Больше всего его выводила из себя латынь. Зачем ему изучать язык, на котором ни один народ не говорит?! Ни врачом, ни аптекарем он становиться не собирается Он вдалбливал себе в голову: laudabo буду хвалить, laudabis будешь хвалить, laudabit будет хвалить, laudabimus, laudabitis, laudabunt С ума можно сойти от скуки!
Когда учитель латинского языка входил в класс, можно было услышать жужжание мухи на окне, такая стояла тишина. Потом уничтожающим взглядом он обводил гимназистов, склонивших головы над партами.
«Что является признаком конъюнктива глаголов первой конъюгации? Ярош, отвечайте. Не знаете? А ведь мы говорили об этом. Очевидно, вы не удосужились открыть соответствующую страницу учебника. Laudem. Что это означает, Ярош? Естественно, вы не знаете. Переведите мне предложение: Amemus patriam nostram et diligentia laboremus. Вам это ни о чем не говорит? Ну что ж, садитесь, Ярош».
Кончилось все это катастрофой. После уроков Ярош невесело шел домой с ведомостью, в которой напротив латинского языка стояла двойка. На собрании преподаватель латинского языка настоял на том, чтобы Ярошу поставили двойку, и все сошлись во мнении рекомендовать Ярошу оставить гимназию. Директор горестно кивал головой: на что надеется этот пан Ярош? Неужели он, машинист паровоза, хочет выучить своих детей?
4
Ну и ладно. Гордость не позволила Отакару упрашивать директора гимназии оставить его в гимназии. Он пошел в четвертый класс городской школы и, закончив его, получил возможность продолжать свое образование.
Потом он начал проникать в теорию и практику электротехники. Кто знает, почему он избрал именно эту специальность. Машины привлекали его с детства: он с интересом наблюдал за работой паровозов и кранов. Иногда бегал на железную дорогу к отцу. Мать в таких случаях волновалась: «Как бы под поезд не попал»
На станции он терпеливо ждал, когда с грохотом подъедет отцов большой черный паровоз и со скрипом затормозит, окутанный облаками пара. Из вагонов повалит народ. Продавцы на перроне многоголосо закричат:
Пиво!
Лимонад!
Горячие сосиски!
Перескакивая через рельсы, Отакар бежит к локомотиву, который отдыхая, шипит паром. Отец, счастливо улыбаясь, с закопченным лицом, в промасленной фуражке, сдвинутой на затылок, высовывается из овального окошка будки машиниста. Открывает дверку:
Иди, иди сюда, Отоуш! Как там мама? спрашивает он и вытирает руки клубком хлопчатобумажных ниток. А с ребятами все в порядке?
Мальчик поднимается вверх по узким железным ступенькам. В локомотиве множество интересных вещей. Манометр. Водомер.
Это для чего, папа?
Это тормоз.
А за что надо потянуть, чтобы паровоз поехал?
Вон за тот рычаг, показывает с улыбкой отец.
Это гудок, смеется паренек. Можно погудеть?
Не ожидая ответа, он берет рукой проволочное кольцо на цепочке и тянет вниз. Над крышей будки раздалось громкое гудение.
Хватит! кричит отец.
Чумазый кочегар пошевелил широкой лопатой угли в топке, пышущей жаром, выпрямился, на черном вспотевшем лице обнажились в улыбке белые зубы:
Да из тебя выйдет настоящий машинист! Но начать ты должен с топки и котла. Иди сюда, попробуй. Он подает ему лопату. У Оты силенка есть, он зачерпывает полную, с верхом, лопату угля, пружинисто сгибает колени и резко бросает уголь в пламя.
Можешь поддать пару, хвалит его кочегар, а отец Яроша сияет от удовольствия.
Это было несколько лет назад. Теперь Отакару уже семнадцать.
Почему же он не захотел стать машинистом, а пошел учиться натягивать провода, менять предохранители, укрощать электрический ток, чтобы он служил людям? Наверное, ему понравилось, что это такая кропотливая, тонкая работа, которая поддается только человеку с думающей головой и ловкими пальцами. Оказывается, у Оты есть и то, и другое. Иногда, правда, ему приходилось туговато по математике и физике, но в целом он успевает хорошо. В цехе мастер ставит его в пример остальным.
