Вместе в бой
Пойдем вперед,
Или вместе умрем.
Ярош стоит у открытых дверей. Он бросает прощальные взгляды на замерзшую реку Самару и южноуральские колхозы, заснеженные холмы и леса немые свидетели маршей, стрельб, атак, которые осуществляла его рота во время многочисленных учений и которые стоили его бойцам много пота.
2
Ожидание в августе 1939 года в Лиготке Камеральной было невыносимым. Они убивали время, чем могли: игрой в шахматы, картами, посещением трактира, прогулками по окрестностям, загорали в саду и просто валялись в душной мансарде на матрацах. Много дискутировали о всевозможных проблемах. Рассказывали друг другу о своей жизни, о тех приключениях, которые перенесли при переходе через границу. Одному помогли железнодорожники, спрятав его среди ящиков в товарном вагоне, другого через шахтные коридоры провели на польскую территорию шахтеры, третий, так же как и Ярош, притворился косцом, работающим в поле, и в удобный момент пересек границу
23 августа 1939 года и поручик Ярош наконец дождался сообщения о том, что ему разрешено пребывание в Польше и он может отправиться в Краков, чтобы присоединиться там к группе чехословацких военных эмигрантов.
Можно легко себе представить радость, спешку получившего такое известие. Как еще вечером счастливчик собрал свои нехитрые пожитки, как он идет в канцелярию для оформления соответствующих документов, как весело прощается со стражмистром Крещовским, а потом и с ребятами, своими новыми друзьями, которым предстоит поспать еще несколько ночей в мансарде трактира. Проститься непременно надо и с трактирщиком Хробоком, с его женой и вообще со всеми, с кем здесь познакомились.
До видзенья!
До свидания, всего вам хорошего!
Последняя ночь в мансарде. Полтретьего утра, еще темно, хотя уже чувствуется приближение рассвета. В пруду квакают лягушки, в курятниках орут петухи, где-то воет собака. Счастливчики встают, потихоньку надевают брюки, рубашки Им не хочется будить своих товарищей, но те все равно не спят.
Ну что, до свидания, ребята!
Невыспавшиеся, поеживающиеся от утреннего холода, они садятся в старенький автобус, стоящий на деревенской площади.
Интересно, какой дорогой поедем?
Чего ты спрашиваешь, главное, что мы наконец поехали.
Около часа автобус буквально вытряхивал из них души, прежде чем остановился у одного из зданий в Тешине. Здесь они присоединились к чешским военным эмигрантам, перешедшим польскую границу в других местах. Некоторые из них находятся здесь уже несколько дней. И вот сегодня, соединенные в одну группу, они дружно шагают на вокзал. К перрону пыхтя подошел поезд, идущий на Краков. Добрых две дюжины чехословацких беглецов быстро занимают специально отведенный для них вагон. Сильные руки открывают окна, наружу высовываются головы. Еще раз окинуть взглядом станционные постройки чешского города Тешина, теперь оккупированного войсками панской Польши, запечатлеть в памяти вид тешинского вокзала В эту минуту в жизни каждого из этих парней начинается что-то совершенно новое, неизведанное. Поезд, медленно набирающий скорость, гремя на стрелках, увозит их навстречу событиям, скрытым пока еще мраком неизвестности.
Кто знает, кому из них какая выпадет карта.
3
Почти каждый день в чехословацкое консульство в Кракове приходили добровольцы, желавшие вступить в чехословацкую часть. Мужчины ходили в поношенных гражданских костюмах.
