Высокие звезды - Автор неизвестен 2 стр.


- Но ведь мы же не арендаторы.

Сеньор Ортего замялся.

- Конечно же, наша земля принадлежит нам, но, к сожалению, у нас нет на неё бумаг.

- Отец, все же знают, эта земля принадлежит нам.

- Я не хочу думать о чём-нибудь плохом, но в Санта-Риберре поговаривают, что новый помещик хочет провести инвентаризацию земель.

- Да не думайте вы о плохом, отец, - расчувствовавшись от выпитого, пролепетал Санчо, и положил на стол два своих огромных кулака, - если что, то мы ему покажем.

- Молчи, - бросил сеньор Ортего, - дело довольно серьёзное, но я не хочу думать о плохом.

- Да, и я что-то такое слышал, - вмешался в разговор Мануэль, который обычно был молчаливым, - вроде бы, дон Родриго приезжает завтра в Санта-Риберру.

- Да, - сеньор Ортего подлил себе вина, - он распорядился, чтобы все мы собрались завтра на центральной площади селения, чтобы познакомиться с новым помещиком.

- Я пойду с тобой, отец, - попросил Хуан Гонсало.

- Нет, ты лучше оставайся в поле, со всем разберусь я.

- Но, может быть, потребуется моя помощь? - не унимался юноша.

- Чем ты сможешь мне помочь?

- Но, может, тогда старшие братья?

Мануэль и Санчо рассмеялись.

- Вот от нас и в самом деле может быть польза. Конечно же, мы не такие хлюпики, как ты.

- Нет, я пойду один, - твёрдо произнёс сеньор Ортего и взял со стола бутылку. - Больше пить никто не будет.

Он отнёс вино в кладовку и вернулся к столу.

Хуан Гонсало поставил перед отцом нехитрый ужин и сел с ним рядом.

- Эй, а почему ты нам ничего не приготовил, - возмутился Санчо, - ведь мы твои старшие братья, и ты должен о нас заботиться.

- Вы пьянчужки.

- Может быть, - зло бросил Санчо, - но тогда ты должен то же самое сказать и отцу.

Сеньор Ортего напрягся.

- Прекратите, дети, не нужно ссориться!

- Нет, - процедил сквозь зубы Мануэль, - это не мы начинаем ссору, а Хуан Гонсало. Ведь мы, отец, вместе с тобой были в Санта-Риберре.

- Мы пили вместе с тобой, - напомнил Санчо, - и почему это, отец, вы ему всё позволяете? Ему можно оскорблять нас, а самому оставаться безнаказанным?

- Он сегодня работал, а вы бездельничали.

- Ещё не известно, от кого из нас больше пользы.

- Я ещё раз прошу, не ссорьтесь.

- Ладно, - недовольно проворчал Санчо, - не будем. Но только если я услышу ещё одно слово от Хуана Гонсало, ему не поздоровится.

- Помирись с братом, - попросил сеньор Ортего.

Отказать отцу юноша не мог.

- Простите меня, братья, если я сказал что-то лишнее.

- Ну вот, так бы и давно.

Злой блеск не исчезал из глаз Санчо и Мануэля. Они готовы были наброситься с кулаками на Хуана Гонсало и только присутствие отца удерживало их от этого.

- Всё решено, завтра я один иду в Санта-Риберру, а теперь спать.

И Хуан Мануэль Ортего лёг на топчан у растопленного камина.

Санчо подошёл к младшему брату и прошептал ему на ухо:

- Завтра мы тебе покажем, берегись!

- Только не вздумай жаловаться отцу, - напомнил Мануэль.

- Была бы моя воля - начал Хуан Гонсало.

- Вот в том-то и дело, что твоей воли над нами нет, - Санчо схватил своего младшего брата за плечо и пристально посмотрел ему в глаза. - Не вздумай ссориться с нами, а тем более, жаловаться отцу на нас.

- Я как-нибудь сам во всём разберусь, брат, - юноша перехватил руку Санчо и сбросил её со своего плеча, - будь осторожнее, Санчо.

Сеньор Ортего уже спал.

Спиртное сморило его.

