Хуан Гонсало вспомнил слова старого Сальвадора: «Прежде чем выстрелить во врага, ты должен его окликнуть».
А дон Родриго говорил, не умолкая. И Хуан Гонсало подозревал, даже если он сейчас крикнет, сеньор де Суэро вряд ли его сейчас услышит.
- Я-то знаю, - хитро прищурился дон Родриго, - что ему от меня нужно - хочет получить в жёны мою дочь Марианну. А вот и не получит! - сеньор де Суэро поднёс сжатый кулак к своему носу и посмотрел на него так, словно это была не его рука. - Вот что ты увидишь у меня вместо дочери! Вот! Вот! Вот! - дон Родриго принялся топать ногами.
- Он виновен в смерти моего отца,- повторял Хуан Гонсало,- я должен выстрелить, я должен отомстить, он сжег наш дом!
Но тут же, юноша спохватился. Его дом сжёг управляющий, сеньор Кортес.
- Всё равно, он должен умереть!
А дон Родриго стоял так, что попасть в него было чрезвычайно сложно. Из-за крупа коня виднелись только ноги и правая сторона груди.
- И я ещё называюсь землевладельцем Какой я к чёрту землевладелец, если тут хозяйничают чужие люди! Да не только на моей земле, они хозяйничают в моём доме.
Дон Родриго, не выпуская коня из своих объятий, попробовал двинуться дальше, но споткнулся и упал.
Хохот сеньора де Суэро наполнил лес.
- Вот так напился! Ни сплясать, ни спеть, ни даже идти. - Эй, есть тут кто-нибудь? - внезапно закричал дон Родриго. - Может быть, кто-нибудь хочет помочь мне подняться с земли? Эй, есть тут кто-нибудь?
Эхо протяжным гулом отвечало сеньору де Суэро.
- Один, совсем один, - повторил дон Родриго, - один на всём свете. Вот разве что Марианна скрашивает моё одиночество.
Дон Родриго, цепляясь за ноги коня, медленно поднялся и побрёл по дорожке. Попасть в него при всём желании было невозможно: он шёл впереди коня, под его надёжным прибытием. А отходить в сторону Хуан Гонсало не решался, его мог выдать хруст какой-нибудь сухой ветки, да и потерять помещика в темноте из виду было не так уж трудно.
- Ничего, - сказал юноша, отвязывая Ико, - по дороге я найду место, откуда можно выстрелить, - и он поплёлся вслед, за не в меру, развеселившимся, не в меру огорчённым сеньором де Суэро.
На равнине Хуану Гонсало пришлось отстать. Его белый ослик был слишком приметен.
- Ничего, впереди снова лес, - решил юноша, принимая за лес старый парк, окружавший дом помещика, - вот там я его и застрелю.
Чем ближе подходил к дому помещик, тем тише он пел. И у самой парковой ограды уже перешёл на шёпот:
На дворе набухли почки,
Пляшут пьяные у бочки
Хуан Гонсало, словно выполняя его поручение, остановился и замер. Сквозь деревья сверкали ярко освещённые окна дворца. Кипарисовая аллея вела к большой клумбе перед самым крыльцом.
- Вот уж не хочется ссориться мне с женой, - пробормотал дон Родриго, - а придётся. Хотя почему придётся? А если мне притвориться смертельно пьяным? - помещик досадливо щёлкнул пальцами. - Тогда придётся ссориться завтра. Да и негоже хозяину при слугах приходить пьяному в дом. А не удастся ли мне сойти за трезвого? Нужно попробовать.
Дон Родриго, отпустив поводья коня и стараясь держаться прямо, пошёл по высыпанной песком аллее.
Хуан Гонсало вскинул ружьё, прижал приклад к плечу и старательно прицелился. Он уже было открыл рот, чтобы выкрикнуть:
- Сеньор де Суэро, обернитесь!
Но конь помещика, предоставленный самому себе, припустил по аллее к конюшне.
Чертыхаясь и изрыгая проклятья, дон Родриго побежал за ним.
Испугавшись, что ненароком и Ико может повторить такой финт, Хуан Гонсало схватил его за поводья и попытался прицелиться.
