В то время как советские армии пожинали плоды успешного зимнего наступления, первые чехословацкие бойцы, прибывшие в приуральский город Бузулук, привыкали к суровому континентальному климату и интенсивной боевой учебе.
В конце января 1942 года в советских газетах было помещено воззвание к чехословацким гражданам чешской и словацкой национальности, чтобы они записывались в местных органах власти в чехословацкую воинскую часть. Текст воззвания передали также все советские радиостанции.
В Бузулук стали приезжать первые добровольцы. Некоторые из них изъявили желание вступить в части еще до того, как воззвание было передано гласности. Среди них были пожилые мужчины, пареньки, которые едва достигли совершеннолетия, а также женщины, иногда с детьми.
Добровольцы прибывали почти каждый день. У некоторых путешествие до Бузулука занимало несколько недель. Они были утомлены, ослаблены дальней дорогой. Мороз обжигал им лица, пробирался под одежду. Их размещали в казармах, которые покидали последние подразделения польской армии Андерса.
Каждый приезжавший отмечался сначала в приемном пункте, на улице Чапаева, дом 21. На всех добровольцев заводились анкеты, в которых указывались имя, год и место рождения добровольцев, военнослужащий он или нет, его звание, в каком он служил в армии, как попал в Советский Союз, где жил, чем занимался и так далее.
Прибыли также несколько венгров и немцев. Приемная комиссия отказалась зачислить их в часть. Тогда они обратились к командиру. Людвик Свобода попытался им объяснить, что чехословацкая часть будет воевать против немецких фашистов и она вследствие этого не может принять в свои ряды немцев. Но убедить их не было никакой возможности. Они антифашисты и также хотят сражаться против Гитлера! Командир вынужден был согласиться. Венгерские и немецкие антифашисты были приняты. Вновь прибывшие направлялись на призывную комиссию, эта комиссия рассматривала состояние здоровья добровольцев, их возможность к несению воинской службы в трудное военное время. Особенно критически члены комиссии относились к женщинам. Когда в приказе командира части появилась фраза: «Присваиваю женщинам, зачисленным в часть, звания свободника», то это можно было без всякого преувеличения назвать маленькой революцией в истории чехословацкой армии. В последний раз чешские женщины поступали добровольцами в армию 500 лет назад во время Яна Жижки.
Те, которые были призваны годными, получили английское обмундирование и все, что к нему еще полагалось, полевую фляжку, вещмешок, ремень, каску, нижнее белье, сапоги и еще бог весть что.
Их поселили в казарме, стоявшей на самом краю Первомайской улицы, откуда до реки Самары было рукой подать.
Недалеко оттуда, на Октябрьской улице, над одноэтажными приземистыми домиками горделиво возвышалось двухэтажное кирпичное здание с большими овальными окнами. Над входом в него висела доска с надписью: «Штаб чехословацкой воинской части в СССР».
Офицеры были размещены в разных местах на частных квартирах. Граждане Бузулука охотно предоставили им комнаты. Факт этот по достоинству может оценить только тот, кто знает, как трудно было найти в Бузулуке свободную комнатку. Ведь в городе жило почти в два раза больше жителей, чем до войны. Кроме рабочих, эвакуированных вместе с заводами, здесь находился и советский гарнизон, располагалось пехотное училище. Его курсанты, идя в строю, при встрече с нашими бойцами, приветствовали их песней:
Наша школа, школа командиров,
Командир задачу задает
А наши ребята в ответ запевали:
С веселой песней
Мы пойдем сражаться за свою землю,
Нас никто не одолеет,
Мы тот самый храбрый чешский полк
Или другую: «Травка зеленая, у наших казарм стоят ночью часовые» С удовольствием бойцы пели и русские песни «Москва моя, любимая», «Широка страна моя родная» И этим они завоевали сердца бузулучан, которые сначала, надо честно признать, поглядывали на чехословацких военнослужащих с недоверием. Здесь о чехословаках сохранились печальные воспоминания старожил со времен гражданской войны, когда в этих местах орудовали чехословацкие легионеры, вовлеченные в мятеж против большевиков.
