В 16.15 мы снова повернули к маяку Акменрагс. Капитан-лейтенант Лошкарев вооружился фотоаппаратом, чтобы сфотографировать результаты нашей работы.
Страшно подобревший Василий Андрианович пригласил нас всех к перископу. Мы приблизились настолько, что при пятикратном увеличении уже можно было хорошо рассмотреть лежащий на прибрежных камнях теплоход. Неподалеку от него торчали из воды труба и мачты транспорта водоизмещением 10 тысяч тонн.
Любуясь этой картиной, мы чуть не были наказаны за любопытство. Когда до теплохода оставалось не больше семи-восьми кабельтовых, из-за его полузатопленных надстроек на полном ходу выскочил сторожевой катер. Он помчался на наш поднятый перископ. Мгновенно оценив обстановку, командир приказал погрузиться и лечь на обратный курс. Катер не долго преследовал нас и не сбросил ни одной бомбы. Матросы острили по этому поводу: мы так близко прижимались к грунту на полном подводном ходу, что своими винтами выбрасывали на поверхность моря камни со дна и тем самым не давали катеру подойти к нам близко. Шутки шутками, но я думаю, что у катера просто нечего было на нас сбрасывать, он еще раньше израсходовал все бомбы, а не то он еще показал бы нам, где раки зимуют
* * *
Добить вражеский теплоход мы так и не сумели, но об этом позаботилась сама природа. Начавшиеся штормы так отделали утопленников, что нам не пришлось дополнительно тратить торпеду.
Потопить три больших судна за походрезультат отличный. Но нам не терпелось еще пополнить боевой счет. Снова и снова бороздим море. Но фортуна отвернулась от нас: ничего не попадается больше.
7 ноября, в Октябрьский праздник, получаем приказ возвращаться в базу. Берем курс на север. Оба дизеля работают на винт-зарядку. Несмотря на усиленное вентилирование аккумуляторной батареи, в отсеках сильно пахнет серной кислотой. Поднимаюсь на мостик подышать свежим воздухом. Ночь такая темная, что, сколько ни вглядываюсь, не могу рассмотреть даже нос нашего корабля.
Наблюдатели! Не прятаться от ветра! Внимательнее смотреть!
Услышав этот строгий окрик старпома, не могу удержаться от улыбки. Попробуй-ка тут разглядеть что-нибудь!
Внезапно сильный удар потряс лодку. Ее резко накренило на левый борт. Послышались новые удары под килем, удаляющиеся к корме, потом лодка задрожала: и винты задело. Вглядываемся за бортсплошная темень, ничего не разглядеть. Прыгаю в центральный пост, приказываю по переговорным трубам:
В носу! В корме! Осмотреться в отсеках!
На мостик кинулся командир. Вслед за ним побежал Лошкарев. Прежде чем подняться по трапу, он, узнав, что я только что спустился с мостика, спросил:
На кого мы напоролись?
Ничего не было видно. Может, на катер дозорный?
Лев Александрович недоверчиво мотнул головой.
Чтобы так накренить лодку, какого водоизмещения должен быть катер? Вы помните, еще до войны «С-101» случайно налетела на финскую лайбу, груженную солью. Она была водоизмещением в пятьсот тонн. Никакого крена не было. А щепки даже на мостике были.
Может быть, щепки есть и у нас на палубе?
Сейчас проверим.
Лошкарев поднялся на мостик.
В центральный пост вбежал мой помощник Виктор Сорокин:
В кормовых отсеках все в порядке. Боюсь, винты пострадали. Особенно левый винт подвывать начал. Что это было? Как вы считаете?
Не знаю.
С мостика спустился капитан-лейтенант Лошкарев. Сказал, что проверили всю верхнюю палубу. Нигде ничего не нашли.
Надо вернуться и пошарить прожектором, может быть, подберем кого-нибудь. Тогда станет ясно, кого мы потопили, предлагаю я.
Ну нет! Так мы до того досветимся, что кто-нибудь нас самих возьмет на таран.
Мне что-то кажется, что это была подводная лодка
Может быть.
Обеспокоенный командир, спустившись с мостика, прекратил этот разговор:
Незачем гадать. Результаты у нас и так не плохи. Не будем приписывать себе еще эту не существующую лодку.
Но об этом разговоре я снова вспомнил спустя много лет. Мне попал в руки список немецких подводных лодок, погибших на Балтике. Среди них значилась «У-272»; она утонула от столкновения в ноябре 1942 года, возможно, именно в ту ночь, когда мы испытали удар, в результате которого у нас было вырвано полтора метра кованого форштевня.
Антенные мины
8 ноября мы пересекли северную кромку нашей последней боевой позиции и полным ходом устремились к маяку Ристна, так как командир предполагал, что в штормовую погоду фашисты его включат для своих кораблей.
Качка была зверская. Как-то огромная волна закрыла всю кормовую надстройку, дизель, хлебнув воды в два цилиндра, стал как вкопанный. Два часа потребовалось мотористам старшины 1-й статьи П. Е. Догонова, прежде чем они смогли его снова пустить.
Свирепые северные ветры принесли с собой холод. Дождевые завесы вдруг сменились снежными зарядами.
Внутри подводной лодки тоже не прекращается дождь: влага, оседая на подволоке, падает на нас крупными холодными каплями. Постели отсырели. Шерстяные одеяла больше не греют.
Папанинцам было в десять раз легче, жалуется Лошкарев, натягивая шапку-ушанку и надевая капковый бушлат, прежде чем лечь в постель.
Электрогрелки, включенные в первом и седьмом отсекахсамых холодных, мало помогают, и матросы буквально дрожат, К тому же и паек наш стал совсем скудным. Продукты подошли к концу. Крупа и сахар у нас отсутствуют еще с 20 сентября, после бомбежки у Гогланда, когда все наши запасы оказались в воде. А известно, что голодный человек сильнее мерзнет.
Приказываю в концевые отсеки отдать все грелки. Во втором и четвертом отсеках еще более или менее терпимо: их подогревают аккумуляторные батареи и приборы, сжигающие выделяющийся из аккумуляторов водород.
Самым уютным теперь считается у нас шестойэлектромоторный отсек. Раньше отсюда все бежалижара. А сейчас здесь толпятся все свободные от вахт. Это единственный отсек, в котором не каплет с потолка.
А в центральном посту появилась знаменитая «шуба английского короля». Так назвали пристегивающуюся цигейковую подкладку реглана капитан-лейтенанта М. И. Булгакова, который отстегнул ее потому, что реглан не налезал поверх капкового бушлата. В этой меховой подкладке было очень тепло, а на сатиновом черном верхе водяные капли в ярком освещении центрального поста сверкали брильянтами.
В такой шикарной шубе даже английский король никогда в жизни не ходил! сказал Михаил Иванович Булгаков, отдавая это сокровище в общее пользование вахтенным офицерам.
«Шуба английского короля» передавалась с вахты на вахту, и временному ее обладателю завидовали все.
Подошли к маяку Ристна. Напрасно мы ждали, что он зажжется. Проболтавшись в его районе целый час, решили пойти к маяку Тохкуна. Определиться же нам было необходимо.
Поднимаюсь на мостик. Волны с рокотом обрушиваются на ограждение рубки, обдавая леденящими брызгами всех, кто находится на мостике. Изредка из черных облаков вырывается луна. Тогда совсем страшно смотреть на море: все кипит и пенится.
Слева сто сорокподводная лодка противника, срывающимся от ветра голосом доложил сигнальщик.
Луна осветила черный низкий силуэт. Лодка разошлась с нами на контркурсах. Она меньше нашей, и болтает ее еще сильнее, чем нас.
В такую волну ни она нам, ни мы ей ничего сделать не сможем, спокойно говорит Василий Андрианович.
Через двадцать минут показались проблески маяка. Штурманы приложили все свое мастерство, чтобы точно определиться. Командир разрешил на время развернуть подводную лодку против волны, пользуясь безопасным фарватером, которым только что прошла вражеская субмарина. Качка несколько уменьшилась, и штурманы более или менее точно взяли пеленги. После этого сразу же погрузились: качка вымотала всех.
11 ноября в 13.00 штурман доложил, что на траверзе по левому борту находится точка, где 22 сентября мы увязли в сети. Оживленно вспоминаем тяжелые часы, которые мы пережили тогда. Вспоминаем с шуткой. Минувшие беды быстро забываются. Трагическое выветривается из памяти, а смешное остается и помнится долго. Подводникинеисправимые оптимисты.
В 14.00 вблизи острова Найсар, в восьми милях от Таллина, командир решил всплыть под перископ, чтобы определить свое место. Ночное столкновение все же сказалось на гребных винтах, и сейчас при тех же оборотах электромоторов лодка развивает другую скорость. Штурману надо было в связи с этим ввести поправку в свои расчеты, иначе нельзя было ручаться за точность прокладки.