Голова помещика оказалась на самой мушке.
- Сеньор до Суэро! - как можно громче выкрикнул Хуан Гонсало.
Но дон Родриго, всецело занятый поимкой коня, даже не обернулся и, думая, что его зовёт кто-то из слуг, досадливо махнул рукой.
- Да помоги же ты! - только и крикнул он в темноту.
Конь рванулся в сторону, и исчез в зарослях. С хрустом ломая ветки, дон Родриго бросился следом.
Напуганный громким криком Хуана Гонсало, Ико рванулся в сторону, увлекая своего хозяина. Ведь стараясь надёжно удержать животное, юноша намотал поводья на руку. Винтовка упала на землю, а Ико, протянув несколько шагов Хуана Гонсало, остановился, как вкопанный.
- О, чёрт! - выругался юноша, растирая ушибленное колено. - Всегда мне не везёт, а сегодня особенно, - и он поспешил догнать помещика.
«Где тут может быть конюшня?» - остановился в тени кипарисов юноша.
И тут же понял: конюшня находится по левую сторону от дворца. Оттуда доносилось испуганное ржание коней и ругательства сеньора де Суэро.
Вскоре дон Родриго появился на площадке перед крыльцом. Он шёл в сопровождении двух конюхов. Стрелять было небезопасно, уйти от погони, даже в темноте, не представлялось возможным, ведь Хуан Гонсало не знал планировки парка, не знал, где можно перелезть через ограду. А в доме явно было много слуг.
Дон Родриго поднялся на крыльцо и гордо осмотрел свои владения. Но, тут же, поник головой.
Из глубины дома донёсся мелодичный голос донны Марии:
- Это ты, Родриго?
- Да, - недовольно пробурчал сеньор де Суэро и зашёл в дом.
- Ничего, завтра всё решится. Завтра, - вздохнул Хуан Гонсало, на этот раз уже не наматывая поводья Ико на руку. - Винтовка заряжена, цель определена. Я переночую в парке и подкараулю помещика.
Хуан Гонсало поёжился. Вечерний воздух обдавал его холодом. К тому же начинался дождь, и парню пришлось искать крышу над головой. Следовало найти и убежище для Ико.
Идеальным местом Хуану Гонсало показалась конюшня.
«Скорее всего, в доме подолгу спят, - решил Хуан Гонсало, - и до раннего утра никто не появится в конюшне. Я устроюсь спать на соломе, да и Ико сможет подкрепиться».
Держась в тени, он двинулся к левому крылу дворца.
И тут над его головой щёлкнула рама окна. Непроизвольно Хуан Гонсало посмотрел вверх и увидел девушку с распущенными волосами.
Она расчёсывала их гребнем и смотрела в темноту, словно кого-то разыскивала. Её лица юноша не мог увидеть, но зато на фоне ярко пылающих свечей он видел очертания её тела под ночной рубашкой.
Девушка вскинула руки, завела их под волосы и они рассыпались по её плечам.
Свет свечи показался юноше ореолом вокруг её головы, словно она была святой с фрески в приходском соборе в Санта-Риберре.
: Он несколько мгновений стоял, любуясь, но затем спохватился:
«Да она же может заметить меня!».
Юноша строго посмотрел на Ико, не вздумается ли тому закричать. Но тот, словно понимая всю опасность их положения, молчал.
Хуан Гонсало осторожно потянул его за поводья, пытаясь ещё глубже укрыться в зарослях. Тяжёлая винтовка оттягивала руку.
- Не так-то легко быть мстителем, как кажется с первого взгляда, - пробормотал Хуан Гонсало. - Но зато у меня есть красивое прозвище - идальго Лунный Свет. Только ты, парень, не оправдал его. Была луна, была ночь, был идальго, но выстрела не получилось.
Юноша, обдираясь о шипы дикой розы, пробрался к конюшне. Ворота запирались лишь на щеколду.
Хуан Гонсало поставил Ико в заброшенное стойло и, подостлав себе соломы, прилёг. Он лежал на спине, глядя вверх. Редкий дождь стучал по крыше, юноша чувствовал страшную усталость, но в тоже время, гордость не покидала его. Он вновь ощутил себя благородным мстителем.
Чтобы стать окончательно похожим на героев народных преданий, ему не хватало только прекрасной дамы, ради которой стоило бы совершать свои подвиги.
Дождь прошёл, небо вновь прояснилось, и луна заглянула в конюшню сквозь прореху в крыше. Тонкий лунный луч лёг на лицо спящего Хуана Гонсало, и тут же лёгкая улыбка появилась на его губах.
Ему снился быстрый прозрачный ручей, журчащий среди камней, спокойная затока в излучине. Он стоит на берегу и смотрит в воду. В ней отражение девушки. Белое платье, длинные, распущенные волосы
Хуан Гонсало поднимает взгляд. Она должна стоять там, на берегу, но вокруг, ни души. Лишь лёгкий ветер доносит до него запах сухой травы, выжженной солнцем долины.
И вновь отражение в воде, прекрасное и таинственное. Юноша всматривается в него, пытаясь разглядеть черты лица незнакомки.
Но тут край берега, на котором он стоит, ползёт под ногами. Комья земли падают в воду, идёт рябь, отражение исчезает.
А он сам пытается выкарабкаться по постоянно осыпающемуся берегу. Пальцы захватывают песок, гребут его, но юноше не удаётся подняться, ни на йоту. А спокойная доселе вода в затоке бурлит от падающих в неё комьев земли.
И Хуану Гонсало кажется, он никогда не сможет выбраться оттуда. Лунный луч скользнул в сторону и упал на сено.
Улыбка исчезла с губ юноши. Видение исчезло. Он спал без сновидений.
Этим утром Марианна изменила своим привычкам. Она поднялась раньше всех в доме и выбежала во двор. Она не надеялась на то, что мать разрешит ей прогулку верхом и поэтому решила, пока все спят, немного проехаться в седле.
Девушка не обратила внимание на то, что щеколда на воротах конюшни отброшена и проскользнула внутрь. Длинное строение полнилось дыханием лошадей, тихим шорохом соломы и сена, в которых возились мыши.
Марианна вывела свою лошадь из стойла, оседлала её. Она двигалась так тихо, что Хуан Гонсало даже не проснулся.
И вот Марианна очутилась в седле. Ни с чем несравнимое ощущение полёта, ощущение власти над животным. Кажется, будто ты хозяин мира.
Марианна гнала свою лошадь во весь опор, нимало не задумываясь над тем, что подумают отец и мать, когда спохватятся, что она уехала одна без сопровождающего.
Так случалось всегда. Стоило Марианне очутиться на свободе, как она тут же забывала о своих обязательствах перед родителями и всецело предавалась чувствам, охватывавшим её. Ей чудилось, что она совершенно свободна, ни от кого не зависит, может делать всё, что угодно.
Ветер бил её в грудь, развевал волосы. Шляпка давно уже сбилась, а на затылке её удерживали лишь тонкие шёлковые ленточки. Воротничок душил девушку, и она расстегнула две верхние пуговки. Тут же прохладный ветер хлынул под одежду, наполняя душу Марианны восторгом.
Она и не заметила, как добралась до ручья, где вчера так долго сушила своё платье.
«Может, я слишком привередлива, - подумала девушка, - и дон Диего, в самом деле, подходящая для меня партия? Он довольно знатен, довольно умён, довольно благороден. Вот только это слово «довольно» Оно не даёт мне покоя. Мне хотелось бы чего-то большего. А дон Диего делает всё с оглядкой, он хочет предстать в глазах других эдаким храбрецом, чрезвычайно решительным и независимым человеком. А на самом деле, всё в своей жизни делает с оглядкой на отца и на мою мать. Нет надежды, что он изменится после свадьбы. С одной стороны, конечно, удобно иметь мужа, которому легко приказывать и он без лишних слов подчинится тебе, но с другой стороны, такой муж уже не мужчина. Решительность и самостоятельность, храбрость без всяких оговорок - вот черты, которые я ценю в мужчинах».
Марианна спрыгнула с лошади и подошла к воде.
«Конечно, мои мать и отец, хорошие люди, желают мне добра, но с ними очень скучно. Они никогда не поймут моих истинных желаний, никогда не поймут, в чем заключено для меня счастье. А жить так, чтобы они думали, что я счастлива - это не для меня. Никто из них не понимает, что счастье - в настоящей свободе. Может быть, только отец, но он давно смирился со своим положением, старается во всём угодить матери. Лишь только пьянство - этот единственный его тихий протест, который с очень большой натяжкой можно назвать тягой к свободе. Я уже довольно взрослая и передо мной стоит выбор: или же я остаюсь в раю, но никогда ничего не узнаю о настоящей жизни, или же я должна покинуть рай, вкусив плоды добра и зла, поняв, что существует другая, свободная жизнь, в которой ты решаешь за себя буквально всё. Там никто не указывает тебе, какие шляпки носить, застёгивать или расстёгивать воротничок платья. Там никто насильно не выдаст тебя замуж, там - Марианна засмеялась, - наверное, такие места есть на земле, вот только меня в них нет».
У неё была одна маленькая тайна от матери. Девушка тайком забирала газеты, которые получал её отец, вырезала оттуда запомнившиеся ей объявления, статьи, где говорилось о заселении новых земель в бывших и теперешних колониях. Ей эти земли теперь казались райским уголком, свободным от предрассудков и условностей прошлого.
Несмотря на свою гордость, Марианна никогда не считала себя выше других только потому, что она знатная дворянка, происходящая из старинного рода. Она ценила людей по их истинным достоинствам - по благородству, бесстрашию, умению выжить.
Девушка присела возле воды и задумалась.
«Если я останусь здесь в имении отца, ничего в моей жизни не переменится, и до самой старости меня будет окружать та же скука, что и теперь. Пока молода, я ещё нахожу силы бороться с ней, но с каждым годом это будет даваться мне всё сложнее и сложнее Наконец, я опущу руки и превращусь в одну из подруг моей матери, в одну из соседок, которые квохчут как курицы о всякой ерунде, жалуются на здоровье, рассказывают о своих детях. И каждой из них не интересна жизнь другой. Они выслушивают друг друга только затем, чтобы потом выслушали их. Каждая уверена, что её муж негодяй и пьяница, хотя тут они недалеки от истины. Но при этом забывают добавить, что и сами виноваты в этом, виноваты постоянными упрёками. Да виноваты уже и тем, что вышли замуж не по любви, а потому, что так решили их родители. И при этом они страшно гордятся своей добродетелью, словно бы не уничтожили, не попрали данные им богом возможности. Кто-то из них был создан богом для великих дел, для счастливой жизни. Они променяли божий дар на то, что называют семейным уютом, хотя он более походит на тюрьму. Несчастные их мужья, несчастные дети! Да и сами они несчастные, хоть и не подозревают об этом. А ведь для счастья так мало надо - всего лишь свобода и немного денег Я не могу понять своего отца, мать. Получая деньги за имение, они соглашаются с сеньором Кортесом и вновь вкладывают их для того, чтобы получить ещё больший урожай. И так до бесконечности. Вся их жизнь проходит в хлопотах, за которыми они не видят истинного света, света счастья, у которого, если и есть другое имя, то свобода».
Марианна провела на сыром песке каблуком тонкую линию.
«В наших краях даже земля пропитана предрассудками, так много поколений наших предков жило на ней. И тут я никогда не получу желанной свободы».
Девушка прикрыла глаза, представив, себе другую жизнь. Ей виделись бескрайние просторы пустой земли, на которой можно построить абсолютно новый, лишённый всяких недостатков дом, где уютно жить, где хозяевами являются не вещи, а люди. Этот дом должен обязательно стоять на берегу такого же ручья, как этот. Такая же долина должна окружать его, такие же горы возноситься к облакам. Только эта земля непременно должна находиться где-то далеко-далеко, так далеко, чтобы до её дома мечты не могли добраться ни отец, ни мать, ни дон Диего со своими глупыми ухаживаниями.
И девушка видела в мечтах этот дом так явственно, словно прожила в нём уже несколько лет. С самого детства она мечтала покинуть родные места, отправиться путешествовать. Наверное, это влияние океана, подступавшего к самым границам земель ее отца, сказалось таким образом.
Марианна знала, где-то там, за горизонтом, очень далеко, куда нужно плыть не один день, лежит целый материк, где люди живут совсем по-другому.
Сперва это были мечты, свойственные каждому ребёнку, а затем появилась и уверенность взрослеющего человека. Подтверждением тому являлись вырезки из газет, где рассказывалось о жизни на американском континенте.
Мексика это слово звучало как музыка. Свободная страна, те же люди, те же испанцы, та же родная речь кругом, но абсолютно другой дух, как казалось Марианне, дух свободы, революции.
Она с детства привыкла не верить взрослым и поэтому, что бы плохого ей не говорили о Мексике, она пожимала плечами.
Не может быть плохо в стране, где много свободной земли, где случается, землю раздают даже даром, лишь бы только люди смогли её освоить.
Об этом Марианна узнала из последней газеты, унесённой тайком из кабинета отца. Там писалось, что на западе Мексики правительство готовится к раздаче свободной земли без денег. В это Марианна сперва не могла поверить, но потом её убедило то, что опасаясь за большой наплыв желающих, правительство Мексики решило организовать раздачу следующим образом. Готовились большие гонки и переселенцы, первыми достигнувшие свободных участков, становились их хозяевами.
Эта небольшая заметка так поразила девушку, что она не могла забыть о ней, то и дело доставала из папки. Ей казалось, что среди свободных участков обязательно должен отыскаться такой, о котором она мечтает с ручьём, с пейзажами, очень похожими на её родные места. Всё это были мечты, такие же несбыточные, как и все прошлые, детские.
Но тут, сидя на берегу ручья, Марианна внезапно, поняла: мечта может осуществиться. Для этого нужно не сидеть на месте.
«Жизнь пройдёт мимо, если сама не бросишься догонять её», - решила Марианна.
И девушка, наконец, решилась:
«Да, я покину родительский дом тайком. Потом, конечно же, напишу отцу. Он поймёт меня и попытается всё объяснить матери. Кое-какие деньги у меня есть, на дорогу в один конец хватит. Ещё я могу прихватить кое-что из драгоценностей на покупку лошади и повозки для участия в гонках. Вот тогда они все увидят, кто я такая, поймут, необязательно ждать, пока деньги и земля достанутся тебе по наследству. Можно всего этого добиться своей головой, своими руками. Только вот, одной отправляться небезопасно, - задумалась девушка, - хорошо бы взять с собой кого-нибудь из слуг».
Но она понимала, лишь только признается кому-то из людей, служащих в доме, те сразу же, предадут её и расскажут родителям.
И только отсутствие спутника удерживало её от опрометчивого шага.
- Ну что ж, мечты мечтами, - вздохнула девушка, - а позавтракать не помешает.
Она села в седло и поскакала к дому.
«Это же надо, - думала она по дороге, - посидела на берегу ручья самую малость, а солнце поднялось уже высоко. Скорее всего, мать и отец уже проснулись, и мне предстоит не очень-то приятный разговор».
Но к счастью, ей никто не встретился, ни в парке, ни во дворе. Она уже спрыгнула с лошади и повела её к конюшне, как услышала с крыльца раздражённый голос матери:
- Марианна, что ты себе позволяешь?
- А что такое, мама?
- Ты поехала кататься, даже не позавтракав.
- Я не хотела никого беспокоить, мне всего лишь не спалось.
- В каком виде ты позволяешь себе ездить верхом - распущенные волосы хотя бы воротничок застегнула.
- Но он так душит меня, мама
- Я не хочу ничего слышать! Или ты будешь вести себя прилично, или я запрещу тебе кататься верхом!
Спорить Марианне не хотелось, и она лишь бросила матери:
- Сейчас, я поставлю лошадь в конюшню.
Донна Мария недовольно поморщилась. Ей не нравилось, когда её дочь пыталась делать всё сама. Для того, чтобы ставить лошадей, существуют конюхи.
Марианна зашла в конюшню, завела лошадь в стойло и присела на перевёрнутую старую плетеную корзину. Она чувствовала себя уставшей и злой. Разогретая после быстрой езды, девушка никак не могла остыть.