3
В конце января 1942 года дождалась наконец отъезда из Оранок и группа командиров. На станцию для них были поданы два удобных вагона. Во время езды улыбающиеся проводницы разносили чехословацким командирам чай и хлеб. Вагоны прицепляли к разным составам, путь в Бузулук длился несколько дней, потому что преимуществом закономерно пользовались поезда, шедшие к фронту.
На перроне Куйбышевской станции, забитой поездами и людьми, их приветствовал посол Фирлингер с членами военной миссии. На несколько часов вагоны были загнаны в тупик, будущим чехословацким командирам дали возможность осмотреть Куйбышев, бывшую купеческую Самару.
5 февраля ранним утром поезд остановился у деревянного здания бузулукского вокзала. Восемьдесят восемь человек, с любопытством озираясь по сторонам, вышли из хорошо натопленных вагонов на трескучий мороз. Они были дома, в своем новом городе.
Вокзал тогда еще находился не в самом городе, а чуть поодаль. Чехословаки построились в колонну и пошли по притоптанному снегу, обозначавшему дорогу. Впереди показались сани. Когда они подъехали ближе, все увидели сидящего в них подполковника Свободу в белом полушубке и шапке-ушанке.
Он радостно обнял Бедржиха, шедшего во главе колонны. Колонна продолжила путь между низкими деревянными домиками с шапками снега на крышах. Всеобщее удивление вызвал верблюд, впряженный в сани, чинно шагавший по улице. Может быть, многие в этот миг подумали с сожалением: «И куда же нас забросила судьба: в такую-то даль от дома! Как мы будем жить в этом старинном деревянном городке?». Они испытующе рассматривали на тротуарах одиноких пешеходов. Никто не помахал им рукой, никто не улыбнулся.
Может быть, многие из них испытали легкое разочарование. Бузулук не принадлежал к тем городам, которые сразу поражают своим великолепием и благоустройством. Он более походил на большую многонаселенную деревню. Основал его здесь, у слияния рек Самары и Бузулука, в 1736 году царский поручик Бахметьев. Городок выполнял роль крепости от набегов диких кочевых орд. Пять лет в нем хозяйничал атаман казацкого повстанческого войска Емельяна Пугачева. Однажды городок выгорел до основания, но затем снова поднялся из пепла. Бузулук стоял на оживленном торговом пути. По Самаре плыли купеческие корабли в Оренбург и дальше к Волге. В прошлом столетии царь отправлял сюда в ссылку революционеров. И только социалистическая революция разбудила городок от вековой спячки, однако новая жизнь еще не успела изменить его древний лик.
Прежде всего командиров поселили. Часть их расположилась в столовой во дворе штаба, остальные нашли приют в казарме. И конечно, они сразу же надели почти непоношенное обмундирование английского образца.
В тот день после долгих двух лет выматывавших ожиданий, рождавшихся и умиравших надежд они стали настоящими солдатами. Настала минута, которую они так долго ждали, что некоторые уже перестали верить, что такой миг когда-нибудь придет. Униформа была сшита из мягкой шерстяной ткани цвета хаки. Тот, кто работал над ее покроем, наверняка знал, что идет и нравится ребятам: рубашка, брюки с накладными карманами. Офицеры, кроме этого, получили еще брюки галифе из хорошего корда бежевого цвета и канадские ботинки со шнуровкой почти до самых колен. Когда бойцы надели под них теплое шерстяное белье, а сверху шинель, пододели под шапки или под плоские английские каски вязаные шлемы, то в такой одежде свободно можно было выходить на трескучий бузулукский мороз. Вот только ботинки были камнем преткновения. Крепкие, ладно сшитые, они все же более подходили для египетской пустыни. По металлическим шурупам, которыми крепилась подошва, холод быстро проникал к ступням и пальцы коченели, несмотря на несколько пар носков и обмоток. Потом хитрые головы придумали оборачивать ступни газетной бумагой, но и это мало помогало. Но все это будет позднее, а теперь ребята с радостью застегивали бесчисленные пуговицы и пряжки портупеи и ремня.
Ярош, стоя перед открытой створкой окна, залихватски сдвинул пилотку к левому уху. Да, он будет ее носить вот так. Потом прошелся по комнате, не жмут ли новые ботинки. Нет, все в порядке Он снова посмотрел в стекло, с едва заметным признаком тщеславия полюбовался блеском трех больших латунных звездочек на каждом из погонов. Все были недавно повышены в звании. И офицеры и сержанты. Надпоручик Ярош! Неплохо звучит.