Мирек Гавлин вспоминает, вытаскивая из коробки фотографии тех лет. Вот этот симпатичный парень с волнистыми волосами, разделенными пробором, Отакар Ярош. Он сфотографировался на стадионе вместе со студентами-футболистами и профессором Шарой. Расстегнутый пиджак, рубашка с открытым воротом. Он всегда был прилично одет, аккуратен, в чистой рубашке, на брюках стрелки после основательной глажки, волосы причесаны. Каждый день он приезжал в Прагу из Мельника с Пепиком Гольцем. А после окончания занятий спешил на обратный поезд. Задерживался он в Праге редко, в основном, когда проводился интересный футбольный матч. Против футбола он не мог устоять. Но по-настоящему дома он чувствовал себя только в Мельнике, где в спортивном клубе «Сокол» занимался греблей, играл в футбол и хоккей.
Пойдем с нами, посидим где-нибудь, звал его сколько раз Мирек, игравший тогда в команде «Богемия» и имевший в связи с этим кое-какие деньги.
Нет, ребята, я не пойду. Не хочется. Ну пока, мне пора.
Может быть, ему действительно не хотелось идти в питейное заведение, но ясно одно, у Оты никогда не было лишних денег. На подобные развлечения Яроши, конечно, средств не имели. Отец был рад, если на свои зарабатываемые ежемесячно тысячу четыреста крон ему удавалось накормить многочисленную семью и купить кому-нибудь обновку. Тем более, часть заработной платы Яроши должны были отдавать за домик, который они построили, взяв ссуду у кирпичного завода. Ота во время каникул подрабатывал электротехником. Он ездил по селам, ремонтировал электропроводку, электромоторы и вообще все, что было связано с электричеством. Но он все равно не зарабатывал столько денег, чтобы у него появлялось желание прокутить их где-нибудь в ресторане или трактире.
Годы бежали как влтавская вода, спешащая на встречу, с водами Лабы у Мельника. В 1933 году студентам выдали последнее свидетельство об окончании школы (школа давала несколько специальностей). Учеба кончилась, начиналась трудовая жизнь. Сокурсники разошлись, каждый пошел по жизни своей дорогой.
Через год служба в армии. Мирек Гавлин с черным чемоданчиком, какие в то время обязаны были иметь при себе призывники, в июле был направлен для прохождения службы в Словакию, в Трнаву. Как специалиста высшей квалификации по электротехнике его зачислили в 3-й батальон связи. Во дворе казармы среди толпы новичков, сверкающих своими остриженными головами, ему в глаза неожиданно бросился широкоплечий парень со знакомым орлиным профилем. Это же Ярош! Мирек бросился к старому другу:
Ота, дружище, как ты здесь очутился?
Мирек! Вот так встреча! Друзья обнялись.
А теперь перенесемся на минуту на десятки лет вперед. Мирослав Гавлин, бывший технический директор, а теперь пенсионер, по которому и сейчас видно, что он длительное время занимался спортом, рассказывает:
«Я был во второй роте, а он в третьей. В Трнаве мы в течение года учились вместе в школе унтер-офицеров. Меня притягивал футбол, и я начал играть за «Трнаву». Руководители клуба договорились с командиром и у меня стало больше свободного времени. От участия в матчах мне перепадали кое-какие деньги, ребята старались держаться возле меня, ну, а с Отакаром у нас была крепкая дружба. Когда мы с компанией шли в пивную, я, разумеется, платил. Ота играл за «Трнаву» в хоккей. Он был одним из лучших спортсменов батальона. Особенно он был силен в легкой атлетике и гимнастике. Однажды в полку были проведены соревнования по атлетической гимнастике. Он, конечно, выступил на них от нашего батальона и показал отличный результат. Вот он на фотографии.
Из Трнавы нас обоих послали в школу офицеров запаса. В Турнов. Ота был десятником. Вот посмотрите его на этой фотографии военным. Правда, шла ему форма? Ему сразу понравилась военная жизнь. Марши, учения, он как будто был создан для этого. И, естественно, его успехи были хорошо видны со стороны.
Отличный парень. Девушки к нему так и липли. Был у нас один командир, поручик по имени Гронек. Ужасный задавала. Все кичился перед нами своей силой. Однажды он предложил побороться Ярошу, заявив перед этим, что в классической борьбе ему нет равных в школе. Но тут нашла коса на камень. Ота принял предложение и положил поручика на лопатки. Ходили мы и на танцы, ухаживали за местными дамочками. Гронек бывал там с какой-то девушкой, и вы знаете, так получилось, что Ота отбил ее у него. Я ведь вам говорил, что он нравился девушкам. Поручик страшно разозлился, но сводить с Отой счеты не рискнул.