Приезд дона Родриго де Суэро был назначен на полдень. Но сеньор Ортего выбрался в селение с самого утра. Конечно же, он оказался в таверне. А чтобы скоротать время, он подсел к своему старому приятелю Сальвадору. Вместе они решились осилить бутылку рома.

- Вот не люблю я вина, - сетовал старый Сальвадор, отпивая крепкую жидкость из небольшой рюмки, - от него только сырость в животе и никакого удовольствия. А ром согревает. Вот когда я плавал на корабле, мы никогда не брали, с собой вина больше, чем пару бочонков. Лучше запастись ромом, он и места меньше занимает. А если замёрзнешь, то всегда согреешься.

- Да, ром - это великое изобретение, - сеньор Ортего тоже прикладывался к рюмке, - правда, одно плохо - вином нельзя так напиться, как этой дрянью.

- От одной бутылки нам ничего не будет, - тут же спешил успокоить приятеля Сальвадор.

- Да, бутылку на двоих мы можем выпить, не опасаясь.

И мужчины выпили, заверив друг друга в вечной дружбе.

- Может, еще заказать? - предложил сеньор Ортего, когда бутылка опустела.

- Нет, вот приедет дон Родриго, узнаем, что ему от нас нужно, а тогда и выпьем, - сказал более рассудительный Сальвадор и подпёр голову руками, потому что с трудом удерживал её па весу.

Его седые волосы были спутаны как паутина, и сквозь жидкую седину светилась блестящая кожа. Глубокие морщины бороздили лицо ещё не такого уж старого мужчины. Обычно хитро поблёскивающие глаза слегка помутнели от выпитого.

Сеньор Ортего, хоть и был старше Сальвадора, выглядел куда моложе. Его волосы ещё не тронула седина, а лицо было гладким. Лишь только две глубокие морщины пролегли от переносицы, через весь лоб.

- Ты, наверное, всегда сидишь такой суровый, Хуан Мануэль, - сказала Сальвадор, - поэтому у тебя и морщины идут сверху вниз. Ты никогда не улыбаешься.

- А вот зато у тебя, Сальвадор, улыбка не сходит с лица, поэтому ты весь и сморщился, как печёное яблоко.

- Лучше быть весёлым, - заулыбался Сальвадор, - и мне плевать, что все называют меня стариком. Я-то знаю, что я моложе тебя.

- Не так уж мы с тобой и молоды, - признался сеньор Ортего.

- Ты как хочешь, а я молодой, - Сальвадор поднялся со своего места, широко развёл руки в стороны и громко запел.

Сеньор Ортего слушал его, роняя обильные пьяные слёзы. Песня была не очень замысловатой, да и Сальвадор не помнил всех слов, поэтому он беспрестанно повторял один куплет, смысл которого сводился к следующему:

 Муж вот уже три дня как лежит в могиле

 А жена успела убежать вместе с любовником

 Прихватив все его деньги

Понятно, что так растрогало Хуана Ортего в этой песне, ведь он сам ещё не умер, да и жены у него уже десять лет как не было, но он всё равно плакал.

Наконец, Сальвадор смилостивился над своим другом и смолк.

- Тебе нравится эта песня?

- Очень.

- Может спеть ещё?

- Нет, не надо.

- Да, я сам иногда плачу, когда вспоминаю её

- Кого?

- Песню, конечно. Потому что моя жена - и тут Сальвадор сам расплакался.

- Тебе не кажется, что мы напились? - сделал довольно трезвое заключение сеньор Ортего.

- Да, Хуан Мануэль, мы напились.

- Ну и чёрт с ним, такая наша жизнь. Но больше рома мы не будем заказывать до приезда дона Родриго. Вот когда поговорим с ним, тогда выпьем ещё.

Мужчины скрепили обещание рукопожатием, и стали ждать.

Вскоре за окном таверны послышался шум. Застучали колёса, и посетители потянулись к выходу.

Вся площадь была запружена народом. Возле фонтана уже стоял экипаж дона Родриго де Суэро.

- А он ничего, - признался сеньор Ортего, разглядывая нового помещика.