До недавнего времени они жили в Доме туриста, расположенном на Главной площади Кракова. Плата за сутки 80 грошей. Они получали 10 злотых в неделю и трехразовое плохонькое питание из милости различных поддерживающих организаций. Средства консульства были уже на исходе. А добровольцы все прибывали. 10 мая их было уже почти 100 человек. Их разделили по взводам и организовали утреннюю зарядку, чтение различных лекций, строевые занятия, экскурсии в город. Хроника утверждает, что настроение чехословацких бойцов было отличным, дисциплина высокой. Однако были и проблемы. Дирекция Дома туриста отказывалась предоставить новые места для проживания добровольцев. Вот и приходилось решать ежедневно: где достать новое жилье? Откуда взять деньги? Что в конце концов делать с этими чехословацкими солдатами? Ведь никто из западных правителей, в том числе и польское правительство, не хотят той войны, к которой призывают чехословацкие политэмигранты. Единственный выход из положения вступление в иностранный легион. Но какой это выход? Один из членов группы записал тогда в своем дневнике следующее:
«Все мы представляли себе организацию чехословацкой армии за рубежом иначе, совершенно не принимая в расчет, что в переходный, неопределенный период мы будем включены в колониальные войска и иностранные легионы, потому что в случае, если военный конфликт с Германией не произойдет, они будут вынуждены прослужить пять лет в тяжелых условиях во французских иностранных легионах»
22 мая во Францию отбыл первый транспорт со 109 чехословацкими военнослужащими. В Кракове остались четыре офицера и десять солдат. На какое-то время проблема с размещением и содержанием военных иммигрантов отпала. Но поток их все время увеличивался. Вскоре пришла целая группа из десяти чехословацких солдат в униформе, потом пришли еще четыре словацких солдата. В конце мая группа чехословацких иммигрантов насчитывает уже 59 человек, а 11 июня количество возрастает до 121 человека. В тот же день в книге регистрации прибывающих под номером 310 был зарегистрирован подполковник пехоты Людвик Свобода. Через неделю, пользуясь положением старшего по званию, он принял командование группой.
В конце июня численный состав группы вырос до 322 добровольцев и снова возникли трудности с ее размещением. На этот раз из создавшегося трудного положения помогло выйти польское военное командование. 30 июня оно предоставило в распоряжение чехословацких военных бараки, находившиеся в Малых Бронивицах, недалеко от Кракова. Произошло это после того, как консул Зноемский в отчаянии написал письмо военному атташе в Варшаву:
«Консульство уже исчерпало все средства, которыми располагало. Численность военных эмигрантов растет очень быстро и по сообщениям с границы процесс этот будет продолжаться. В связи с этим растет потребность в деньгах. Считаю необходимым найти новый надежный источник поступления финансовых средств, в противном случае мы окажемся в весьма неприятном положении»
6 июля началось переселение во временные казармы. Настроение сразу поднялось. Это была уже не группка, а целый отряд, который состоял из артиллерийского дивизиона, танковой роты, авиакрыла и взводов: саперного, связи, минометного и противотанкового. Конечно, все эти подразделения были без винтовок, танков, орудий и другого вооружения, которое чехословацкие бойцы получили бы с превеликим удовольствием. По этой причине их иногда охватывало разочарование, но в целом они сохраняли бодрость духа и, живя в душных помещениях с рядами железных коек, терпеливо ждали обмундирования и оружия, а главное схватки с ненавистным врагом.
В лагере поддерживалась необходимая воинская дисциплина и порядок, правда, следует заметить, что не всем давалось легко соблюдение воинской дисциплины. Дневной распорядок чехословацких бойцов напоминал распорядок для армии предвоенного образца, особенно первые недели службы новобранцев: подъем, уборка помещений, строевая подготовка и занятия по тактике, специальные лекции, физкультура, личное время и отбой.
Каждое утро на флагштоки поднимались чехословацкий и польский флаги. Ежедневно солдаты заступали во внутренний наряд, наряд по кухне и в караул. Хотя слово караул в данном случае звучит смешно, потому что часовые стояли у ворот лагеря без всякого оружия. В батальоне запрещалось заниматься политической деятельностью и дискутировать на политические темы, обсуждать командиров и критиковать их действия. Нарушение дисциплины наказывалось, исходя из серьезности проступка. Применялись такие меры воздействия, как невыдача увольнительных, гауптвахта. Высшей мерой наказания было исключение из части.
Тот, кто хотел попасть из центра Кракова в лагерь чехословацкой военной группы, должен был проехать в старом грохочущем трамвае до пригорода Кракова населенного пункта Мале Бронивице. Оттуда добрых три километра надо было еще идти пешком по шоссе. Уже издали хорошо были видны трепещущие на ветру флаги. Территория лагеря была обнесена дощатым забором. Войдя через ворота, человек попадал на небольшую площадь, окруженную с трех сторон невзрачными деревянными бараками, покрытыми толью. Стены посерели под воздействием дождей и солнца. Из небольшого коридора одна из дверей вела в две маленькие комнаты, служившие канцеляриями. Двери справа и слева вели в комнаты, в которых располагался личный состав. Кровати, которыми они были заставлены, еще наполовину пусты. Здесь и там видны прибитые свежие доски. Это чехословацкие парни ремонтируют стены, полы, пороги, короче все, что сгнило, обветшало и требует восстановления. Трудностей здесь никаких нет, ведь среди ребят не один десяток опытных плотников, столяров и других специалистов. Польский начальник лагеря капитан Веланик располагает определенной суммой денег, часть из которых можно истратить на благоустройство лагеря.
