции. Дневальные в вагонах дублировали команду. Через несколько минут двери стали шумно распахиваться. Люди из теплушек выходили сонные, с всклокоченными головами. Станция сразу наполнилась голосами, топотом многих ног.
Группа построилась в три шеренги на лугу за зданием вокзала. Нетерпеливое ожидание. Что им скажут? Поручик Бедржих своим металлическим голосом начал выкрикивать фамилии.
В это время на привокзальной площади остановились в облаках пыли двадцать грузовых машин. Они приехали за теми, кто не значился в списке. Куда их повезут теперь? Об этом никто не знает. Даже подполковник Свобода. Все места расквартирования чехословацкой воинской группы держались в строгом секрете из-за действий немецкой разведки.
Обычные в таких случаях прощания. Остающиеся в Советском Союзе чехословацкие политэмигранты выносят свои вещи из вагонов и строятся у машин.
В путь. У каждого в глазах читалось любопытство. Автомобили подпрыгивали на кочках, взбирались на возвышенности и опускались вниз, как корабли на волнах. Ребята держались за борта, глотая пыль, поднятую колесами. Солнце между тем поднялось уже высоко над горизонтом и начинало припекать.
После получасовой езды по степи грузовики перевалили через вершину Поклонной горы, и перед сидящими в машинах неожиданно открылся чудесный вид на полого спускающуюся равнину, окаймленную лесом и полями. Спереди вдали неясно проступали контуры города, вздымавшего вверх многочисленные колокольни и купола церквей. Купола с крестами и высокие колокольни то скрывались из виду, то вновь появлялись, в зависимости от того, спускалась или поднималась дорога. И вот наконец вынырнули низкие пирамидальной формы жестяные крыши, потом показался во всей красе кремль с белокаменным собором и колокольней, окруженный стенами, выкрашенными в красный цвет, башни монастыря, раскидистые сады.
Грузовики въехали на улицу с рублеными деревянными домами, сделанными в старинном русском стиле. Под некоторые из них были подведены каменные фундаменты, побеленные известкой. Сразу бросалась в глаза необыкновенно богатая резьба наличников на окнах, украшений над дверями веранд. Старые деревянные заборы скрывали дворы с сараями и сады. Город Суздаль распростер перед чехами и словаками свои улицы и улочки. Он выглядел так, как выглядит большинство старинных русских городов. Немного обветшалым. В нем даже запах был какой-то особенный запах старины. Он горделиво показывал слегка замшелую красу своих церквей, колоколен и монастырей, из которых исходила хмурая задумчивость старых времен. По-деревенски одетые прохожие с любопытством глядели на проезжавшие машины и сидевших в кузовах мужчин. Ближе к центру города больше стало двух- и трехэтажных домов. Неоштукатуренные стены их были окрашены в белый и светло-желтый цвета.
Автомобили проехали просторную площадь и снова запетляли по улицам, заполненным многочисленными повозками и пешеходами, пока сидевшие в них люди не увидели с левой стороны высокие зубчатые стены с могучими башнями на углах. Колонна направилась к воротам в четырехгранной высокой башне с портиками. Тяжелые, окованные железом ворота с грохотом раскрылись, и машины одна за другой въехали во двор монастыря.
С деревьев и крыш с карканьем взлетели стаи ворон.
3
Спасско-Ефимовский монастырь в то время пустовал. Чехословацких воинов ожидали здесь чисто выбеленные комнаты с голыми стенами, в углах были сложены бруски и доски для нар, здесь была столовая с кухней, умывальные комнаты, мастерские и склады.
Рядовой и сержантский состав располагался поротно, офицеры селились отдельно. Монастырь наполнился шумом и суетой. Каждый получил джутовую наволочку для матраца, в столярной мастерской их набили ароматно пахнущими стружками. В комнатах весело застучали молотки: новоселы сколачивали нары. При этом все с нетерпением ожидали сообщений с западного фронта, но в тот день никто не получил никакой информации о том, что же там творится. Впрочем, хороших новостей оттуда быть не могло.
Вскоре жизнь в лагере вошла в нормальную колею. Советский начальник лагеря Коротков уважал чехословацкое внутреннее самоуправление, так же, как и раньше, согласно чехословацким уставам производилось ежедневное построение, назначались караулы и внутренний наряд, в пределах возможного проводились занятия и обучение рот, снова начала функционировать и офицерская школа.
