За что наградили? дружески спросил Хохряков у ротного.
Один орден за Белгород и Орел, другой за Днепр и Киев, скромно ответил Иванов.
Что ж, земляк, так будем держать и дальше. Хохряков сверкнул обворожительной улыбкой и крепко, по-рабочему пожал старшему лейтенанту руку.
Есть так держать, товарищ майор!
На Леонида Иванова и на подобных ему командиров и политработников в дальнейшем и опирался Хохряков, поддерживая и развивая в боевом коллективе отношения дружбы, инициативного выполнения воинского долга, ответственности и взаимовыручки. Комбат доверял подчиненным, но требовал от них как от самого себя. А те, гордясь доверием, еще глубже осознавали личную ответственность за скорейшее освобождение родной земли от немецко-фашистских захватчиков.
Поздоровавшись с солдатами и сержантами пополнения, Хохряков подал команду:
Всем обедать!
А сам тем временем вместе с Ивановым стал осматривать прибывшую технику. Еще в трудные дни отступления он выработал для себя незыблемое правило: каждый танк, каждая другая боевая и транспортная машина всегда должны быть в исправном состоянии, чтобы водитель и командир в любую минуту могли повести их в бой. Это он называл: «как у летчиков-истребителей».
Проверяя пришедшие танки, Хохряков заводил мотор, садился за рычаги управления, пробовал машину на ходу, включал радиостанцию, проверял пушку и пулемет, наличие боекомплекта. Ничто не ускользало от его внимания. По каждой машине изложил свои замечания экипажам, вновь сформированным из новичков и бывалых фронтовиков.
Компетентность Хохрякова приятно удивила опытного помощника командира батальона по технической части гвардии старшего лейтенанта Василия Александровича Дмитриенко. Он тихо сказал рядом стоявшим офицерам: «А комбат дело знает!»
Военная зима 1943/44 года была необычно капризной. В середине февраля на Правобережной Украине подули теплые ветры, быстро сошел снег. До крайности развезло дороги. Реки и овраги, переполненные талой водой, превратились в труднопреодолимые препятствия.
В те дни 1-й Украинский фронт вел напряженную подготовку к Проскуровско-Черновицкой операции.
Вскоре после получения танков 54-я гвардейская Васильковская, преодолевая несусветную хлябь и яростные налеты гитлеровских воздушных пиратов, совершила в голове корпуса марш из-под Полонного и заняла оборону в Судилкове юго-восточнее города Шепетовки. В центре Судилкова расположились тылы и штаб бригады.
Еще при первом знакомстве с подразделениями Хохряков понял, а на марше почувствовал, что коллектив батальона дружный, сплоченный, действительно гвардейский. Впрочем, предстояло сделать многое, чтобы как следует сколотить сформированные экипажи на это трудное дело война почти не оставляла времени.
К танку гвардии младшего лейтенанта Урусбека Каролиева, находившемуся в засаде в одном из овражков южнее Судилкова, Хохряков пробрался на рассвете. Пробрался невидимкой, как приходилось ему пробираться еще в 1941-м, когда по вражеским тылам выводил окруженцев к своим, и как в 1942-м, когда под Велижем водил в разведку группы лыжников.
Из танка доносились негромкие звуки импровизированной песни:
Первая «болванка» попала «тигру» в лоб,
Водителя-фашиста загнала прямо в гроб.
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить,
В танковой бригаде нечего тужить!
Вторая «болванка» «тигру» прямо в бак,
Вспыхнул он, как спичка, «капут» гитлеряк.
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить,
В танковой бригаде нечего тужить!..
Хохряков слушал песню, и его разбирал смех. Неисповедимы тайны человеческих чувств. Казалось бы, никаких условий для пения нет в этой суровой, смертельно опасной обстановке, а солдат поет. Это ли не факт жизнеутверждающей силы нашего воина и непобедимости советского народа!
Командир танка казах Каролиев, механик-водитель русский Трофимов, башенный стрелок чуваш Кулик и радист-пулеметчик украинец Кибенко были немало удивлены, увидев у своей машины в предрассветной мгле высокую, атлетически сложенную фигуру комбата в неизменной комиссарской кожаной тужурке, с пистолетом на боку и в танковом шлеме.
Командир танка, выбравшись из люка и спрыгнув на землю, по-уставному доложил, чем занимается экипаж.
Так кто у вас, Каролиев, так легко сжигает «тигры»? А?..
Да балуемся мы, товарищ командир. В сон клонит, а в засаде спать нельзя.
Песня, друзья, неплохая. Горящий танк врага победа танкистов. Ну а если тебя подожгли уходи немедленно. Если, конечно, нельзя погасить пожар. Вот сейчас для знакомства и потренируемся, как уходить в таком случае через нижний люк. Хохряков вслед за Каролиевым легко забрался в танк.
С кого начнем? спросил комбат, включив карманный фонарик и обведя лучом лица танкистов.
Капитан покидает корабль последним, важно сказал Каролиев.
Что ж, он имеет на это право. Тогда начнем с механика-водителя. Слушайте вводную: «Танк горит. Потушить пламя нет возможности. Машина находится в зоне прицельного огня пулеметов противника». Ваше решение?
Покидаю танк.
Действуйте! Хохряков скользнул фонариком в сторону нижнего люка.
Толстяк Трофимов, поставив по привычке рычаги фрикционов в исходное положение, заспешил к нижнему люку и застрял.
Вот вам недосмотр номер один: на боевой позиции танк обязательно должен иметь выход из нижнего люка. Нет естественного ровика подкопайте. А вам, Трофимов, ввиду особой комплекции надо было еще снять фуфайку перед тем, как покинуть машину. Понятно, Каролиев? луч фонарика скользнул по смущенному лицу командира.
Исправим, товарищ командир! глухо ответил Каролиев.
Вводная командиру: «Танк загорелся во время атаки. Командир покидает машину через верхний люк».
Каролиев бросился к закрытой крышке люка, чтобы отомкнуть защелку, но услышал прерывающий действие голос Хохрякова:
Вы ранены в руку! Люк открыть не удалось.
Каролиев смущенно опустился на свое место.
Что же делать? Тогда через нижний.
Хохряков улыбнулся:
Командарм Рыбалко советует до непосредственного соприкосновения с противником держать крышки верхних люков, да и люков водителей открытыми. Ну что вы увидите в смотровой прибор? Яму в двух шагах можно не заметить, не говоря уже о целящейся в вас противотанковой пушке противника в двухстах метрах. А корректировать огонь как будете? Короче говоря, вдвое меньше потерь, а скорость маневра удваивается, если следовать совету генерала Рыбалко.
После обстоятельной беседы с танкистами Хохряков сел за рычаги и опробовал машину: удобен ли выезд из укрытия. А когда рассвело, расспросил механика-водителя и башенного стрелка о целях на переднем крае противника. Затем велел командиру танка лично вывести машину на одну из намеченных огневых позиций. Каролиев сел за рычаги, и танк словно вылетел из засады. Здесь каждый из членов экипажа произвел из орудия прицельный выстрел по врагу. Корректировал огонь сам Хохряков.
Когда же по «назойливому» советскому танку начали пристрелку вражеские артиллеристы, Хохряков скомандовал:
Радист-пулеметчик Кибенко, на место механика-водителя! Танк в укрытие!
Не всегда комбат может уделить столько внимания каждому экипажу на войне, но стремиться к этому он должен.
Ну что ж, Урусбек. Хорошие ребята у тебя, или, как по-казахски говорят, жаксы! сказал напоследок Хохряков.
Рахмет! Спасибо, товарищ командир.
Наставления знают и выполняют их отлично. Вражеским снарядам не кланяются. Но этого мало, Каролиев. В бою всегда приходится делать больше, чем предписано наставлениями. И наш боец способен на это.
Так точно! Все сделаем, товарищ командир!
В расположении штаба возвратившегося Хохрякова встретил с докладом его помощник по хозяйственной части:
Товарищ майор! Для вас нашли, отремонтировали и утеплили комнату.
Ну что ж, пойдем посмотрим. Прошу, товарищи, на новоселье.
За Семеном Васильевичем двинулись все, кто был рядом.
Хохряков придирчиво осмотрел просторную светлицу, улыбнулся и вдруг, словно вспомнив о чем-то, сказал:
Мне звонил начальник политотдела гвардии полковник Павел Евлампиевич Ляменков и просил создать в батальоне офицерскую комнату. Не открыть ли ее здесь? Как, товарищи?