4
Разумеется, казармы сначала надо было привести в порядок: продезинфицировать, здесь и там что-то подправить, отремонтировать, выскоблить полы, раздобыть матрацы, одеяла
Через два дня после приезда организационного ядра из Оранок начали работу приемная и призывная комиссии. В Бузулуке уже было записано 214 добровольцев. Постепенно жизнь батальона входила в нормальную колею, становилась полнокровной, подразделения регулярно пополнялись людьми. Первая рота командир надпоручик Ярош, вторая надпоручик Лом, третья надпоручик Янко, пулеметная надпоручик Дочкал, противотанковая надпоручик Рытирж, минометная надпоручик Кудлич, саперная рота надпоручик Згор, мотоциклетная рота надпоручик Коваржик, рота связи штабс-капитан Коутны
Однако это совсем не просто делать из добровольцев настоящих солдат, а из солдат взводы, роты, батальон, да еще запасную роту.
В это время как раз ударили сильные морозы. У печек было хорошо, но в поле иногда не было никакого терпения. Бойцы отмораживали щеки, кончики носов. Им приходилось смотреть друг за другом, сигнализировать обморожения. Тогда рьяно начинали тереть побелевшие места рукавицами и снегом. В такое время десять минут занимались плановой подготовкой, а следующие десять минут солдаты и офицеры разогревались бегом трусцой и физическими упражнениями Иногда из-за большого мороза полевые занятия вообще отменялись.
Следует добавить, что, несмотря на холода, приходилось экономить дрова. Ночью печи не топили. Бойцы поверх одеял накрывались шинелями, на головы надевали вязаные шлемы. К утру стены покрывались инеем, стекла окон изнутри обрастали снегом.
Дрова для отопления приходилось добывать в лесу у Колтубанки. Это означало валить деревья, свозить их на пилораму, пилить Хорошая работенка для мужчин. Кто еще мог ее делать, когда в Бузулуке кроме бойцов остались только женщины, старики и дети?
Следующая трудность: в батальоне пока что не было достаточно оружия. Всего лишь несколько винтовок и наганов для караульной службы. В марте, едва началось обучение, в ротах изготовили деревянные макеты винтовок. На время стрельб одалживали винтовки и пулеметы.
Временами кое-кто роптал на еду. Три дня-де подряд одна рыба, кашей замучили, а мяса совсем мало дают
Советский тыл руководствовался одним лозунгом: «Все для фронта! Все для победы!» Этот лозунг имел силу закона, которому подчинялись все.
Но проблемы с материальным обеспечением не самые главные трудности. Труднее всего воспитать людей, сделать из них боеспособных, дисциплинированных солдат. Офицеры ведут об этом разговоры в столовой перед ужином:
Ужасно разношерстный состав в нашем батальоне. Возраст солдат колеблется от шестнадцати лет до шестидесяти. Да еще женщины. Это вам не призывники, которых можно причесать под одну гребенку. От всех какого-то одного результата не потребуешь. А стоит только как следует приказать, как тут же натыкаешься на отговорки, спекуляции, хитрости. Как научить их думать по-военному вот вопрос? Мне кажется, что этого можно добиться только последовательностью, основательностью подготовки и дисциплиной.
Ты имеешь в виду муштру? Вряд ли верный подход. Дисциплина должна основываться на сознательности и добровольности
Добровольность! Ха! Вы идеалист! Превращение занятий в шуточки, паясничание и политизирование вот она эта ваша добровольная дисциплина на практике. И так слишком много дебатов: чего бы не должно быть, а что должно быть
В спор вмешался Ярош:
После окончания занятий наступает свободное время, и пусть каждый занимается тем, чем хочет. Это меня не интересует. Но во время занятий конец всяким шуткам. Все должны заниматься только делом.
А после занятий ты, значит, разрешишь и заниматься всем, чем угодно? Митинговать, критиковать, подрывать тебе авторитет?
Ярош встал и отрубил:
Все это болтовня. Мой авторитет никто подрывать не будет. Из тех людей, которых дали мне в подчинение, я сделаю хорошую пехотную роту. Если я дам моему солдату приказ, то он его обязательно выполнит. А думать он может все, что хочет. И политиковать у меня никто не будет.