Наступил тридцать шестой год, отношения с Германией у нас начали портиться и в армию стали призывать офицеров запаса. Ота подал рапорт. Солдат душой и телом, он не мог оставаться в стороне, когда родине грозила опасность. Его направили в Границкую академию. С тех пор я надолго потерял его из виду. Пока не получил то самое приглашение»
5
Август 1937 года. По плацу Границкой военной академии разносятся четкие команды. Стоящие в строю новоиспеченные поручики застыли по команде «смирно». Ребята как на подбор, в хорошо подогнанной новой офицерской форме. На погонах золотом сверкают пуговички и звездочки. На голубом безоблачном небе сияет солнце, его лучи играют на саблях и музыкальных инструментах военного духового оркестра.
Кто-то высоким сильным голосом читает слова военной присяги.
«Клянемся», раскатывается мощно по плацу. В стороне теснятся толпы зрителей. Родители, родственники, жены, невесты.
Вон там наш Ота, мама, видишь его?
Тринадцатилетний Зденек, самый младший из братьев Отакара, приехавший с мамой на это торжество, поднимается на цыпочках, чтобы ничего не упустить.
Я знаю, шептала мать. Ее повлажневшие глаза уже давно нашли и рядах молодых офицеров широкие плечи сына, его возмужавшее лицо, затененное козырьком фуражки. Все-таки он добился своего. А как ему идет офицерская форма! Главное, чтобы он был счастливым.
Желание стать военным оформилось у него только после призыва на действительную службу.
Разумеется, мы, как и все мальчишки, играли в детстве в войну, рассказывает спустя много лет брат Отакара Иржи, но я не скажу, что эта игра нравилась ему больше других. Однако кое-какие данные, важные для военной службы, у него проявлялись уже тогда. Он, например, был смелым и хорошо умел переносить боль
Однажды Ота, которому было тогда одиннадцать лет, пришел домой с лицом, залитым кровью. На него было страшно смотреть. Во время уличных ребячьих баталий ему попали камнем в голову и рассекли кожу до самой кости. Годом старше Ирка, увидев рану, чуть не потерял сознание от страха. Отакар вытер рукой кровь, которая бежала по лбу, и бросился к брату:
Иржичек, Иржичек, не бойся! Мне совсем не больно, клянусь тебе!
Армия позволила Отакару заниматься всем тем, что он особенно любил: электротехникой, спортом. Она привила ему сознание гордости защитника родины. При этом она дала ему еще элегантную офицерскую форму. И это тоже имеет свое значение, ибо форма дает право командовать и приказывать. Армия поставила его на довольно высокую ступень общественной жизни, гарантировала ему определенное положение и давала возможность надеяться на карьеру, ведь он был честолюбив. Он наверняка советовался со своим дядей по материнской линии Франтишеком Конопасеком. Дядя по образованию был учителем, но когда началась первая мировая война, его призвали в армию кадетом. На фронте он не долго думая сдался в плен русским и вскоре вступил в чехословацкий легион. Он хотел сражаться против Австрии за самостоятельное чехословацкое государство. С войны он возвратился только в двадцатом году, как и все другие обманутые легионеры, втянутые реакционным чехословацким правительством в контрреволюционный мятеж против Советского правительства. А так как он был хорошим и храбрым солдатом, то ему предложили продолжить службу в армии.
Франтишек Конопасек дослужился до полковника. Ота не мог глаз оторвать от дяди, когда с ним встречался. А как ему нравилась его зеленая форма с четырьмя звездочками на обшитых золотом погонах и с разноцветными орденскими планками. Будучи мальчиком, он, бывало, с раскрытым ртом слушал рассказы дяди о своих военных приключениях. Конопасек твердо ему сказал: «Советую тебе, пока есть возможность, остаться в армии. Подавай заявление в академию. Через год станешь поручиком. Из тебя получится хороший офицер, а нашей армии нужны хорошие офицеры».
Полковник Франтишек Конопасек сам был хорошим солдатом и офицером, настоящим патриотом своей родины. Когда в Чехию вторгнутся нацисты, он без колебания включится в антифашистскую подпольную борьбу. Потом он будет арестован и казнен. Отец троих детей Если бы он даже знал свою дальнейшую судьбу, он все равно бы поступил так же: он помнил свою обязанность, свой долг чехословацкого офицера и патриота.
Отакар Ярош, таким образом, решил идти по его стопам. У него для этого есть, бесспорно, все предпосылки. Командир учебной роты майор Госбауэр записал в его личное дело следующее:
«Инициативный, добросовестный, иногда даже слишком добросовестный, способный, мыслит логично, физически всесторонне развит, тщательно следит за своим внешним видом, хороший педагог».
Пройдет четыре года, и другой командир, подполковник Людвик Свобода, далеко отсюда, в городе Суздале, напишет новую характеристику:
«Интеллигентный, рассудительный, морально выдержанный, честолюбивый, инициативный, способен самостоятельно принимать решения, не боится ответственности, добросовестный, отличный офицер. Оказывает на подчиненных положительное влияние».
Так написано в его новом личном деле.
Между этими двумя записями лежит огромное расстояние, время и тяжелые испытания, которые подтверждают все, что в них сказано. А между тем скоро придет самое тяжелое испытание
ПРИСЯГА
1
Не успели бойцы оглянуться, как рождестве прошло и наступило время прощаться со старым, 1942 годом и встречать новый, 1943 год. Что он им принесет?
27 января 1943 года 1-й чехословацкий отдельный пехотный батальон построился с оружием перед казармой на Первомайской улице Бузулука. Бойцы батальона получали знамя и принимали присягу.
Стоял трескучий мороз. Деревья и заборы палисадников покрылись снежным инеем. Солдаты в выкрашенных в белый цвет касках негромко переговаривались, стоя перед трибуной. Выдыхаемые облачка пара, оседая, серебрили воротники их шинелей. Мороз пощипывал ноздри, лица солдат разрумянились, глаза блестели от волнения. С трибуны говорил депутат парламента Фирлингер. В морозном воздухе звучали слова, которые разжигали огонь в их сердцах: Сталинград, борьба бок о бок с Красной Армией, победа, родина
Начальник штаба надпоручик Ломский скомандовал пронзительным голосом:
Первый пехотный батальон Смирно! Оружие на кра-ул!
Точно заученными движениями винтовки взлетели вверх. Ладони глухо ударили о приклады, и солдаты застыли с согнутыми на уровне груди руками. Они словно превратились в гранитные изваяния.
Из группы гостей вышел председатель городского Совета Герасимов. Он подошел к строю и неторопливым, выразительным голосом заговорил о том, что жители Бузулука с интересом наблюдали за жизнью чехословацких солдат, как они готовятся к борьбе против общего врага. Теперь с таким же интересом они будут следить, как чехословацкие бойцы будут воевать на фронте вместе с Красной Армией, с советским оружием в руках.
Белый флаг с государственным гербом и надписью: «Правда победит» свисает красивыми складками к древку, к наконечнику которого товарищ Герасимов привязывает ленту. На ней вышиты слова: «Смерть немецким оккупантам». Это подарок бузулукских женщин.
Полковник Свобода четким шагом подошел к знамени, склонил голову в белой ушанке и поцеловал его угол, обшитый красными и голубыми клиньями материи. Потом он обеими руками взял древко из рук начальника чехословацкой военной миссии полковника генерального штаба Гелиодора Пики и отдал его высокому и статному знаменосцу четаржу Шафаржику, сопровождаемому почетным караулом.
Приклады винтовок с глухим стуком опустились на утоптанный снег. Командир взошел на трибуну, раскрыл папку и начал читать слова присяги:
что никогда не покинем своих войск и отдадим, если потребуется, свои жизни за свою родину и ее свободу. Клянемся, что будем хранить друг к другу любовь и верность, никогда не покинем товарища в минуту опасности, будем сражаться с врагом так, как нам велит честь солдата и обязанность гражданина.
В то же мгновение над строем поднялся лес рук, и весь батальон как одним голосом отозвался:
Клянемся!
К этому времени мороз стал еще сильнее. Природа как бы вознамерилась проверить, на что годны эти солдаты. У бойцов стынут подбородки и щеки, краснеют носы. Командир отдал приказ к торжественному маршу. Разнесся топот кованых сапог. Первая рота во главе с надпоручиком Ярошем выходит на прямую; парни старательно ударяют каблуками по снегу, желая показать собравшимся строевую выправку. Но где же музыка? Дирижер батальонного оркестра взмахнул палочкой, музыканты заиграли «Направление Прага», но музыкальные инструменты отказываются звучать как положено. Вместо радостных чистых звуков в морозном воздухе поплыло что-то нестройное и умирающее, и только подвывание кларнетов сохраняет еще какое-то подобие мелодии. Сокрушенные музыканты беспомощно надувают щеки. Губы их примерзают к мундштукам. Они не могут извлечь нужные звуки и поэтому прекращают играть один за другим. И вот наконец только один барабан поддерживает ритм шагов.