Свободное время каждый проводил как мог. Одни гоняли мяч по плацу, раздевшись до трусов, другие, найдя укромный уголок, бросали с определенного расстояния монеты на линию. Тот, кто бросит точнее других, забирает все монеты, которые лежат на земле Раскидистые липы, так же как и ступеньки порогов перед бараками, зовут посидеть, побеседовать после трудного дня. Где-то слышится голос губной гармошки. Кто-то загорает под лучами вечернего солнца, другие читают газеты, штопают носки или стирают белье. Солдатская жизнь Поодаль дымится труба кухни, где готовится пища. Во время завтрака, обеда и ужина солдаты выстраиваются там с алюминиевыми кружками и мисками. И всюду разговор. Невзирая на запрет, будущие бойцы частенько и довольно оживленно наряду с повседневными проблемами обсуждают и высокую политику, делая для себя соответствующие выводы.
4
24 августа 1939 года. Через ворота лагеря проходит очередная группа добровольцев восемьдесят один человек. Среди них тринадцать офицеров. Численный состав лагеря теперь увеличился до шестисот человек.
Мужчины с чемоданчиками и рюкзаками весело устремляются на территорию лагеря. Двое часовых, стоящих у входа, в шутку сами себе подали команду: «На кра-ул!» и подняли перед грудью увесистые дубинки. Звучит смех. На плацу к вновь прибывшим бросаются старожилы. Раздается шум, гам, шутки, смех. И не мудрено: ведь среди них есть друзья, просто знакомые. Толпа делится на группки, начинаются оживленные разговоры, обмен впечатлениями.
Только теперь новички узнают всю правду. Ее можно выразить несколькими словами. Все совершенно иначе, нежели они думают. Широковещательные сообщения польского радио о чехословацкой армии это миф. Всех нас заставляли подписать обязательство о вступлении в иностранный легион. Но теперь, говорят, уже не будут наседать. Транспорт, который сейчас отплывает от Гдыни, будто бы будет последним. Сейчас польское командование предлагает нам вступить в их армию. Только сейчас, когда мир уже буквально висит на волоске. Им нужны артиллеристы, саперы, инженеры О чем же они раньше-то думали? И потом, они пока не говорят об условиях вступления в их войско, так что ребята пока не выказывают особого желания
Каждого из прибывших в штабе группы, расположенном в бараке справа от ворот, записывают в книгу. Один за другим они входят в канцелярию.
Широкоплечий молодой мужчина в костюме кирпично-коричневого цвета бойко называет у столика свое имя и звание: «Поручик войск связи Отакар Ярош». Писарь ставит в колонке порядковый номер: 1862.
Штабс-капитан Кирил Новак смерил его испытующим взглядом, точно рентгеном просветил, и пригладил усы. Он готовился к своего рода допросу, с помощью которого подробно знакомился с прибывшим и заодно проверял различные сведения звание новичка, прохождение им воинской службы и так далее. Ведя спокойный, добродушный разговор с вновь прибывшим, он время от времени задавал ему неожиданные вопросы. Дело в том, что иногда в лагерь попадали самозванцы, сами присваивавшие себе офицерские звания. Более того, таким образом было даже раскрыто несколько агентов гестапо, пытавшихся внедриться в чехословацкую военную группу в Польше.
Ну что ж, садись, щеголь, садись Штабс-капитан снова посмотрел на Яроша своим оценивающим взглядом и ногтем указательного пальца поскреб усы. Говоришь, значит, что ты поручик войск связи. Так А где ты служил перед демобилизацией?
Ярош невольно сжал губы и выдохнул через нос. Он не любил, когда к нему сразу же обращались на «ты». Сам он так никогда не поступал.
Все написано в документах, процедил он сквозь зубы.
Но я хотел бы услышать это от тебя, дружок, настаивает штабс-капитан, листая удостоверение личности Яроша.
В Прешове, проворчал Ярош.
В Прешове? Тогда я вашу часть хорошо знаю. Командиром полка у вас был такой высокий брюнет с усиками, так?
