Улетела, сказал он, кажется, не обнаружила нас.
Дай бог, если так, пробормотал Васин, только немец все равно не отстанет.
Это уж как водится, ответил лейтенант и опять прислушался.
А это что? Титоренко недоуменно приподнял брови. Кто-нибудь слышит?
Со стороны хутора доносился дребезжащий стук тележных колес.
Всем залечь, свистящим шепотом произнес лейтенант, Васин, ну-ка проверь, что еще там за напасть.
Сержант молча вскочил и бесшумно скрылся в кустах. Все замерли, прислушиваясь. Через некоторое время Васин так же бесшумно появился на прежнем месте. Сержант улыбался во весь рот.
Подкрепление пожаловало, вполголоса сказал он лейтенанту, двухорудийная батарея.
Какая еще, к черту, батарея?
Я не шучу, товарищ командир. Можете самолично убедиться, сержант кивнул в сторону, откуда доносились непонятные звуки.
Старики, что ли?
Они самые, еще шире улыбнулся Васин. Пушкари-самоучки. Причем во всеоружии. Каюк теперь немцу! Пойдемте встречать.
Титоренко, чертыхаясь, вышел вслед за сержантом на дорогу и в изумлении замер на обочине.
19. Июль 1941 года. Пушкари
Приятели потрудились на славу. К толстым бревнам, распиленным с одного конца до половины толщины и сколотым вдоль до пропила, с выдолбленными на плоских частях сколов углублениями железными обручами, были прикреплены пушечные стволы. Деревянные ложа, в свою очередь, были закреплены на толстых металлических осях с широко расставленными небольшими железными колесами от тележек. Задние части слегка отесанных бревен были просверлены насквозь и шкворнем соединялись с тележными передками. Эти грубо сработанные сооружения, каждое по отдельности, тащили лошади.
«Можно ли вдвоем за такое короткое время соорудить что-либо подобное? мысленно задал себе вопрос Титоренко и сам себе ответил:Оказывается, можно». Он восхищенно покачал головой.
Оба старика весело поблескивали глазами и улыбались, довольные произведенным впечатлением.
Титоренко подошел к импровизированным орудиям и с интересом оглядел их.
Как пушки называются? спросил он Митрофаныча. Есть у них какая-то классификация?
А как же, есть, Митрофаныч с видимым удовольствием похлопал по стволу орудия и давно заученными словами ввел лейтенанта в курс дела:Полевая артиллерия делится на тяжелую и легкую. К тяжелой артиллерии относятся кулеврины и шланги с массой снаряда от 15 до 24 фунтов. А это, Митрофаныч снова похлопал ладонью по стволу пушки, легкие полевые орудия и относятся к фалькам, или фальконетам. По музейной регистрации наши пушки называются фальконетиками с массой ядра или картечи примерно в фунт или немногим более. По современным меркам, это от полукилограмма до килограмма, а по старинным русским меркамвесом от половины до целой гривенки. Значит, наши пушки можно считать орудиями одногривенного калибра.
Постой-постой, лейтенант замахал руками, мне эти подробности ни к чему. Времени нет. Ты скажи мне одно, можно ли из этих сооружений стрелять? лейтенант подошел вплотную и тоже хлопнул ладонью по пушечному стволу.
Можно.
Можно? Титоренко с сомнением покачал головой. Да ваши лафеты больше одного выстрела не выдержат!
Не исключаю и такую возможность.
Не понял? Титоренко удивленно поднял брови.
А у нас пороха кот наплакал, ответил Митрофаныч, по второму разу стрелять все равно не придется.
Понятно, произнес лейтенант и уже безо всякого интереса положил руку на овальную часть казенной части пушки:
А это как называется?
Виноград, товарищ командир, вмешался Кузьмич.
Не виноград, а винград, поправил Митрофаныч. А это тарель. Винград как раз из центра тарели выступает. Слушать надо внимательно, когда объясняют. Грамотей! Митрофаныч улыбнулся.
Титоренко, давая понять, что дальнейшую дискуссию он продолжать не намерен, подозвал Васина.
Сержант, бери Деева и бегом в сторону немцев, он махнул рукой вдоль дороги, посмотрите, где они и что делают. Только быстренько и на рожон не лезьте.
