Растянувшись цепочкой, девушки брели назад по раскисшей тропинке. Когда добрались до землянки, Нина втиснулась между Полиной и Сашей Виноградовой к печурке, протянув к ней иззябшие руки. Молчали. Каждая углубилась в свои мысли.
Люба Макарова сидела за столом и что-то торопливо записывала в свой походный блокнот. Аня лежала на топчане, уткнувшись лицом в ладони.
А что с Аней? проговорила Клава Маринкина. Распласталась, как неживая.
Надо взглянуть, подошла к подруге Нина и присела около, положив руку на ее плечо. Аня, что с тобой? Ну, перестань! Не плачь! Шуру теперь все равно не вернешь!
Аня подняла заплаканное лицо:
Сколько вместе перетерпели, ужасов повидали, а тут, в обороне, проклятая фашистская пуля не обошла стороной.
Мы отомстим за нее фрицам сполна.
Я им, гадам, покажу! сжала кулаки Аня.
Ты им и так спуску не даешь, вступила в разговор Клава. Всегда у них под самым носом «охотишься».
А теперь еще ближе подберусь!
На пятые сутки с другого участка фронта прибыла их сокурсница Нина Лобковская, которую назначили командиром снайперской роты.
Неожиданная перемена
В ноябре над позициями закружили метели. Первые морозы застеклили наполненные мутной водой воронки. Жгучий северный ветер выстудил землянки, и ночами над передовой курились редкие струйки дымков.
Глубоко под землею притаились гитлеровцы и методически грызли, крошили нейтральную полосу и паши укрепления из всех видов оружия. Потянулись однообразные недели оборонительных боев.
Девушки, ходившие на «охоту», редко кого выслеживали, по гитлеровцев держали в страхе. Вечерами они возвращались в свою землянку и первым делом отогревались у солдатской печурки. Зачастую от холода не спасали ни шинели, ни телогрейки. Однако топить печку было рискованно: струйку дыма могли заметить фашисты.
* * *
Однажды, это было в начале января 1945 года, Нина проснулась от гулявшего по землянке свежего ветерка. Она поднялась с топчана, сделала несколько резких движений, чтобы согреться.
Что, Нинок, замерзла? спросила Аня, которая сидела на скамеечке, закутавшись в шинель.
Холодновато что-то. Печка не топится?
На улице светлынь, так что про печку забудь до вечера.
И сколько мы здесь торчать будем, караулить фрицев, как думаешь, Аня?
А шут его знает.
«Комсомолка» уже давно пишет о боях в Польше, Румынии, Венгрии, а мы все тут сидим.
Обидно, если туда не попадем, вздохнула Аня, но вдруг встрепенулась:А может, нас вместе с 3-й ударной куда-нибудь на прорыв перебросят? Мы ведь снайпера бывалые, стреляные воробьи
Снаружи послышался скрип шагов. В дверь постучали.
Разрешите?
Девочки, замполит! Подъем! Ой, какой у нас кавардак! заметалась по землянке Аня.
Все вмиг попрыгали с нар, оправляя на ходу гимнастерки.
Стук повторился, и примороженная дверь, скрипнув, приотворилась.
Заходите! Заходите, товарищ гвардии майор. Мы здесь прибираемся, оправдывалась за всех Нина.
Доброе утро, девчата! Ну, как поживаете?
Мерзнем потихонечку, товарищ гвардии майор.
Гвардии не к лицу мерзнуть, надо по-суворовски переносить холод.
А мы и так по-суворовски. Когда холод подожмет, зарядкой занимаемся, улыбнулась Аня.
А. Л. Подлазова (Носова). Рязань, 9 мая 1975 г.
Молодцы! А теперь приступим к делу, сразу посерьезнел Булавин. Ближе к ночи, девчата, чтоб все были наготове, в полной боевой выкладке. Я пришлю вам проводника.
Товарищ гвардии майор, на другой фронт?
Не знаю, ответил он. Был приказ только насчет вас. Отзываетесь в запасной армейский полк.
А вы?!
Серые глаза замполита погрустнели.
Мы остаемся. Так что счастливого вам пути, девчата! Не поминайте нас лихом! и Булавин торопливо вышел.