Если солдат не представляет четко, за что он сражается, то это, по-моему, плохой солдат, даже если он выполняет приказы, бросил мрачный поручик Франк. Ярош резанул его взглядом, набрал в легкие побольше воздуха, как будто собираясь возразить, но потом выдохнул через нос задержанный воздух и промолчал. Он только поджал и вновь расслабил губы, размышляя над сказанным Франком.
Так ты утверждаешь, донеслось с конца стола, что наши солдаты не знают
Не знают, твердо сказал Франк. Идите и послушайте их.
5
Бойцы действительно не имели четких представлений о будущем. Чехи из Чехии, из Моравии, чехи с Волыни и чехи, проживавшие в Советском Союзе, которые по-русски говорили гораздо лучше, чем по-чешски, словаки, закарпатские украинцы, люди всевозможных профессий и политических убеждений, католики, протестанты, атеисты, евреи Среди бойцов были и венгры, поляки, немцы. Эмигранты и постоянно проживавшие в Советском Союзе. Коммунисты и антикоммунисты, индифферентные в политическом плане элементы. Военнослужащие и гражданские лица. Мужчины всех возрастных категорий. Женщины Этой пестрой смеси человеческого материала никто до сих пор не объяснил, на что, собственно, нацелено движение Сопротивления. Куда едет тот поезд, в который они сели? Какой будет новая Чехословацкая республика? Такой же, какой она была до войны? Нет, она должна быть лучше, справедливее. А будет ли вообще существовать самостоятельная Чехословацкая республика? Необходимо было также, чтобы бойцам и командирам кто-нибудь доходчиво объяснил, какой, собственно, смысл имеет формирование чехословацкой части здесь, в Бузулуке? Почему каждое утро они должны вскакивать с кроватей в шесть часов утра, зачем на морозе нужно отрабатывать повороты на месте и в движении и отрабатывать ружейные приемы с деревянными винтовками, уподобляясь маленьким детям? Да и что смогут сделать на таком огромном фронте, протянувшемся от Балтийского до Черного моря, несколько сотен чехословацких солдат? Кое-кто поговаривает, что чехословацкая часть отправится вслед за поляками куда-то на Средний Восток. Правда ли это? Никто не знает.
Напрасно командир батальона на совещании офицеров категорически заявляет: «Я запрещаю политические дебаты, споры, критику командиров в ротах!» Под колпаком воинской дисциплины и порядка продолжают бушевать страсти. Чехам, имеющим советское гражданство, противно обращаться к офицерам: «Пан поручик, пан штабс-капитан» Они привыкли употреблять слово «товарищ». Многие из них служили в Красной Армии. И вот теперь они были вынуждены вживаться в буржуазные порядки. Даже коммунисты из числа политических эмигрантов, приехавшие сюда из разных мест, раздумывают, правильно ли они поступили, вступив в часть, в которой командуют буржуазные офицеры, подчиняющиеся чехословацкому генералитету в Лондоне? Они тайно собираются, как заговорщики, советуются, устраивают собрания.
Почти все смотрят на офицеров сквозь пальцы. Их считают преторианской гвардией буржуазии, которая должна обеспечить лондонскому правительству Бенеша захват власти на освобожденной территории. Офицеры же, в свою очередь, видят в своих критиках подрывные элементы, которые хотят захватить часть и большевизировать ее.
Возникает двустороннее недоверие, даже вражда, которая порождает дискриминацию коммунистов на призывной комиссии и придирки во время занятий.
Но Клемент Готвальд уже подписал директиву для коммунистов бригады:
«Коммунисты должны содействовать созданию и укреплению действительно народного единства всех бойцов чехословацкой бригады без всякого различия Они должны быть примером дисциплинированности, уважительного отношения к начальникам быть лучшими в овладении всеми видами оружия и заслужить себе таким образом всеобщую признательность и назначение на ведущие должности в чехословацкой бригаде»
К этому времени в Бузулуке добился значительного авторитета известный коммунист доктор Б. Врбенский, который, уже будучи коммунистом, был назначен членом Государственного совета. Он получил звание майора и как член чехословацкой военной миссии часто приезжал к бойцам в Бузулук. Он говорил им: