Мы уже знакомы, улыбается Ярошу Йозеф Винтер.
Ну, конечно, Пепик! Оба мужчины чуть не задушили друг друга в крепких объятиях. Как все-таки мир тесен, везде можно встретить знакомых, Йозеф Винтер знаком с Ярошем еще по учебе в Высшей электротехнической школе. Правда, Винтер был на один курс старше, но это не мешало ему дружить с Отакаром. Теперь у них будет много времени и возможностей вспомнить дела давно минувших дней. Помнишь наш поход в бар «Люцерна». Вот была потеха!
Как-то в конце учебного года Ота, два его товарища по курсу и Пепик Винтер отправились в ночное заведение, чтобы немного развлечься. Они купили входные билеты, но когда отдавали их швейцару, тот решительно преградил путь Отакару.
Без галстука я не могу впустить вас в наш бар. Это запрещено правилами. Он произнес это таким тоном, что возражать ему было делом совершенно безнадежным.
Ребята, подождите меня, сказал Ота. Я быстро вернусь. Я ведь живу рядом, за углом.
Друзья застыли в изумлении. Они знали, что это неправда и теперь ждали, что же придумал Ота.
Не прошло и десяти минут, как Ярош вернулся. Его друзья глазам своим не могли поверить. На нем действительно был какой-то темный галстук. Швейцар с довольным видом оторвал кончики билетов.
Прошу вас, панове, проходите!
Где же ты достал галстук? стали расспрашивать ребята Оту, едва усевшись за стол.
А вот где, со смехом произнес он и приподнял штанину. Носка на ноге не было. Из полуботинка торчала голая лодыжка.
Он подождал, пока официант, принесший им бутылку вина, отошел в сторону и под хохот друзей отшпилил от воротника длинный черный носок, которому он ловко придал форму галстука.
С Йозефом Винтером Ярош снова встретился в школе офицеров запаса в Трутнове, где он работал в качестве инструктора. А потом еще раз в военной академии в Границе.
Теперь в Находе они увиделись в четвертый раз. Ярош, конечно, был рад, что встретил здесь давнего друга. Несколько раз они ходили в Редуту. Пили пиво, танцевали. Однажды Ярош познакомился с элегантной барышней и Йозеф Винтер частенько гулял вместе с ними.
Работа на аппарате Морзе была для Яроша сущим пустяком. У него сложились отличные отношения с непосредственным начальником Шиллером, начальником почты и со всеми коллегами по работе, среди которых некоторые также были демобилизованными офицерами.
То, что Ота готовится бежать из страны, вспоминает спустя более чем сорок лет Йозеф Винтер, было известно трем или четырем его товарищам. Среди них был и я. Но когда и где он собирается перейти границу, мы не знали. О своих планах он говорил обрывочно, явно не желая, чтобы об этом стало известно другим. Я помню, как мы просили его, чтобы он и нас взял с собой. Но он утверждал, что большой группой границу перейти не удастся. Кроме разговоров о нелегальной эмиграции, которые Ярош не любил и поэтому всегда стремился перейти на другую тему, например, как лучше всего вредить оккупантам, мы иногда рассуждали об использовании коротковолновой станции Маркони, которую я спрятал у родителей в Полеще. Мне удалось незаметно взять ее из склада радиооборудования в Бенешове, где я, тогда офицер связи, передавал военное имущество немецкому гарнизону. Перед бегством он послал письмо начальнику почты Котларжу
Письмо? А может, оно сохранилось? Об этом нам кое-что рассказал Йозеф Резек:
«я искал письмо капитана О. Яроша, которое он написал тогдашнему начальнику почты Рудольфу Котларжу для объяснения своего отсутствия на работе. Это письмо я держал в руках еще три или четыре года назад, когда работал на находской почте заведующим отделом почтового производства. Тогда мне предложила ознакомиться с ним Либуше Бузкова, бывшая начальник почты. И только теперь, начав его поиски, я, к сожалению, установил, что письмо это находилось у моего коллеги Мил. Шиллера, который во время работы Яроша в Находе был в телеграфном отделении его прямым начальником. Недавно Шиллер умер. Его жена умерла еще раньше, детей у них не было. Тогда я нашел их дальнюю родственницу, дочь двоюродной сестры Шиллера пани Черну, сотрудницу здешнего районного суда, но та сказала, что всю корреспонденцию Шиллеров она уничтожила»
То, что он собирается бежать за границу, вспоминала после войны мать, я знала. За ним начало следить гестапо, так что он не мог здесь оставаться.
Он доверился ей:
Мама, я должен отправиться за границу. Не могу здесь жить.
Но как же ты, сынок, перейдешь границу? с беспокойством спросила она.
Ничего, мама, не волнуйся, ведь я же солдат.
Очевидно, он был связан с какой-то офицерской организацией, которая обеспечивала переходы через границу, но никого конкретно он мне не назвал, вступает в разговор брат Отакара Иржи. Я только знаю, что он получил задание нелегально перебраться в Польшу вместе с еще несколькими людьми. К нему пришел какой-то человек и передал, что он должен приехать поездом в Остраву, сесть там на трамвай и прибыть в определенное место.
Он уже давно все решил. В протекторате он остаться не может. Ни за что на свете. Здесь его все равно быстро схватят. А этого он им не может позволить.
Ярош зашел к начальнику:
Мне нужно несколько дней отдохнуть, что-то плохо себя чувствую. Потом, как бы между прочим, дал ему понять, что, может быть, вообще не вернется и попросил в течение нескольких дней никому ничего не говорить. Начальник понял. Он совсем не возражал против намерения Яроша. И Ярош на почте больше никогда не появился. Вместо него пришло письмо.
Не только в Находе, но и в поезде было полно немецких солдат в серо-зеленой форме. Дома, в Мельнике, недалеко от горы Ржин, где с незапамятных времен Влтава впадает в Лабу, тоже было не лучше. Совсем недалеко от Мельника проходила граница, разделявшая протекторат и, собственно, германскую территорию.
Мать была рада, что он приехал. Она сразу налила ему чаю, поставила на стол тарелку с пирожками и присела рядом с сыном.
Не нравишься ты мне, Отоушек! Не стряслось ли у тебя что? спросила она заботливо. Какой-то бледный, рассеянный. Что с тобой, скажи! Она придвинула к нему чашку с чаем и пирожки. Пирожки он очень любил.
Ничего у меня не стряслось, мамочка, правда, ничего!
Покрасневшие глаза свидетельствовали о том, что он мало спал. Ота набросился на мамино угощение.
Мать рассказала ему, кого уже из его знакомых в Мельнике арестовало гестапо, кто скрылся за границей.
Ты знаешь, что Вашек Ружичка уже написал из Польши? Устроился там будто бы по специальности. Наверное, при ихней армии служит
Сын смотрит на мать, внимательно вслушиваясь в ее слова, а на душе у него неспокойно. Он пришел проститься с ней, может быть, навсегда и уж наверняка надолго. Он колеблется, говорить ему об этом или нет. Ему не хочется ее огорчать. Он знает, как мать его любит. Он не спокоен и не хотел бы дома долге задерживаться. Кто знает, не ищут ли его уже.
Представь себе, Отоушек, что есть люди, которые говорят: хорошо, что к нам пришли немцы. Хоть порядок здесь наведут.
Это предатели! взорвался он. Мы еще с ними рассчитаемся.
Он резко встал и с минуту мерял кухню шагами. Потом остановился перед ней:
Знаешь, мама, здесь для меня, наверное, уже нет места
Она согласилась.
Может быть, в этом согласии выражалась ее материнская любовь, а может, желание Она знала своего сына и понимала, что творится у него внутри, о чем он думает.
Я, собственно, уже решился. Но ты никому ничего не говори.
Тебе, наверное, виднее, что ты должен делать и где твое место. Она грустно посмотрела на сына. Не бойся, сынок, я не буду тебя уговаривать остаться.
Отакар обнял мать и прижался губами к ее волосам. Мать вытерла слезы, вздохнула.
Ты будешь осторожен, правда?
Не бойся.
Слезы продолжали бежать из ее глаз. Она наклонила голову и стала вытирать их углом полотенца.
Не плачь, утешал сын мать, не плачь.
Я знаю, Отоушек, что ты покидаешь нас не просто так, не ради забавы. Горло ее сжалось. И когда ты хочешь уехать?
Он задумался и с минуту молчал. Но это ее не удивило. Мать знала, что на такие вопросы трудно отвечать.
Завтра.
Так скоро?
Так будет лучше и для меня и для вас, мама.
Я не буду тебя задерживать, Отоушек, заверила она сына и по-матерински нежно погладила его по голове.
А потом начала, как, наверное, и все матери, снаряжать своего сына в путь, путь далекий и неизведанный.