Нина перебирала свои вещи, а в голове теснились беспорядочные мысли. И первое, что тревожило, был Степан. Придется ли дальше воевать вместе или новая фронтовая дорога, может быть, навсегда разлучит их? И от этих мыслей сердце сжимала тоска. Единственное, что успокаивало, это его письма, которые она бережно хранила в вещмешке. В них он заверял, что разыщет ее хоть за тридевять земель. Приложив к груди эти дорогие письма, она загадала: «Если кто окликнет, со Степаном будем вместе на всю жизнь».
* * *
О чем замечталась, Нинок? Все свои пожитки упаковала?
Почти, Аннушка! Еще немножечкои полный походный порядок, радостно отозвалась Нина: «Окликнули!»
Закругляйсяи к столу, посидим перед дорогой
Когда ночная мгла запеленала позиции батальона, девушки покинули свое холодное фронтовое жилище.
Нина шла за Аней. Сапоги гулко стучали по заледенелому дну траншеи. А когда выбрались на открытое место, небо со стороны немцев осветилось ракетами, и в морозном воздухе рассыпался треск пулемета.
Девушки упали в снег. Падая, Нина ударилась об Анин сапог. В голове тупо заныло. Вжавшись в снег, она лежала будто задеревенелая.
По-пластунски айда, толкнула ее в плечо Аня.
Над ними тинькали пули. Подруги ползли под их пересвист. «Скорее бы мертвая зона!»торопила Нина время.
Несколькими минутами позже девушки шагали по проторенной дороге все дальше от передовой, навстречу ноной боевой судьбе
Глава 5На Берлин!
От Великих Лук до Берлинатакой путь в течение 19431945 годов прошла в составе нашей 3-й ударной армии рота девушек-снайперов, первых выпускниц Центральной женской школы снайперской подготовки.
Дорога неблизкая, тем более что за каждым ее поворотом, спуском или подъемом поджидала девушек смерть. Но они бесстрашно шли и шли вперед. 3012 фашистских солдат и офицеров уничтожили за это время бойцы роты снайперов. Таков их вклад в наше общее дело победы над врагом.
Военная дорога
Эшелон тяжело грохотал мимо полусонных разъездов и полустанков. Густой дым метался над теплушками и платформами с зачехленными орудиями. В одной из теплушек ехали девушки-снайперы. Их с 207-й стрелковой дивизией 3-й ударной армии перебрасывали на 1-й Белорусский фронт. Но девушки этого пока не знали.
Нина примостилась у горевшей печурки. Ей не спалось. Неожиданная перемена в боевой судьбе волновала неопределенностью. Она протянула в темноту руку, где лежала подруга, и вполголоса окликнула:
Аня, спишь?
Нет. Всякая всячина в башку лезет. Зима наша, рязанская, припомнилась и братья, с которыми на санках с крепостного вала каталась. Бывало, летишь вниз, аж дух захватывает! А в половодье ты посмотрела бы Ока разливается, как море.
А я ни разу большого половодья не видела.
После войны, Нинок, ко мне в Рязань приезжай, посмотришь.
Доживемприеду обязательно.
Почему бы не дожить? Не кручинься. Назло всем смертям доживем! и Аня обняла Нину за плечи
Ночь сменяется днем, а эшелон все мчит и мчит девушек ближе к границам Польши. Остались позади разбомбленные и обгорелые здания вокзалов Двинска, Полоцка, Молодечно, Волковыска Но вот лязгнули вагоны, состав замедлил бег и вскоре остановился. Аня приоткрыла дверь и почти напротив увидела на здании вывеску с непонятными буквами.
Девочки, Польша! крикнула она на всю теплушку.
А из вагонов уже выпрыгивали бойцы. Осматривались, закуривали
«Вот она какая, земля польская! И ничего тут нет особенного, с интересом разглядывала все вокруг Нина. Как будто где-то в Калининской области. Такой же снег. Такие же сосны. И небо такое же. Одна и та же, выходит, земля. Только люди другие, говорят по-своему».
По вагонам! донеслась звучная команда, и все побежали к своим теплушкам.
Это была последняя станция, которая встречала и провожала мирной тишиной. А где-то за лесами, за холмами ждала их исстрадавшаяся в неволе Варшава.
Вагон, громыхая, раскачивался. В печурке весело полыхали сосновые поленья. Аня вполголоса напевала:
Пожаров дым. Военная дорога.
