Наряды вне очереди получал. На гауптвахте сидеть не довелось.
Тебя командир бил?
Как бил? не понял Верескун.
Ну, руками, ногами бил?
Не-ет. У нас за рукоприкладство строго наказывают.
Переводчик выразительно выпятил нижнюю губу, и Богдан понял, что это для офицера новость.
Тогда за что же ты застрелил командира?
«За что?»это были последние слова Владимира Литвиненко. Они не раз приводили Верескуна в содрогание. И если бы у перебежчика хватило объективности, он бы ответил: «Ни за что!».
Да, конечно, Богдан немного завидовал Владимиру. Но не это главная причина смерти младшего командира.
Веселый и общительный Литвиненко легко влился в новый коллектив заставы. Его полюбили солдаты за душевность и простоту, старшие начальникиза исполнительность и расторопность. Ничто не мешало Верескуну служить в отделении покладистого Литвиненко.
Попав на заставу, Богдан написал письмо Люсику, написал просто так, ни на что не надеясь, ничего не обещая. Люсик не ответила. Богдан обиделсябыстро забыла! Вторично писать не стал. И, возможно, все бы у Верескуна сложилось по-другому, не получи он вдруг уже нежданного письма без обратного адреса. Оно оказалось очень тревожным. Люсик без привета и каких-либо пожеланий размашисто набросала несколько строчек:
«М. упаковали. Он оказался трусом. Раскололся. Я из города уехала. Это же сделала и Н. Если что, то ты никогда со мной в порту не был. Меня не знаешь. Жди гостей. Будь мужчиной. Л.»
Верескун заметал икру. Трое суток не находил себе места. «Разыщут! Дадут срок Пропал!»назойливые мысли сверлили мозг. И чтобы избежать наказания, в одну из бессонных ночей он нашел выход. «Перебегу!»решил Богдан и стал детально обдумывать план ухода за границу. Лучше всего это сделать ночью, на правом фланге, в том месте, где чужеземный пограничный пост наиболее близок. Верескун уйдет за кордон, когда попадет в наряд на этот участок. Но ему надо будет обязательно убить напарникаиначе границу не перейдешь. Страшная доля выпала на Владимира Литвиненко. От смерти его могла спасти только случайностьзамена состава наряда. Заранее зная жертву, Верескун искал повода к ссоре с Владимиром, чтобы потом легче было стрелять
За что? переспросил переводчик, выжидающе глядя на перебежчика.
У нас с ним старые счеты. Мы еще в школе ссорились
Вы вместе учились?
Да. Жили на одной улице, искал слова Богдан. Не дружили мы. Он придирался.
Значит, личные мотивы?
Вроде бы, так
Белолицый вставил длинную фразу, переводчик кивнул и сформулировал вопрос по-русски:
А если бы командир был хорошим, ты бы его не убил и сюда не пришел?
Да что вы! воскликнул Верескун и, боясь, что ему не поверят, взахлеб заговорил:Пришел бы! Обязательно пришел бы! Командир мешал мне уйти. Он бы в меня стрелял. А я давно думал переменить жизнь.
Как давно?
С детства То есть, конечно, позже. Полгода Нет, больше, год назад.
Причина?
Как вам сказать? Не нравилось мне там, у нас
Последовала короткая фраза бледнолицего иперевод:
Твой генезис?
И как же он, Верескун, мало знает! Как мало читал! Оказывается, надо опять рассказывать о своем происхождении, об образовании, взглядах.
Допрос на минуту прекращается. Иностранцы говорят между собой. И вдруг переводчик резко поворачивается, наклоняется к перебежчику, дышит ему в лицо:
Ты не убил своего командира. Ты коммунист, русский разведчик. Вот! и показывает бланк комсомольского поручения.
Убил! Убил! клянется Богдан. Я не коммунист. Правда, я комсомолец. Но так себе Все вступают, и я вступил.
Так себе? уясняет выражение переводчик и по буквам читает: «я готовлюсь стать защитником социалистического Отечества».
Там есть «как», улавливает подвох Верескун. «Как я готовлюсь» Понимаете? А я не готовился. Убил командира ик вам Мне назад нельзя. Мне нужно политическое убежище
Иностранцы улыбаются. Еще несколько вопросов, и они удаляются.
Дегенератус! бросает за дверью белый иностранец.
Верескун подбегает к затемненному окну, хватается за решетку, бьется головой о ржавые прутья и плачет навзрыд, приговаривая:
Ой, дурак! Ой, ублюдок! Ой, выродок!..
Жаловаться было некому и не на кого
Он переступил государственную границу второй раз, теперь уже в обратном направлении и не добровольно. И показалось отщепенцу, что содрогнулась земля от такого зрелища, закачалась под ногами. Он слышал вокруг себя голоса, видел чьи-то сапоги. Голова тяжелой гирей опустилась на грудь, мутные с поволокой глаза смотрели вниз. Он теперь отчетливо понимал весь ужас своего положения. Нет, видимо, не знал перебежчик, как велик и непоколебим авторитет страны, которую он предал. Она затребовала у властей сопредельного государства преступника. И вот он, жалкий и опустошенный, подавленный страхом перед неминуемым возмездием, трусливый и мерзкий, взят под конвой советскими воинами. Расплата за содеянное приближалась
Тихоня
воскресный день Филимон мелко шагал по многолюдному колхозному рынку, держа перед собой старенькую фуражку для подаяний. Низенький и сутулый, он, потрясывая седой бороденкой, останавливался около какой-нибудь очереди и, беззвучно шамкая беззубым ртом, крестился. Сердобольные горожане довольно-таки часто бросали в фуражку монеты. Среди медяков поблескивали гривенники и двугривенные. Филимон знал психологию людей. Он отбирал медяки в карман, оставляя в фуражке блестящие монеты. Это означало: посмотрите, что добрые люди подают беспомощному старику; не стыдно, кладите малоценные медяки. И тонкий психологический расчет имел силу.
Филимон попрошайничает давно, поди, лет десять. Много раз его забирала милиция, но, повозившись и постращав посадить за бродяжничество, отпускала. Дважды попрошайку собирались отправить в дом престарелых, но, уступая слезным просьбам старика, откладывали на потом.
Городской милиции и в голову не приходило, что безобидный на вид старикашка имел другой, более доходный промыселФилимон воровал. Но об этом можно уже сказать в прошедшем времени. В большом южном городе Филимон за кражу не попадался. Да и какая это была кража? Мелкая. Торчит у какого-нибудь растяпы из кармана бумажник, Филимон не сплошает. Лезть же глубже, внутрь пиджака или брюк, лезвием расписать материю, старый вор не решалсятрясутся руки, немножко от трусости, но больше от старости и выпитого.
А было время. Еще в 20-х годах сельский подросток Филька попал в городе в воровскую шайку и так прочно завяз в этом жутком и беспощадном мире, что не сумел из него вылезти до самой старости. А она, скрипучая, подкралась и легко взяла в полон когда-то энергичного и ловкого вора-карманщика. Пять раз Филимон отбывал сроки в тюрьмах и лагерях, а когда бывал на воле, разъезжал по крупным городам страны и, если где удавалось прописаться, жил, как правило, по чужим паспортам. И, вероятно, оттого, что женщин на своем веку видел много, семьей Филимон так и не обзавелся.
И вот теперь, когда старому вору перевалило за шестьдесят, а по внешности ему можно было дать все восемьдесят, задумался он над своей собачьей жизнью. И стыдно было себе признаться, что не заметил, как прожег лучшие годы.
Нельзя сказать, что Филимон ненавидел Советскую власть, но и доброго слова он о ней нигде и никому не высказывал. Что она ему, человеку из блатного мира, дала? Да ничего приятного. А что дал Советской власти Филимон? И к этому вопросу профессиональный вор подходил объективно: ничего полезного.
Пенсию старик каким-то образом выхлопотал. Однако не умел он жить экономно: пенсионных денег хватало ненадолго, с выпивкамина неделю, не больше. Пил и кормился Филимон в основном за счет милостыни. Ночевал на окраине города в ветхой глиняной времянке, брошенной кем-то за ненадобностью. Старика в общем-то устраивало это крохотное жилище, отдаленное от шумных и чистых улиц. А главное, кладбище с небольшой церквушкойрукой подать. Ведь если толком разобраться, то и оно дает Филимону какой-то доход. В большие религиозные праздники собирал он здесь подаяний не меньше, чем в воскресные дни на рынках. Не брезговал старик и цветами, живыми и искусственными, бережно уложенными на могилах. Им же, прихожанам, и продавал он по дешевке эти цветы на другой день у входа на кладбище.
Так бы тихо и скверно докоротал старый вор свою жизнь, если бы в это памятное ему воскресенье не встретил Козла.
Тот объявился нежданно-негаданно. Бросил в протянутую фуражку металлический рубль как бы между прочим спросил:
Давно, отец, в бога веруешь?
С войны с войны проклятой, привычно соврал Филимон. Как всю семью расстреляли
Отойдем! властно сказал подошедший и направился к туалетной. Филимон покорно засеменил вслед.
Н-да! Времечко! рассматривая попрошайку, произнес Козел. Что оно с людьми делает! Не узнаешь, Тихоня?
Филимон, услышав свою давнишнюю воровскую кличку, вздрогнул, виновато заморгал слезливыми глазами.
Всмотрись, вспомни, интриговал собеседник.
В пасть тебя! всплеснул руками Филимон. Козел! Домушник! Вот это встреча! старик завертелся около давнишнего приятеля.
Ша! Не наводи крючков! урезонил Козел.
И ты не завязал? глаза Филимона блестели радостью. Он пытался вспомнить, когда последний раз видел своего знакомого.
В сороковом, в Одессе-маме, подсказал тот.
А ты, вижу, по-прежнему живешь красиво, заметил Филимон, рассматривая опрятно одетого и еще довольно-таки крепкого человека, с коим связывала его лет десять опасная воровская жизнь. Сколько тебе?
Пятьдесят два.
Молодой, не без зависти выдохнул Филимон. И зубы целые.
А вот ты, старикан, сел мелко, беспощадно резанул Козел. Доходяга!
Филимон виновато развел руками, что, мол, с ней лютой, старостью, поделаешь?
Крыша есть? деловито осведомился дружок.
Филимон засмеялся.
Выкладывай! потребовал Козел.
В конуре живу, как старый пес
Один?
Филимон кивнул.
Устраивает. Пошли
Из такси вышли, как только доехали до кладбища. Предусмотрительный Козел дальше решил пройтись пешочкомтаксисты народ смекалистый.
Выпивали сдержанно, ели сытно. Филимону не терпелось поболтать о лихом былом, похвастаться, но приятель неохотно поддакивал, сосредоточенно думая о чем-то своем.
Связи держишь? угрюмо спросил гость.
Перелетные Тихоню не забывают, вспоминая когда-то привычный жаргон, соврал Филимон, давным-давно покинутый всем воровским миром. Да и есть ли сейчас этот мир, былые малины, старый карманщик не знал.
В городе, толкую, свои есть? переспросил собеседник.
И снова Филимон соврал. Стыдно было признаться, что никто из воришек в этом городе с ним не якшается.
Есть, но зелень одна
Паспорт нужен, потихоньку раскрывался Козел. Паспорт с местной пропиской. Но чтоб возраст и вывеска подходящими были
Это можно, опрометчиво пообещал Филимон, а сам подумал: «Где я ему возьму? Заново надо искать щипачей».
Завтра нужен, назначил срок гость.
Повременишь, оттягивал время Тихоня. Фрайера сходного не сразу сыщешь. Да и работнуть надо чисто.
Завтра, настойчиво потребовал Козел и бросил на раскладушку пачку десятирублевок. Кусок здесь, тысяча. Чуешь?
О-го! Филимон схватил тугую пачку. Засуетился, но тут же спохватился, небрежно швырнул ее под матрац, похвастался:Сколько их через мои руки прошло! Дворцы можно было отгрохать, пароходы купить
Завтра, уже спокойно напомнил приятель, наливая коньяк в почерневшие от густого чайного настоя стаканы.
Гостю Филимон уступил раскладушку, а сам, бросив лохмотья на пол, прилег рядом.
Сколько здесь до поселка? спросил Козел, опрокинувшись на лоснящуюся от грязи постель. Он назвал дачное место, расположенное рядом с границей.
Автобус довезет.
Пропуска теребят?
С местной пропиской пропускают
Это я знаю. Там погостить сутки-двое есть у кого?
Тихоня в пограничном поселке был последний раз лет пять назад. Бродя с фуражкой от закусочной к закусочной, не отказывался, когда весело настроенные отдыхающие подносили ему водку, коньяк, пиво. К вечеру набрался до чертиков и свалился около пивной. Чтобы пьяного старика не отвезли в вытрезвитель, молодой продавец утащил его к себе на квартиру. Утром накормил, дал на дорогу рубль.
Найдешь Амана, пивника, авторитетно посоветовал Филимон, передашь от меня привет. Все сделает. Фартовый малый.
