Не так давно сделали новые ручки к пожарным топорам. Хорошие ручки, практически вечные. Железные. Да, наорали на нас. Да, поделом. А что делать, если топоры с деревянными ручками больше суток на щите не висят?! А эти железные никому на фиг не нужны, потому их и не спёрли. Да, провода под напряжением ими не особенно порубишь, ну и что? Главноевисят на месте... красные и новые... Всё равно отымели нас по полной. Во всех позициях. Мы попытались искусить судьбу ещё раз, сделали нормальные топоры, и вот результат: увели не только топоры, но и всё остальноеи багры, и вёдра.
Тогда мы призвали на помощь инженерную мысль, коих у нас всегда в достатке. И комиссию встретили смело.
Комиссия (вернее, лощёный кап-два со львиной гривой, торчащей из-под невообразимого диаметра фуражки), держа в руках пресловутый блокнотик для замечаний и жёлтую шариковую ручку «BiС», подошёл к пожарному щиту, который был положенным образом закрыт на замок и опечатансогласно новому приказу Министра обороны номер 450.
Кстати, меня давно интересует, где и у кого искать ключ от этого замка, если, не дай Бог, полыхнёт?
Откройте,сказал лощёный кап-два из штаба флота.
Ну, открыли.
Глазам предстал идеально сварганенный, выкрашенный в положенные цвета и полностью укомплектованный пожарный щит, хоть прямо сейчас на выставку. Проверяющий, как и полагается, первым делом упёрся взглядом в опись.
Громадными буквами казённого трафарета, в рамке:
ОПИСЬ
ПОЖАРНОГО ЩИТА4
ЛОМ 1ШТ
ТАПОР 2шт
БОГОР 1ШТ
ВЕДРО 2ШТ
ЛПАТЫ 2ШТ
Бес, сволочь!.. Бесэто матрос-киномеханик по фамилии Бисянка. Это он опись делал, свин. Ороч по национальности, образованиешесть классов начальной школы у них там в стойбище... а я, дурак, не проверил. И вот нате вам. «Лпаты»... ну какого хрена?
Рожа проверяющего сделалась очень довольной. Потому как можно первое замечание написать. Она (рожа то есть) ехидно так ухмыльнулась, и её хозяин что-то накозябал в своем блокнотике. А потом и говорит мне то, чего я меньше всего хотел бы от него услышать:
Так, ли-ийтинант... Ну, вот вам вводная: пожар. М-м... скажем, вот тут, а горит вот это.
Тут нас чуть кондратий не хватил. То есть меня. Я-то знал, что сейчас будет. И чего не будет. Я знал твёрдо: вводная не состоится. Два матросика, стоявших рядом, ещё не знали. Они дружно бросились к щиту, отодрали забранную мелкой сеткой дверцу и схватили аккуратно покрашенный инвентарь.
Вернее, они попытались это сделать. Произошёл фальстарт, поскольку все эти «тапоры», «богры» и «лпаты» были надёжно прибиты к щиту гвоздями-сотками (защита от соседей-воров)... Вёдра, разумеется, тоже (причём вёдра с дырками снизу, иначе сразу упрут). А гвозди ещё и загнуты сзади. Матросики подёргались себе возле щита, посокращались, как в агонии, и затихли в печальном бессилии. Уставились на этого кап-два, носами шмыгают. А тот на меня. А чего я должен был ему сказать? Поплакать про нехороших соседей, которые уже в сотый раз грабят наш образцовый пожарный щит? Или объяснить ему, что вот, мол, матрос Бисянка как-то раз сдуру вышел из тайги за керосином и попал на флот? И что требовать от него орфографиювсё равно что спрашивать реакцию синтеза лёгких ядер у папуаса с острова Пуки-Пуки. Поэтому я тупо смотрел в серые очи торжествующего проверяющего и ещё, по-моему, широко и счастливо улыбался, как распоследний идиотик.
А у них там, в штабе флотачто, никто тапоры и лпаты не ворует?
А потом мне тщательно ВДУЛИ. Раздвинули и вдули. И поделом. И так мне и надо. И т.д., и т.п., и др., и пр., и вообще. Вдувание на флотепроцесс нормальный и естественный. Ничего необычного. Уестествилиулыбнись и иди служи дальше.
КЛЮЧИ ОТ БЕЧЕВИНСКОГО НЕБА
Слушайте рассказ из первых уст. Потому что именно у меня они (то есть ключи) и былину кто вам лучше расскажет?
Место базирования бригады подводных лодок (и не какой-нибудь, а легендарной 182-й отдельной), вместе с береговой базой, её минно-торпедным и ядерным арсеналами было надёжно прикрыто от атак с воздуха. Кто бы ни покусилсяне светило решительно никому. Заявляю вам как бывший нештатный начальник противовоздушной обороны этого самого ядерного арсенала.
Ой! Я написал«ядерного»? Просю пардон. Ядрёного! Ну конечно же, ядрёного ну, вы поняли, да.
Я когда пришёл туда невсколупнутым лейтенантом, на меня сразу нештатных обязанностей понавесили. Каждый рад был с себя спихнутьна юного недоофицерика. Вот и получилось у меняодна обязанность штатная, согласно ВУСу (правда, ещё надо было ехать переучиваться), а поверх неё одиннадцать нештатных. В том числе и «нештатный начальник ПВО части». Кстати, с этой обязанностью на шее я в 1983-м пропустил в советское воздушное пространство шпионский «боинг»... ну, это вообще отдельная история.
Суть-то в чём? Суть в том, что на Бечевинку вполне могли напасть с воздуха. Прилететь и закидать. Бомбами. С напалмом. Или без. В общем, нужно было воздушное прикрытие. А где его взять? Вокруг на сопках сидели ракетчики-зенитчики, но разве это защита? Они же по дальним подступам лупят... а вдруг кто-то всё же прорвётся, пролезет? Спасение утопающихдело рук самих утопающих. Поэтому на Бечевинке появились две уникальные зенитно-артиллерийские батареи. Одну воздвигли перед зданием, в котором обитал наш штаб (третий этаж), политический и особый отделы (второй) и бербазовский лазарет (первый). За эту батарею отвечала береговая база, а пушки на ней даже не имели щитков. Вторую батарею воткнули прямо перед технической территорией («зоной») нашего ядрёного склада, водрузив её на крышу полувкопанного спецсооружения номер четыре. Перед нашей караулкой. Правда, я не знаю, что появилось раньшебатарея или караулка, однако не в этом суть.
Пушки. Пушкиэто зенитки МЗА 70К. Древние, времён Второй Мировой войны. Одноствольные корабельные десятизарядные 37-миллиметровки, привинченные к бетонной площадке на крыше «четвёрки». Они крутились на все триста шестьдесят, запросто могли опустить стволы градусов на десять ниже линии горизонта (и стрелять по входящему в бухту американскому авианосцу, а могли и задраться почти в зенит. На концах стволов были чёрные (на момент приёма мной этих пушекржавые) конические пламегасители, но о них позже. В расчёт каждой пушки входило два бойца-наводчика (горизонтальный и вертикальный)они крутили такие большие маховики с ручками, при этом глядя в свои коллиматорные прицелы, и в подходящий момент давили ногой на педаль. Как только оказывались нажаты обе педали, пушка изрыгала огнь. Ещё был заряжающий, который вставлял десятиснарядные обоймы в приёмник пушки и подталкивал их туда путём постукивания кулаком сверху. Был подносчик снарядов, был командир орудия, был наблюдатель (тоже отдельный на каждую пушку) и был начальник всего этого зенитного артиллеризма, то есть я.
Про коллиматоры. Я их увидел и сразу понял, что это бесполезно. Да мне так и сказали. Притом сказал не кто-нибудь, а сам Захар (ой!.. капитан-лейтенант Серёга Захаров!)он на пять лет раньше меня закончил калининградские высшие военно-морские ясли именно как пэвэошник и вот уже который год маялся, кому бы спихнуть это дульно-бздульное хозяйство, за которое его ещё и нещадно пороли. Стёкла прицелов были радиально замутнённые от центра к краямот старости. Разбирать их «для помыть-почистить» мне строго запретили по двум причинам: а) что будет, если враг налетит, пока они разобраны? и б) кто их потом собирать будет? Да их и невозможно было бы разобратьвсё закисшее, сто раз покрашенное сверху кузбасс-лаком, все настройки-регулировки залиты краской. А нового не дадут, не жди. Заявкида, пиши. Но не жди. Ибо нетуот слова «нигде». На всей Камчатке, кроме четырёх бечевинских, есть ещё две такие пушкиони в музее флотилии стоят, который справа от ДОФа. И кстати, тоже под открытым небом. Можете пойти и полюбоваться. Не так давно ещё и возле вилючинского музея откуда-то появилась.
Да-да-да, и никаких чехлов. А на кой чёрт? Пушка советская, надёжная. Железная. Вся. Готова стрельнуть в любой момент. Куда угодно. Невидимо куда.
Что-что? ПЗРК? Ой, я вас умоляю. Это ж начало 80-х, к тому же Камчатка, сколько ж можно повторять. Не было у нас тогда ещё ПЗРК.