Мы шли с боями на разгром врагов
От этой мелодии веяло суровостью былых фронтовых дней, невообразимой тяжестью переходов по выжженным нолям, топким болотам. Вспомнились Обуховской погибшие подруги, мать, сестренка
Хорошая песня, присела рядом с ней Полина.
Да, за сердце берет, задумчиво проговорила Нина.
Видать, фронтовик сложил, раз в самую точку
Наверно. И у нас скоро начнутся бои.
На чужой земле биться будем с фашистами.
Поезд резко затормозил.
Что там случилось?
Похоже, где-то пушки бьют, прислушалась Полина.
Вот и приехали. Девочки, подъем! крикнула Нина, подхватывая свою снайперскую винтовку и вещмешок.
Все почувствовалискоро выгружаться.
Ветер обжигал лицо. Под ногами с хрустом проминался снег. Снег слепил глаза. Более часа шагали девушки навстречу зловеще ухавшим орудиям, и сердца их, как тогда, у Великих Лук, сжимались от неведомой тревоги. И чем ближе подходили они к фронту, тем оживленнее было на дороге. Мимо то и дело проносились пахнувшие бензином грузовики: одни спешили к фронту, а другиев тыл.
Здравствуй, Варшава!
Девушек разбудил громкий голос бойца. Открыв дверь, он крикнул:
Младший лейтенант Лобковская тут ночует? К комбату!
Все всполошились. Сон как рукой сняло. Поспешно одевались. Подгоняли ремни, лямки вещмешков. Перематывали портянки, зачехляли снайперские винтовки. Вскоре вернулась Лобковская.
Я вижу, вы уже наготове, окинула она взглядом девушек. Это хорошо. Сейчас выступаем на Варшаву.
Даешь Варшаву! радостно крикнула Аня. Смерть фашистам!
Гулко рассыпался по половицам ее дробный перепляс, зазвенела частушка.
Две веревки на осине
Любо-дорого смотреть.
Скоро Гитлер с Муссолини
Будут рядышком висеть!
Выходи строиться! оборвала команда радостное настроение девушек.
Несколькими минутами позже они шагали по проторенной дороге к Варшаве, удивляясь массе людей и техники. В утренних сгустках рассвета двигались бесконечные колонны войск. Тягачи тащили пушки. С грозным урчанием обгоняли всех приземистые «тридцатьчетверки» и самоходки с красными звездами на башнях. Тяжело пыхтя, мимо проносились ЗИСы и «студебеккеры».
Все спешили на запад, где гремели бои.
За одним из перелесков навстречу девушкам выползла колонна пленных гитлеровцев.
Нина, глянь, какой фриц смешной, показала Аня на одного из них.
Где?
Да вон, с краю плетется. Сгорбился, как баба-яга. Только клюки не хватает, а то бы точь-в-точь
Немец, о котором говорила Аня, действительно напоминал бабу-ягу. На его худом лице торчал длинный, широкий и чуть крючковатый нос. Пилотка, из-под которой тускло смотрели бесцветные глаза, глубоко надвинута на лоб. Ноги обмотаны не то портянками, не то шинельными лоскутами. Руки немец держал в карманах и всем своим обличьем напоминал немощного старика. «А когда-то небось ходил гоголем, орал вместе со всеми: «Дранг нах остен!»подумала Нина Вот и шагает теперь на восток, чучело фашистское!»
Пленные брели мимо девушек серо-зеленой однообразной массой
Дорога кажется нескончаемой. А где же Варшава? Сколько еще топать? Нина вглядывается в далекую кромку горизонта, но там ничего не видно, кроме серой пелены тумана.
И вот неожиданно возник огромный город, весь в руинах поверженных кварталов. Девушки с волнением смотрели на древнюю польскую столицу, разрушенную фашистами.
Девочки, что носы повесили? пробежала взглядом Лобковская по угрюмым лицам подруг и скомандовала:А ну, сержант Носова, запевай!
Аня чуть-чуть откашлялась и запела:
Я по свету немало хаживал.
Жил в землянках, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске
И, когда дружно грянул припев: «Дорогая моя столица! Золотая моя Москва!»Нина, словно очнувшись, вместе с подругами подхватила эти до боли родные слова.
Несколько поляков остановились на обочине. Печально они смотрели на девушек, и, казалось, в их измученных глазах плещется боль самой Варшавы.