Думая, что она находится в одиночестве, Марианна стала обмахиваться подолом платья.
А в это время разбуженный Хуан Гонсало уже припал глазом к щели между досками стойла, и, не отрываясь, смотрел на девушку. Его винтовка лежала на сене, Ико мирно жевал овёс.
Сердце юноши обмирало, когда он видел кружевное бельё, мелькавшее под подолом платья.
А Марианна, совсем не заботясь о приличиях, поднимала подол довольно высоко.
«Это её я вчера видел в окне, - догадался Хуан Гонсало, ощутив дрожь в коленях. - Боже, как она прекрасна, какое у неё великолепное лицо, какая талия и длинная шея!»
Щель между досками, выбранная юношей наугад, оказалась не очень-то удобной для подглядывания, и он решил перейти к другой стене стойла, чтобы получше рассмотреть девушку.
Хуан Гонсало беззвучно выдохнул и сел на пол. Даже переходя от одной стены к другой, он не отрывал взгляда от девушки. Её силуэт то и дело возникал между неплотно пригнанными досками.
И тут нога юноши зацепилась за ружьё. Зазвенела сталь.
Марианна быстро одёрнула подол платья и испуганно, вскрикнула:
- Кто здесь?
Хуан Гонсало прижался к стене и замер.
«Этого только ещё не хватало Как глупо всё получилось!» - подумал он.
- Кто здесь? - уже более уверенно спросила Марианна и внимательным взглядом прошлась по загородкам для лошадей.
Она, конечно же, заметила сквозь щель юношу, притаившегося возле стены, но не подала виду.
- Странно, никого нет, - деланно беспечным голосом произнесла она.
Хуан Гончало беззвучно выдохнул и сел на пол. Отсюда он уже не мог видеть девушки.
Марианна поднялась и, заметив подкову, лежавшую у стены, схватила её, взвесив в руке.
А затем ещё раз крикнула:
- Кто там?
Хуан Гонсало напрягся и затаил дыхание.
Девушка размахнулась и швырнула подкову через перегородку в то стойло, где прятался Хуан Гонсало. Со звоном подкова упала у самых его ног.
Юноша нагнулся, чтобы её поднять.
Этого Марианне и нужно было. Во-первых, она понимала, привлечённый звоном подковы, человек, затаившийся в стойле, какое-то время не будет её видеть. А во-вторых, она уж точно убедилась: там кто-то прячется.
Девушка схватила в руки острые вилы, стоявшие у стены, и подобралась к дощатой перегородке.
Хуан Гонсало, стоял совсем близко и рассматривал подкову.
Девушка размахнулась и воткнула острия вил в щель между досками.
Хуан Гонсало вскрикнул и отскочил в сторону. Вилы его не достали.
Марианна с силой вырвала их, встала возле двери и крикнула:
- А ну-ка, выходите! Я знаю, вы там прячетесь!
Хуан Гонсало нагнулся, поднял ружьё за ствол и распахнул дверь.
- Выходите! - крикнула Марианна.
- Я выхожу, только тише, - попросил юноша.
- Что вы там делаете? - Марианна пятилась, держа перед собой вилы.
- Я сейчас всё объясню.
- Бросьте ружьё! - приказала девушка.
- Я держу его за ствол и не выстрелю.
- Что вам нужно? Кто вы? - сыпались вопрос за вопросом, на которые не так-то легко было ответить. - Отец! - закричала Марианна. - Отец!
- Тише, прошу вас, - прошептал Хуан Гонсало и неосторожно, не задумываясь о последствиях, попытался приблизиться к девушке.
Та тут же вонзила вилы всеми четырьмя остриями ему в ногу.
Хуан Гонсало, ещё не успев ощутить боль, с недоумением посмотрел на железные прутья, воткнувшиеся ему в бедро.
Марианна завизжала и выдернула вилы. Кровь тут же хлынула из ран и окрасила выцветшие штаны Хуана тёмно красным.
Юноша застонал, но удержался на ногах.
- Отец! Отец! - кричала Марианна, выбегая из конюшни. - Там злодей, он хотел меня изнасиловать!
Дон Родриго уже спешил из дому на помощь дочери. Выбежали слуги.
