Пошла мореходная астрономия. От азов и до В общем, до. Кораблевождение мы будем изучать все пять лет. Равно как и морскую практику. Мы будем командирами стартовых групп и батарей (и вахтенными офицерами), потом командирами боевых частей, старшими помощниками и командирами кораблей. Потом будем командовать соединениямибригадами, дивизиями и флотилиями. И флотами. Это в идеале. А не в идеале может быть по-всякому. Кроме того, мы уже знаем, что можем попасть служить и на берегкому-то ведь надо готовить ракетное оружие для кораблей на берегу. Из Черноморского высшего военно-морского училища попадают даже в Байконур. Пути неисповедимы.
Вместо ужасной «истории КПСС» теперь марксистско-ленинская философия. Что-то совершенно непонятное, потому что постоянно свербит ощущение какой-то жуткой притянутости за уши. То ли нас к этой науке за уши притягивают, то ли её к нам. Экзамен у деды Миши Буровасовсем не то, что у Шуры Токарева. Когда он узнал, что я с Камчатки, он всплеснул руками и поставил мне четвёрку без вытягивания билета (и соответственно, без моего ответа на вопросы), то есть сразу. Ему было меня жалкоКамчатка же, тьмутаракань какая. Через полгода на летней сессии я вытащу (у него же) билет, по которому не смогу рассказать ну вообще ничего, полный ноль, и он всё равно с состраданием поставит мне тройку. Паренёк камчадал ведь, бедный голодный ребёнок, затянутый в чёрный кожаный ремень с надраенной бляхой...
А ещё есть у нас такой предмет: этика и эстетика. Две лекции за первый семестр, две за второй. Флотский офицер должен уметь грамотно пользоваться всем этим несусветным набором из кучи тарелок, вилок, бокалов и рюмок в присутствии иностранцев... Практических занятий с поглощением почему-то не было.
Мы по-прежнему ходим в белой корабельной робе. Мы ещё не знаем, что будем последними, кто её носил. Мы гордимся ленточками своих бескозырок, на которых написано «ВВМУ им. Нахимова». Мы с пренебрежением смотрим на курсантов других училищ «системы»впрочем, это обоюдно, но наша бурса издавна славится своим особо высокомерным отношением ко всем окружающим. Мы об этом пока не задумываемся. А может, и не задумаемся никогда.
Строевые смотры, строевые прогулки, строевые занятия. «Выше ногу!!!» Уй, ё «Тяни носок! Равнение в шеренгах!!!» Надоедает, и это очень мягко сказано. Не все из нас понимают, зачем это нужно. Я тоже не понимаю. Пройдёт сколько-то лет, и мне станет ясно, что без этого не может быть никакого войска. Дисциплина бывает осознанной и неосознаннойтак вот: строевая подготовка направлена на повышение уровня именно неосознанной дисциплины. Автоматической, которая в подкорке. Она даст свои плоды в реальном бою. Ну и, конечно, на парадахнапример, на параде 7 ноября и 9 мая, когда мы лихо маршируем по улице Ленина на площадь Нахимова, мимо памятника нашему Пал-Степанычу и дальше вдоль Приморского бульвара и по Большой Морской. Мы умеем красиво маршировать с автоматами в руках, нас научили довольно быстро.
Мы все пишем рапорта. До нас довели, что наша страна выполняет интернациональный долг в Республике Афганистан, и мы все пишем рапорта. Некоторые курсантики делают это, повинуясь инстинкту стадности, но я и по сей день уверен: абсолютное большинство из нас в самом деле искренне хотели на настоящую войну. Когда количество поданных рапортов стало пугающим, начальник училища вице-адмирал Соколан построил училище на Большом плацу перед учебным корпусом номер один. Из его речи мы поняли, что мы опупели, и что в Афган никому из нас не светит. Адмирал доходчиво объяснил почему, и он был триста тридцать три раза прав. Однако двое ребят всё же нашли способ: ушли в самоход, нажрались водки, специально «залетели» в комендатуру, чтобы их отчислили, и в итоге всё ж таки оказались там, «за речкой».
В увольнение нас пускают по-прежнему только по субботам и воскресеньям, но платят уже большедесять рублей восемьдесят копеек в месяц (а на первом курсе было на трёшку меньше). Папы-мамы присылают денежные переводы, а севастопольцев сердобольные родители подкармливают через клубный забор. Вечером там легко застать курсантиков, хлебающих борщ ложкой из кастрюли прямо через решётку, а кроме того, подкармливают и тех, у кого родственников в Севастополе нет. Это называется «прибыл караван». Многие севастопольцы берут иногородних друзей, что говорится, на постой. Меня приютил Андрюша Быченков, а потом Серёжка Ковалевскийэто в одном и том же доме номер девяносто семь по проспекту Генерала Острякова, «на Суперах», напротив 22-й школы.