Тот стоял уже в полный рост. Густая седая шевелюра трепетала на ветру. Зато в аккуратно подстриженной бороде и в ухоженных усах нельзя было отыскать ни единого седого волоска. Правда, красный нос выдавал в помещике такого же пьяницу, как и сам сеньор Ортего и его друг Сальвадор. Может, поэтому с самого начала сеньор Ортего проникся к нему уважением.

Правда, вскоре всем собравшимся на площади, пришлось разочароваться.

Поприветствовав собравшихся, отпустив пару дежурных любезностей, дон Родриго тут же перешёл к делу.

- Я ознакомился с инвентарными книгами имения моего кузена, а теперь моего имения, и понял, что дела находятся в страшном беспорядке.

Дон Родриго говорил довольно возбуждённо, но его взгляд оставался равнодушным.

- К чему он клонит? - прошептал Сальвадор.

- Сейчас посмотрим.

- Итак, - подытожил дон Родриго, - каждый, кто возделывает землю в пределах моих владений, должен в двухдневный срок или подтвердить своё право на владение землёй каким-нибудь документом, или выплатить мне аренду за три последних года.

Тут же из толпы послышались злые выкрики:

- Эта земля наша!

- Мы всегда владели ею!

- Так нельзя!

Дон Родриго обвёл взглядом собравшихся и попытался улыбнуться в свои густые усы.

- Ну, вот и отлично. Если земля ваша, то я не сомневаюсь, найдутся и документы, подтверждающие это.

- Но это было так давно документы сгорели мы можем представить свидетелей

Дон Родриго тут же перехватил инициативу.

- Свидетелей чего? Если вы мне представите живых свидетелей того, как король даровал эту землю вам четыреста лет тому назад, я соглашусь.

- Это несправедливо! Никакой аренды вы от нас не получите!

Дон Родриго воздел руку:

- Я сказал вполне определённо: или документы, или аренда. И не забудьте подтвердить право владения на постройки на этой земле.

Крестьяне, небогатые дворяне, арендаторы поняли, что вопрос поставлен очень серьёзно. Практически никто из них не мог подтвердить своё право на владение землёй, и получалось, что в один день многие из жителей Санта-Риберры превращались в бесправных арендаторов на своей же земле. К тому же, лишённых права собственности на свои же дома.

- Да кто он такой! - закричал Сальвадор, размахивая над головой палкой. - По какому праву он хочет завладеть нашей землёй?!

- По праву закона. Я владею своей землёй, свои права я могу доказать, - закричал дон Родриго, - а вот самозванцам не поздоровится.

- Это кто самозванец?! - не выдержав, закричал сеньор Ортего и его пальцы сами сжались в кулаки.

Со всех сторон послышалось:

- Прочь его!

- Гоните прочь!

И кто-то первым бросил камень в экипаж сеньора де Суэро.

- Кто посмел?! - закричал дон Родриго.

И тут же ещё несколько камней полетело в экипаж.

- Плебеи! Сволочи! - закричал помещик, но уже десятки рук тянулись к экипажу. - Гони! - закричал дон Родриго, толкая в спину кучера.

Тот взмахнул кнутом, но экипаж не сдвинулся. Коней крепко держали под уздцы.

- А ну-ка, давайте его сюда, - кричал Сальвадор, расталкивая толпу, - я с ним сейчас расправлюсь.

Дон Родриго понял, что его дела плохи и выхватил револьвер. Он трижды выстрелил в воздух, прежде чем его лошадей отпустили.

Потом он направил ствол на толпу и выстрелил поверх голов. Лошади понесли экипаж, а перепуганные люди бросились врассыпную.

Сеньор Ортего и так еле держался на ногах, а под натиском толпы не устоял вовсе. Он упал на землю возле самой таверны.

Люди, не разбирая дороги, бежали, пытаясь укрыться. Под натиском толпы рухнул столб, поддерживавший штабель бочек, наполненных водой. Хозяин таверны, накануне поставил их разбухать. Бочки с грохотом покатились на улицу.

Толпа отпрянула, оставляя на земле беспомощного сеньора Ортего.