В воротах конюшни появился Хуан Гонсало. Его лицо было бледным, он еле держался на ногах.
Наконец-то Марианна почувствовала себя в относительной безопасности. Она спряталась за спину конюху и с любопытством выглядывала оттуда на молодого человека с ружьём в руках.
- Что произошло? - воскликнул дон Родриго, запахивая на груди халат.
Он прищурился и узнал Хуана Гонсало. На его лице появилось подобие улыбки.
- А, это тот молодой человек, который любит свои дела держать при себе?
- Да, но в то же время и нет, - выкрикнул Хуан Гонсало.
- Да я узнал тебя, - рассмеялся сеньор де Суэро.
- Вы дон Родриго из рода де Суэро? - грозно спросил юноша.
- Да, - ещё не понимая, к чему клонит юноша, ответил сеньор де Суэро.
- А я Хуан Гонсало из рода Ортего. Мой отец погиб из-за вас, вы сожгли мой дом, - юноша вскинул ружьё и прицелился.
Дон Родриго испуганно огляделся по сторонам, но никто не пришёл ему на помощь.
- Ты что? Что ты задумал, успокойся!
- Я должен убить вас, это святая месть!
- Остановись! - только и успел выкрикнуть сеньор де Суэро, как громыхнул выстрел.
Дон Родриго зажмурил глаза, ожидая неминуемой смерти, но к собственному удивлению, он не почувствовал боли и поэтому осторожно, один за другим, открыл глаза.
Хуан Гонсало стоял на ногах, но уже готов был упасть. В руках он сжимал приклад винтовки, ствол которой разорвало выстрелом. Три металлические полосы, как лепестки цветка, причудливо изогнулись. Всё лицо молодого человека было черно от копоти. Из рассеченной взрывом щеки хлестала кровь.
- Я должен был убить вас, - прошептал юноша и рухнул на землю.
Марианна истошно завизжала и бросилась к дому. Слуги стояли в оцепенении.
- Да помогите же ему кто-нибудь! - выкрикнул дон Родриго, первым бросаясь к раненому.
Он перевернул Хуана Гонсало на спину и оттянул ему веко.
- Жив, - с облегчением воскликнул помещик и приказал, - несите его в дом.
Двое слуг подхватили юношу под руки и потащили к крыльцу. Старая искореженная винтовка осталась лежать на песке возле конюшни.
Марианна никак не могла опомниться, ей до сих пор слышался звук выстрела.
«Он мог убить моего отца, - пронеслась мысль, - но не убил же! А может, он и впрямь меня хотел изнасиловать? Но нет, этот молодой человек всё же, дворянин и вряд ли ему в голову могла прийти такая мысль, хотя он выглядит настоящим оборванцем. Что заставило его взять в руки ружьё?»
Марианна подошла к отцу.
- Ты знаешь этого молодого человека?
Тот неопределённо пожал плечами.
- Как-то один раз мы встречались.
- Где?
Сеньор де Суэро неохотно признался:
- Вчера, в таверне.
- Он тогда ничего не говорил тебе?
- Теперь-то я понимаю смысл некоторых его фраз, - задумался дон Родриго, а тогда они казались мне бессмысленными.
- Что ты собираешься с ним делать?
Сеньор де Суэро по плотнее запахнул халат.
- Не знаю, дочь, честно признаться, он мне чем-то нравится. В молодые годы и я, наверное, был таким же.
- Это правда, что ты сжёг его дом и ты виновен в смерти его отца?
- Вот этого я тебе сказать не могу, - признался сеньор де Суэро.
- Ты не хочешь?
- Нет, я попросту не знаю. Когда у тебя в руках власть и деньги, то иногда они начинают действовать без твоего ведома. Возможно, его отец разорился и умер.
- А дом? - спросила Марианна.
- Его, скорее всего, сжёг дон Диего. Он иногда так поступает с должниками для острастки других.
- Но ведь это ужасно, отец!
- Я тоже был против, но сеньор Кортес убедил меня, что другого пути нет.
На крыльцо вышел дворецкий.
- Дон Суэро, как вы распорядитесь поступить с раненым?
- