Но чехословацкие солдаты уже знают этот зловредный мороз и совсем его не боятся. Пусть себе свирепствует. Они пройдут торжественным маршем и без музыки.
Надпоручик Ярош оглянулся на свою роту и крикнул командирским голосом:
Направление Прага!
Бойцы поняли, чего он хочет. Держа равнение на трибуну, они набрали в легкие побольше воздуха, и вся округа огласилась громким пением:
Через пожарища, через кровавые реки
Идут непоколебимо вперед полки мстителей.
На нашей стороне сердце, право, время,
Мы идем вперед как грозный вал мщения
А другие роты подпевают:
С потомками славных русских богатырей
Внук гуситов идет плечом к плечу вперед.
Мы надежда и защита рождающегося мира,
Мы первооткрыватели новых дней
Они вложили в пение всю свою решимость и воодушевление. Песня разгорячила воинов, трескучий мороз сразу как бы отступил.
Сначала перед командиром, почетными гостями и толпой восторженных бузулукцев прошли пехотные роты. Бойцы, гордые, стройные, твердо сжимали приклады своих винтовок, сделанных из уральской стали. Потом продефилировали разведчики Сохора в белых маскировочных халатах. Пробежали рысью мохнатые лошадки, запряженные в сани с пулеметами. Это были пулеметчики надпоручика Лома. Стрелки из противотанковых ружей и заряжающие несли на плечах свое длинноствольное оружие. Вслед за ними промаршировали минометчики, потом проехал взвод противотанковых пушек. Затем перед трибуной гордо прошествовали румяные девчата. За ними связисты и саперы Самым последним прошел музыкальный взвод. И хотя инструменты музыкантов на морозе дали осечку, теперь их полностью компенсировали мощные голоса, несущиеся навстречу реющему знамени.
Мы уже до конца останемся вместе,
Верный страж счастья, мира и свободы.
Еще тогда, в 1938 году, вот так же надо было идти в бой. Ведь в патриотизме и тогда недостатка не было, так же как и в оружии.
2
Неполный год прослужил поручик Отакар Ярош после окончания академии, занимая должность командира взвода связи в Прешове, когда на политическом горизонте зловеще сгустились темные тучи. Все предвещало сокрушительную бурю.
12 марта 1938 года части германского вермахта приступили к захвату соседней Австрии. Стратегическое положение Чехословакии сразу значительно ухудшилось. Ее границы с Германией стали длиннее. Нацисты могли теперь ударить в мягкое подбрюшье республики в направление равнинной Южной Моравии, где оборонительный план страны не предусматривал строительство таких укреплений, которые возводились на границе с Германией.
Европа молча стерпела очередной наглый выпад немецких фашистов. Одна только Москва заявила решительный протест. А Чехословакия? Она даже не попыталась объявить мобилизацию, чтобы хотя бы дать понять, что в случае необходимости будет защищаться.
Отакар Ярош тогда не мыслил категориями офицеров генерального штаба и, может быть, не осознавал стратегические последствия насильственного присоединения Австрии к германскому рейху, но он, конечно, видел, как растет агрессивность нацистов, а вместе с ней и наглость фанатично настроенных немцев в чешском пограничье. Ему уже пришлось это испытать в прошлом году в отпуске, когда он был в Северной Чехии. В поезде, на улицах, в ресторанах и магазинах всюду немцы вели себя дерзко, воинственно. Они давали понять, что в Судетах господами являются они. На улице в Хебе к нему с угрожающим видом подошли три подростка в белых гольфах. Полицейский, стоявший поблизости, предпочел скрыться, чтобы не вмешиваться в драку. Ярош покраснел от гнева, схватил за грудки того, который стоял к нему ближе всех и рывком отбросил его в сторону. «Прочь с дороги или» сквозь зубы процедил он. Двое других сразу присмирели и расступились. Вот так-то надо с ними, а не уступать и позволять им бесчинствовать.
В апреле Генлейн выдвинул свои Карлово-Варские требования. Они были специально составлены так, после совещания с Берлином, конечно, чтобы чехословацкое правительство не смогло их принять. Немцы хотели ни много, ни мало создания собственной республики в республике. И правительство еще ведет с ними переговоры! Это раздражало Отакара Яроша больше всего, хотя обычно он мало интересовался политикой.
Программы политических партий его не занимали. Свары в парламенте, взаимные оскорбления политических партий он считал излишней возней, которую, к сожалению, приходится терпеть в демократическом государстве. Президент, правительство, государство, армия, родина стали в его глазах гораздо выше всего этого, как гранитные стены, окружающие Памятник освобождению на Жижкове. Ему не приходило в голову спросить, чье это государство и кому служит армия? Он любил родину. Но он не знал, что у миллионеров Прейса, Печека одна родина, а у всех простых людей, как его мать и отец, родина другая. Он верил, что государство родилось по воле чехословацкого народа, который объединяет всех чехословаков, в том числе и его. Так его учили дома, в школе, в обществе «Сокол» и в армии республики. Впрочем, он не был единственным человеком, кто в это верил.
В часы культурно-просветительских занятий он часто слышал: «Судьба нашей прекрасной родины находится прежде всего в ваших руках, на вас смотрит весь наш народ как на своих защитников. Будьте же героями, достойными такого высокого доверия. И не только в дни опасности, когда родина и народ призовут вас к делам героическим. В боях за наше освобождение принимали участие простые люди из народа. Их героизм помог освободить нашу родину и наш народ от векового унижения Любите свою родину как самую дорогую страну мира. Никакие жертвы ради нее не будут напрасными! Если вы будете руководствоваться этими принципами в жизни как настоящие граждане, то каждый из вас станет героем, которым будет гордиться не только родина, но и народ»
Отакар Ярош был одурманен этими идеями, как и большинство других офицеров. Их учили также не доверять коммунистам, потому что они-де разлагают республику и ее армию. Его только настораживало то, что как раз именно коммунисты требовали принятия самых решительных мер против нацистов. Того же, чего желал и он сам.
Он знал, что в республике не все в порядке. Знал, что существуют непреодолимые преграды, которые разделяют, например, машиниста паровоза и начальника станции, директора гимназии, нотариуса, аптекаря, доктора или хозяина ресторана, торговца, фабриканта и помещика Он знал различие между обращением пани и сударыня Однако он верил, что демократия позволяет каждому, у кого есть соответствующие способности, стать тем, кем он хочет быть. Разве сам он не является доказательством этого? Ведь он из простой семьи, а стал офицером. Если хотите, господином.
Отакар был горд достигнутым в обществе положением. Когда он приезжал в Мельник в форме, то вышагивал по главной улице стройный, рослый, элегантный. На левом бедре сабля, правая рука без перчатки готова в любую минуту подняться к фуражке для приветствия, каблуки звонко стучат по мостовой. Его окружал ореол славы и уважения. Плохо было военнослужащему низшего звания, который его не приветствовал как положено. Он немилосердно отчитывал его где бы то ни было. Нет, он меньше всего хотел рисоваться перед окружающими, просто он считал это своей обязанностью, потому что «офицер, как его учили в академии, должен быть примером аккуратности и добросовестности, образцом хорошего поведения на улице и в иных общественных местах. Он не имеет права давать никаких поблажек, когда речь идет о нарушении воинской дисциплины».
Его беспокоили и межнациональные трения, свидетелем которых он был в Словакии. То античешское настроение, которое сумели извлечь из законной неудовлетворенности жизнью бедствующих крестьян и батраков клерикальные фашисты, сторонники глинковской народной партии. Чеха в землю или в Дунай! Чехи, мотайте в Прагу! скандировали фанатично настроенные приверженцы партии Глинки и грозили чехам кулаками так же, как это делали генлейновцы в Хебе или где-либо еще. До каких же пор мы все это будем терпеть? Когда же, наконец, правительство займет твердую позицию?
3
Частичная мобилизация, объявленная 21 мая 1938 года, улучшила настроение Яроша. То, что творилось до этого дня в стране, уже нельзя было спокойно переносить. Газеты были полны сообщений. В Хомутове группа немцев численностью от пятидесяти до шестидесяти человек напала на пятерых солдат хомутовского гарнизона. Один солдат был тяжело ранен в голову. Инциденты в Рудолтице. Инцидент в Мосте. В Ходове толпа генлейновцев набросилась на четника Рундштука. В Хомутове генлейновцы плевали на чехословацких солдат. Произошли столкновения между солдатами и орднерами.
