9 Немцы перебежчики
В один из дней октября, я и двое снайперов, устраивали засаду на линии фронта, где располагался второй батальон. Одного снайпера звали Костя Смирнов, а другого Миша Скворцов. Оба они воевали больше года, и были недавно переведены в снайперский взвод. Сорокалетний Костя выглядел значительно старше, на все пятьдесят лет, поэтому к нему прилипло прозвище «Старик». Миша наоборот выглядел как школьник, и его прозвали «Студент», хотя в институте он не учился. У нас в полку многим давали прозвища. В моменты затишья на фронте солдаты любили пошутить, посмеяться друг над другом, чтобы снять нервное напряжение. Без шуток на войне нельзя, иначе с ума можно сойти.
И вот мы вырыли, как полагается, два окопа, основной и запасной. Всё это происходило на берегу реки Шеймена. Шириной она была метров десять, но не глубокая. В том месте, где мы расположились, можно перейти её вброд. Противоположный берег в темноте едва различался. Длинные ряды колючей проволоки, за которой были немецкие окопы, тянулись вдоль обрывистого берега. Днём хорошо видно амбразуры дотов и дзотов, которые врыты в берег, а ночью, когда не стреляют, можно услышать и понять немецкую речь. До их траншей от нашего места, было чуть больше ста метров.
Погода в ту ночь стояла пасмурная, темно, ни луны, ни звёзд на небе. Ракеты тоже редко запускали. Мы с ребятами взяли с собой одеяла, которые нашли в ближайшей деревне, и легли на краю окопа, укрывшись ими. В засаде без движения очень холодно, поэтому приходилось утепляться. Мы прижались друг к другу и так под одеялом согревались. Стали ждать рассвета, чтобы утром начать работать. Своё дело снайпера называли скромно «работой».
Что-то я не могу согреться, зуб на зуб не попадает, прошептал Костя Смирнов. Он явно намекал на фляжку с водкой. Я понял намёк, сам озяб и тихо сказал:
Ну, выпей немножко, раз уж замёрз. Я тоже выпью, а то опять заболею ангиной.
Мы все выпили по чутьчуть и тихо разговариваем.
Надо теперь закурить, шепнул мне на ухо Миша.
Кури, только под одеялом, разрешил я, а то немцы огонёк от сигареты заметят и будут в нас стрелять. У Миши имелись трофейные сигареты, и он всех угостил.
Расскажи, Старик, как ты летом к бабе на хутор ходил, обратился Миша к Константину.
Отстань, сейчас нет настроения. Давайте лучше вздремнём, что-то спать хочется, проворчал тот.
Я согласился и предложил ребятам два часа поспать, а потом Миша меня сменит, и тогда я посплю. Так и решили. Снайпера быстро уснули и засопели. Меня тоже сильно клонило ко сну. На передовой было тихо, на противоположной стороне тоже спали. Стреляли где-то вдали на левом фланге. Вдруг закричала какая-то птица, и я очнулся, чуть не заснул. Надо бы вылезти из-под одеяла и прогнать сон, но не хочется покидать тёплое место. Я хорошо пригрелся и всё же чувствовал озноб, видимо, поднялась температура. Опасаясь, что могу уснуть против своей воли, разбудил Мишу. Тот с трудом проснулся, громко бормотал и чавкал, ворочался, запуская под одеяло холод. Дальше я ничего не помнил, потому что заснул.
Не стреляйте, мы без оружия, услышал сквозь сон я чей-то голос, совсем рядом.
Ребята заворочались, и я проснулся. Вновь в полголоса, с заметным акцентом из темноты сказали: «Мы перебежчики, хотим воевать против Гитлера». Снайпера разом скинули одеяла и начали испуганно искать винтовки, шарить руками вокруг. Вспыхнула далёкая ракета, слабо освещая небо. На его фоне я заметил два силуэта в нескольких шагах от нас.
Хенде хох, ком хир, выдавил из себя испуганно Костя немецкие фразы с русским акцентом. Силуэты высокого роста, с поднятыми руками подошли к нам почти вплотную. Мы с недоверием направили на них винтовки. Я велел Мише обыскать пришельцев. Он их обыскал и тихо проговорил: «Действительно оружия у них нет, в карманах только документы». Я предложил немцам сесть на одеяла и поговорить. Сказал эту фразу по-немецки, Они же говорили, в основном, по-русски.
Откуда вы знаете русский язык? спросил я.
Мы служили в охране концлагеря для военнопленных и там общались с русскими. Язык изучали специально, на всякий случай. Пленных мы не обижали, а наоборот помогали: тайком носили им еду, водку и лекарства.
Почему решили перейти на нашу сторону, и чем докажете, что делаете это искренне?
Мы давно поняли преступную сущность фашизма и думали, как с ним бороться. Мы принесли вашему командованию ценную военную карту, и знаем расположение группы армий «центр», которые воюют против вас.
Мне известно, что концлагеря охраняют эсэсовцы. Вы состоите в эсэс? задал я каверзный вопрос.
Да, мы состояли, но формально. В концлагере нас арестовали во время передачи продуктов русским, и хотели за это расстрелять, но потом отправили в штрафную роту на фронт. В пути, из вагона, мы сбежали и собирали разведданные для вас. Миша посочувствовал этим немцам и посоветовал скрыть свою принадлежность к эсэс, ведь эсэсовцев у нас часто расстреливали и даже вешали. Как потом я узнал, перебежчики так и сделали.
Константина и Мишу я оставил в засаде, а сам повёл немцев в роту разведчиков, прямо к Винокурову. По дороге немцы признались мне, что обнаружили нашу засаду сначала по огонькам сигарет, а затем слышали, как мы храпели, когда уснули. Я оправдался перед ними, что мы простужены, поэтому и уснули. Про себя я подумал, что мне везёт, ведь если бы на нас наткнулись другие немцы, то был бы печальный конец в моей биографии, и сделал соответствующие выводы. Но главный вывод, что я какой-то везучий. Уже несколько раз я мог быть убитым, но кто-то свыше отгоняет смерть от меня.
В блиндаж к Винокурову я привёл перебежчиков ещё до рассвета.
Часовой испугался не на шутку, когда я вышел из темноты с двумя здоровенными немцами.
Это кто такие? выпучив глаза, спросил он.
Это свои немцы, смеясь, объяснил я.
Винокуров спросонья тоже долго не мог понять, почему эти парни в немецких мундирах желают воевать на нашей стороне, хотя в других полках такие перебежчики имелись, человека три или четыре. После того, как Винокуров пообщался с немцами, я уговорил его оставить их в блиндаже до подъёма. Он согласился и нашёл место для сна своим странным гостям. Я тоже очень хотел спать и пошёл в землянку к снайперам.
Рано утром меня разбудили, командир полка вызывал срочно в штаб. Сонный, с опухшим лицом, вошёл я в блиндаж, где уже совещались офицеры. Они обсуждали план прорыва вражеской обороны. Здесь находился и Винокуров. Он успел до моего прихода доложить сведения, полученные от перебежчиков. Наш полк держал фронт на этот раз, протяжённостью не более трёхсот метров, а дивизия около километра. Напротив нас гитлеровцы заминировали места, где танки могут преодолеть реку. Дело в том, что западный берег реки Шеймены был крутой и обрывистый, только там, где русла, впадавших в реку двух оврагов, срезали обрывы, танки могли бы проехать. Но эти овраги, как раз были заминированы.
Командир дивизии полковник Волков, присутствующий на совещании, тоже выглядел усталым и опухшим. В его сузившихся глазах блеснул злой огонёк. Строго глядя на меня, он поставил задачу снайперскому взводу; обеспечить прикрытие сапёрам, которые будут разминировать проходы для танков и пехоты. Он сказал, чеканя каждое слово:
Держите на прицеле все огневые точки, чтобы немцы боялись высунуться из окопов и дзотов.
А Приладышев добавил:
Собери всех снайперов, даже тех, кто на отдыхе. В двенадцать часов начнётся наступление, и к этому времени должно быть всё сделано. Ясно?
Так точно, товарищ полковник, ответил я.
Надо говорить «гвардии полковник», поправил меня сердито Волков. И Приладышев пока ещё подполковник. Всё, старшина, иди, выполняй!
Про полковника Волкова я много слышал хорошего от бывалых солдат. Он, как и многие командиры, был участник Гражданской войны, до звания полковника дослужился в годы Отечественной войны. Это был храбрый и справедливый командир. После войны я знал, где он живёт и хотел с ним встретиться, но не успел, он умер в начале шестидесятых годов.
Погода в этот день разгулялась, светило солнце, окрашивая жёлтые верхушки деревьев в оранжевый цвет. Со стороны передовой стрельбы не слышно, началось затишье, что редко случалось на фронте. К землянкам меня вела живописная тропинка. По старой привычке я смотрел под ноги, надеясь встретить гриб, но в октябре грибов уже бывает мало.
Несмотря на хорошую погоду, я плохо себя чувствовал. Меня шатало, как пьяного, хотелось спать. В голову невольно лезли мысли, что зря я отказался лечиться в медсанбате, но было поздно жалеть об этом. Пересилив недомогание, я вошёл в землянку к снайперам.
Многие из моих подчинённых находились на позициях, и я поручил тем, кто был в землянке сходить за ними. Один из ребят никак не хотел выполнять мой приказ. Он сидел на нарах, и возмущался. «По инструкции мне положено отдыхать после работы», говорил он. Я пытался ему объяснить, что это приказ командира дивизии, надо прикрывать действия сапёров, но парень упирался. Я психанул и дал ему подзатыльника.
Тот хотел дат мне сдачи, но Морбидадзе, стоявший рядом, удержал солдата и пригрозил, что даст ему по морде, если он будет бунтовать. Парню пришлось подчиниться, и он, недовольный пошёл выполнять мой приказ. Другие снайпера, конечно, тоже не отдохнули, большинство чихали и кашляли, были простужены, находясь в засадах, в любую погоду.
В короткий срок, я расставил снайперов напротив оврагов, по два человека, через каждые десять метров. В этот момент наша артиллерия начала бить по немецким передовым позициям. Дым и пыль клубились над рекой, закрывая обзор пулемётчикам противника, и нам тоже. Пулемёты стреляли наугад. Воспользовавшись такой ситуацией, снайпера улучшили свои укрытия, углубили окопы, замаскировались, как я учил. Наши артиллеристы выкатили лёгкие пушки на берег, и стали уничтожать огневые точки врага прямой наводкой. Потом в небе загудели бомбардировщики и штурмовики. Снижая высоту, самолёты сбрасывали бомбы на обрывистый берег противника, от чего большие глыбы песка и камней сползали в реку. В один бревенчатый дзот бомба попала точно. Я видел, как в реку падали доски, брёвна и части человеческих тел. Немцы, несмотря на нашу бомбардировку, изредка обстреливали нас из миномётов, но самолёты быстро обнаруживали миномётные батареи и накрывали их бомбовыми ударами. Под прикрытием дыма, стелившегося вокруг, действовали сапёры. Снайперам, тоже из-за дыма было не видно противника, и мы бездействовали. Но, когда самолёты улетели, а взрывы от снарядов продвинулись вглубь немецкой обороны, круша вторую линию их траншей, то дым рассеялся, и немцы открыли огонь по сапёрам. Теперь и для снайперов появилась работа. Я заметил на правом фланге метров за триста от нас, в песчаном обрыве уцелевший бетонный дот, и две амбразуры в нём. Пулемётчиков было не видно, только сверкали вспышки при стрельбе пулемётов, да из амбразур струился пороховой дым. Несколько наших сапёров были скошены пулемётными очередями. Меня охватило волнение, во рту пересохло, ноги подкашивались, и пришлось облокотиться на край окопа, чтобы не сползти на дно от внезапной слабости. В оптический прицел, напрягая зрение, я целился примерно минуту, затем выстрелил. Как и ожидал, пулемёт замолк. Я обратился, к стоявшему в окопе рядом со мной, снайперу, по прозвищу «Чуча», его настоящее имя, в суматохе забыл.
Чуча, ты куда стреляешь? Стреляй вон по тому доту, на левом фланге. Эта цель важнее.
Где он? Не вижу.
Я дал ему бинокль.
Теперь вижу, сказал он прищуриваясь. А я стрелял по окопам. Одного немца, кажись, застрелил.
Этот молодой снайпер вполне соответствовал своему прозвищу. Я давно его приметил. Он выделялся среди солдат во взводе особой сонливостью. Ни кто так много не спал, как он. В буквальном смысле, он мог спать на ходу. Несмотря на этот недостаток, стрелял он очень метко, и всегда был спокоен, никогда не паниковал. Он один из многих, не курил. На фронте такое случалось крайне редко. Может быть, поэтому Чуча выглядел, как шестнадцатилетний пацан. Бледная нежная кожа на лице, розовые губы, как у девушки, делали его моложе своих двадцати лет.
Напарника Чуче не досталось, у нас во взводе в тот момент было не чётное число солдат, и я сам решил поработать с ним, а заодно проверить правильность его действий.
Вот, наконец, он выстрелил по доту, и пулемёт замолчал.
Молодец, похвалил я его. Теперь можешь стрелять по окопам, пулемёты у немцев молчат. Пулемётчики уничтожены.
