Ладно, чмо вислоухое. Чего стоять, пошли вместе.
И пошлитибетские странникипо маршруту, согласно табелю постам, проверяя по пути замки и печати. Тим подойдёт к двери, посветит тусклым лучиком на слепок, и Машка тоже смотрит, убеждается... До смены оставалось чуть больше часа.
И тут Тима пронзила гениальная мысль: а чего это я пешком хожу, аки дервиш, когда транспортвот он, рядом?
А ну, Марья, стой так.
Тим забросил автомат за спину и лихо взгромоздился на покатую ослиную спину с упрямо выпирающими позвонками. Малость, конечно, непривычно без седла-то, а всё ж... Тем более что Тим до этого верхом вообще никогда не ездилчто с седлом, что без. Взял автомат, как предписано Уставомна грудь, легонько пришпорил пятками рысака, опустил воображаемое забрало и произнёс голосом Айвенго:
Н-но, родёмая!
Теперь дело пошло веселее. Новоявленный Росинант быстро усёк особенности нового маршрута, и управлять им было несложно. Машка возила Тима от объекта к объекту, останавливаясь точно перед нужными секретными дверями, а бдительный Тим, не слезая, проверял печати.
И вот, трусит, значит, Машка с этим рыцарем печального образа на спине от фонаря к фонарю, от склада к складу, как вдруг ржач из темнотыприглушённый и сдавленный, но всё же ржач. И обрывок фразы: «ну, блин, Буцефал!..» Тим пришпорил скакуна на звук и смело проорал во мрак предписанное Уставом «стой, кто идёт».
Это были не искатели Святого Грааля и не гяуры-иноверцы. Это были начальник караула с дежурным по училищу.
Они обаплюс сопровождающий караульныйлежали ровным рядком на газоне и в тихом экстазе дрыгали ногами. Ланселот озадаченно почесал в затылке, ловко спешился, перехватив автомат, и бодро доложилблаго рожу в темноте плохо видно:
Товарищ капитан первого ранга, часовой третьего поста старшина второй статьи Тимченко. На посту без замечаний.
И тогда они совсем задохнулись в икоте.
Сидеть бы Тиму на знаменитой севастопольской гауптвахте со всеми вытекающими, но развеселившийся дежурный по училищу хлопал себя по ляжкам, приседал и не унимался:
Ну едрёптыть! меня ещё никогда в жизни никто так не смешил! Гы-гыыы!..
И ушли обратно в караулку, громко и неприлично фыркая в темноту. А Тим побрёл дальшепечати проверять. Уже пешком. Верная Машка печально постукивала копытцами чуть в стороне. В отличие от Тима, она тяжело переживала конфуз. Ослыони ведь всё-всё-всё понимают, и извилин у них куда больше, чем, например, у кенгуру. И даже чем у некоторых малокопытных двуногих.
ДАША СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ
Про Севастополь всегда говорили (да и сейчас, наверно, говорят)город камней, бляdей и белых бескозырок. Что есть, то есть. Конечно же, это не про всех подряд, но!народный фольклор никогда не врёт.
А когда-то писал Лев Толстой о героине первой обороны Севастополя, о Даше Севастопольской... Продав всё своё нехитрое барахло, она накупила ткани и пустила её на бинты. В кислом пороховом дыму, под свист пуль и ядер, под душераздирающие стоны раненых и умирающих носила воду на позиции и бастионы, чтобы напоить бойцов, и отвага её, взращённая необъятной широтой русской души, не понятной французам и англичанам, стала эталоном, синонимом русской женщины-солдатки, отважно идущей вслед за отцами, мужьями и братьями в бой, когда на Родину нахлынет чёрная туча войны...
...Мы бродили по вечернему Севастополю. Не просто бродилимы накручивали километры по указанному маршруту. Маршрут пролегал по знаменитому Историческому бульвару (в просторечиипо Историкам), от Панорамы Первой обороны Севастополя и Четвёртого бастиона, мимо танцплощадки «Сковородка», мимо памятника генералу Тотлебену, вниз к площади Ушакова и обратно. Нас было четверо: капитан-лейтенант с пистолетомначальник патруля, и мы, трое курсантиков третьего курса со штык-ножами на белых ремнях. У всехновенькие красные повязки на левом рукаве. Весна... пьянящий запах акаций и цветущего миндаля... Ещё с нами был сержант-милиционер, тоже с пистолетом, но без палки (их тогда ещё в природе не было) и без собаки.
Кстати, о памятнике Тотлебену. Герой обороны Севастополя, отвечавший за инженерную часть и невиданную в истории минную войну, генерал Тотлебен по национальности был немцем, исправно и образцово служившим России, как и огромное количество его соплеменников. За то и был поставлен ему большой и красивый памятник на Историческом бульварегенерал Тотлебен, сняв шляпу и держа её в руке, глядит сверху на Ахтиарскую бухту, а вдоль постамента барельефные сцены из времен той обороны.... В сорок первом памятнику снарядом оторвало голову. Когда в Севастополь пришли гитлеровцы, они восстановили памятник, потому что, повторяю, Тотлебен был немец. Но фрицы маленько перестарались и увенчали голову генерала шикарной генеральской шляпой. Так и стоял генерал Тотлебен с двумя шляпамишляпа на голове и шляпа в рукедо тех пор, пока заметили это дело, отсмеялись и уже после войны возвратили памятник в исходное нормальное состояние...
...Подходя к флешам Четвёртого Бастиона, мы услышали какую-то непонятную возню и чуть приглушённые томные стоны. Звуки доносились из кустов, буйно растущих по всем Историкам и обрамляющих ряды старинных окопов с историческими чугунными пушками. Каплей сказал «фас», и мы полезли в кусты смотреть. Картина, представшая нашим глазам, потрясла реалистичностью и романтизмом. В полумраке под истерический стрёкот цикад на орудийном лафете проходило практическое занятие по изучению очередной главы Кама-Сутры. Точнеефинальная часть оратории. Бравый мастросик со стоном отвалился от упёршейся в лафет томной красавицы и тут же сладко захрапел. Подруга продолжала стоять в позе, похожей на второй лафет, при этом ещё находясь в состоянии нирваныживая иллюстрация к понятию «мультиоргастичность». Особый колорит добавляли белоснежные трусики и бескозырка, аккуратно разложенные на стволе исторической пушки.
Матросик оказался пьяным в готовальню. Красавицей занимался милиционер. В две секунды парочка была упакована и доставлена в отдел милиции на площади Ушакова. За матросиком (вернее, старшиной второй статьи) тут же приехала унылая и зловещая комендантская машина с тремя мордоворотами, и славный путь его лежал далее через дежурного инквизитора комендатуры и её КПЗ на мыс Хрустальный, на Севастопольскую гауптвахту, знаменитую своими жуткими порядками на весь военно-морской флот. Красавицу (всё же значительно более трезвую, чем бедолага-матросик) посадили в обезьянник, а музейный экспонатвещественное доказательство с дула пушкипередали худющему старлею, дежурному по внутренним делам.
Разобравшись с парой обычных работяг-алкашей, дежурный решил перейти к красотке. Девчонка, чёрт побери, в самом деле была хорошаточёная фигурка, непонятно откуда взявшийся весной загар, аппетитные бёдра и высокая грудь, не знавшая лифчиков. Короткая юбчонка, босоножки на каблуке, распущенные густые тёмно-русые волосы и огромные пьяные глазищи. Плюс губына зависть Мерилин Монро.
Магдалина, подбоченясь, вызывающе глядела на дежурного и презрительно улыбалась. Мы находились тут же, с интересом ожидая представления. И представление состоялось!
Имя?строго вопросил старлей.
Даша,гордо сказала магдалина, вскинув вверх упрямый подбородок.
Ни дать, ни взятьпионерка-партизанка на допросе у гитлеровцев: «не знаю! не помню! не скажу!. И тьфу в рожу палачам.
Это от слова «дашь», да?ехидно поинтересовался мент.
Паш-шол на хер.
Что ж, ответ, вполне достойный кающейся грешницы.
Ну-ну... И не стыдно тебе?
Всё, что мог сделать старлейэто пристыдить. Статьи за проституцию у нас тогда ещё не было, а за бляdство и вовсе никогда не будет. Сажать же её на пятнадцать суток за банальное пьянство старлей, похоже, просто не хотел, откровенно и нагло ею любуясь.
А чё мне«стыдно»? Чё «стыдно»-то? На себя глянь!
А я бляdством по кустам не занимаюсь, между прочим.
А я чё, занимаюсь? Я занимаюсь, да? Чё ты мне шьёшь тут? А ну, докажи!
А если докажу?хитро улыбнулся старлей.
А вот докажешьтогда и посмотрим.
Нам было весело. Девчонка держалась на пять с плюсом. С другой стороны, она была противна в своём доморощенном юном цинизме.
Ну, добро.
Старлей не спеша выдвинул ящик стола. Держа узенькие трусики двумя пальцами, подальше от себя, мент торжественно потряс ими в воздухе. Даша-Магдалина усмехнулась.