Судето-немецкая партия добилась проведения 22 мая всеобщих выборов и развернула шумную антигосударственную пропагандистскую кампанию. Ожидались новые столкновения и инциденты, которые нужны были Гитлеру как предлог для дальнейшего дипломатического нажима, а может быть, и для начала военных действий. Ослепленные страстью генлейновцы уже представляли, как после победы на выборах СНП они отторгнут Судеты от республики. И вдруг официальное сообщение: министр национальной обороны, руководствуясь соответствующими положениями закона об обороне, приказал с согласия правительства призвать на действительную службу один призывной год запаса и резерва. В дополнение к этому были призваны некоторые военнообязанные запаса различных специальных служб
В части, расположенные у границы, пришел приказ надежно прикрыть государственные границы.
Министр иностранных дел Германии Риббентроп назвал чехословаков безумцами, которые будут уничтожены, если продолжат настаивать на своем. Английский дипломат Гендерсон допустил, что мобилизация в Чехословакии была необдуманной затеей, а министр иностранных дел Франции Франсуа Даладье согласился с немецкой версией, что якобы военные маньяки в Праге, поддержанные русофильскими элементами заслали агентов-провокаторов в Судеты, чтобы спровоцировать там беспорядки.
Едва в пограничных районах появились солдаты, как нацисты быстро присмирели. Спокойствие было восстановлено. Республика почувствовала свою силу.
А через месяц после этого состоялся X всесокольский слет. Поручик Ярош, являясь активным членом и восторженным почитателем «Сокола», жадно читал газетные репортажи.
«Успех первого дня превзойден. Второй день слета увидел впечатляющий пример французско-чехословацкого братства, совместные гимнастические упражнения мужчин и женщин захватывают зрителей и вызывают восторг и ликующую радость. Стадион был переполнен. X съезд вылился в великолепную манифестацию. Делегации союзнических армий приветствуются нашими соколами Это колонны, широким потоком входящие через ворота и могучей рекой разливающиеся по стадиону. Это не только физкультурники, которые съехались сюда для массовых выступлений. Это армия чехословацкой демократии, собравшаяся здесь для того, чтобы вновь дать торжественное обещание и продемонстрировать свою веру в человечество и свободу И в момент, когда эти колонны под звуки музыки волнами разбегаются в разные стороны, будто гонимые вихрем общей судьбы это уже, собственно, не только зрелищный физкультурный номер, но и мистический обряд, при котором поднятые руки тысяч людей напоминают клятву, а падение на колени воздаяние чести родной земле, которая пробуждается в минуту опасности Это солдаты, готовые на любые жертвы во имя справедливости».
Воодушевление, охватившее страну, действительно говорило о том, что единство воли народа встать на защиту родины сломить вряд ли кому удастся. Небольшую нервозность вскоре после этого вызвал приезд британского лорда Ренсимена, которого западные державы навязали чехословацкому правительству в качестве посредника в чехословацко-немецком споре. Он вел переговоры с Бенешем и с лидерами судетских немцев. Никто не знал, к чему это приведет. Что за возня происходит за закрытыми дверями? Начало попахивать изменой. Генлейновцы отвергли все предложения правительства. Им не нужен был никакой договор. Гитлер уже знал, что Запад отдаст ему Чехословакию, потому что она становится для него обузой. 12 сентября на нюрнбергском съезде фашистской партии он истерично вопил: «Межнациональные отношения в Чехословакии невыносимы. Я не буду больше терпеть угнетение наших людей Миролюбивой политикой на таких людей, как чехи, повлиять никак нельзя» Многотысячная толпа дико кричала: «Зиг хайль!» От этого становилось страшно.
В чешском пограничье сразу поднялась волна суровых насилий. Две тысячи генлейновцев, чиня беспорядки, прошли по Хебу. Было ранено тринадцать полицейских и трое прохожих чехов. У Опавы кто-то выстрелил в военнослужащего чеха. В Хебе толпа генлейновцев забросала камнями полицейский участок. В Рыбарже ранено четырнадцать чехов, в том числе восемь полицейских. В Пернштейне убит солдат. В Трутнове убит ножом словак.