Сальвадор бросился к нему, но не успел подбежать - огромная бочка уже придавила его друга.

- Скорее! На помощь! - запричитал Сальвадор.

Мужчины откатили бочку.

Хуан Мануэль Ортего был ещё жив. Он тяжело хрипел и пытался что-то сказать. Затем поняв, что его не слышат, поманил к себе пальцем Сальвадора.

Тот опустился рядом с другом на колени.

- Отвези меня к сыновьям, - попросил сеньор Ортего, - отвези, Сальвадор.

- Сейчас, сейчас, - засуетился Сальвадор.

Тут же отыскалась повозка, раненого сеньора Ортего положили на неё, и Сальвадор, держа коня под уздцы, покинул Санта-Риберру.

ГЛАВА 2

В жизни каждого человека бывает множество тягостных моментов, о которых потом не хочется вспоминать. Но эти воспоминания всё-таки приходят и приходят, бередят душу, и помимо воли человек возвращается в те мгновения, когда кто-то нуждался в его помощи, а он не знал об этом. Вновь и вновь приходится переживать одно и то же.

«Вот, если бы я был рядом» - Сколько раз люди повторяли себе эту фразу, сколько ещё будут повторять.

Но никогда не знаешь, когда случится несчастье, когда нужно оказаться бок обок с родным человеком. Никогда не знаешь, когда потребуется твоя помощь. И больше всего терзает душу сознание собственной беспомощности, ведь беда приходит нежданно-негаданно, и потом, по прошествии дней, недель, лет, кажется, что её так легко было избежать. Всего один шаг - и несчастье прошелестело бы мимо, быть может, задев кого-то другого, а быть может, сойдя, как вода в песок.

Скольким людям пришлось себя укорять, что они занимались чем-то незначительным и, может быть, даже глупым, когда с их близкими случалась беда. Такие дни вспоминаются в мельчайших подробностях на протяжении всей оставшейся жизни. Можно припомнить всё, вплоть до дрожания травы под порывами ветра, до оттенков восхода и красок заката солнца.

Но ещё никому эти мысли не приносили облегчения. Они - непомерный груз, который каждый из нас должен нести в своей жизни. Никому ещё не удавалось избежать подобных мыслей, ведь в мире нет счастливых людей, есть только более или менее несчастные.

Хуан Гонсало, распрощавшись с отцом, направлявшимся в Санта-Риберру, пошёл в хлев. Братья, как он понял, не собирались заниматься работами в поле.

Ослик уже поджидал своего хозяина и весело закивал головой, завидев Хуана Гонсало. Тот потрепал животное по холке и скормил своему любимцу корочку хлеба. Ослик захрустел сухарем и всем своим видом выразил готовность приступить к работе.

На этот раз Хуан Гонсало прихватил с собой борону, перевернул её зубьями вверх и впряг ослика.

Вдвоём они отправились к далёкому полю за холмом. Ничего в душе юноши не предвещало беды. Он был весел и в мечтах представлял себе поле, свободное от камней.

- Ну что, Ико, - спрашивал он своего ослика так, словно тот мог ему ответить, - поработаем сегодня?

Глухо стучали копыта животного по каменистой тропинке. Ико ступал ровно, ему было безразлично, под гору или в гору идёт дорога. Всё так же размеренно и неторопливо постукивали его копыта, борона волочилась следом, оставляя на земле ровные полосы царапин.

- Ты знаешь, - продолжал Хуан Гонсало, - у нас впереди тяжёлый день. Тебе предстоит вывезти столько камней, сколько ты не вывозил за всю свою жизнь. Они очень тяжёлые.

Ему стало жаль маленького ослика Ико. Ведь тому и так перепадало: то он поднимал воду из колодца для того, чтобы напоить овец, то на нём возили зерно к мельнице, то ездили верхом в Санта-Риберру. Ослик сносил всё безропотно и только иногда артачился. В таких случаях на него ничего не действовало - ни крики, ни ругательства, ни угрозы. Даже мягкосердечный Хуан Гонсало иногда не выдерживал и давал своему любимцу несколько оплеух.