Я забрал обратно бинокль у Чучи и стал искать цель за колючей проволокой, где виднелись брустверы немецких окопов, а Чуча сел на дно нашей ячейки и задремал. Я вспомнил его имя и строго приказал:
Виктор, не спать! Бой идёт!
Я не сплю, а просто отдыхаю. Ты же сам учил, что стрелок отдыхает, когда наблюдатель ищет цель.
Сейчас другая ситуация. Наша задача не давать противнику стрелять по сапёрам. Мы не в засаде, а в бою. Понял разницу?
Понял, ответил Виктор, вставая на ноги и пристраивая винтовку на бруствер. Его глаза, как всегда, были сонные и мутные, и не верилось, что в таком состоянии он может метко стрелять. Глядя на него, мне и самому захотелось спать. Ведь я тоже не выспался, полночи просидел в засаде с Костей и Мишкой. Однако сонливость, как рукой сняло, когда рядом оглушительно взорвалась немецкая мина.
Отряхнувшись от песка и пыли, после взрыва, я вновь взглянул в бинокль: по разминированному коридору двинулись вброд через реку наши танки, а за ними пехота. Дот напротив нас, по которому я стрелял, молчал, если там и был кто-то живой, то боялись высовываться. К этому доту пробирались красноармейцы из штурмовой группы. Такие группы создавались специально для уничтожения дотов и дзотов. Они карабкались по крутому склону, словно скалолазы. В бинокль, в первом из них, я узнал знакомого сержантагероя Советского Союза. Фамилию его, я не помнил, но по внешности хорошо знал. Не первый раз уже видел его в бою. Он всегда был на опасных участках, храбро и умело действовал. Вот и в этот раз он ловко подобрался с боку к амбразуре дота и бросил туда гранату. Теперь наверняка там живых не осталось и угрозы для пехоты не будет.
Дальше, на вражеском берегу, за разорванной взрывами колючей проволокой, отстреливались из траншей гитлеровцы. В бинокль я заметил их головы в касках, торчащие над брустверами. Я приблизился к Чуче и на ухо ему сказал, чтобы он слышал в грохоте боя: «Стреляй тяжёлой пулей и прицел ставь чуть выше, потому что вода к себе пулю притягивает». Он кивнул головой и прильнул к винтовке.
В начале боя, у меня было вялое состояние. Мне хотелось лечь и уснуть, страха почти не было. Но потом возникло нервное напряжение, усталость исчезла, и я даже забыл, что болел. Многие бывалые солдаты замечали, что сильный нервный стресс лечит простуду.
10 - Неожиданная встреча
За один день, пятая стрелковая, гвардейская дивизия, преодолела шесть километров, и сосредоточилась на восточном берегу следующей литовской реки Шервинты. Это не широкая речка, наподобие реки Шеймены, на которой воевали ещё утром.
Командир полка приказал мне расставить снайперские пары вдоль реки. По карте я показал снайперам кто и, где должен занять позицию, напомнил основные способы маскировки. В моём взводе некоторые снайпера ещё слабо освоили снайперскую науку, и я вынужден был уделять им больше внимания, чем остальным. Надо было научить их правильно пользоваться компасом и картой, оптическим прицелом, быстро определять расстояние до цели и делать соответствующие расчёты, учитывая скорость ветра и другие факторы. Даже бывалые снайпера, которые уже давно воюют, часто делали ошибки. Особое внимание при обучении снайперов я придавал маскировке. От этого зависела жизнь стрелка. Даже лицо надо подкрашивать под цвет окружающей среды. Но не всегда солдаты моего взвода тщательно маскировались, многие пренебрегали этим, ленились, надеялись на авось.
Я решил проверить таких снайперов в первую очередь. Они расположились за грудой деревьев, поваленных взрывами снарядов, на берегу Шервинты. Деревья были вырваны с корнями во время артобстрела. Позиция удобная, тут же глубокие воронки, где можно спрятаться.
Костя Смирнов и Мишка Скворцов не ожидали моего появления. Константин часто покашливал, видимо от махорки, которую курил. Кашель немцы могли услышать, замаскировались они тоже плохо, и я сделал им замечание. Затем я пошёл вдоль реки, прячась за кусты, под свист пуль, к следующей паре.
Расположились снайпера, примерно, через двадцать метров от предыдущей пары, замаскировались тоже плохо, ограничились только масхалатами. Сам я замаскировался тщательно и был похож на пушистый куст, подобрался к ним так близко, что напугал своим неожиданным появлением. Затем заставил их тоже замаскироваться ветками.