Трубач Вацлав Коржинек, любивший и заботившийся о своей сигнальной трубе, словно мать о маленьком ребенке, начинал день веселой мелодией подъема: «Та-та, та-та, та-та, та, та». Вечером над городом разносилось лирическое: «Та-та-тада»
Когда Вацлав трубил сигнал к обеду, он всегда добавлял несколько аккордов из какой-нибудь народной песни, которая подсказывала бойцам, что они получат на обед. Например, когда труба выводила: «В горах сеют горох» всем сразу становилось ясно, что будет гороховая каша.
С питанием сначала были проблемы. Скромные порции не могли никого как следует насытить. Поэтому большинство членов группы, в том числе и офицеры, не упускали возможности выходить на разные работы за пределы лагеря, за которые давались специальные продуктовые пайки.
Каждый стремился извлечь пользу из того, что он умеет делать. Коротков, довольный тем, что в лагере есть представители многих специальностей, организовывал для них выполнение различных работ в городе.
Некоторые ездили на повал деревьев, другие штукатурили здания или выполняли малярные работы. Дочкал стеклил окна и чинил зонтики. Шмольдас, оказалось, неплохо разбирался в таком тонком деле, как ремонт и настройка пианино, Янко стал специалистом по швейным машинам. Еник, архитектор по образованию, принял участие в разработке проекта небольшой плотины на реке Каменке и сам принял участие в ее строительстве. Известный шутник и балагур Недвидек работал в пошивочной мастерской и шил для друзей куртки, чтобы они не ходили все время в казенных ватниках. Мах с Коржинеком стучали кувалдами по раскаленному железу в кузнице. А Ярош? Ярош, разумеется, чинил электрооборудование. И ездил с Квапилом в город за продуктами для лагерной кухни.
Часовых дел мастер Франек починил и запустил где-то в городе стоявшие уже десятки лет старинные башенные часы. Это не был бы Франек, если бы он полученные в качестве вознаграждения деньги не пропил все до последней копейки. Домой его пришлось везти на двуколке. Людям, которые участливо спрашивали, что с ним случилось, отвечали, что на него свалился колокол.
Открылся даже мелкий промысел: один обжаривал для продажи рыбу, другой продавал гренки. Кто-то установил, что листья на одном из деревьев в монастырском саду хорошо курятся и их можно использовать как табак. В течение нескольких дней все листья с бедного дерева были оборваны. Другому пришло в голову, что меню лагерной столовой можно разнообразить мясом галок и грачей, которые в несметном количестве гнездились на деревьях и в монастырских крышах. Начался массовый отлов птиц и несметное их количество сразу поубавилось.
Коротков, конечно, ужасно сердился, когда чехословацким ребятам приходили в голову подобные идеи. Хотя, в большинстве своем, они были оригинальными, но результаты их осуществления часто были далеко не смешными.
Увольнения в город управление лагеря не очень приветствовало. Пребывание чехословацких политэмигрантов в этом городе необходимо было держать в тайне. Но попробуйте объяснить молодым ребятам, которые уже целый год живут как попало, что им для нормальной жизни вполне хватит монастырской территории.
Разрешения на выход в город давались не чаще раза в месяц на два часа. Иначе за пределы лагеря выходили только те, кого посылали на какие-нибудь работы. Иногда все строем с песней ходили в кинотеатр, расположенный на центральной площади Суздаля. Там показывали советские и зарубежные фильмы. В фойе кинотеатра время от времени устраивались танцы.
Жизнь нельзя остановить, ребята посматривали на местных девчат, завязывали с ними знакомства. Ярош с Ломским начали ухаживать за двумя симпатичными девушками-агрономами. Девушку, за которой приударял Ярош, звали Клава. У нее были красивые льняного цвета волосы. В связи с тем, что Коротков был совершенно неприступен при выдаче увольнений, обитатели монастыря начали активно искать пути выхода за монастырские стены.
Группа землекопов, углублявшая траншею под канализационную трубу, прорыла одновременно под стеной узкий туннель, через который можно было легко пролезть взрослому человеку. Но Коротков быстро разгадал хитрость, и туннель пришлось зарыть. Естественно, это не остановило людей, жаждавших свободы. Самые смекалистые энергично искали другие возможности бесконтрольного выхода за пределы лагеря.