Васин с пулеметчиком мгновенно исчезли в придорожном кустарнике. Титоренко подозвал к себе старшину Пилипенко и спросил:
Не позабыли еще военную науку, комэск?
Нет, товарищ командир, ответил старшина, не позабыл. Это как плавать уметь. Если научился, то до гробовой доски.
Ну, в такой ситуации до гробовой доски нам не шибко далеко, усмехнулся лейтенант, но давайте постараемся отдалить этот момент. Что бы вы на моем месте сейчас делали?
Пилипенко оживился, и глаза его азартно загорелись.
Ты смотри, Деев, прошептал Васин, и эти поют.
Значит, и допоются, усмехнулся пулеметчик, за нами дело не станет.
Они лежали в густом подлеске за стволом дерева, наблюдая за немцами, расположившимися по обе стороны лесной дороги. Немцев было много. Васин попытался пересчитать их, но на третьем десятке сбился.
Не меньше взвода, произнес он, не оборачиваясь к Дееву.
Похоже, шепотом ответил пулеметчик.
Я смотрю, ждут они чего-то.
Или кого-то, уточнил Деев.
Наверное, своих мотоциклистов поджидают, усмехнулся Васин, долго же им придется ждать.
Между тем пятеро солдат, сидящих в стороне от основной группы у ствола старой сосны, вполголоса напевали «Лили Марлен»сентиментальную солдатскую песню, пользовавшуюся широкой популярностью у немцев в начале вторжения в Россию.
Это были молодые крепкие парни, видимо, нисколько не сомневающиеся в скором победоносном окончании войны. До 1942 года им позволительно было иногда погрустить и вспомнить об оставленных в Германии любимых и близких. Уже через год эту песню в Третьем рейхе запретят. По мнению министра пропаганды и народного просвещения Германии, Йозефа Геббельса, «Лили Марлен деморализует солдат». Но это только в будущем, а пока немцы пели.
Надо уходить, сказал Васин, лейтенант приказал не задерживаться.
Ага, прошептал Деев и повернулся к сержанту, а что немцы?
Как это «что»?
Ну, куда они направятся и когда?
А шут их знает! Только они могут и час, и полдня сидеть, а нам некогда.
Понятно, кивнул головой пулеметчик и приподнялся вслед за Васиным.
Разведчики появились в расположении группы Титоренко, как обычно, бесшумно. Лейтенант выслушал доклад Васина и зло сплюнул:
Поют, говоришь? Ну пусть поют
Лейтенант энергично согнал под ремнем складки гимнастерки за спину и слово в слово повторил сказанное давеча Деевым:
Значит, допоются. За нами дело не станет.
Васин увидел в таком совпадении добрый знак. Он повеселел и огляделся. Лошадей и громоздких пушечных лафетов не было видно. Сержант вопросительно посмотрел на командира. Лейтенант понял вопрос и махнул рукой в сторону придорожного леса:
Туда гляди.
Сержант снова огляделся, но ничего не увидел. Лейтенант рассмеялся:
Какова маскировочка, а? Оцени, сержант!
Титоренко, продолжая довольно улыбаться, махнул сержанту и шагнул в подлесок. Васин двинулся следом. Сначала он разглядел среди кустов светлые деревянные части орудийных лафетов, а потом, сделав несколько шагов, увидел темные тела пушек. Место было выбрано удачно. Жерла стоящих среди кустов старинных орудий были направлены вдоль дороги, делающей здесь крутой поворот. Пушки почти не надо было дополнительно маскировать, дикий лес и кусты росли здесь на редкость густо. Впереди, в секторе обстрела пушек, на уровне среза их стволов, ветки были обломаны, и эти обломанные ветки кое-где торчали воткнутыми в грунт. На этом вся маскировка и установка орудий в боевое положение фактически закончилась. Васин восхищенно зацокал языком.
Ну как? спросил лейтенант.
Классно! сделал заключение Васин. Еще бы немцы по дороге пошли!
Пойдут. Куда им деваться, уверенно сказал лейтенант. Не по лесу же им скопом переть!
Дай бог! Сержант наморщил лоб и неуверенно покачал головой.
Рядом с пушками суетились старики и старшина Пилипенко. Они уже утрамбовали пороховые снаряды самодельным прибойником и забивали пыжи. На куске грубого полотна у одного из лафетов лежали поддоны под картечные заряды и холщовые мешочки с импровизированной картечью.