В конце концов в восьми пограничных районах ввели осадное положение. Вновь была вынуждена вмешаться армия. Главари судето-немецкой партии, перейдя границу, укрылись в Германии. Гитлер угрожал войной. Чемберлен задабривал его. Он намеревался купить мир, и в качестве платы за него предлагал Чехословакию: «Мы заставим Чехословакию добровольно отдать пограничную территорию, населенную немцами».
Зденек Штепанек взволнованным голосом прочитал по радио сообщение, что правительство вынуждено пойти на уступки.
Люди, охваченные ужасом, вышли на улицы. Стихийно организовывались демонстрации, митинги протеста. Позор Англии и Франции! Дайте нам оружие и мы постоим за себя!
Правительство подало в отставку. Его заменил кабинет чиновников во главе с генералом Сыровы, одноглазым героем битвы у Зборова. Народ рукоплескал, кричал «ура».
Поручик Отакар Ярош и его друзья в восторге. Будем защищаться! Покажем им, где раки зимуют!
Гитлер в Годесберге заставлял себя упрашивать. Фюреру уже было мало того, что давал ему Чемберлен из чужого кармана. При сделке надо ведь немного поторговаться, а это была солидная сделка.
Чехословацкому правительству в доверительной форме посоветовали: объявляйте мобилизацию!
Оно послушалось. В конце концов это совпадало с волей народа.
По радио прозвучал призыв: «Задержитесь у своих радиоприемников». Это произошло 23 сентября в 22 часа 30 минут. Диктор взволнованно читал:
«Президент республики на основании параграфа 23 закона об обороне объявляет в стране всеобщую мобилизацию».
В воинские части хлынули резервисты с чемоданчиками в руках. Решительные, с чувством собственного достоинства, гордые за свою родину. Поручик Отакар Ярош был твердо убежден, что эта армия не отступит, и никто не сможет ее победить.
Через неделю атмосфера накалилась до предела. В Мюнхене собрались главы четырех держав, чтобы решить участь Чехословакии. Представитель чехословацкого правительства покорно ждал за дверью результата этой встречи.
Потом радио разнесло по стране голос генерала Сыровы. Уста героя произносили далеко не героические слова. Он, видите ли, не может взять на себя ответственность гнать народ на бойню.
Капитуляция? И все же капитуляция. Трусы. Что-то разбилось вдребезги. Где-то внутри, в душах людей. И в душах солдат. Что-то разбилось на куски и в солдатской душе поручика Отакара Яроша.
Произошло то, о чем говорил Клемент Готвальд в постоянном комитете Национального собрания 11 октября 1938 года:
«Средства для защиты у нас были. Армия была отмобилизована. На границах стояли великолепные укрепления. И весь народ был готов пожертвовать последним, чтобы отстоять свою страну, свое государственное и национальное существование И мы перед всем народом и всем миром заявляем, что у правительства не было ни конституционного, ни политического права капитулировать. Народ хотел сражаться. Армия хотела сражаться. Весь народ хотел всеми средствами защищать свою родину».
4
Одним из резервистов, которого касалась объявленная мобилизация, был почтовый служащий Йозеф Касал. Вот что он рассказывает:
«Это было в Богумине, календарь показывал 23 сентября 1938 года. Будильник зазвонил примерно в одиннадцать часов вечера, через час я уже должен был ехать в почтовом вагоне скорого поезда Богумин Кошице. Я стал собираться на работу и включил радио. По радио беспрерывно передавали объявление о всеобщей мобилизации. Я разбудил жену и мы договорились с ней, что она в тот же день уедет с дочкой, которой было четыре года, к нашим хорошим знакомым в Несовице, что возле Бучовице. Там они будут в большей безопасности, думал я. К тому же жена во второй половине ноября ждала еще одного ребенка.
Через несколько часов по приезде в Кошице я был направлен в 4-й батальон связи, находившийся в Прешове. Здесь я был зачислен в резервную роту. В батальоне я встретил много знакомых в прошлом году я был здесь на очередной военной переподготовке. В первой комнате штаба сидел поручик Отакар Ярош. Мы сердечно поздоровались»