Вновь неожиданно появились немецкие бомбардировщики. Образцов прильнул к пулемету, приспособленному для зенитной стрельбы. Но команды стрелять не последовало. В небо взлетели две зеленые ракеты, это сигнал «я свой», и вражеские летчики, приняв наши части за свои, пролетели мимо. Правда, немного спустя над колонной пронеслась «рама» и открыла огонь. В ответ с нашей стороны снова взвились две зеленые ракеты. Вражеский самолет-разведчик опустился совсем низко, затем, набрав высоту, улетел. Все напряженно ожидали повторения налета. И лишь с наступлением сумерек облегченно вздохнули. Очевидно, фашистские летчики были введены в заблуждение нехитрой маскировкой: на одну из наших машин был натянут брезент с нарисованной на нем свастикой опознавательным знаком, которым гитлеровцы обозначали свои колонны.
На пути следования левой колонны находился населенный пункт Семеновка. Генерал Волков направил туда разведдозор, чтобы установить, есть ли там противник. Уже совсем стемнело, но разведчики все не возвращались. Лейтенант Губкин по радио докладывал генералу Волкову:
В хвост колонны пристроились три «пантеры».
Развернуться на выгодных позициях, подпустить противника ближе и уничтожить его, последовал приказ генерала.
Учитывая явное превосходство противника в силах, Губкин мог рассчитывать только на дерзкие действия своих бойцов и экипажа танка и на военную хитрость. Еще раз оценив ситуацию, он решил занять оборону не на западных скатах высоты, которые были обращены в сторону противника и где имелся обзор для стрельбы, а на обратных, восточных. Командир танка младший лейтенант Назаров с недоумением наблюдал за действиями Губкина.
Товарищ лейтенант, удивился он, мы что, от своих будем отстреливаться? Немцы ведь наступают с запада, с восточных скатов их не видно!
Сейчас для нас важна внезапность, разъяснил Георгий. Необходимо, чтобы до открытия огня мы не демаскировали свой танк.
Назаров, поняв замысел Губкина, одобрительно кивнул.
Уже без десанта на броне наш танк неожиданно для противника появился на гребне высоты и первыми же двумя выстрелами поджег головную машину гитлеровцев. Затем отъехал назад, скрывшись за высотой. Две «пантеры» в сопровождении автоматчиков устремились за ним. Башня танка Назарова вновь показалась на гребне, но теперь в другом месте. Четвертым снарядом младшему лейтенанту удалось поджечь еще одну «пантеру» и снова отойти. Третья «пантера» гитлеровцев, сопровождаемая ротой автоматчиков, тем временем преодолела западные скаты и вышла на восточную сторону. Губкин открыл огонь по врагу из станковых пулеметов. Автоматчики, не ожидавшие организованного огня с обратных скатов высоты, понесли большие потери и вынуждены были залечь. «Пантера» отползла за боевые порядки своей пехоты.
Тыльная походная застава воспользовалась этим замешательством и оторвалась от противника.
Молодец, Губкин! скупо похвалил комбриг лейтенанта, выслушав его доклад по радио.
Время приближалось к полуночи. Георгий уловил сквозь треск в наушниках голос командира головной походной заставы, который сообщил: «Из села Ивановка спешно выдвигается на конной тяге противотанковая батарея. Спешит перерезать дорогу, по которой должна двигаться наша колонна». Губкин в свою очередь доложил о показавшихся позади них примерно в километре вражеских танках. Генерал Волков приказал Губкину:
На выгодном рубеже принять бой и задержать противника!
Вражеская батарея еще не успела развернуться и открыть огонь по нашим танкам с фронта, как внезапно началась пушечная стрельба с фланга. Генерал Волков, выбравшись из своего КВ, прислушался к приближающемуся грому пушек. Казалось, противник наносит удары по правой колонне. Уточнить это не представлялось возможным, так как радиосвязь вышла из строя.
Тыльная походная застава Губкина, усиленная еще одним танком, снова навязала гитлеровцам короткий бой. На этот раз противнику удалось разгадать маневр командира танка «661» и, выждав момент, поджечь тридцатьчетверку. Назаров успел выпрыгнуть из верхнего люка и, борясь с огнем, стал кататься по снегу. Следом выскочили механик-водитель и радист в обгоревших комбинезонах. На помощь заставе вовремя подошли еще две тридцатьчетверки и с ходу вступили в бой.
Генерал Волков видел, что балки и овраги, занесенные снегом, не позволяют противнику выйти во фланг нашей тыльной походной заставе. С фронта батарея противотанковых орудий тоже не представляла особой угрозы для танков. Поэтому он решил основные силы развернуть на флангах, в своем распоряжении оставил лишь второй танковый батальон.
Вражеские снаряды начали рваться у дороги. Справа по заснеженному полю медленно выдвигались двенадцать немецких танков, ведя огонь с коротких остановок. Еще четырнадцать средних и легких танков спускались с холма и тоже обстреливали колонну генерала Волкова. Стрельба усиливалась с обеих сторон. Левая группа вражеских танков, потеряв три машины, застряла у оврага. Правая, заняв выгодную позицию, наносила урон нашим машинам. Волков по балке, пересекавшей дорогу, бросил в контратаку второй батальон. Гитлеровцы заметили маневр и быстро развернули свои машины навстречу нашим. Танковая дуэль длилась минут сорок.
Противнику, действующему слева, удалось по балке вырваться на дорогу, вывести из строя четыре наших танка и создать угрозу соединения со своей правой группой. Генерал Волков, возглавив на своем КВ оставшуюся в его распоряжении танковую роту второго батальона в составе четырех танков, ринулся в контратаку. Броню машины генерала не брали снаряды немецких легких и средних танков. И хотя врагу удалось поджечь идущий следом танк командира роты, остальные успели вклиниться в боевые порядки противника. КВ Волкова протаранил три вражеские машины, четвертой выстрелил в борт, и над ней сразу взметнулся столб черного дыма. Вражеская атака была отбита.
Когда Губкин нагнал хвост колонны, наши танкисты мирно отдыхали у опушки рощи. Броня их танков еще не успела остыть после боя. Генерал Волков приказал командирам батальонов и начальникам походных застав прибыть к нему. Когда Губкин прибежал туда, генерал поздравлял их с победой. «Из тридцати одного танка, сказал он, мы потеряли девять, враг понес гораздо большие потери. Но среди нас нашлись люди, которые смалодушничали и бросили подбитую танкетку с ракетной установкой. Приказываю командиру батареи «катюш» совместно с подразделениями усиления вернуться назад и подорвать танкетку с секретным оружием».
В состав группы, назначенной для выполнения этой боевой задачи, кроме трех танков в качестве десанта прикрытия вошел пулеметный взвод Губкина.
Мороз крепчал. Нелегко было держаться десанту на танковой броне под холодным пронизывающим ветром. Снег бил в лицо. От малейшего прикосновения к броне, схваченной морозом, жгло руки. Гораздо легче было пробиваться на восток, чем возвращаться назад. Это было все равно что бросаться на разъяренного зверя. Но секретное оружие нельзя было оставлять врагу.
Генерал Волков тревожно вглядывался в ночную мглу. Время шло, и пора бы вернуться боевой группе. Но ни взрывов, ни стрельбы ниоткуда не доносилось. Близился рассвет. И вот наконец-то впереди полыхнуло, послышался отдаленный взрыв. Холодное небо разрезали вражеские трассирующие снаряды. Но вскоре опять все вокруг стихло
Немцы никак не предполагали, что русские, вырвавшись из окружения, вдруг вернутся. Боевая группа, выполнив задачу, пристроилась в хвост колонны и вышла к нейтральной полосе. До своих оставалось рукой подать. Но на пути возникло новое препятствие высота с крутыми скатами. Разведка доложила, что противника на ней нет, но подъем слишком крут. Предстояло преодолеть около километра, а уже наступал рассвет. По параллельной дороге, что севернее, началось движение вражеской техники. Всем стало ясно, что выход колонны из окружения опять под угрозой.
Головной танк командира 1-го батальона застрял у подножия высоты, которую пересекала единственная дорога.
Движение остановилось. Обеспокоенные бойцы высыпали на обочину дороги. Генерал Волков вырвался вперед на своей машине и подал команду: «Делай, как я!» Его тяжелый танк, зигзагами огибая высоту, продвинулся метров на двести и забуксовал. Опытный механик-водитель давал газ, но машина все больше зарывалась в землю.
Назад и с разгону! послышался спокойный голос комбрига.
Со второй попытки КВ наконец выскочил вперед, оставив за собой оголенный до красной глины след. Когда танк Волкова достиг середины высоты, гул вражеских машин, преследующих нашу колонну параллельным курсом, стал слышен уже впереди, артиллерийская канонада усилилась. По всему было видно, что гитлеровцы успели перерезать дорогу. Волков считал, что противник столкнулся с нашими передовыми частями. В этих условиях обстановка, конечно, могла сложиться по-разному. В случае если бы гитлеровцам удалось опрокинуть заслон, Волкову пришлось бы всю боевую технику взорвать и выходить из окружения лишь со стрелковым оружием. Танки не могли свернуть с дороги из-за больших снежных заносов.
Во что бы то ни стало и как можно быстрее надо было овладеть высотой. Подъем к вершине становился все круче, и танки могли просто перевернуться. Но генерал Волков личным примером увлек за собой танкистов.
Вскоре его КВ вполз на вершину высоты. Оттуда стали видны две дороги, разветвлявшиеся на юго-восток и на восток. Впереди, за чахлой рощицей, раскинулось село. Разведдозор донес, что там располагаются тыловые подразделения частей нашего кавкорпуса. Колонна двинулась к селу.
Утро наступило ясное и морозное. Немцы лишь изредка стреляли шрапнелью по той роще, где час назад передовые артиллерийские части кавкорпуса дали бой вражеской танковой колонне.
Генерал Волков, распорядившись накормить людей, сам направился на КП кавкорпуса, где встретился с начальником штаба. Полковник признался:
Я, грешным делом, чуть маху не дал: приказал открыть огонь. Мои разведчики доложили, что столкнулись с танковой колонной врага. На счастье, командующий артиллерией усомнился в их докладе и направил своих корректировщиков. Когда те сообщили, что выходят из окружения наши танки, мы, конечно, обрадовались
Ваших разведчиков, как и моих, не сухой колбасой, а сухой соломой надо кормить! пошутил Волков.
С разведчиками разберемся. У немцев подошли резервы, они готовятся к наступлению. Что намерены делать вы?
Приказано поступить в распоряжение генерала Рыбалко.
Не успел Волков вернуться на свой КП, как обстановка резко изменилась: немцы ринулись в атаку. Врагу удалось оттеснить кавкорпус и присоединившиеся к нему части правой колонны 184-й стрелковой дивизии, которые также вышли из окружения. Танки, артиллерия и пехота, следовавшие в составе левой колонны генерала Волкова, были брошены к ним на помощь.
Стрелковый полк, куда входил взвод станковых пулеметов Губкина, был временно подчинен 25-й гвардейской дивизии и занял оборону южнее Соколова, на стыке с отдельным чехословацким батальоном полковника Свободы.
Губкин обрадовался, узнав о том, что чехословацкие воины сражаются на нашей стороне и что еще один союзник начал боевые действия против фашистской Германии. Он с любопытством разглядывал их форму, необычную кокарду на шапке. Вооружение в батальоне было наше. Особенно поразило лейтенанта сходство наших и чехословацких воинов во внешности, языке, обычаях. Это, видимо, и сближало быстро людей, делало их друзьями.
На наблюдательном пункте командира первой роты надпоручика Отакара Яроша накрыли импровизированный стол. На ящике из-под махорки разложили хлеб, галеты, сало, колбасу, американскую тушенку. Чехословацким друзьям больше всего понравилось русское сало. Только выпить ничего не нашлось, лишь к вечеру должны были подвезти наркомовские. Вместо водки пили чай.
Гитлеровское командование не оставило без внимания батальон Свободы и бросило против него в бой сразу около шестидесяти танков в сопровождении автоматчиков, пытаясь во что бы то ни стало расправиться с отважными чехословацкими воинами. Соколово несколько раз переходило из рук в руки. Враг превосходил в силах роту Отакара Яроша, и на прикрытие ее фланга был брошен взвод станковых пулеметов Губкина. Гитлеровцы попали под кинжальный огонь советских пулеметчиков.
Много фашистов полегло в том бою. Первая рота батальона Свободы получила приказ отойти на новые позиции.