- Только не упрямься, - приговаривал юноша, - и тогда всё будет хорошо.

Вскоре они забрались на вершину холма, и Ико остановился. Но Хуану Гонсало не хотелось думать, что ослик вновь заупрямился, и он стал рассказывать о том, каким будет будущее поле.

- Если мы сможем обработать его в этом сезоне, то непременно посеем овёс и у тебя, Ико, будет, что есть. Ты вдоволь получишь сытного овса и забудешь, что такое сухое невкусное сено.

Юноша наклонился и взглянул в глаза ослику, приблизив своё лицо к его морде.

- У тебя умный взгляд, ты многое понимаешь, хотя и не умеешь говорить. Что бы ты мне сказал, если бы обрёл дар речи? Да, я знаю, ты пожаловался бы на свою судьбу, но поверь, и моя не легче, и я работаю с рассвета до заката, и в моей жизни тоже не предвидится улучшения. Она пройдёт так же размеренно, как и у моего деда, как и у моего отца. И скорее всего, мне никогда не придётся увидеть дальние края, мы никогда не попадём с тобой туда, за горизонт, - и Хуан Гонсало указал рукой на синеющий океан. - А там, мой милый, лежат другие страны. Но и в них жизнь не легка. Думаешь, я тебя обманываю?

Юноша слегка потянул поводья, но Ико словно врос в землю и не сдвинулся ни на шаг.

- Мне доводилось говорить с людьми, вернувшимися из чужих краёв. Они говорят, нет жизни лучше, чем в родном селении и дураки те, кто ищет счастья за морем. Ведь мы с тобой не такие. Ну, пошли!

На удивление, Ико безропотно сдвинулся с места, и борона вновь загрохотала, подскакивая на небольших камнях.

- Осторожнее, не спеши так, - Хуан Гонсало еле поспевал за ослом.

Его манило, притягивало к себе чёрное пятно свежевскопанной земли и вымытая дождём куча белых камней.

- Стой! - закричал юноша, и ослик покорно остановился.

Камни один за другим ложились между зубьями бороны. Вновь заболели руки, натруженные ещё вчера, заломило спину.

- Э, нет, - сказал сам себе юноша, - не нужно прислушиваться к боли, ты ещё слишком молод для этого. Работай, и всё пройдёт. Не слишком ли много я положил камней? - забеспокоился Хуан Гонсало.

Но Ико, не дожидаясь приказаний, сам потянул борону в сторону ручья.

- Ого, да ты всё понимаешь, тебя даже не нужно подгонять.

И тут юноше вспомнилось, как он ещё маленьким мальчиком любил бросать камни в воду. Он подвёл осла к самому берегу ручья и стал сбрасывать камни с крутого берега. Глухо камни ударялись в каменистое ложе ручья, мириады брызг разлетались в разные стороны.

Это показалось юноше настолько забавным, что он даже рассмеялся.

- Так мы с тобой построим огромную плотину, и у нас будет своё озеро, а в нём рыба.

Хуан Гонсало постоял на берегу, глядя, как бурный поток извивается между только что сброшенных камней. Обломки скал тут же побелели в воде.

- Давай за следующей кучей, - почти по-дружески предложил юноша ослу, и они вновь отправились к черневшему прямоугольнику поля.

Хуану Гонсало казалось, сколько он ни берёт камней, сколько ни перевозит их Ико, камней от этого меньше не становится.

Однако Хуан Гонсало с удовольствием вдыхал запах свежей земли. Она издавала ни с чем несравнимый аромат, и юноша то и дело блаженно прикрывал глаза, а затем нагибался и разминал в руках жирную землю.

«Первые два года её можно даже не удобрять».

И тут ветер донёс еле различимый запах миндаля. Юноша даже распрямил затёкшую спину и посмотрел на рощу.

Ему вспомнилось вчерашнее видение: женщина в лёгком прекрасном платье, двуколка, запряжённая чудесным конём Но почему-то парень абсолютно не смог вспомнить лица мужчины. Ему казалось, что это он сам сидел рядом с той женщиной, пришедшей из совершенно иного мира чем тот, в котором существовали он, Ико, его братья, отец Он не представлял себе, чем могут жить люди, одетые в такие одежды. Ведь в них неудобно пахать, сеять, заниматься хозяйством. Он чувствовал ненависть к этой женщине, но в то же время ощущал и сладость, смягчавшую сердце.

«Они ничего не делают, лишь только живут за наш счёт, - сетовал юноша. - Но, почему же, я не могу ненавидеть их всем сердцем? Почему жалость всё же поднимается из глубины души, почему?»

И он не находил ответа.

Вновь вспомнился испуг на лице женщины, когда она заметила Хуана Гонсало, прячущегося в кустах.

- Нет, такая жизнь не про тебя, - наконец-то махнул рукой парень и вновь стал складывать камни.

Но горьковатый запах миндаля давал о себе, знать, располагал к раздумью, а не к работе. Всё тяжелее и тяжелее делались камни, всё медленнее и медленнее складывал их Хуан Гонсало на перевёрнутую борону.

«Стоит отдохнуть», - наконец-то решил он, сбрасывая последний обломок в ручей.

На поле оставалось лежать пять куч камней.

Парень распряг осла и пустил его пастись. А сам уселся прямо на траву и разложил на полотне свой незатейливый обед.

Он жевал чёрствую лепёшку, запивал её лёгким вином и пытался уверить себя в том, что жизнь прекрасна.

«Во всём можно отыскать свою прелесть, - убеждал себя Хуан Гонсало. - Пусть мне сейчас тяжело, но потом будет легче пахать эту землю, большими станут урожаи, больше денег появится в нашем доме».

При мысли о деньгах он расстроился.

«Всё равно братья или выкрадут их или выпросят и пропьют. Ну почему они такие непутёвые? Почему бог обделил их желанием работать? Ведь наша семья не хуже остальных, а живём мы во сто крат горше. У меня нет даже приличного костюма, чтобы пойти в храм и поэтому я обычно прихожу последним, становлюсь в самых дверях так, чтобы меня никто не видел, кроме священника».

Хуану Гонсало стало обидно за себя. В его возрасте многие парни из Санта-Риберры уже гуляли с девушками, знали вкус первых поцелуев. А ему ещё даже не доводилось потанцевать с какой-нибудь местной красавицей. Работа в поле отнимала всё время, и не хотелось походить на своих братьев, способных целые дни напролёт предаваться безделью.

Из-за голубоватого мыса показался чёрный дым и послышался далёкий гул. Медленно, словно нехотя, выплыл большой пассажирский пароход. Дым из трёх труб стлался над самой водой, уносимый ветром. На палубе можно было различить даже отдельные фигурки людей. Чёрные точки иллюминаторов, словно зрачки глаз, смотрели на Хуана Гонсало. (34)

Он прислушался. Ветер доносил до него обрывки музыки. На верхней палубе расположился оркестр. Кроме пяти музыкантов отсюда, с берега, можно было рассмотреть даже чёрный рояль. Редкие пары кружились в медленном танце.

И юноше захотелось хоть на одно мгновение оказаться там, на палубе, прикоснуться к белоснежным поручням, посмотреть вблизи на богато одетых дам и господ.

Природа даровала Хуану Гонсало великолепное зрение, и он с большого расстояния сумел рассмотреть одиноко стоящую у самых поручней девушку. Ветер развевал её волосы, приподнимал подол лёгкого платья, и девушка придерживала его рукой.

«Ну почему никто не догадается подойти к ней и пригласить на танец? Ведь она явно ждёт этого. Вот, если бы я оказался сейчас там! Я бы приблизился к ней, поклонился и произнёс: вы бы не хотели потанцевать со мной? Хотя, разве стала бы она обращать внимание на такого оборванца и неотёсанного деревенского чурбана, как я? Она скривила бы презрительно губы и отказалась. Хотя, почему бы она отказалась? Ведь танец ни к чему не обязывает То-то округлились бы глаза у всех этих сеньоров, когда бы я прошёлся с ней в танце!»

Но Хуан Гонсало тут же поймал себя на том, что не умеет танцевать.

«Нет, я не стал бы приглашать её, - тут же нашёлся юноша, - я подошёл бы к ней, стал рядом так, словно не обращаю на неё внимания. Мы стояли бы рядом очень долго, пока она, наконец, не заметила бы меня. Тогда бы я спросил: почему вы на меня так смотрите? - «Потому что вы оборванец»

Представив себе такую картину, Хуан Гонсало рассмеялся.

- Нечего тебе делать на палубе. Туда не пускают пассажиров третьего класса. Они сидят в трюмах, экономя буквально на всём.

Пароход медленно плыл, подходя к мысу. За ним тянулся чёрный дымный шлейф.

- Камни, земля, камни, земля - проговорил юноша, - вот мой удел. Я и не жалею об этом.

Он торопливо сложил свой обед, сунул полотно в самодельную кожаную сумку и свистнул.

Ико, на мгновение поднял голову, но потом хитрый осёл сделал вид, что это его абсолютно не касается.

- Эй, лентяй! - прикрикнул Хуан Гонсало.

Ико даже не вздрогнул.

- А ну-ка, иди сюда!

На всякий случай Ико отошёл ещё дальше.

- Ничего у тебя не получится, всё равно догоню, - юноша сжал в руке хворостину и направился к животному.

Ико лениво отгонял хвостом мух и торопился набить травой пасть. Хомут лёг ему на шею, и юноша туго скрутил его внизу сыромятным ремнём.

- Пошли, пошли, не отлынивай, нас ещё ждут великие дела, мы построим большую плотину.

Ещё одна куча камней оказалась в ручье. Теперь вода уже не огибала их, а переливалась через верх, как в настоящей плотине.

Ещё одна куча - и образовалась небольшая заводь.

Хуан Гонсало любовался сверху на то, как стремительно проносятся в прозрачной воде стаи мелких рыбёшек.

- Вот так, Ико, видишь, мечты сбываются, скоро у нас будет своё озеро, а в нём своя рыба. Хотя, что это я, разве можно соблазнить тебя рыбой, тебе подавай овёс или сочную траву. Ты мне нравишься, никогда не устаёшь, никогда не жалуешься, а главное - ты всегда предан мне, пусть иногда и показываешь свой нрав. Тащи, тащи, уже совсем немного осталось, ведь тебе легче, чем мне. Назад ты идёшь порожним, да и камни тебе не надо поднимать. Смотри, как мало их осталось.

И впрямь сердце Хуана Гонсало радовалось, и впрямь теперь его поле напоминало что-то определённое. И он, в предчувствии близкого конца работы, поторопил ослика.

- Тяни, и ты сможешь отдыхать.

Какое-то время юноша постоял на берегу с занесённым последним камнем над головой, а затем нехотя швырнул его в ручей. Сноп брызг сверкнул на солнце, озарившись радугой, мгновенно возникшей и тут же потухшей.

- Вот увидишь, как обрадуется отец, когда я приведу его сюда. Он как-то рассказывал мне, что в молодости хотел возделать эту землю, но так и не сумел, всегда что-то мешало.

Вдалеке послышались голоса. Хуан Гонсало обернулся и увидел на вершине холма своих братьев. Те стояли, обнявшись, и показывали на него пальцами. Было в их жестах что-то обидное и насмешливое.

Но юноше не хотелось верить в то, что братья издеваются над ним.

«Может, они так приветствуют меня?» - и он на всякий случай помахал им рукой.

- Как ты думаешь, - обратился он к Ико, - Мануэль и Санчо пришли помочь мне? Ну да, конечно же, ты молчишь. Да и что тут ответить, они не любят работать. Ну, тогда они, возможно, пришли поговорить со мной, думают, я смогу их немного развлечь. Что ж, и это не так уж плохо.

Мануэль и Санчо медленно спускались по крутому склону холма. Они не очень-то уверенно переставляли ноги, ведь успели накануне выпить и теперь решили посмотреть, чем же так усердно уже который день занимается Хуан Гонсало.

- Ты смотри, - восклицал Хуан Мануэль, - он хочет обработать новое поле, как будто ему и старых недостаточно.