Бербазовская батарея, как я уже сказал, находилась прямо в жилом городке, на берегу возле курилки. Дети на ней играли в войнушку, крутили пушки почём зря, и никому не было жалко. Пусть крутят.
Нашу батарею детишки не крутили, потому что она находилась чёрт те где, за три с лишним километра от жилья. На нашей игрались только караульныепод чутким руководством нештатного начальника ПВО, то есть меня. И то лишь тогда, когда я созревал их взбодрить в соответствии с планами боевой подготовки.
Как это выглядело? А вот как. Приезжаешь проверять караул и играешь воздушную тревогу. Матросики выскакивают, облепляют пушки и крутят их во все стороны. Покрутили? Всё, хватит. Отбой воздушной тревоги.
А раз в полгода в голове начальника штаба бравурно звучали литавры, после чего проводилось жуткое мероприятие под названием «артиллерийские стрельбы МЗА». МЗАэто малая зенитная артиллерия, я в самом начале забыл сказать.
Как я уже сказал, крутиться вокруг самих себя пушки могли вполне. Другое дело, что они были настолько расшатаны, что люфтили и мотылялись во все стороны даже при хорошем нажатии рукой, не говоря уж про стрельбу. Если сказанное помножить на состояние коллиматоров и древность стволов, а также на тот факт, что обеспечить стреляющую батарею воздушной (да и просто движущейся) мишенью на Бечевинке было нечем, то
то стреляли просто через бухту наискосок. Просто по сопочке. Что бербазовские, что мы. По восточному подножию господствующей сопки Снежной (которая почти девятьсот метров высотой)для них дистанция стрельбы была два с половиной километра, для нас почти четыре. Там чуть выше подножия есть такая большая поляна-залысина, особенно хорошо видная зимой; диаметр залысиныметров примерно сто пятьдесят. Ну суперцель просто. Задача была попасть в залысину, а в идеалепоразить печально торчащие посерёдке три развесистые берёзы. Я сказал, что берёзы «торчащие печально»? Тут я приврал за мою бытность в них так ни разу и не попали, так что особой причины печалиться у них не было. Но в саму залысину попадали, у-у, и ещё как. Примерно половина снарядов ложилась куда-то туда, притом весьма точно. Вторая половина снарядов равномерно и энтропийно охватывала цель по кругу, отсекая врагу помощь извне.
Я ведь про люфт сказал не просто так. Во время стрельбы каждая пушка дёргалась во все стороны, как припадочная, и ствол спонтанно гулял в телесном угле полтора-два градуса, а то и больше. Попробуй попади из такой эпилептической пушки по стометровому вражескому самолёту за четыре километра! Даже по стоящему на месте! Однако никто не заморачивался ни радиусом рассеивания, ни среднеквадратическим отклонением. Зачем? В трудную для Родины минуту попадём куда надодаже не вопрос! Собьём первой же обоймой! Первым же снарядом! Пушки я тщательно размалевал в красивые жёлто-зелёно-коричневые камуфляжные пятна, а на внутренних сторонах броневых щитков каждой пушки набил чёрные силуэты летящего супостатавид снизу, вид сбоку и спереди: F-4E «Фантом 2», A-4A «Скайхок», A-6E «Интрудер» и (та-дамм!) крылатая ракета «Томагавк». Всё было очень, ну очень серьёзно.
Грохот пушек возбуждал; кислая пороховая гарь кружила голову. Артиллерийские стрельбы на Бечевинке стали самыми интересными стрельбами за всю мою службу, хотя я видал и участвовал в разныхи из пушек, и торпедами, и ракетами А сказать почему? Потому чтовот оно всё, как на ладони, все вместе, все рядышком! И руководители стрельбы, и сами стреляющие, и зрители из вышедших на перекур подземельщиков, и вот они обе пушки... всё вписывается в круг радиусом двадцать метров, общие эмоции смешиваются, и получаетсячто?правильно, эгрегор. Ну и проверяющие, конечно, а как же, они тоже там, то есть тут. Со своим особым восторгом, записными книжечками и секундомером. Это было весело, динамично и незабываемо.
Так вот: про пламегаситель. И про проверяющих. Приехал «кап два раза» Маймеско из Шестой управы Тихоокеанского флота, драть нас в общем и целом, ну и в числе прочего нештатную ПВО, конечно. В жарком и душном камчатском августе дело было. Устраивать стрельбы он не захотел. Ему хватило беглого осмотра пушек. Он заглянул в жирно смазанные солидолом приёмники снарядов, в прицелы... наконец, в стволыи вызвал без пяти минут старшего лейтенанта:
Это у вас там что?