Кто кудаа я пошёл и записался в КТЭМ «Шутки в сторону». Это курсантский театр эстрадных миниатюр. КТЭМгордость училища. Задача КТЭМа проста: каждые три минуты зрительный зал должен ржать. Шуточки КТЭМа порой, что называется, «на грани», а кроме того, в персонажах всегда узнаются ненавидимые в разной степени училищные персонажи, носящие погоны разных рангов и кличкиАра, Шнурок с Подшнурком, Гюльчатай, Геббельс, Мохнатое Ухо, Рыжий Ганс, Клапан, Фантик, Пух, Марабу и многие прочие. В КТЭМе весело и интересно, а ещё это возможность быть освобождённым от большой приборки в субботу и от малой в воскресенье. КТЭМ в клубе, а в клуб приходят девчонкикурсантский драматический кружок, танцовщицы и кто-то там ещё. Именно в это время начинаются первые мои попытки что-то писать в рифму. Эти тетрадки у меня бережно хранятся на книжной полке и по сей день...
Ко мне приезжал отец. Когда-то он учился в этих же стенах, а теперь он капитан второго ранга и командир корабля ПМ-150 (это ПРТБ) на Тихоокеанском флоте. Через неделю мне рассказали, что в беседе с командиром роты (вообще-то правильно говорить «начальник курса»), батя велел ему драть меня крепче, чем других, и требовать больше, чем с других. Я тогда ещё подумал, что на его месте я бы, наверно, сказал то же самое, хотя мне вовсе не кажется, что меня драли сильнее прочих.
У нас в роте навалом всевозможных уникумов. Рассказать обо всех не позволяет формат, а выделять кого-то особо не стану, чтобы не обижать оставшихся. Но, честное слово, были такие орлы, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Разве что за рюмкой чая адмирал Женя Ирза или капитан первого ранга Серёга Слюнкин (да и любой из нас!) может долго чесать о нашей роте, которая, кстати, вовсе не была такой уж уникальной (хотяединственной и неповторимой).
Опять эти расчётно-графические задания ненавижу. Скорее бы кончалась вся эта дребедень, и начиналась специальность. Хочу ракет, торпед и пушек!!! Не хочу теорию вероятностей!!!
Наш командир ротыкапитан-лейтенант Телегин Владимир Иванович. Мы над ним смеёмся, мы его пародируем, пользуясь тем, что поводовгруда. Почти ни у кого из нас не хватает мозгов представить себя в его шкуре. Никто из нас не соображает, что пережить то, что было на БПК «Отважный»это не бутылочку тёплого портвейна в подъезде вылакать. Поймём потом, да. Все поймём. Все до одного. Наверно. А покаувы, ещё не время. У-вы.
Две галки на рукавеэто всё же не одна. Теперь можно смело рассчитывать на контакты с противоположным полом. Можно втихаря немножко ушить фланку и бескозырку, подразогнуть бляху, подрасклешить брюки и подрезать ранты на хромовых ботинках. Мы уже не караси, хотя и не так уж далеко оторвались от «без вины виноватых». По-прежнему больше всего на свете хочется только двух вещейесть и спать.
Второй курсочень трудный курс. Поэтому в курсантском фольклоре он так и называется: «Приказано выжить».
Я стану лейтенантом или нет? Стану. Стану, и точка.
ПРО ПЕЛЬМЕНИ
Пельмень1
Эх! И заступил-то я в дежурное подразделение, и попал-то я в дневальные по охране клуба. Клуб у нас здоровенный: два этажа и скверик вокруг. Народное и флотское достояние. Вдруг упрёт кто? Просыпается утром училищебздынь, а клуба нет. Сразу децимация. Поэтому я бдил. Ходил-бродил вокруг клуба, вперив взгляд в сумерки пасмурной южной ночи, а левая рука на рукоятке штык-ножа, дабы шпиён врасплох не застал. Второкурсник есть существо, остатки бдительности не растерявшее.
Географически клуб расположен замечательно: он у самого забора, за которым днём и ночью кипит такая интересная и увлекательная гражданская жизнь. Впрочем, ночная жизнь, бывает, кипит и по нашу сторону забора; сразу возле клуба торчит учебный планетарий кафедры кораблевождения, и заведующий этим планетарием капитан-лейтенант Пудин частенько пользует там лаборантку Вику, включая для неё то гавайский небосклон, то Багамы, то Таити... но это, несомненно, не более чем грязные слухи.
Также возле клуба, опять же впритык к забору, в ту пору велось строительство летнего плавательного бассейна, уже и яму огромную выкопали, и шлакоблоки штабелями. А под самым забором (с нашей, с училищной стороны) помещался здоровенный квадратный железный чан с сухим цементом. Он туда был вот прямо так насыпан. От непогоды цемент прикрыли вощёной бумагой, концы по краям чана закрепили, и эта бумага от дождика и солнышка натянулась, как кожа на барабане. Всё это прямо под забором, повторяю.
Ветер в Севастополе осенью препротивный. Он вонзается во все щели бушлата, он холодный и злой. Огибаю угол клубапрямо в морду. Заворачиваю за следующий уголто же самое. И так четыре раза. Повернул назадвсё равно вмордувинд. Непостижимо. Плюс морось премерзкая. Давно стемнело уже. Осень, осень
Встал за углом кормой к ветру, сигаретку прикуриваю и думаюкогда уже Стас из самохода приползёт? У Стаса неподалёку от училища сестрёнка Карина проживает. А Стасэто не имя, это состояние души. Он вообще-то мой тёзка, фамилия у него Анастасьев (когда он подписывает хлоркой штаны или бушлат, он всё время путается в буквах и пишет то «Анасьев», то «Ананастасьев», но кличка у него не Ананас, а Банан, не скажу за что). Сестрёнка всегда потчует Стаса, а Стас ну совсем не любит не выпить, поэтому я проинструктирован друзьями принять Стаса в целости-сохранности и обеспечить доставку до ротного помещения, чтоб не влетел. В принципе, никаких проблем: рост у Стасаметр с шапкой, весполтора пуда. Лишь бы не брыкался.
Слышушаги. Оп-па!а вот и дежурный по училищу, капитан первого ранга Сычёв с кафедры тактики. Уважаемый дядька, мощный и юморной. проверяет, как мы тут службу несём. Прячу бычок в кулак и делаю шаг из-за угла:
Товарищ тан-пер-ранга, дневальный по охране клуба курсант Завражный. На посту без замечаний.
Есть... Что тут у нас? Всё тихо?
Так точно, тащ каперранга
Не замёрз?
Никак нет
Самоходчиков много?
Хороший вопрос. Мы оба заранее знаем ответ, а потому еле заметно улыбаемся. Он тоже когда-то курсантом были, говорят, лихим. Его перещеголял только один здоровенный кап-три с одиннадцатой ракетной кафедры, который однажды пьяным курсантом убегал от патруля, а когда начали догонять, выковырял из асфальта крышку канализационного люка и кинул её в патруль, попал и зашиб сразу всех четверых...
Никак нет, тащ, ни одного!
Ну, есть, есть. Продолжайте даль
И тут слышу, как там, в стороне забора, что-то шуршит, скребётся и бурчит. А ну как Стас? Он же, как пить дать, в свинью укушанный надо что-то делать... даже если не Стас...
Сычёв тоже слышит:
Что там?смотрит на меня азартно и руку на жопу с кобурой кладёт.
Не могу знатьа сам лихорадочно соображаю.
Блин
А там за ёлочкамишум, грохот железный, возня, мычание утробное, нечеловеческое... натуральный мезозой. Мы с кап-разом переглядываемся. Я тоже кладу руку на кобуру... э-э... на штык-нож. Ибо, судя по звукам, там явно монстр какой-то, абоминог в чешуе и с когтями.
То, что выползло из-под ёлочек, обратило нас обоих в бегство. Абоминог? Хуже. Страшнее. Хорошо помню, как асфальт убегал под ноги и дальше назад. И как я дышалпрерывисто, сипло, с надрывом Рядом шёл галопом спринтер Сычёв. И мне ни грамма не стыдно ни за себя, ни за капитана первого ранга с пистолетом. Любой, кто увидел бы ЭТО, драпал бы со скоростью два Маха.
Забежав за клуб с другой стороны, перевели дух. Сычёв говорит:
Что это было?
А я что, Пушкин? Говорю:
Ы-ы что-то такое серо-белое не могу знать.
Так. За мной.
Шумно вдохнул, вытащил пистолет, дёрнул затвор, выдохнул и двинулся обратно. Яза ним, обнажив штык-нож. Тогда у него ещё был кончик-остриё. Я сломал его через год, на третьем курсе, когда метал штык в кипарис, стоя дневальным по дырке в заборе (то бишь по охране территории), это отдельная история.
Приходим в район ёлочек. Тишина, всё культурно, и главноеследов никаких. Ну, там, где фонарь освещает. Постояли, помолчали.
Так. Я пошёл, а вы тут следите бдительно. Чуть чтосразу доклад.
Пистолет в кобуру, развернулся и лёг на курс норд.
Доклад ага. Я пожал плечами, а ноги всё ещё подрагивают. Ясно но что же это всё-таки было? Сердце бешено стучало в левом ботинке. Первобытные инстинкты спорили с сознанием. Страх перед непознанным не уходил и множился. А через полчаса притопал сменщик с фонариком, и я ему всё рассказал.
Да?и ржёт, говнюк, чуть ли не катается.
Я обиделся. Он отсмеялся и говорит:
Пошли смотреть.
Вдвоём не так страшно. Ну, пошли. Обошли ёлочки, подходим к чануа там бумага вся порвана, смята, туда явно кто-то И тут до меня дошло.
Стас?
Сменщик с трудом кивнул головой и снова в смехе упал наземь, задорно дрыгая ногами.
Ну да, конечно. Приполз к забору училища совершенно никакой, чудом на него с той стороны вскарабкался, с горем пополам перевалил своё расслабленное физическое тельце. Вестибулярка отключена, гироскопы в разные стороны, не удержался и шваркнулся сверху в чан с цементом. А морось же, шинель вся мокрая, ещё и в грязь где-то по дороге влез; в итоге получился пельменьвсем пельменям пельмень. И вот перемещается такой цементный пельмень ночью на карачках, звуки всякие издаёт, рычит-мычит и выползает из-под ёлочек... У кого хочешь гайки отдадутся.
А дежурного по роте там чуть кондратий не хватил, когда Стаса в роту на верёвках подняли, на балкон второго этажа. Там было на что посмотреть.
Через три года Сычев мне влепил трюльник на госэкзамене по тактике флота. Билет попался совершенно дубовый, что-то там про действия десантных соединений, хоть в бидон башкой бейся, я до них так и не добрался, пока готовился. Так что он мне даже прибавил один балл. Наверно, вспомнил что-то.
Пельмень2
А это уже Пельмень настоящий. Пельмень с большой буквы. Во-первых, фамилия отдалённо похожа на «пельмень»и соответственное прозвище. А во-вторых ну, это надо видеть. Такое впечатление, что лицо долго мяли, потом распаривали, отваривали, снова мяли, пытаясь вылепить что-то от Сальвадора Дали. А когда получилось, сказали: «Не пойдёт, выбрасываем». И выбросилив Черноморское училище имени Пал-Степаныча. Краснознаменное. Нате вам, на 1-й корабельный факультет. Но парень был замечательный - весёлый, душевный, учился хорошо, постоянно во всякие смешные истории попадал.
Лекция по высшей математике. Теория вероятностей. Второй курс. Сразу после первомая. Никто ничего не соображает. Тяжко. Преподуважаемый Николай Егорыч Пятлинчто-то увлечённо рассказывает сидящим за первым рядом столов. Напряжённая борьба с заволакивающей глаза липкой дремотой... Второй ряд и дальшевсе вповалку. Здоровый сон. В разных позах. Средство массового поражения. Первая ж пара, ну как совладать? После праздников. Второй курс. Теория вероятностей. Рука автоматически продолжает что-то выписывать, повинуясь сложному инстинкту жажды верхнего военно-специального образования. Мозг давным-давно отключён. Мудрёныекрендельки и червячки в конспектах вместо букв; ручки чертят на страницах изодавы. Сеанс массового гипноза. Скопище сомнамбул. «Пэ-нулевое равно пэ-один плюс пэ-два на пэ-энное» Локоть на стол, согнуть руку, запустить кисть под шею к спинеи голова уютно укладывается на сгиб. Глаза давно закрыты и склеены сильнее, чем эпоксидкой. Дыхание ровное. Ничто не нарушит этот покой
АААААА!!!! А-а!! А-а-а!!!на предпоследнем ряду, словно вырвавшись из видеоряда чуждого нам фильма ужасов:АААААААА!!!
Половина аудитории, ничего не понимая, на минуту приходит в себя и крутит головамиЧТО?! КТО?!
Не знаю, что это там Пельменю с похмелюги приснилось, но он орал, словно ему без наркоза делают обрезание штыковой лопатой. Вскочил над партой: волосы всклокоченные, глаза красные, навыкате (но так и не проснулись), рожа подавленная (в смыслевыдавленная), мятая, с трещинами и складками, цвета ежевичного варенья ААА-А-ааааа!!!
Товарищ курсант, что с вами?
Николай Егорыч спокоен, как сто шаолиньских монахов. Он и не такое видал на своих лекциях по теории вероятности. Он знает, что ничего невероятного на свете нет. Так и говорит через раз: «Чудес на свете не бывает».