3
Прощание было нелегким. Особенно тяжкими были последние часы, проведенные в родном городе. Последняя прогулка по Мельнику, подъем от площади на гору к замку, последние взоры, брошенные оттуда на милые до боли места. Оттуда Ярош спустился к речке, а потом побрел по узким улочкам, избегая встречи со знакомыми. Ему не хотелось отвечать на вопросы любопытных. Никому из повстречавших в тот день Отакара Яроша жителей города и в голову не пришло, что этому задумчивому и молчаливому молодому мужчине через несколько лет город поставит бронзовый памятник.
Он блуждал по улочкам, где провел незабываемые мальчишеские годы. Здесь, в предместье города, в районе На Подоли он провел детские годы, потом семья переехала на улицу Неруды, где отец построил домик. Мельник был все тем же тихим городком ремесленников, мелких предпринимателей и служащих. Оживление царило только в лабском перегрузочном порту, куда приходили пароходы даже из Гамбурга. В порту скрипели краны, перетаскивавшие на канатах тяжелые ящики, мускулистые грузчики сгибались под тяжестью тяжелых грузов. Здесь гудели грузовые машины, раздавались грубые голоса матросов, пахло рыбой, машинным маслом и еще чем-то таким, что навевало тоску по романтике, дальним странствиям.
Ребята проводили здесь каждую свободную минуту, едва только весеннее солнце вскрывало льды, и река свободно несла свои воды между берегами. Сколько раз в детстве он задумывался над тем, Влтава впадает в Лабу или, наоборот, Лаба во Влтаву? Кто, собственно, определил, что именно Влтава в Лабу? Ведь Влтава течет с самой Шумавы, и она наверняка длиннее Лабы.
Ярош направился к реке. Здесь под скалой между вербами они играли в индейцев, в сыщиков и преступников, в войну. Целились друг в друга деревянными винтовками и орали: «Бум, бум!» Он улыбнулся, вспомнив об этом.
Однако его самого больше привлекала здесь вода, нежели игра в войну. Когда какой-либо из владельцев лодок забывал замыкать цепь, которой она крепилась к берегу, ребята тут же отвязывали ее и катались в ней по реке, доплывая до самой плотины. Но самые счастливые часы мальчишки переживали, когда по Влтаве сплавляли плоты. Уже издалека над рекой неслись крики плотогонов. Широкие плоты, составленные из длинных, тяжелых стволов, привязанные один к другому, скользили по реке; ловкие, крепкие парни, балансируя на бревнах, направляли их движение длинными жердями.
При появлении плотов Ота командовал:
Ребята! Всем на плоты!
Они быстро прятали в кусты рубашки и штаны, бросались в воду и плыли к плотам. Подплыв к ним, они взбирались на скользкие бревна и потом с невероятным гвалтом и радостными криками плыли до самого Либьеха. Сплавщики леса грозились:
Если кто-нибудь из вас утонет, сорванцы, пусть матери тогда не бегают к нам со слезами на глазах и не ревут.
Но они не прогоняли их, пусть прокатятся.
Зато дома отважных плотогонов ждали увесистые подзатыльники и порки ремнем.
Ярош остановился на берегу Лабы. Он не мог не постоять здесь. Река, верфь, порт все это когда-то занимало большое место в его жизни.
В мельницком спортивном клубе вырастали чемпионы страны, которые представляли Чехословакию на европейских чемпионатах по гребле. Он хотел быть одним из них.
Вот таким запомнил его один из друзей:
«Под мельницкой скалой стояло квадратное здание клуба гребцов. Отсюда ежедневно выплывали на середину реки скифы, четверки и восьмерки. Мы завидовали спортсменам, державшим в руках тонкие длинные весла; лодки под ними будто сами летели вперед по поверхности воды. В двадцать седьмом году впервые в многолетней истории клуба мельницких гребцов восьмерка из Мельника победила на соревнованиях в Праге на приз пражского бургомистра. В ту славную восьмерку входил и наш тренер в «Соколе» Войтех Гвьезда. Если он добился такого успеха, о котором мечтал каждый гребец, то почему бы не сделать это и нам? вели мы разговор с Отой Ярошем и несколькими другими ребятами. Мы собрались с духом и с той поры гребля стала для нас спортом, которому мы отдали свои сердца».
Они прошли обычную подготовку на лодках для новичков и юниорских с разными экипажами. Ребята узнали, что гребля это не только красота, но и тяжелый груд, мозоли на руках, что лодка не летит сама, для этого нужны согласованные четкие действия всего экипажа. Ребята страшно уставали, но на душе у них было хорошо. Они стали настоящими гребцами, а это в Мельнике значило много. Только в клубе у реки, под руководством самоотверженного капитана клуба, преподавателя гимназии Йона можно было завоевать такие почести. Ота Ярош редко когда пропускал тренировки, даже после поступления в Высшую электротехническую школу. Всегда стремился на них успеть.
А потом пришли первые настоящие соревнования. Товарищ Отакара Яроша вспоминает:
«и сегодня я помню день 7 июля 1929 года. Ота был старше, чем я. Он плыл уже на настоящей спортивной лодке в категории четверок новичков. Меня же посадили на тренировочную лодку подростков. Мы соревновались на дистанции в 1 километр, они на двухкилометровой дистанции. Первый старт не удался ни им, ни нам. Гребля такой вид спорта, в котором сюрпризов почти не бывает. Звезды здесь не вспыхивают совершенно неожиданно.
Но неудача не остановила их. Ребята соревновались с Отой, кто выдержит большую нагрузку на тренировках. И через два года, выступая за мельницкий клуб, они выиграли на соревнованиях в Праге кубок для спортсменов учащихся средних школ. Этот кубок, который традиционно завоевывали пражские клубы, впервые и навсегда перекочевал в Мельник. Это было 28 октября в день Вацлава. Мельницкая восьмерка победила в своих заездах, а четверка, в которой был и Ярош, пришла к финишу второй, что и решило исход соревнований в пользу гребцов из Мельника.
Помню, что Ота был без ума от счастья. Он умел и проигрывать, но когда ему удавалось добиться того, во что он вкладывал всю свою душу, то он становился просто неудержимым».
Теперь, конечно, ему придется проститься и с водой, и с гимнастическим залом, брусьями, перекладиной со всем, что он так любил
И с девушкой Верой, которой суждено погибнуть в том же году, что и он.
Прощай, родной дом.
Прощай, любовь.
4
«Сначала брату не повезло. Группа, вместе с которой он должен был перейти границу, по каким-то причинам не собралась, и он вынужден был вернуться. Я жил тогда с Владимиром в Праге. Ота переночевал у нас и все это мне рассказал. Потом зашел разговор, куда ему теперь идти. Я советовал ему не идти к французам и англичанам, поскольку их правители нас так подло предали. Иди в Россию, говорил я ему. Там наши братья славяне».
Так рассказывает брат Отакара Иржи.
О России Отакар слышал от своего дяди Франтишека, который всегда хвалил добродушность русских людей. Кое-что рассказал ему и другой дядя, Антонин Конопасек. Тот ушел в Россию еще перед первой мировой войной. Работал там где-то в Поволжье, женился, а после революции возглавлял даже одно время совхоз. Но сердце звало его домой. Дядя уговорил жену, и они приехали с двумя детьми в Чехию. После смерти родителей дядя унаследовал большое хозяйство в Лужне. В деревне он имел репутацию сочувствующего коммунистам. Да, Антонин Конопасек никому не позволял клеветать на Советский Союз.
Отакар, несомненно, хорошо продумал, куда ему следует идти. Туда, где он будет иметь возможность воевать против немецких фашистов. Пусть даже на краю света. Он был солдатом до мозга костей и надеялся теперь только на войну. На войну освободительную, которая бы вернула армии честь, а родине свободу.
В то время стали распространяться слухи, что в соседней Польше создается чехословацкий легион. Об этом даже будто бы сообщало радио из Катовице.
Почему бы и нет? Ведь Польша вынуждена теперь искать защиту от оскалившегося на нее хищного гитлеровского волка. Фашисты требовали выделения свободного коридора через польскую территорию до Восточной Пруссии с изъятием города Гданьска из-под суверенитета польского государства. Стоило полякам отвергнуть эти наглые требования, как нацисты тут же обратились к испытанным средствам, которые они перед этим успешно проверили на Чехословакии к пропагандистским выпадам, акциям саботажа пятой колонной, которую они сформировали из немецких поселенцев на Балтийском побережье, угрозам оружием. Дело шло к войне. Те чехи и словаки, которые хотели воевать за республику, искали возможность перехода через границу на польскую территорию. Они ожидали, что там их встретят с распростертыми объятиями. В Польше они вступят в польский легион и вместе с польской армией выгонят немцев из Чехии. Однако действительность оказалась совершенно иной.