Ха! Не моё! Моё на мне! На, любуйся!и нахально задрала короткую юбчонку, изящно при этом выгнувшись.
Глазам предстал маленький тёмный треугольничек волос и светлая полоска от плавочек. Любование длилось недолго. Красавица, заподозрив неладное (уж больно слюнявые рожи у нас у всех были в тот момент), проследила направление взглядов и посмотрела туда же. Юбка мгновенно вернулась на место.
Ой! Дядечки... милые! Простите-отпустите, пжалста!!! Я больше никогда не буду!!!!! Ну, пжалста!!!!!
Что«не буду»?строго вопросил старлей.
Никогда не буду!.. Этим заниматься!..в отчаянии она чуть было не плюхнулась на колени, и тут, видимо, до неё дошло, что бульвар недаром зовётся Историческим:Я никогда больше не буду... этого делать... НА ПУШКЕ...
Старлей ухмыльнулся, швырнул ей трусы и указал на дверь. Только мы её и видели. Немного посмеялись и пошли дальше на маршрутещё целый час предстояло шарахаться...
А кто знает? Вдруг (не дай Бог) снова наползёт на Севастополь чёрная туча войны, и может, именно она станет новой Дашей Севастопольской... ведь нельзя же судить человека по одному поступку, да? И глаза у неё были, хоть и пьянючие, но никак уж не сучьи. Вот ни разу не бляdские глаза, хоть и бляdь.
Красивые, огромные и гордые глаза севастопольской девчонки.
ТАЗИК
Чтобы курсантики не спали на лекциях, преподы регулярно рассказывали всякие истории. Например, капитан второго ранга Лаврентьев вёл у нас сложную науку под названием «Основы радиолокации»:
Вот вы думаете, что у меня волос на голове почти что нетуэто потому что меня антенна СВЧ облучила? Я знаю, все так говорят. А вот вам и нет. Это я просто в баню пошёл, взял тазик и помыл голову; а кто-то в нём до меня ноги помыл...
Все, конечно, тут же проснулись.
С тех пор к нему приклеилось: Тазик. И всех, у кого лысина или проплешина, тоже называли тазиками.
У меня сейчас тоже тазик есть. Вот.
ПРО ИСКОННО РУССКИЕ ФАМИЛИИ
Офицер может и должен держать слово.
Или... нет, не так.
Офицер должен и может держать слово...
Опять не так.
Тогда просто: настоящий офицер держит своё слово. Вот.
Кто не знает, что такое «голондёр», знайте: голондёр это курсант Севастопольского Высшего военно-морского инженерного училища. Училище расположено в бухте Голландия; соответственно: училище«Голландия», а курсант СВВМИУголондёр. Училище ещё любовно называли «Галошей».
Три голондёра намылились в самоход. Самоход это самовольная отлучка из расположения части. Училище тоже войсковая часть, из которой можно втихаря отлучиться (с последствиями, конечно, если поймают). Так вот они втроём и собрались усамоходить куда-то в крымские прерии. В самоходе бывает вкусное пиво, и бывает самый настоящий женский полесть для чего отлучаться.
А тут трап каменный, двести двадцать с чем-то там ступенек. Так вот на этом самом трапе их и отлавливает дежурный по училищу, начальник кафедры морской практики капитан первого ранга дядя Дима Костюков.
Дядя Дима красавец-мужчина. Его не просто уважалиего уважали, боялись и любили. Больше и говорить ничего не надо: просто уважали, боялись и любили. Здоровенный, статный колоритный, умница, знаток флотского юмора, женской красоты и крымских вин.
Что? А, ну да. Я забыл сказать, что фамилии трёх самоходчиков-разгвоздяев были: Иванов, Петров и (гы-гы!) Сидоров. Можете проверить в интернетах на форуме голондёров.
И вот он им рычит: стояяять! Кому как не дяде Диме знать, что по этой лесенке курсантики испокон веков в самоход бегают?
Фамилии? и ручку с блокнотиком достаёт (ну что поделать, служба такая, дежурный по училищу).
Курсант Иванов!
Курсант Петров!
Дядя Дима внимательно смотрит на одного, на другого и (особо внимательно) на третьего:
Если скажете, что вы Сидоровтопайте в свой самоход, слова не скажу.
И все троене поверите!начинают лихорадочно рыться в карманах, доставая документы. Дядя Дима внимательно вглядывается в строчки военных билетов, где каллиграфически-военным почерком тушью выведено: Иванов, Петров, Сидоров.
Капраз дядя Дима принимал решение ровно пять секунд.
Свободны. До двадцати четырёх ноль-ноль. Лично проверю.
Пиво было вкусным, женский полнежным.
Слово офицера есть слово офицера.
А в довесокещё история, но уже не про слово офицера, а просто про иванова-петрова-сидорова.
Бегут по надраенному паркету длиннющего коридора учебного корпуса Голландии три голондёраИванов, Петров и Казанский. Бегут, знамо, во время учебного процесса и бегутне поверитево всё тот же самоход. Бегут по форме номер три, на которой, как известно, боевого номера не имеется. А навстречу, как противолодочный крейсер "Ленинград" с вертолётами, выруливает начальник учебного отдела. Естественно, капраз.
Стоять! Фамилии?
Курсант Иванов! (Это Иванов).
Курсант Петров! (Это Казанский)
После малюсенькой паузы Петров хотел сказать, что он курсант Сидоров, но, проглотив комок и злобно глянув на «Петрова», выдал сквозь зубы:
Курсант Казанский.
И им потом вдули. И никому не было обидно.
С этими иваново-петрово-сидоровыми в Голландии, говорят, много ещё чего весёлого было, пока они все вместе курсантами были. А потом произвелись они в лейтенанты-инженеры, во флотские механики-атомщики, и раскидало их по всяким действующим флотам...
ЖЕНИХИ И НЕВЕСТЫ
Сил нет, как я хочу спать. Невыносимо просто. Хоть спички в глаза вставляй, но я давным-давно научился спать с открытыми глазами. Я изо всех сил борюсь со сном, но безуспешно. Капитан второго ранга Коровинский, преподаватель и замечательный офицер, видит, что я вырубаюсь за столом на втором ряду, но не реагирует. Он прекрасно понимает, что в итоге я всё равно найду способ выучить то, о чём он сейчас рассказывает. Высшая школа в наши времена даёт не столько знания, сколько умение находить их самостоятельно. Что с ней, с высшей школой, станет в будущем, нас пока что совершенно не волнует. Ибо мы здесь и сейчас.
Мне, наверное, что-то снится. Мне всегда снится что-то яркое и волнующее, и особенно на лекциях по БИПРО.
БИПРОэто боевое использование и применение ракетного оружия. Это сплошная теория вероятностей плюс устройство и эксплуатация ракет, плюс устройство систем управления. Плюс тактика военно-морского флота. Плюс радиоэлектронное противодействие. Плюс плюс
Практика после третьего курса была, что называется, зачётная. Где-то с недельку мы усердно стучали учебными катерами типа «Ярославец» об пирс бухты Стрелецкой. Учились отходу от стенки и (у-у, жуть) швартовке к ней. Каждый год бедным катерам и пирсам достаётся от курсантов. Но они (катера и пирсы) привычные.
Потом мы пошли в поход до мыса Тарханкут на уже других учебных катерахна ПОКах польской постройки. Днище у них яйцом, их валяет даже на небольшой волне, а мы попали в довольно свежее море, почти шторм. Кайф оморячивания на ПОКахещё тот кайф. Кто пробовал, тот сейчас кивает. И да, вот этот шрам на моей левой скулеон как раз оттуда. Я стоял на рулевой вахте и во время энергичного одерживания получил одной из рукояток штурвала по роже. Залил кровищей всю ходовую рубку; капитан второго ранга Ященко с кафедры тактики (офицер хорошей легированной стали) приказал сдать вахту и бегом на перевязку, а мне всё казалось, что это он меня наказывает за плохое управление катером
После многострадальных катеров был БПК «Керчь» проекта 1134б. Сначала мы веселилиськомандование 30-й дивизии словно специально подобрало на корабль молдаван: командиркап. 2 ранга Нягу, старпомкап. 2 ранга Мовчан, замкап. 2 ранга Думитрашку А помощник командира был почему-то капитан-лейтенант Писанко Сергей Иваныч. Веселье кончилось после того, как помощник отловил нас с Лысым Виталькой ночью возле торпедных аппаратов левого борта, где мы нагло перекуривали, наслаждаясь томным теплом севастопольской ночи в перерыве между партиями в «дурака». Удар плёткой ожёг спину, и я стиснул зубы, чтобы не заорать на весь 12-й причал. Возражать было нечеготретий курс же, почти четвёртый, не мальчики-салажата, должны уже хоть что-то соображать И за нас взялись. Хорошая была практика. Мы ещё встретимся с Сергеем Иванычем на Камчаткеон будет командиром ракетного крейсера «Севастополь», а я буду допускать их к эксплуатации спецоружия, но это будет уже потом, и это отдельный рассказ.