Предместье польской столицы, Прага, в которую вступили девушки с головным батальоном 207-й стрелковой дивизии, уцелело и выглядело довольно-таки нарядным. Коробки зданий смотрели светлыми окнами, улыбками встречали жители А за Вислой глазам девушек предстали сплошные руины. Полуобвалившиеся стены зданий с обожженными балками потолков и пустыми глазницами окоп поражали своим угрюмым однообразием. Улицы завалены битым кирпичом, труднопроходимы. Лишь кое-где мелькало уцелевшее здание с лепными украшениями, говорившими о былой красоте города.
Покидая Варшаву, девушки уносили в своих сердцах еще более острое желание мстить фашистам.
Последний рубеж
Батальон остановился на хуторе близ заснеженного леса. Девушкам отвели для ночлега заброшенный дом. Нина с Аней принесли по две охапки березовых дров. Полина с Клавой Маринкиной растопили голландку. Печь загудела веселым пламенем, и тепло разлилось по комнате.
Нина придвинула к голландке скамью и села, прислонясь спиною к горячим кирпичам. Сквозь гимнастерку приятно жгло лопатки. Скоро она разомлела, веки отяжелели. Клонило ко сну. Но слух улавливал громыханье котелка, в котором Полина разогревала консервы.
Эй, Нинок, не спи! Сейчас ужинать будем, подошла к ней Аня и тронула за плечо.
Я не сплю, и с трудом открыла глаза. Разморило с дороги
Поужинав, девушки улеглись прямо на полу на соломе, надерганной из стога, что стоял на задах усадьбы, и вскоре спали как убитые.
Утром, когда по низине возле леса еще стелился туман, девушки вновь зашагали на запад. Две недели, недосыпая и недоедая, шли они по польской земле вслед за отступавшими к Одеру гитлеровцами. Были и короткие стычки, и тревожные ночи в лесу, у костра. Нет, это был не тот тернистый путь, который девушкам пришлось преодолеть с боями в Калининской области и Прибалтике, где каждый клочок земли орошен кровью, изранен снарядами и бомбами.
Однажды в конце января на привале к девушкам забежал замполит. Он принес газеты. Поговорил об очередных задачах батальона на марше. А перед уходом обвел их своим загадочным взглядом и проговорил:
Девчата, завтра или послезавтра у нас будет праздник, так что мало-мальски по возможности прифрантитесь.
Какой праздник, товарищ капитан? Почему мы не знаем об этом? посыпались вопросы. В календаре нет никакого праздника, и в газетах не пишут.
А праздник, девчата, у нас такой, он улыбнулся, взглянув на Нину. Мы с вами скоро пересечем границу фашистской Германии!..
Продолжая наступление к западу и юго-востоку от Познани, войска 1-го Белорусского фронта пересекли германскую границу и вступили в пределы Бранденбургской провинции. 31 января 1945 года они с боем овладели городами Ландсберг, Мезенриц, Швибус и Циллихаукрупными узлами коммуникаций и мощными опорными пунктами фашистской обороны, прикрывавшими подступы к Франкфурту-на-Одере. В районе Познани продолжались бои по уничтожению окруженного в городе вражеского гарнизона.
* * *
Девушки двигались в походной колонне батальона. Впереди шумно месили грязь бойцы второй роты. Нина шагала в крайнем ряду, рядом с Аней, и ей была видна раскиселенная сапогами обочина дороги. За кюветом, среди черных полей, напоминая о минувшей зиме, кое-где белели островки снега.
На холмистой сини горизонта стеною стоял лес. Где-то там, за лесом, начиналась неведомая Германия.
Спину приятно пригревало солнце. Небо отливало нежной голубизною. И шагалось как-то легко. В этот по-весеннему теплый день Нину догнала негаданная радость.
Ездовой, молодой боец, лихо присвистывая, погонял вожжами коней. На тачанке кроме него сидели офицер, сержант и мальчик лет четырнадцати в шинели с черными петлицами артиллериста.
Нина, смотри, твой Степушек едет! встрепенулась Аня.
Степа? Где?! Не может быть!
Он! Смотри, обернулся к нам! И крикнула:Товарищ капитан! Клишин!
Тачанка остановилась.
Гвардии сержант Носова, выкрики в строю! сделала замечание Лобковская. Что случилось?