Спасибо вам. Гитлеровцы действительно могли звонить и просить о помощи. А что в вашей округе слышно? Чем занимаются немецкие комендатуры? Как ведут себя?
Когда лучше, когда хуже, как становится плохо, люди разбегаются, прячутся в лесу. Некоторых наших немцы вывезли в Германию за несдачу обязательных поставок. У нас не лучше, чем в других местах.
А что думают люди о борьбе с оккупантами? спросил я крестьянина.
Вопрос не озадачил его. Он ответил сразу:
Мы так считаем: сидеть сложа руки и чего-то ждать нельзя. Нужно их как следует проучить, тогда они попритихнут. Только делать это нужно с умом. Вечно сидеть у нас они не будут, и им следует напомнить об этом. У нас поговаривают об организации. Вот я и бежал за вами, чтобы сказать это. Он вытер пот со лба сухими, узловатыми пальцами. Ну и жарища. Я принесу вам что-нибудь поесть и попить.
Еда у нас пока есть, а вот пить нечего.
Я дал крестьянину денег. Минут через пятнадцать он вернулся. С ним пришли двое мужчин. Видимо, соседи. Они принесли бидоны с молоком и простоквашей, сметану, сыр, масло, яйца и табак. Гвардейцы подкрепились и расположились на отдых.
Солнце стало опускаться за синеющий на западе лес. Мы разговорились с крестьянами, которые все подходили из деревни. Появилась и молодежь парни и девушки. Все толпились вокруг Володи. Он показывал на свою голову, пытался что-то объяснить. Иногда он пробовал вставить польское слово или даже целую фразу, и когда это ему удавалось, слушатели были в восторге.
Небо темнело. Сумерки сгущались. Солнце закатилось за лес, но крестьяне и не думали расходиться. Раздались грустные переборы гармошки. Как она оказалась в руках у парня с льняной чуприной, никто не знал. Я сидел в окружении пожилых крестьян и их жен. Разговор шел о полевых работах, об урожае, но в конце концов все возвращались к одной теме террору оккупантов. Слова крестьян были переполнены ненавистью к врагу. Кто-то из крестьян достал бутылку водки, расставил на траве стопки.
За здоровье польских партизан. За погибель немцев!
Гармонист сменил хватающую за душу мелодию на веселую польку. Звуки ее понеслись над полями, теряясь где-то далеко за Рабой.
Бойцы начали танцевать. Каждый час сменялись караулы, и свободные от службы ребята до упаду кружились в лихой польке. К тому же месту, где отдыхал отряд, никто не подходил. Я запретил это, и крестьяне подчинились. Они смотрели, как гвардейцы сменялись на постах, и одобрительно кивали головами.
Потанцуйте, командир, приглашал меня белый как лунь крестьянин с рябым лицом. Или боитесь наших баб?
Кругом засмеялись над шуткой крестьянина. Я встал и пригласил жену того крестьянина, который первым подошел к нам.
Время летело незаметно. Было уже за полночь. Мы больше не могли оставаться на одном месте. Я дал приказ к выступлению, поблагодарил крестьян за гостеприимство и сказал:
Мы еще будем веселиться в свободной Польше. А теперь нужно идти дальше.
Стало рассветать, когда отряд переправился через реку. Некоторое время мы шли вдоль правого берега в высоком ивняке. Затем, обходя деревни, направились на юго-запад в сторону леса, раскинувшегося на склонах невысоких гор. Гвардейцев притягивало к лесу как магнитом. Бойцы оживились. Посыпались шутки. Каждый из нас верил, что лес даст нам защиту. К Мысленицкому бору мы приближались группками, но зрительной связи не теряли. Вскоре вступили в густую тень. Над нами, покачивая верхушками, величественно шумели стройные ели.
Я дал команду располагаться на отдых. После обеда небо затянули черные тучи. Стало темно. Подул сильный порывистый ветер. Деревья заскрипели, стали гнуться к земле. Послышались сильные раскаты грома. Бойцы бросились строить укрытие. В дело были пущены топоры, пилы. Не прошло и двадцати минут, как под деревьями выросло нечто вроде домика, прикрытого плащ-палатками.
Гроза бушевала до поздней ночи. Дождь лил как из ведра. Потоки воды с силой обрушивались на крышу нашего импровизированного убежища. Уровень воды в Рабе заметно поднялся. Река стонала. Мы ожидали, когда можно будет отправиться в путь для встречи с товарищами в Кальварьи и Вадовице.
Командующий округом Зигмунт еще в Коцмыжувском лесу приказал мне вернуться на троицу в родной район и провести совещание с партийным активом. Товарищи хотели увидеть гвардейцев, поговорить с ними.
Схватка на берегах Рабы
Когда дождь прекратился, мы двинулись в путь. Чарны шел впереди в головном дозоре. Чтобы обойти район Мысленице, отряд шел в направлении местечка Пцим, расположенного на противоположном берегу Рабы.
Идти было трудно: ноги скользили по размокшей земле. Поэтому отряд двигался медленнее, чем обычно. Черная, мохнатая, мокрая ночь поглотила горы, леса и фигуры бойцов, так что мы с трудом различали друг друга на расстоянии трех метров. Но ребята еще не чувствовали утомления и решительно шли вперед. Вот отряд поднялся на последнюю гору и начался спуск к реке. Нашей ближайшей целью был мост на дороге, соединяющий Пцим с Зарабе. Головное охранение достигло реки. По-прежнему было темно, и мы не могли разглядеть, что делается на берегу. Беснующиеся потоки воды с грохотом неслись в долину. Река наводила страх. Никто не решился бы перебраться через нее вплавь смельчака наверняка ждала бы смерть.
Вот прижать бы здесь гитлеровцев. Всласть накупались бы перед смертью, проговорил кто-то из гвардейцев.
От головной группы тем временем пришло донесение: «Мы у моста. Что делать дальше?» Я приказал группе остановиться, чтобы перейти мост всем отрядом. Ведь если мост в каком-то месте оказался разрушенным, для его восстановления могли потребоваться усилия всех бойцов. Чарны остановил свое отделение. К нему вскоре присоединилась остальная часть отряда.
Давайте немного передохнем, ребята. Можете курить, только прикрывайтесь плащ-палатками, сказал я гвардейцам.
Тесно прижавшись друг к другу, мы устроились на корточках у самого моста. Разговаривали вполголоса, так как за мостом проходило шоссе Краков Мысленице Закопане. За нашими спинами бурлила река. У деревянных опор моста вскипали самые настоящие водовороты.
Как ты думаешь, можно перейти через мост? спросил я у Чарного.
Особенного доверия он не внушает. Имеет смысл кому-то пройти первому.
Кого предлагаешь?
Наших смельчаков, которым не страшно и окунуться, Пометло и Володю.
Перейдите на противоположную сторону, приказал я ребятам, проверьте, не сорван ли где настил. После выполнения задания сразу же возвращайтесь.
Володя и Пометло щелкнули каблуками, поправили обмундирование, погасили сигареты и двинулись к мосту. Ночная темнота сразу же поглотила их. Мы продолжали курить, пряча сигареты в рукавах. Рядом со мной сидел Чарны, а чуть дальше остальные бойцы. Все ждали результатов разведки.
Прошло несколько минут. Послышался топот бегущих. Это были Пометло и Володя.
Командир, жандармы! доложил запыхавшийся Кальвин. Их много. Идут в нашу сторону. Они уже на середине моста. Осветили нас фонарями и стали кричать «хальт», но мы бросились бежать.
Гитлеровцы, видимо, приняли наших разведчиков за бродяг или любителей ночных приключений. Нельзя было терять ни секунды. Мы с Чарным приняли решение: не пускать жандармов на нашу сторону.
Чарны бросился на противоположную обочину дороги, где расположилась вторая половина отряда.
Заряжай! Целиться в середину моста! Стрелять только по моей команде! вполголоса приказал я.
Гвардейцы молниеносно рассредоточились у моста. Прицелились ниже его перил. Пальцы застыли на спусковых крючках винтовок, штуцеров и двустволок. Мы стали ждать появления гитлеровцев на мосту, длина которого составляла около восьмидесяти метров. Мост был настолько узким, что по нему с трудом проходила крестьянская телега. Видимость ограничивалась двадцатью метрами. Под мостом бушевала река, неся в своих волнах вырванные с корнем кусты и обломки деревьев, которые глухо ударялись об опоры. Напряжение росло с каждой секундой.
Но вот перед нашими глазами в темноте появилась горстка людей головная группа немецкого отряда. Немцы шли в нашу сторону. До них было немногим более двадцати метров. Я выждал еще немного Гитлеровцы приблизились еще на два метра, три, пять
Огонь! приказал я и одновременно выстрелил картечью из своей двустволки. Из двадцати восьми стволов грянул залп, затем другой. На мосту поднялась паника. Двигавшаяся сомкнутым строем группа представляла собой хорошую цель. Черные силуэты начали отрываться от группы и падать в воду: сломались перила моста. Гвардейцы стреляли беглым огнем. Рядом со мной лежал Тадек Грегорчик. Быстро досылая патрон в ствол, он кричал в промежутках между выстрелами:
Ну, теперь поплавайте! Прыгайте, прыгайте!
После нескольких минут ураганной стрельбы группа на мосту исчезла. Гитлеровцы в панике бежали.
Прекратить огонь! приказал я. Чарны и Касперкевич ко мне.
Нельзя было давать жандармам возможность собраться с силами. Поэтому я обратился к Касперкевичу:
Бери свою штурмовую группу и лети за гитлеровцами. Атакуй их гранатами. Чарны пойдет с десятком гвардейцев за твоей группой и прикроет тебя.
Группа Янека бросилась по мосту вслед за бегущими гитлеровцами. Вскоре мы услышали громкое «ура» и взрыв гранаты. Янек гнал гитлеровцев в сторону Мысленице. Тем временем бойцы под командованием Чарного осмотрели местность за мостом, но там никого не оказалось. Чарны прислал ко мне связного, и по прогибающемуся настилу моста я перевел оставшуюся часть отряда на другой берег Рабы. Через некоторое время к нам присоединился Янек со своей штурмовой группой. Гитлеровцы бежали по шоссе. Янек преследовал их километра два. Ни во время схватки на мосту, ни позднее немцы ни разу не выстрелили.
Теперь следовало ждать ответного удара. Гитлеровцы наверняка бросятся преследовать наш отряд, чтобы навязать нам бой в невыгодных условиях. Мы уже хорошо знали их повадки. Поэтому отряду следовало как можно скорее уходить из района, где произошла схватка.
Отряд двинулся на запад от шоссе Краков Мысленице. Вскоре мы вошли в лес царство партизан. Километр за километром стали углубляться. Спустя некоторое время я приказал устроить привал.
Еще в начале марша Чарны, Кальвин, Касперкевич и Грегорчик вернулись на мост, чтобы осмотреть место схватки. Теперь я с нетерпением ждал их возвращения. Наконец они появились. Чарны принес несколько фуражек гитлеровских жандармов и темно-синих полицейских. На настиле моста и поручнях гвардейцы обнаружили пятна крови. Значит, бой был удачным.
На следующий день мы узнали, что несколько гитлеровцев утонуло в реке. Многие были ранены. Сами гитлеровцы объявили, что «рота полицейских и жандармов была атакована под Мысленице крупными бандами партизан».
Мы укрылись на поросших лесом склонах гор на левом берегу Рабы.
Взошло солнце. Вскоре посты доложили, что внизу на дороге немецкие грузовики с военной жандармерией. В бинокль были хорошо видны колонны машин, которые с ревом неслись в глубинные районы Подгаля, к горам Любонь и Турбач. Немцы, видимо, считали, что только в этих глухих районах Карпатских гор могли скрываться партизаны.
Двигаться дальше в сложившейся обстановке было невозможно. Целый день мы внимательно следили за передвижениями немецких войск. Отряд расположился сравнительно недалеко от моста и сохранял при этом полную боевую готовность. Время от времени на дороге появлялись автомашины. Гитлеровцы подъезжали то к одному, то к другому лесу. Опустилась ночь. С наступлением темноты движение грузовиков с солдатами прекратилось. Мы пришли к выводу, что немцы решили теперь попытаться скрытно обнаружить нас. Принимая это во внимание, я приказал отряду двинуться в противоположную от направления преследования сторону к лесному участку в районе Ланцкороны. Бойцы шли, соблюдая величайшую осторожность. Мы держались в стороне от открытых участков местности, углубляясь все дальше в лесную чащу.
Позднее в этом районе с помощью крестьян мы создали самую настоящую разведывательную сеть. Теперь же несколько бойцов укрывалось в деревнях с целью собрать информацию о положении в районе. Мы делали все, чтобы гитлеровцы не застали нас врасплох. Особую осторожность приходилось соблюдать ночью, так как от нашего расположения до ближайших немецких гарнизонов было меньше пятнадцати километров. Без помощи крестьян мы не смогли бы так свободно ориентироваться в обстановке.
На следующее утро мы услышали треск пулеметных очередей и отдельные выстрелы. Звуки выстрелов доносились со стороны лесов, раскинувшихся у подножия Турбача. Бойцы и наши добровольные разведчики крестьяне удвоили внимание. Перестрелка под Турбачем разгоралась. Треск пулеметных очередей то и дело заглушали глухие взрывы мин. По всему было видно, что там разгорелся ожесточенный бой. Мы видели, как в ту сторону помчались грузовики с гитлеровцами. Бой этот явился для нас неожиданностью. Мы невольно задавали себе вопрос: с кем же сражаются гитлеровцы? И не находили ответа. Оставалось только терпеливо ждать известий от крестьян и горцев.
Шли часы, а бой под Турбачем не ослабевал. Одно было ясно: гитлеровцы ведут бой с хорошо вооруженными отрядами.
Мы видели, как немецкие машины доставляли к Турбачу подкрепления, а оттуда вывозили раненых. Гул взрывов, усиленный эхом, разносился по горам. Наш отряд находился в полной боевой готовности, чтобы в любой момент, если понадобится, принять участие в схватке.
Бой длился целый день. Вечером мы получили подробные сведения о нем. В поисках нашей группы гитлеровцы наткнулись в Карпатских лесах на многочисленный и хорошо вооруженный партизанский отряд. Отряд этот прибыл в Подгале из Прикарпатской Украины и расположился в лесах Турбача. Польские, советские и чехословацкие партизаны, входившие в состав отряда, оказали гитлеровцам сильное противодействие. Атаки немцев успеха не имели. Партизаны забрасывали карателей, взбиравшихся на крутые склоны гор, гранатами, поливали их огнем из пулеметов и автоматов. Введенные в заблуждение неожиданными маневрами партизан, гитлеровцы несколько раз атаковали свои собственные позиции. После боя партизаны отошли на территорию Словакии.
По полученным нами сведениям, немцы понесли большие потери и были полностью дезориентированы.
Ночью мы снова двинулись в путь. Предстояло пройти еще много километров, а усталость давала о себе знать. Бойцы двигались уже не в таком темпе, как несколько дней назад. Все мечтали об отдыхе.
Отряд шел всю ночь. На рассвете мы вступили в леса около Ланцкороны. Пришли мы в указанный район накануне троицы, то есть на день раньше срока. Разбили лагерь.
Днем я установил связь с партийной организацией в провел в отряде совещание. Мы определили, кто из гвардейцев может сходить к родным. Таких оказалось более десятка. Назначили время их возвращения, а также место сбора всего отряда после праздников.
Остальных бойцов местные товарищи разместили у крестьянина члена партии товарища Сусека в деревне Пшитковице около Кальварьи. Я этого крестьянина хорошо знал. Вечером полями и зарослями мы пробрались к его одноэтажному каменному дому, стоявшему на вершине пологого холма. Оттуда открывался чудесный вид на окрестные леса и горы.
Я послал связного предупредить Сусека о нашем прибытии. Тот вернулся с секретарем подпольного районного комитета партии Станиславом Немецем (позднее он был арестован гестапо и погиб в 1944 году).
Вы, наверное, здорово устали, проговорил он, взваливая себе на плечи несколько наших ружей. Идемте, тут спокойно.
Ребята, к дому подходить по двое, с интервалами метров пятьдесят, приказал я гвардейцам.
Я пошел с секретарем. Хозяин пригласил нас в дом. На большом чердаке было разостлано свежее сено, приготовлены постели и чистое белье.
Настоящая гостиница, восхищались ребята.
Вымывшись и поужинав, мы заснули мертвым сном. Сусек и Немец всю ночь дежурили во дворе. На чердаке бодрствовал часовой.
Сусек разбудил нас поздно утром.
Бойцы побрились, вычистили оружие. В полдень из Кракова приехала Валя. Она привезла свежие номера газет «Трибуна Вольности» и «Гвардиста». Мы с жадностью набросились на них: хотелось узнать новости с восточного фронта, новости о действиях других групп Гвардии Людовой в Жешувском, Келецком, Белостокском воеводствах.
Вскоре к нам приехали командир подрайона Гвардии Людовой Юлек Годуля и секретарь партийной организации Франек Рачиньский. Они познакомились с бойцами. Похвалили наше вооружение. До поздней ночи мы обсуждали планы дальнейшей борьбы. Как выяснилось, гитлеровцы готовили новые облавы и карательные экспедиции. Валя сказала мне, что командующий округом Зигмунт хочет встретиться с нами для обсуждения новых важных заданий.