Видимость была хорошая, командир в перископ рассмотрел даже стадо коров на берегу. Но увидел и другое: в воздухе кружили два гидросамолета «Арадо».
Ныряй на глубину шестьдесят метров! тотчас же приказал он, опуская перископ.
Я подошел к штурманскому столику и через плечо Саши Ильина заглянул в карту. Глубина здесь 80 метров. Это очень подходит для нас, мы можем подальше от поверхности убрать наши расхлябавшиеся грохочущие «наружности», как боцман Балакирев называет надстройки корабля в отличие от «внутренностей»содержимого отсеков. Были и еще два преимущества у этого района. Во-первых, на глубинах свыше 50 метров противник донных мин не ставит, а во-вторых, на такой глубине легче маневрировать среди минрепов гальваноударных мин. Но одного обстоятельства не учли и вскоре жестоко за это поплатились.
Убедившись, что в центральном посту все в порядке, мы с Василием Андриановичем пошли в кают-компанию согреться чаем. Делали мы это теперь часто. Но так как сахара у нас не было с первого дня похода, заменяли его изюмом. Вестовой Данилин подал нам по стакану горячего чая и на блюдечке несколько отсыревших изюминок. Мы не торопясь отхлебывали обжигающую, слегка желтоватую воду (чай тоже приходилось экономить) и обсуждали наши дела.
Взрыв страшной силы бросил меня под подволок, потом на палубу и привалил мебелью. В отсекеабсолютная темнота. В вихрях ревущего воздуха, вырывающегося из поврежденной магистрали, хлестали ледяные струи, сметая с палубы осколки осветительных плафонов и посуды.
Барахтаясь в потоках воды, льющейся с подволока, я быстро убедился, что, кроме ушибов, никаких повреждений у меня нет. Отплевываясь и шаря руками вокруг, нащупал клапан и перекрыл магистраль воздуха высокого давления. Рев прекратился. Вокруг слышны испуганные возгласы, которые я с трудом различаю сквозь колокольный звон в ушах.
Натыкаясь на сдвинутую мебель, бросаемся в центральный пост. Одновременно со мной сюда вбегает мокрый с головы до ног Тураев.
В центральном посту полумрак. Сорокин, Копылов и Булгаков под непрерывным ливнем, хлещущим с подволока, закрывают отдавшиеся клапана и грибы шахт вентиляции.
Включаю боевое освещение. Первый взглядна глубиномер. Подводная лодка, лишившись хода, медленно идет на дно.
Из первого отсека докладывают о поступлении воды. Открыв переборочный люк из четвертого отсека, старшина 2-й статьи Васильев тоже докладывает, что отсек заполняется водой. Даю общую команду:
Заделывать пробоины! Приготовить отсеки к осушению!
А сам с разрешения командира бегу в электромоторный отсек. Надо дать ход. Любой ценой. Хотя бы одним электромотором. Иначегибель!
В четвертом отсеке из перекошенного верхнего люка широким шлейфом бьет вода. Она устрашающе сверкает в лучах единственной уцелевшей в дальнем углу лампы. Можно подумать, что настоящий водопад вливается внутрь лодки. В отсеке работают матросы, подтаскивают аварийно-спасательное имущество.
Велю Васильеву немедленно спускать воду в трюм пятого отсека, пока она не залила аккумуляторы.
В электромоторном отсеке в проходе между главными ходовыми станциями грудой валяются съемные кожухи рубильников и якорных автоматов. Старшина группы электриков мичман А. В. Лавриков лежит животом на палубе, голова и плечив раскрытом кожухе коллектора правого главного гребного электромотора. Электрик матрос А. В. Денисов в такой же позе копается в левом электромоторе.
Электроизмерительные приборыв самом плачевном состоянии. Часть их беспомощно висит на проводах, часть разбита вдребезги. Под ногами хрустит стекло.
Услышав мои шаги, мичман Лавриков поднимает голову.
Вырубились якорные автоматы, докладывает он, вылетели щетки.
Вы уже поставили их?
Так точно!
Следите за якорем, я попытаюсь дать ход. Осторожно!
Включаю рубильник. Вращаю маховик шунтового реостата. Тщетно! Якорь электромотора не шевельнулся.
Проверить батарейный автомат первой группы! командую в центральный пост.
Снова включаю рубильники.
Вращается! обрадовался Лавриков.
Уже хорошо. Лодка даже не успела потерять инерцию и сейчас снова получила ход. Докладываю об этом командиру и перехожу к ходовой станции левого борта, расшвыривая ногами кожухи.
Здесь тоже включение автоматов и рубильников сначала не дало результатов. Пришлось распорядиться, чтобы включили батарейный автомат второй группы. Снова произвожу переключения. Раздается лязг, визг, скрежет. Откидываю рукоятки рубильников. Смотрим, в чем дело. Оказывается, между валом и бортом зажало сорванный с места защитный кожух. Выбиваем его ломами и кувалдами. Торпедист Федоренко, рулевой Комаровский и комендор Крылов бьют сплеча. Выковырнули покореженные листы. Теперь и второй электромотор вращается без помех.
Моряки наводят порядок в отсеке, а я спешу в центральный пост.
Ильин с Богдановым сливают воду с карт. Штурманский электрик старшина 2-й статьи К. П. Комиссаров вместе с мичманом И. А. Казаковым сооружают какое-то подобие навеса, чтобы защитить от воды штурманский стол. Дождь в отсеке не прекращается: пропускают почти все заклепки по периметру боевой рубки.
Во втором отсеке свибрировал съемный лист для погрузки аккумуляторов, в двух местах выбило прокладку. Старшина 2-й статьи М. С. Малахов и матрос Н. К. Данилин под руководством лекпома Г. Я. Кузнецова подвесили на бинтах клеенку и брезентовую койку. По образовавшемуся желобу вода через открытый переборочный люк стекает в трюм первого отсека, хотя там и без того воды хватает. В первом отсеке деформировало нишу торпедопогрузочного люка. Течь здесь сравнительно небольшая, но в наступившей темноте она сильно обеспокоила моряков.
Трюмно-дифферентовочная помпа, у мотора которой в двух местах треснула верхняя часть станины и вышел из строя амперметр, пока справляется с поступающей внутрь прочного корпуса водой. Обе группы аккумуляторной батареи, в том числе и склеенные нами баки, выдержали удар. А о силе этого удара можно судить уже по тому, что в 20-миллиметровой обшивке прочного корпуса мы насчитали тринадцать прогибов!
Но сейчас, кажется, все наладилось. Немного успокоившись, стали гадать, что все-таки произошло. Приходим к единодушному мнению: лодка наткнулась на антенную мину. Это коварная штука: висит в толще воды, раскинув тонкие щупальцаантенны. Чуть лодка заденет за нихмина взрывается.
Не успели мы опомниться, как нашу лодку снова швыряет вниз и в сторону так, что в центральном посту не удержался на ногах ни один человек. Меня отбросило, к главной осушительной помпе. Как я не сломал себе шею и ребра о многочисленные клапана и костыли на водяных магистралях, до сих пор удивляюсь.
Прошел всего лишь час после первого взрыва.
Моряки, занятые борьбой с повреждениями и поступающей внутрь прочного корпуса водой, не успели даже переодеться в сухое белье.
Звенит, бьется и колется все недобитое. Сыплется и ломается все, что еще не доломалось. Почти все повторяется снова, только боевое освещение не гаснет. Слышим, как с грохотом на верхнюю палубу падают большие осколки мины. Очередной минреп с лязгом движется по обшивке, цепляется за какие-то выступающие части, звеня натягивается и, срываясь, снова волочится по корпусу корабля.
Опять подводная лодка без хода, но теперь она не тонет, она удифферентована с нулевой плавучестью, а поступающая вода непрерывно откачивается.
В четвертом отсеке верхний люк снова свибрировал, но теперь его сбило в другую сторону, и вода перестала течь.
В шестом отсеке опять слетели все съемные кожухи рубильников и якорных автоматов. Мичман Лавриков проверяет щетки. Командиры отделений электриков без напоминаний врубили батарейные автоматы.
Дан ход левым главным гребным электромотором, затем правым. Все говорят, что на этот раз взрыв был слабее первого. Но от этого не легче. Вышел из строя гирокомпас. Отказали уцелевшие до этого электроизмерительные приборы. Топливная цистерна внутри прочного корпуса дала трещину в двух местах, и в аккумуляторную яму из нее поступает вода замещения (топливо кончилось). Боцман жалуется, что лодка стала плохо слушаться горизонтальных рулей.
Идем по прямой, ориентируясь по приметным глубинам. Выбираем более мелкое место и в 15.47 ложимся на грунт.