Кто вызвал?
Клецке.
Зачем?
Военная тайна.
Не скажешь?
Голову пригрозил снять, если разболтаю.
Он и так тебе голову снимет.
За что?! Крынкин остановился.
Это ты у него спроси, хмыкнул Полищук. Ну пойдем, пойдем.
Зашли в забегаловку. На столе появилась мутная бутыль самогона, сало, хлеб, лук и стаканы.
Крынкин пожевал мясистыми губами.
Зря раскошелился. Капли в рот не возьму. Завязал? Полищук наполнил стаканы. Крынкин злобно уставился на него. Купить вздумал?
Каккупить?.
Я разболтаюсь, а ты меня продашь
Дурак ты, и уши у тебя холодные. Полищук рассмеялся ему в лицо. Ты пей, пей, а то простынет. И когда Крынкин опорожнил свой стакан, продолжал:Думаешь, для меня большая тайнатвой разговор с Клецке? Ведь я же тебя, субчик, насквозь вижу. Ты не успел подуматьа мне твоя думка уже знакома. Ты не успел отправиться к Клецкеа мне уже известен весь твой разговор.
У Крынкина расширились зрачки.
На бога берешь?
Нужен ты мне, как архиерею гармонь
Так, а зачем ко мне липнешь?
Тебя, дурака, жалею. Полищук помял хлебную корочку.
Если хочешь знать, то Клецке мне первому предложил за солидную сумму повести его к отряду. Ну, а я порекомендовал тебя. Ты же лес лучше меня знаешь, сам говорил. Крынкин растерянно пробормотал:
Врешь! Гоштов порекомендовал
Как же, порекомендует он, держи карман! Сам хочет выслужиться, весь пирог сожрать. Когда я про тебя господину майору намекнул, Гоштов при сем присутствовал. Так он еще воду мутить начал: дескать, ты пьяница горький, да тебе верить нельзя А когда господин майор на него цыкнул, так он сразу притих, а теперь себя, значит, за благодетеля выдает
Чего ж ты от меня хочешь?
Вот это мужской разговор! Полищук покосился в сторону пьяной компании полицаев, пировавших за соседним столом, и впился в Крынкина сверкающими глазами. Меня в долю бери. Не прогадаешь. Когда назначена операция?
Крынкин нагнулся к его уху.
Послезавтра. В двадцать два ноль-ноль На 72-м километре.
НОЧНЫЕ ГОСТИ. ПРОВАЛ?
Офицер включил карманный фонарь, и луч, скользнув по забору, осветил над ним ветки яблонь. Освещая дорогу фонариком, офицер двинулся дальше, за ним последовали автоматчики.
Когда патруль скрылся, из-за угла вынырнул Полищук. Но не успел он открыть калитку, как кто-то схватил его за локоть. Павел мгновенно выхватил парабеллум. Но огонь открывать не пришлось: перед ним в свете вышедший из-за туч луны стоял плечистый рябой парень с боксерским чубиком.
На рожон прешь? прошипел Алехин.
Напугал я тебя? Полищук сунул пистолет за пазуху.
В чем дело?
Как бы я тебя не напугал! Только что патруль прошел
Ну?
Засек бы тебя, вот и было бы «ну»
Не кипятись, браток, я ж за патрулем шагал С ума сошел!..
А ты как думал? усмехнулся Полищук. Присоединился, вроде как подкрепление.
Полищук исчез за калиткой. Алехин занял позицию в саду.
С озера тянуло холодом. Слышался слабый плеск волны, выбегающей на отмель. Луна снова скрылась, и тьма поглотила силуэт дома и очертания фигуры Алехина. Где-то в глубине сада послышался шорох и громоздкое тело Алехина бесшумно скользнуло туда, прячась за деревьями.
Жестяная лампа мерцала в комнате. Печкур, Мейер и Курбанов, склонившись над столом, изучали карту.
Печкур делал на карте крестики, а его товарищи, следя, согласно кивали головой.
Вера Ивановна занималась приготовлением скудного ужина. Она опускала одну за другой очищенные картофелины в чугунок и то и дело посматривала на часы, постукивающие на стене около буфета. В комнату вошел Полищук. Вера Ивановна повернулась к нему.
Все в порядке, ответил Павел на ее немой вопрос.
Иди, докладывай начальству, а мне надо накормить вас ужином. Вера Ивановна легонько подтолкнула его и опять принялась чистить картошку, исподволь наблюдая за мужчинами.
Полищук обвел взглядом подпольщиков.
Операция назначена на послезавтра. Ночью в двадцать два часа ноль-ноль
Крынкин сказал? спросил Печкур.
Он
А не врет?
Павел присвистнул.
Мы же вместе Добро, сынок, Печкур ласково посмотрел на него, усадил рядом.
Мейер поднял на Полищука озабоченные глаза.
Крынкин тебя не продаст?
Каким образом?
Возьмет и перескажет весь ваш разговор Гоштову. Тогда у них определенно возникнет подозрение, что ты ведешь двойную игру. Ты подумал об этом?
Подумал, решительно ответил Полищук. Он сжал кулак. Крынкин у меня вот где сидит Как он признается, что все разболтал, ему же первомукрышка.
Мейер на секунду задумался.
Что ж, рискблагородное дело. В нашем деле, видно, только рискуя можно чего-то добиться. Теперь необходимо послать связного к Дубову Ждать больше нельзя, времени у нас в обрез.
Пока нужно ждать связного, сказал Печкур. Мы же не знаем точно, где партизаны.
А если не будет связного?
Раз Дубов сказал, значит будет.
Мейер опять склонился над картой, а Курбанов поднялся из-за стола и пошел сменить Алехина. Вскоре тот появился, потирая широкие ладони, за холодевшие от ночного осеннего ветра.
Вера Ивановна подняла с чугунка крышку.
Прошу к столу!
Аппетитный парок защекотал ноздри.
В это время дверь распахнулась и через порог шагнул сияющий Курбанов. За нимбелокурая молодая женщина и высокий парень в ватнике нараспашку. Это пришли ночные гостиТаня Печкур и лейтенант Косицкий.
Зазеленел рассвет. Над садом, над озером, точно лодки в тревожную даль, распустив все паруса, плыли тучи. Таня смотрела, как синеватые волны выплескивались на берег, как покачивались плакучие ивы. А тучи все плыли, плыли, кладя на воду дымчатые тени.
Курбанов провожал взглядом косяк уток, низко летевший над голубеющей водой озера.
Таня прильнула к нему.
Что с тобой, Пулат?
Душа болит, Танюша. Он нежно поцеловал ее волосы, бережно взял за руку. На лице Пулата отразилась острая тревога за любимую. Он вздохнул. Оставаться тебе здесь больше нельзя. Надо немедленно возвращаться к Дубову. Таня помолчала.
Вам здесь тяжелее. Мы-то как-никак среди своих, с оружием в руках. На легальном положении.
Все-таки боюсь за тебя, моя ласточка. Пока захватчики на нашей землене будет у нас счастья. Ну, ступай
ЗА РОДИНУ!
Неожиданный визит Гоштова застал Вольфа еще в постели. Войти вот так, без позволения, Гоштов не решился, но все же он должен был срочно напомнить о себе, не дожидаться принятой процедурыпока дежурный эсэсовец доложит о нем, приоткрыл дверь.
Вольф хмуро и недовольно смотрел на него. Приняв его молчание за разрешение войти, Гоштов приосанился, подошел к столу и протянул гестаповцу листок с текстом, отпечатанным на машинке.
Полюбуйтесь, ваша милость
Откуда?! привстал Вольф.
Вчера вечером обнаружил в ящике стола у моей машинистки, ваша милость. Ехидная усмешка дернула губы Гоштова. У меня же оба на примете.
Вольф бросил раздраженно:
Кто оба? Нельзя ли понятнее?
Братец с сестрой. Гоштов заговорщицки подмигнул. В прошлый раз братец выкрутился, так я сестрицу накрыл с поличным. Гоштов заискивающе заглянул в каменное лицо гитлеровца. Теперь вам, ваша милость, остается только схватить обоих за жабры и так тряхнуть, чтобы юшка с них потекла. Вольф мрачно выслушал его тираду, просверлил полицая суженными холодными зрачками.
Фамилия?
Машинистка Печкур.
Кто брат?
Мастер депо Печкур.
На узком лице Гоштова застыла подобострастная улыбка Иуды.
Вольф вспомнил недавний допрос у Клецке, понимающе кивнул. Он встал, быстро оделся, опоясался ремнем с тяжелой кобурой и, не глядя на вытянувшегося Гоштова, быстро пошел к выходу, отшвырнув с дороги стул. Гоштов поспешил вслед.
Через четверть часа крытый грузовик, бешено мчавшийся по улице, резко затормозил в проулке. Эсэсовцы и полицейские посыпались из кузова на тротуар.