Старшина! окликнул лейтенант.
Пилипенко подошел к командиру.
Как, старшина, не подведут твои пушкари? спросил лейтенант и не сдержал улыбки.
Никак нет, Пилипенко был не расположен к юмору, не подведут, товарищ командир.
Смотри, старшина, лейтенант нахмурился, смотри. План твой, и на тебя вся надежда. Немцев, оказывается, почти взвод.
Ничего, встретим.
Это все?
Все. Не сомневайтесь, товарищ командир, я ведь не новичок в этом деле, Пилипенко усмехнулся. Встретим, как положено, вы только остатки подберите.
Какие остатки?
Немцев Какие останутся. Весь взвод мы одним залпом не положим, так уж вы не оплошайте. Второго залпа не будет. И еще, старшина запнулся, не мне вас учить, но не дайте немцам рассыпаться. Не откройте себя до залпа. Если они уйдут из-под пушек или залягут, от нас только пух полетит. Маловато нас для немецкого взвода.
Не оплошаем, старшина, ответил лейтенант и уточнил:Думаю, не оплошаем. А учиться никогда не поздно.
Он козырнул и кивнул Васину:
Пошли, сержант, у нас своя позиция, Титоренко махнул рукой, подзывая бойцов:Деев! Автоматчики! За мной!
Бойцы гуськом потянулись за командиром. Титоренко еще не успел скрыться в лесу, как Пилипенко вполголоса окликнул его:
Товарищ лейтенант, когда мы пальнем, дыму много будет. Что твоя дымзавеса. Примите к сведению.
Титоренко замедлил шаг и обернулся:
Учтем. Спасибо, старшина!
Пилипенко подождал, пока лейтенант с бойцами скроются в лесу, и пошел к орудиям.
20. Июль 1941 года. Снова бой
Титоренко понимал, что, даже если навязать противнику схватку при благоприятных обстоятельствах, выиграть бой будет достаточно трудно. С другой стороны, в пассивной обороне его группа, безусловно, будет уничтожена. Слишком неравны силы. Расклад был неутешительный, однако, нападая на немцев первым, Титоренко все-таки оставлял для себя шанс выйти победителем. Принималось в расчет и известное нахальство вражеских солдат. Немцы, вероятнее всего, не пойдут чащей леса. У них имелись еще мотоцикл и миномет. Тащить их по лесу гораздо труднее, чем по дороге. И наконец, гитлеровцы еще не научились видеть в русских солдатах достойного противника.
Между тем немцев не было. Посматривая на часы, лейтенант стал уже сомневаться в своих прогнозах.
Пилипенко тоже нервничал. Его пушкари почти час раздували фитили, не давая им погаснуть, а противник не показывался. Но прочесать местность, где одну группу немцев фактически уничтожили, а вторую основательно потрепали, противник был обязан, и в этом старшина не сомневался. На всякий случай он заранее свернул колпачки у немецких гранат, лежащих рядком у ствола дерева, и освободил фарфоровые шарики запальных шнуров, слегка вытянув их из длинных деревянных ручек.
Васин и автоматчик Гоша замаскировались с левой стороны лесной дороги, готовые завершить работу пушкарей. Деев с другим автоматчиком устроились на противоположной стороне дороги, но не напротив, а немного дальше, чтобы не попасть под пули Васина и иметь возможность в случае необходимости ударить противника с тыла
Немцы полностью оправдали прогнозы и ожидания Титоренко. Когда пошел второй час ожидания, где-то за пределом видимости поднялась стая птиц, потом сорвалась вторая. Хлопанье крыльев и птичьи крики далеко разнеслись по лесу. Ни лейтенанта, ни его подчиненных не надо было учить, что означает неожиданный птичий гам.
Идут, с откровенным облегчением выдохнул Пилипенко, слышите, идут.
Ну, помогай бог! прошептал Кузмич и перекрестился.
На Бога надейся, а сам не плошай, посмотрев на приятеля, прокомментировал Митрофаныч. Они принялись в который раз раздувать фитили в самодельных пальниках.
Лейтенант потянул на себя затвор автомата и тут же услышал, как из ближайших кустов донеслись металлические щелчки взводимого оружия. Он испуганно поежился, как будто фрицы, еще не показавшиеся на дороге, могли услышать эти звуки.