Нет, вы ошибаетесь, отрицательно отвечает Ярош. Никаких усиков у него не было.
Так, так, ну хорошо. А какое учебное заведение и когда ты закончил?
Академию в Границе в 1937 году.
Стало быть твоим командиром был гм капитан Маречек?
Нет, майор Госбауэр. Никакого капитана Маречека у нас не было
Такой происходил тогда разговор в канцелярии между Ярошем и штабс-капитаном Новаком. Никаких темных мест в биографии Яроша обнаружено не было и он был направлен в роту офицеров-специалистов, в которой уже месяц находился еще один связист поручик Шмольдас. Спустя несколько лет, он вспоминал:
«В роте было двадцать пять поручиков. С подразделением, находившимся в соседнем бараке, мы контачили мало Производился набор в иностранный легион, все были уверены, что их направят во Францию. И только где-то в августе, когда дело шло к мобилизации, реальной стала возможность того, что наш легион останется в Польше. Я лично хотел остаться, думаю, что и Ота также Он был хорошим парнем, и мы все его любили».
Среди офицеров в лагере, к сожалению, культивировалась кастовость. Подвержены этому были и поручики. На низшей ступени иерархии стояли те, кто перешли на действительную службу с запаса. Над ними возвышалась каста выпускников границкой академии. Но и среди них существовало различие Те, кто закончил академию в 1937 году и имели уже опыт работы в войсках, ставили себя выше выпускников 1938 года, то есть тех, кто получил офицерские погоны в самый канун мюнхенского сговора. Таких поручиков их старшие коллеги называли не иначе как «голень».
Для Яроша такое деление было престижным: он причислялся к высшему сорту чехословацких поручиков, находившихся в то время в Кракове. Однако он никогда не позволял себе несправедливость или грубость по отношению к коллегам, какую бы ступеньку этой иерархии они не занимали. Для него, например, не представляло никакого труда снизойти со своего «кастового пьедестала» и подружиться со Шмольдасом, который был гораздо моложе его. Разумеется, немаловажную роль в этом сыграло то, что Ярош узнал, что Шмольдас хоть связист и молодой, но толковый.
Поручика Лишку, своего друга по Лиготке, которого направили к летчикам, он видел теперь редко. Об этом говорит дневник Лишки:
«25.8. Сегодня в лагерь прибыл Еник Штястны, мой однокурсник по летной академии и один из моих лучших друзей. Так же как и я, он перед эмиграцией женился и поэтому у меня теперь будет с кем поделиться своими заботами, опасениями насчет последующего развития событий, будет кому довериться об угрызениях совести, которые мучают меня при мысли о жене и близких, которых я оставил дома, и с его помощью, может быть, уменьшить черную тоску, которая часто нападает на меня. Я действительно очень рад приходу Еника, тем более, что с Отой Ярошем, с которым я очень сблизился во время пребывания в Лиготке, я теперь вижусь нечасто, потому что офицеры-специалисты живут от нас далеко».
В то время, как поручик Лишка завязывал дружбу с летчиками, Отакар Ярош начал дружить с поручиком Шмольдасом. Записи в дневнике Шмольдаса передают нам те события, которые переживали в то время оба друга:
«24 августа, четверг. В первой половине дня у нас были занятия. После обеда в Кракове состоялась демонстрация, но я не принял в ней участия. Правительство Польши объявило мобилизацию, каждый день ждем начала больших событий.
25 августа, пятница. Утром изучали польский язык. Вечером слушали польское радио и чешскую радиостанцию, передававшую из Праги.
26 августа, суббота. В первой половине дня дежурил в роте. После обеда художник Гофман рассказывал нам о польском искусстве. Вечером прошлись по Кракову. Заметно передвижение польских войск к границам».
5
Отношения в чехословацкой военной группе создавались не такие, какие ранее представлял себе Отакар Ярош. В головах молодых офицеров, которые основали группу чехословацких военных иммигрантов, выкристаллизовывалось довольно резкое мнение о том, что только армия может спасти народ. Прочь политиков! Эти трусы, мол, способны только на то, чтобы бесконечно дебатировать в парламенте. Они предали народ. Теперь дело освобождения страны должна взять в свои руки армия! Необходимо покончить с политикой. Все иные действия, кроме военных, сейчас-де бесполезны и даже вредны.