Козел оживился.
А ты, хрыч, остался делягой. Завтра к вечеру туда вместе перекинемся.
Чего торопишься? спросил обидчиво. Погости.
Не могу, Тихоня. Большое дело закругляю, и не удержался, похвалился:Ждут меня деловые люди. Многозначительно добавил:Там ждут
В Доме отдыха? не понял Филимон.
Чуть дальше
Что ты?! Филимон поднялся на локоть. Давно с ними?
Много будешь знать, скоро околеешь.
Алкоголь упрощает отношения. Несколько часов назад Козел клятвенно дал себе слово не открываться полностью перед Тихоней. Знал по себе, по своим друзьямворы ненадежные люди. А вот сейчас развязался:
Паспорт меня держит. Понял?
Он достал откуда-то миниатюрный вороненый пистолет, без надобности покрутил в руках, сунул под подушку.
Не наш, заметил Филимон.
Машина блеск, и тут Козел добавил со значением:В любое место влеплю, сдохнешь. Такая пушка тебе не снилась, бесшумная.
Хорошо платят?
Жить можно красиво. Но для этого надо иметь умную голову и сноровку вора. В нашей работе главноеконспирация. Слышал такое слово?
Ну это как ее?
Не знаешь, старик. Спи!
Тихоня ворочался всю ночь, борясь со злой бессонницей. Он думал, думал, да так до утра и не смог прогнать мысли, навеянные встречей со старым приятелем.
Козел спал, но тревожно. Он то уходил в глубокий сон с храпом, то вдруг вскакивал, что-то испуганно бормотал и вновь впадал в забытье. Проснулся рано, хмурый. Похмелились.
Я тебе вчера болтнул кое-что лишнее, высказался гость. Но это потому, что ты свой человек. Закон урок тебе знаком? Так вот у нас, он ткнул себя пальцем в грудь, жестче. Понял?
Ну что ты! обиделся Филимон. Первый год меня знаешь? Не веришь?
Верю. Потому тебя и нашел.
Он достал маленький блокнот, вырвал два листка, протянул авторучку:
Распишись. Вот здесь и здесь.
Филимон растерянно заморгал.
Так они же чистые
Вижу. Не слепой. Я кое-что потом надпишу
Тихоня колебался.
Вот здесь, Козел зло ткнул пальцем в листок. Друг-другу надо верить, и он переложил пистолет из одного кармана в другой.
Руки Филимона задрожали пуще прежнего. Ручка проплясала по обоим листкам.
Вот так-то надежнее! гость вложил бумажки в блокнот. А теперь ступай. Жду к вечеру с паспортом. У двери остановил снова:Тихоня, ты все понял?
Филимон утвердительно закивал.
Так вот. Ты вор. Старый профессиональный карманщик. Деклассированный, так сказать, элемент. Всю жизнь обижал честных людей. Жил паразитом за их счет. Недавно чудовищно обманул государствонезаконно получаешь пенсию. Если капнуть, по новой схлопочешь срок и там сдохнешь. Но это не все. Я твой друг, но уже давно не вор. Ты, зная кто я, добровольно дал подписку мне содействовать. Вот ведь какая ты сволочь! За это коммунисты пускают в расход
Филимон дрожал всем телом. Козел счел нужным сменить тон, взял собеседника за пуговицу пиджака:
Все будет хорошо. Теперь ты заживешь красиво. Попрошайничать не бросайвызовешь подозрение. Денег у тебя будет невпроворот. А сегодня нужен паспорт. Паспорт! Это тебераз плюнуть. Ползи!..
Филимон вернулся без паспорта. Козел, нервничая весь день, взорвался:
Падла ты, а не вор! Толковал же тебепаспорт нужен сегодня! Надо было шакалам бросить весь кусок. А ты заначил половину.
Тихоня ждал этой вспышки, а потому молчал, виновато хлопая глазами. Приятель постепенно остывал.
Ну, выкладывай, что нащупал, еще нервничая, сказал он и сел на раскладушку.
Завтра паспорт будет, начал с главного Филимон. Подключил нужных людей.
Надежных?
Меня не подведут. Полдня вместе искали подходящую вывеску. Сделали навод. Завтра в ту квартиру придут люди из домоуправления проверять прописку. Паспорт подменят.
Ловко! успокоившись, похвалил Козел. Ну, черт с тобой. Сутки куда не шли. Выпьем!