А что у нас там такого могло быть? Я точно знал, что пушки смазаны, выкрашены и готовы в любой момент шандарахнуть по залысине сопки Снежной. Поэтому я с недоумением заглянул туда, куда было указано, то есть в злополучный ствол артустановки номер два (правой). А там пламегаситель так красиво затянут ажурной паутиной, а посередине, напрягшись под тяжёлым взглядом проверяющего, сидит здоровенная и толстомясая самка паука-крестовика. Шевелит немытыми волосатыми ногами и едва не рычит. Грязно-жёлтая и готовая наброситься. Я б на её месте тоже напрягсяэто ж Маймеско, не кто-нибудь. Кто его знал, тот подтвердит... В общем, в этот момент надо было что-то говорить, а говорить было нечего, поэтому я проблеял то, что положено блеять в подобных случаях: виноват и, вероятно, исправлюсь. Сарделька пальца второго ранга больно ткнулась во вторую пуговицу моего кителя, сопровождая приговор:
Вы не готовы к войне. ВЫ ПАЦИФИСТ, ЛЕЙТЕНАНТ!!! Вы будете наказаны.
И меня наказали, а как же. А вы как думали? За пацифизм. Кто-то не верит? Ну и не надо. В служебной карточке, понятно, как-то по-другому записали, я уже и не помню как, но взыскали. А потом взыскание сняли. Я ж хорошо служил вообще-то.
ПРАПОРЩИК ФЛОТА РОССИЙСКОГО
Где, ну где ты его выудил?разводя руками, вопрошал командир.Это ж уникум.
В отделе кадров,смиренно отвечал начальник штаба,вы ж сами говорили, что начальник камбуза нам нужен позарез.
Ну и что это будет за начальник камбуза?
А что?
А то, что он уже во все части Камчатки стучался, и никто его не берёт. Звонил я в Богатырёвку, спрашивал, почему не взяли, так они прямо говорят: «На кой чёрт он нам такой нужен, он же в школе не учился».
Начальник штаба сконфуженно почесал в затылке.
Не, ну я беседу-то с ним имел... вроде ничего... Не совсем же дурак...
В том-то и дело, что не совсем. Образованиесемь классов! Полудурок всегда страшнее дурака. И кто ему прапорщика дал? Берём кого ни попадя... а потом...
Да чего там!.. Камбуз... справится. Виктор Георгич, медведи в цирке на лисапедах ездят, а тут...начальник штаба осёкся.Словом, думаю, справится. Поможем. Научим.
Ну давай, давай, Арефьич,подытожил командир.Ты его откопал, ты с ним и ковыряйся. И дальше камбуза чтоб ни ногой.
Есть, товарищ командир.
Так в нашу жизнь на два года вошёл прапорщик Флота Российского Пионтковский Александр Васильевич. Неважно, изменены фамилии или не изменены. Допустим, что нет. Дело не в фамилии. Человек красит фамилию, а не наоборот, хотя фамилия очень даже знаменитая. Был такой герой, лётчик-испытатель, первый в СССР.
Прапорщик Пионтковский А. В. оказался похожим на маленький ссохшийся стручок гороха. Лет ему тогда было сорок или чуть больше. Одетый на вещевом складе во всё с иголочки, он сильно напоминал Буратино, на которого, словно на вешалку, повесили китель колоколом, брюки обратным колоколом, а сверху натянули седлом фуражкусамую уставную из тех, что были. Добавьте руки по швам, каплевидную (сверху шире) голову, огромный нос и печальные глаза Св. Луки. Кротость взгляда он старательно демонстрировал начальнику штаба при ежедневных раздолбонах. (Раздолбон у нас назывался КПДконтрольный пистон дневной. Александр Васильевич получал ещё КПУ и КПВутренний и вечерний. А ещё, бывало, и добавочныйКПД-2, в полдник). Через месяц НШ начал произносить фамилию начальника камбуза не иначе как Пеньковский.
Единственным плюсом в нём было поразительное добродушие, и он ведь не притворялся дурачком, чтобы жить, как в сказке, а самым нормальным дурачком и был. В разговорной речи, служебной и неслужебной, он старательно окал. В наши ряды, утомлённые вечной служебной рутиной, он внёс свою особую, живую и неиссякаемую струю. И вносил её исправно два года до тех пор, пока НШ не сдался окончательно и не сплавил его куда-то, разрекламировав, как только смог, и выставив энное количество шыла. После чего вздохнул облегчённо и принялся искать на осиротевший камбуз нового мичмана, и желательно с университетским образованием. Но это было потом. А тогда...