Санчо не уставал удивляться.

- Ну и дурак же наш младший брат! По мне, чем меньше земли, тем легче жить. Всё равно толку от неё никакого, только работай и работай. А при хорошей голове деньги раздобыть не сложно.

- Не при хорошей голове, - усмехнулся Мануэль, - а при сильном теле. Как мы с тобой на прошлой неделе, неплохо заработали, а?

- Да куда уж лучше! - рассмеялся Санчо, - вдовушка готова была кормить тебя и поить сколько душе угодно.

- Ради меня, - не унимался Мануэль, - она готова была поить и кормить даже тебя.

Чем ближе старшие братья Ортего подходили к Хуану Гонсало, тем большим становилось их негодование.

- Нет, ты только посмотри на нашего братца, он считает себя умнее нас! - воскликнул Санчо, недовольно хмыкнув.

- Конечно, он нас считает бездельниками и лентяями.

- Да-да, именно бездельниками. Он думает, если с самого утра работает в поле, то лучше нас. Эй, - крикнул Санчо, - хватит тебе работать!

Но Мануэль тут же подмигнул своему брату и шёпотом сказал:

- Давай немного позлим его, ты же знаешь, долго сдерживать раздражение Хуан Гонсало не умеет, - и оба брата заулыбались, уже идя по свежевскопанной земле.

Хуан Гонсало всматривался в лица старших братьев, пытаясь понять, что же им нужно.

Мануэль наклонился, растёр ком земли в пальцах и небрежно заметил:

- На этой земле ничего не будет расти.

- А, тебе-то, откуда знать?! - тут же обиделся юноша, - ведь ты не так уж часто бываешь в поле.

Санчо отряхнул руки и вплотную подошёл к Хуану Гонсало.

- Да, братец, поговаривают, у тебя есть в жизни большая цель.

- Ой, такая большая, - засмеялся Мануэль, - что не влезает в дверь нашего дома, и поэтому Хуану Гонсало приходится оставлять её здесь, за холмами. Ну-ка, братец, может поделишься своей огромной целью, может, мы тогда изменим свой образ жизни.

Мануэль и Санчо зашли с двух сторон, и Хуан Гонсало оказался между ними.

Мануэль несильно толкнул в плечо младшего брата.

- Может, ты хочешь сказать, что мы пьяницы?!

- Да нет, Мануэль, вы просто многого ещё не понимаете в жизни.

- Видишь, какой он умудрённый опытом! Посмотри, да у него, наверное, и волосы седые, - Санчо не то погладил Хуана Гонсало по голове, не то вытер о него руки. - Да ты устал, лучше отдохни.

- Братья, вы что, пришли ссориться?

- Да нет, - наконец-то дружелюбная улыбка появилась на лице Мануэля, - мы пришли немного повеселить тебя, а то ты, вижу, скучаешь.

- Что, вам мало развлечений? Лучше бы помогли собирать камни.

- Нет, эта работа не для нас.

- Ну, тогда и идите к чёрту! - выкрикнул в сердцах Хуан Гонсало.

- Он на нас обиделся, - Мануэль подмигнул Санчо.

- Да нет, что ты, Мануэль, он всего лишь не хочет, чтобы мы ему помогали. Вот приедет отец, и он станет хвастаться ему, какой он молодец, работящий, а мы сущие бездельники. Наверное, ты, Хуан Гонсало, думаешь, отец всю землю оставит тебе, а нас лишит наследства?

- Что вы, братья, я забочусь о всех нас.

- Да брось ты эту землю, всё равно она не достанется никому из нас.

- Эта наша земля, - твёрдо сказал юноша.

- Наша ваша - Санчо говорил зло, глядя себе, под ноги, - она всё равно принадлежит помещику.

- Как ты можешь говорить такое?!

- Да, поговаривают, дон Родриго хочет объявить всю землю своей собственностью.

- Это ерунда!

- Считай, как хочешь, а вот мы с братом не дадим тебе поработать на ней. Ты и так уже сходишь с ума от усердия.

Назад Дальше