И все-таки немцы появились неожиданно. Может быть, потому, что непосредственно перед их появлением по-комариному звеневший где-то вдали звук авиационного мотора стал стремительно нарастать и над лесной дорогой снова на бреющем полете с ревом пронесся «Фокке-Вульф-189».
Рама, прошептал Титоренко и подумал: «Вот теперь появятся немцы».
Лейтенант не ошибся: гитлеровцы появились буквально через пару секунд. Видимо, по приказу своего командира они шли не в ногу, и звук шагов армейской колонны, построенной, как обычно, по трое в ряд, не был резким и отрывистым. Это была именно армейская колонна, а не эсэсовское подразделение, которое приготовился увидеть Титоренко. Лейтенант с досадой подумал, что он так и не удосужился просмотреть документы всех убитых мотоциклистов, ограничившись удостоверением эсэсовского обершарфюрера.
До первых выстрелов оставались считанные секунды, когда лейтенант обратил внимание на офицера, идущего сбоку солдатского строя. Немец подошел уже настолько близко, что без труда можно было различить малиновый кант на его галифе. Видно, группе Титоренко уделялось очень серьезное внимание, если среди простых пехотинцев был штабной офицер.
Сержант тоже отметил малиновый кант на форме немца и сразу связал это с документами немецкого летчика, которые они должны были доставить в штаб армии. Васин хорошо помнил инструкции особистов: с немцами, имеющими на мундире малиновый кант, следовало обращаться как с ценным имуществом и при захвате сразу отправлять в вышестоящие инстанции.
«А ведь убьют сейчас, подумал сержант о немецком штабисте. Как пить дать, убьют. Такой «язык» пропадет!»
Вместе с тем по поведению немцев не было видно, что они опасаются чего-либо всерьез. Солдаты шли с обнаженными головами, тяжелые стальные шлемы висели по-походному на поясных ремнях слева от пряжек и патронных подсумков. Короткие стволы карабинов с широкими ложевыми кольцами и большими намушниками выглядывали из-за спин. Рукава распахнутых на груди мундиров были засучены до локтей.
Впереди с автоматом, повешенным стволом вперед на правое плечо, в бриджах, в полевой офицерской фуражке и хлопчатобумажной полевой куртке шел обер-лейтенант. Ниже пуговицы левого нагрудного кармана его куртку украшал Железный крест первого класса, а еще нижезнак участника штурмовых атак. На офицерском ремне с автоматными подсумками висел офицерский планшет. На груди на тонком ремешке болтался бинокль. Обер-лейтенант явно не был новичком в своем деле.
Немцы шли прямо на пушки старшины Пилипенко.
Вспоминая эти события много лет спустя, Титоренко долго не мог понять странного, на его взгляд, поведения немецких пехотинцев в тот знойный июльский день 1941 года. Немцы всегда были хорошими солдатами и с первых месяцев войны с Россией неизменно демонстрировали высокую боевую выучку и опыт, приобретенный в боях на территории тогдашней Европы. Вместе с тем Титоренко не склонен был относить эпизод своего боевого прошлого относить к чему-то исключительному и заслуживающему пристального внимания. За несколько лет войны и особенно в победном сорок пятом ему пришлось столько раз видеть отступающего в порядке или просто бегущего противника, что его мнение о стойкости германского солдата сильно пошатнулось. Он уже стал забывать, что было время, когда отступающий и, более того, бегущий противник вызывал недоумение и необъяснимую тревогу.
Уже в наше, постперестроечное время, когда на прилавки книжных магазинов хлынул поток специальной литературы и военных мемуаров как высококлассного, так и откровенно непотребного толка, подполковник в отставке Титоренко, кажется, нашел ответ на вопрос, когда-то сильно мучавший его. В книге В.Н. Шункова «Оружие Красной Армии», в разделе «Артиллерия», он столкнулся с давно известными ему фактами: «Первая батарея полевой реактивной артиллерии, отправленная на фронт в ночь с 1 на 2 июля 1941 г. под командованием капитана И.А. Флерова, была вооружена семью установками, изготовленными реактивным НИИ. Своим первым залпом в 15 часов 15 минут 14 июля 1941 г. батарея стерла с лица Земли железнодорожный узел Орша вместе с находившимися на нем немецкими эшелонами с войсками и боевой техникой».