На прощание Ярош, окинув Георгия долгим взглядом, сказал:
Спасибо, друже, за крепкую поддержку. До скорой встречи!
Немцы обнаружили отход чехословацкого подразделения с переднего края и навалились на позиции бойцов Губкина. Им пришлось отбить подряд шесть атак. Роте Отакара Яроша под утро удалось закрепиться на новом рубеже. Но встретиться двум побратимам-командирам не было суждено: в эту грозную ночь Ярош пал смертью храбрых. Позже Георгий узнал, что посмертно Отакару Ярошу, первому из иностранцев, было присвоено звание Героя Советского Союза.
В боях под Соколовой солдаты надпоручика Отакара Яроша и лейтенанта Губкина на поле боя скрепили совместно пролитой кровью братский союз.
Гитлеровские танковые дивизии СС так и не смогли прорваться на этом участке к Харькову по кратчайшему пути с юга. Враг вынужден был провести перегруппировку и перебросить крупные силы на север. Оборона по реке Мже на рубеже дружбы советских и чехословацких воинов оказалась непреодолимой для противника.
После жестоких боев под Харьковом 184-ю дивизию вывели в район Старого Оскола на доформирование. Здесь уже не рвались мины, не свистели вражеские пули. Был конец марта. На снежных проталинах начали выглядывать подснежники, предвещая наступающую весну. Лейтенанта Губкина назначили командиром 4-й стрелковой роты.
Тяжело было Георгию расставаться со своими пулеметчиками, их сроднили бои и походы, трудности и лишения военного времени. Образцова Губкин хотел взять с собой, но комбат капитан Мельниченко воспротивился:
Если каждый, кто уходит от нас с повышением, будет забирать с собой бойцов, от батальона ничего не останется.
Товарищ капитан, я же не просился командовать ротой. Тем более такой ротой, которая меньше взвода и в которой все надо начинать почти с нуля.
Во-первых, товарищ лейтенант, желающие командовать ротой среди командиров взводов найдутся, а во-вторых, не думаю, чтобы рядовой Образцов помог сколотить роту. Говорят, он у вас в сутки спит по двадцать четыре часа, да еще выпивать любит.
Не может быть такого! У него «сузак», хитровато сощурился Губкин.
Это еще что такое? в недоумении спросил Мельниченко.
«Сузак» значит «сухой закон». До конца войны дал слово не брать водки в рот. С Образцовым мы воюем со Сталинграда, нас ранило, вместе лечились в госпитале, потом вместе прибыли к вам в пулеметный взвод.
Почему же на него наговаривают?
Потому и наговаривают, что строг и требователен. Уж я-то его знаю больше, чем кто-либо.
Уговорил, быть по-твоему. Бери своего «сузака» с собой! улыбнулся Мельниченко.
Разрешите представить Образцова к воинскому званию «ефрейтор»? воспользовался Губкин переменой настроения комбата.
Не возражаю. Передайте начальнику штаба батальона, чтобы включил его в список.
Временно 4-й стрелковой ротой командовал лейтенант Пырьев, командир первого взвода. Встретил он лейтенанта Губкина с подчеркнутой независимостью, как равного, даже не пожелав представиться. На вопрос нового командира роты, чем солдаты занимаются, ответил неопределенно:
Да как вам сказать ждем поступления нового обмундирования и обуви.
Впредь попрошу вас докладывать по уставу, а сейчас постройте роту и доложите, как это положено в таких случаях.
Пырьев построил роту. Людей в наличии оказалось чуть больше, чем во взводе. В ответ на приветствие командира роты вяло прозвучала разноголосица. «Да, слабовато», подумал Губкин и стал обходить строй, пытливо рассматривая каждого бойца.
Я отныне не только командир роты, но и ваш товарищ, обратился он к солдатам. Почему же вы так плохо отвечаете, товарищи бойцы?
Строй молчал, голос командира роты разбился о стену равнодушия.
Губкин обратил внимание на неряшливый вид бойцов. Он испытал на себе, что значит провести на передовой около двух месяцев безвылазно, и понял, что взял не тот тон резковато для первого знакомства. Среди солдат большинство хороших воинов, и не от них зависит, что они так выглядят.
Губкин раздумывал, как наладить отношения с солдатами, с которыми предстоит скоро вновь идти в бой.