Они тут же окружили дом и сад, тонувший в молочном тумане. Один из эсэсовцев держал на сворке огромную серую овчарку. С минуту хрустели ветки, раздавался топот сапог, потом все стихло
Вольф в сопровождении нескольких эсэсовцев пошел к дому. Поднявшись на крыльцо, забарабанил в дверь. В доме царила тишина. Гестаповец ткнул в окно стволом парабеллума. Со звоном посыпались стекла. Дверь скрипя распахнулась. На пороге выросла фигура седой женщины в темном платье. Голубые глаза гневно щурились.
Что вам угодно? Что за привычка врываться спозаранку и бесчинствовать? сурово напустилась Вера Ивановна на Вольфа. Я, кажется, честно работаю, и прошу гуманно относиться ко мне. Я ночевала у брата, как раз собираюсь идти на службу, а вы окна, как бандит, бьете
Вольф усмехнулся и, втолкнув ее в комнату, вошел сам.
Не торопясь, обошел комнаты и оценивающим взглядом все осмотрел. Внешне ничего не изменилось с тех пор, как он побывал здесь, но теперь чутье разведчика подсказывало ему, что отсюда начинается какая-то ниточка.
Где есть ваш брат? Где есть еще два человека?
Брата ночью вызвали в депо, можете проверить, спокойно ответила Вера Ивановна. А муж племянницы и его друг только что ушли на смену.
В разбитое окно заглянула озабоченная физиономия Гоштова, он многозначительно поманил Вольфа пальцем. Тот вышел на крыльцо.
Следы, господин шарфюрер, следы какие-то, отсюда к озеру ведут Проверить! гаркнул Вольф. Пустите по следу собаку. Вернувшись, Вольф снял фуражку, плотно уселся на диване и махнул рукой подчиненным.
Солдаты опрокинули буфет, побили посуду, раскидали по полу книги и журналы. Один снял стенные часы и ковырялся в них. Трое копались в комоде, выбрасывая и топча белье. Скрипя по осколкам сапогами, эсэсовцы носились из комнаты в комнату, рылись всюду, но не нашли ни одной листовки; их вынес Полищук, а карту забрал Мейер.
Вера Ивановна видела, как гитлеровцы крушили все, и сердце у нее, обливалось кровью. Вещи наживались годами, и с каждым предметом были связаны какие-то близкие сердцу воспоминания Например, солидные часы и коломенский патефон брат получил в премию, а новый буфет она купила сама в подарок молодым. «Господи, о чем это я, подумала Вера Ивановна, разве дело в вещах?.. Сейчас нужно сосредоточиться и понять, что же произошло? Что явилось причиной обыска? Где провал? Кто допустил ошибку? Кто споткнулся? Выследили связных? Не похоже!.. Взяли Ивана? Но он уже намылил этим бандитам глаза, и потом сейчас он далеко. Может быть, я?..» Она мысленно восстановила каждый свой шаг за последнее время, припомнила, с кем общалась, и не нашла ничего такого, что могло бы привести к грубому нарушению конспирации. Вера Ивановна терялась в догадках, а неизвестность всегда действует на человека страшнее, чем пусть даже ужасная, но определенность.
В лихорадочную путаницу ее мыслей ворвался сипучий голос Вольфа: он ткнул ей в лицо листовку.
Ваш работ?
Так вот оно что! вспомнила она и похолодела. Вера Ивановна, в связи с повальными обысками в городе после нескольких новых диверсий на железной дороге, перестала хранить дома оригинал листовки, тайно передававшийся в типографию. Она вполне резонно решила, что раз оригинал она печатает у себя на службе, то и хранить его безопаснее здесьне будут же полицаи обыскивать собственное логово в поисках улик против подполья! Ну кто мог рассчитывать на зверскую подлость Гоштова, а это, несомненно, его рук дело Конечно, нужно было насторожится после вызова брата в гестапо. Этороковая ошибка.
Провокация! ответила Вера Ивановна твердо.
Эсэсовец насмешливо посмотрел на подпольщицу.
Найман, фрау, не провокаций: листовка напечатан на ваш машинка.
Вера Ивановна собрала все свое мужество и иронически скривила губы.
В мое отсутствие на машинке может печатать любой. Кстати, начальник полиции Гоштов на меня имеет зуб
Вольф оглядел ее своими выпученными глазами.
Как это имеет зуб? Что это значит?
Вам непонятно? Гоштов сам напечатал и, чтобы меня спровоцировать, подсунул в папку
Гестаповец покрутил головой.
Это не есть логично. Кто здесь был ночью?
Посторонних никого. А вокругмало ли кто ходит
Это тоже не есть совсем логично.
Вольф встал и вышел к машине, вслед за ним двое эсэсовцев поволокли Веру Ивановну и швырнули ее в кузов.
Прошло несколько часов. Вольф ходил по кабинету, окна которого были плотно закрыты черными шторами. Время от времени останавливался, вглядывался, прищурившись в лицо Веры Ивановны, стараясь отыскать на нем нечто иное, чем смертельную усталость и страдание.
Свет настольной лампы, направленной на это побелевшее лицо, освещал морщинки и темные круги под глазами.
Вера Ивановна понимала, что ее положение безвыходно. Найденная листовка, расспросы о посторонних в доме Да, она невольно совершила ошибку, невольно поставила под удар всю подпольную организацию. Теперь ей остается вести себя так, чтобы даже тень малейшего подозрения не упала на других товарищей Она понимала, что гитлеровцы сейчас всполошились и стараются ухватиться за нее как за кончик ниточки. От нее они не услышат ни слова, но подполье все равно находится на грани провала. И в этом виновата она. «Что же делать! Как предупредить брата, товарищей?..»
Будете сказать правда?
Ноги, ослабевшие от многочасового стояния, едва держали ее. Глаза саднило от резкого света, кружилась голова. Но это, конечно, не самое худшее, худшеевпереди.
Я уже все сказала.
Вольф сжал в пальцах резиновый хлыст.
Вас Гоштов поймал на месте преступления и ви бросьте валяйт турак
Гоштов мой личный враг. Я, кажется, говорила Этот подлец на все способен. Гоштов пытался очернить моего брата в глазах майора Клецке, но когда его провокация провалилась, он взялся за меня и подсунул мне в папку фальшивку. Гоштов хочет сделать карьеру, а за чей счет, ему все равно.
Гестаповец раздраженно фыркнул.
С Гоштоф мы сами разберемся. А ви бросайт валяй турак и отвечайт на мой вопрос. Вольф вскипел от этого проклятого русского упрямства. С кем связан? Он занес над плечом хлыст. Отвечайт!..
Вера Ивановна молчала.
Дверь распахнулась. На пороге вытянулся Гоштов в запыленном френче. Он козырнул и стал что-то торопливо говорить Вольфу. Потом поправил перекошенные очки и бросил под ноги Веры Ивановны шапку Косицкого. Повинуясь жесту Вольфа, вышел, предвкушая сюрпризы от начальства, связанные с такими успехами. Вольф подошел к арестованной вплотную.
Ну-с, это тоже провокаций?! У Веры Ивановны потемнело в глазах. Вольф выплюнул изо рта сигарету прямо на пол, придавил окурок каблуком. Он был вне себя от ярости. Столько времени проканителился с этой фанатичкой! Пустил в ход все средства «умиротворения», но ни черта не добился. Он уже не знал, как будет отчитываться перед начальством, но тут на сцене появился Гоштов с неопровержимой уликой.
Вы узнавай этот фуражка?
Вера Ивановна, собравшись с силами, покачала головой.
Нет, впервые вижу. Эту вещь в первый раз вижу. Вы можете показать мне что угодно и хотите, чтобы я опознала? Нет, не пройдет
Эсэсовец помахал хлыстом.
Из ваш дом бежали два партизан!
Ничего не знаю.
Зна-аешь, протянул Вольф и наотмашь ударил Веру Ивановну хлыстом поперек лица, потом еще раз и еще.
Вера Ивановна медленно сползла по стене на пол.
Гестаповец вылил на ее всю воду из графина. Она с трудом приподнялась и села на полу, прислонившись к стене. «Косицкий убит или ранен. Наверное, схватили Таню, брата и других» Мысли у нее путались, сердце болезненно сжималось, тело сотрясала нервная дрожь.
Вольф взглянул на нее и, поняв, что сейчас от нее ничего не добьешься, швырнул хлыст в угол. Ополоснув потное лицо у рукомойника, плюхнулся на стул, застыл. Сколько прошло времени, он не заметил Когда отдернул шторы, за окном была ночь, в стекла хлестал дождь. Он снял трубку и позвонил Клецке. Тот со сна не сразу понял его, попросил повторить
Клецке быстро натянул одежду, вызвал машину и вышел на улицу. Сырость охватила его, он зябко передернул плечами. За тротуаром точно развевалась на ветру сырая рыбачья сеть. Сквозь нее едва виднелись мокрые деревья и жухлая трава по обочинам дороги. Клецке почему-то опасливо оглянулся, поднял воротник плаща и пошел, хлюпая сапогами по лужам. В тени тополей огромным лакированным жуком лоснился «мерседес». Капли дождя отскакивали от крыши автомобиля. Шофер в форме предупредительно распахнул дверцу.