А где же вы будете отдыхать и работать? отрешенно пробормотал помпохоз гвардии капитан Бычковский.
Я лично?.. А вот вместе с Володей. Примешь меня? Хохряков повернулся лицом к парторгу Пикалову.
С удовольствием! Владимир Андрианович Пикалов гостеприимно развел руками.
Вот и хорошо. А в офицерскую комнату, думаю, надо немедленно доставить подшивки газет: нашу корпусную «Знамя Родины», третьей гвардейской танковой «Во славу Родины» и всеармейскую «Красная звезда». Очень хорошо было бы достать географическую карту, изготовить красные и синие флажки для информации о перемещении линии фронта, а также завести стенд для ежедневного вывешивания сводок Совинформбюро. Ведь наступаем, товарищи, и каждый советский населенный пункт, отбитый у врага, это малая победа, которая должна вдохновлять воинов на скорейшее достижение всеобщей, окончательной. Считаю, что музыкальные инструменты, шашки и шахматы тоже не помешают Это все, Владимир Андрианович, по твоей части, Хохряков дружески подмигнул Пикалову. Хотя и принял меня на квартиру, тебе больше всех работы достанется. Ведь ты, пока прибудет новый замполит, исполняешь его обязанности. Не сетуй: друзей нагружают больше, чем остальных А об уставах и наставлениях должен позаботиться начштаба гвардии старший лейтенант Урсулов.
Первым, с кем Хохряков беседовал по душам во впервые организованной офицерской комнате, оказался его земляк, комроты Иванов.
Как и Хохряков, Леонид Иванов был неравнодушен к музыке. Он принес сюда в футляре небольшой цветастый предмет, похожий на шестигранную призму. Положив его на стол, вопросительно взглянул на Хохрякова:
Пригодится?
Концертино?! радостно удивился Семен Васильевич. Потом его возбуждение погасло: На нем играть надо уметь
Разрешите? Иванов рывком стащил с головы шлем и, бросив его на табуретку, тут же растянул меха.
Полилась нежная мелодия. Родные, знакомые Хохрякову с детства звуки, но как далеко-далеко отодвинуты они в памяти войной!
Лицо Иванова сделалось задумчивым и строгим. Затем он озорно огляделся на собирающихся офицеров и лихо запел:
Немцы ехали в Москву
На хороших таночках,
А обратно удирали
На разбитых саночках!
Гитлер вздумал угоститься,
Чаю тульского напиться,
Зря дурак позарился
Кипятком ошпарился!
Как зачует непогодку,
Елочка шатается.
Как увидит Гитлер сводку,
Так и заругается.
Бьем фашистов на Кавказе,
Бьем фашистов на Дону,
Как догоним до Берлина,
Поколотим на дому!..
Что ж, земляк, хорош твой подарок офицерской комнате! Хохряков погладил концертино. Пой, играй на нем солдатам. Побольше русской удали, советской души Семен Васильевич взял Иванова за плечо, усадил рядом. Был я в экипаже Каролиева, похвалил твоих орлов; знают они и любят машину, могут заменять друг друга, метко стреляют. А вот с тактикой слабо у них. Наверное, во всей роте так? Особенно волнуют меня взаимодействие, взаимовыручка экипажей, эвакуация танкистов из горящей машины.
Иванов попробовал было что-то сказать, но комбат, жестом остановив его, продолжал:
Это лично от вас зависит. В своих похвальных заботах о машинах вы почти подменили ротного техника. Верно, ему надо помогать. Но вы прежде всего командир, организатор, тактик. Если говорить на заводском языке, то рота это цех. Только производственный процесс здесь намного сложнее. Изучайте этот процесс, тренируйте экипажи в решении тактических задач, пока есть время до наступательных боев
Иванова считали в бригаде тактически зрелым, умелым офицером. Казалось, все знает, что нужно для боя, все познал: ведь прошел сквозь танковое побоище под Прохоровкой на Курской дуге, сшибал гитлеровские танки с днепровских круч. А новый комбат, гляди, нашел изъяны. Но старший лейтенант не обиделся. Под руководством Хохрякова он провел взводные учения по тактике наступательного боя на пересеченной местности, по взаимодействию экипажей в преодолении водных преград. Все это диктовалось требованиями предстоящих сражений.
Не забросил Леонид и концертино. Общение с людьми в минуты отдыха, частушки, остроумные шутки и песни стали большой объединяющей людей силой. Все это влекло к ротному командиру молодых танкистов, сплачивало коллектив.
А офицерская комната батальона стала лучшей в бригаде. Помимо лекций и бесед политработников здесь в дружеских беседах и задорных юношеских спорах усваивались крупицы ценного боевого опыта командиров, раскрывались навстречу друг другу души и таланты.
Приближалось 23 февраля 1944 года 26-я годовщина славной Красной Армии. Хохряков предложил организованно отметить праздник.
От каждого экипажа в Судилков прибыл представитель. Насколько это возможно во фронтовых условиях да еще на ограбленной фашистами территории, был приготовлен праздничный ужин. Комбат выступил с волнующей речью, душевно поздравил присутствующих и отсутствующих членов экипажей с наступающим праздником. А закончил выступление такими словами:
В трудную пору гражданской войны, когда родилась Красная Армия, наши старшие братья, отцы и деды без танков и пушек, порой даже без патронов и хлеба сумели отстоять Советскую власть. Сумели, потому что верили в правое дело, верили в победу. Будем же, друзья, достойны их ратной славы! и Хохряков, как это часто делал в кругу товарищей, стоя запел высоким и чистым тенором:
Мы верим в победу, мы вырвем победу.
И встретимся снова за мирным трудом,
О прежних боях поведем мы беседу
И старую песню споем.
Все ли на месте?
Все как один! поднялись солдаты, сержанты и офицеры. Станем в шеренги сурово! дружно всколыхнул помещение припев.
Все ли готовы?
Все как один! К битвам грядущим готовы! ответил зал и продолжалась песня-клятва:
И холод, и зной мы сносили в походах,
Сносили в боях не одни сапоги,
Но рано, товарищи, думать про отдых,
Пока не добиты враги
Вечер стал еще одним шагом в сплочении воинов батальона в преддверии грядущего боя.
В ночь с 27 на 28 февраля 1944 года танковая бригада совершила 120-километровый обходной марш-маневр и сосредоточилась юго-западнее Изяслава, в районе Гнойницы.
В передовом отряде бригады шел 1-й батальон во главе с Хохряковым. Марш совершался в строгой тайне и по неимоверной грязи. Опыт подобного марша, ставшего впоследствии классическим образцом, уже имели танкисты 3-й гвардейской танковой армии, когда они осенью 1943 года совершили блестящий двухсоткилометровый оперативный бросок с Букринского на Лютежский плацдарм, дважды переправившись через буйный осенний Днепр и через Десну.
И этот марш провели образцово. В батальоне Хохрякова не оказалось ни отставших машин, ни отставших людей.
На новом месте сосредоточения командир бригады получил боевой приказ штаба 7-го гвардейского танкового корпуса. В нем указывалось, что части корпуса 4 марта переходят в наступление в общем направлении на Староконстантинов и Проскуров (ныне Хмельницкий).
Наступило 4 марта. Войска 1-го Украинского фронта, в командование которым несколько дней назад вступил Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, начали Проскуровско-Черновицкую операцию.
Гвардейцы батальона Хохрякова как раз сидели с котелками у замаскированных танков и завтракали, когда утренняя тишина взорвалась громом сотен батарей. Воины с нескрываемой радостью слушали грохот канонады: знали это начало.
Два часа будет бушевать шквал артиллерийского возмездия на позициях врага. А затем настанет черед танкистов идти в прорыв, обеспеченный стрелковыми частями.
У гвардейцев все подготовлено. Полностью заправлены горючим топливные баки, проверены моторы и радиостанции, установлены аварийные баллоны со сжатым воздухом для заводки двигателей, рассортированы и как следует уложены снаряды и дымовые шашки, набиты пулеметные диски, разведаны за передним краем, сколько было возможно, боевые курсы для атаки
Всходило яркое весеннее солнце. К запахам талого снега и вареной баранины примешался густой запах пороховой гари, выпадающей из туч, низко плывущих над передним краем. От канонады, казалось, под ногами ходуном ходила земля. Но все это не страшило, было для танкистов просто томительным ожиданием.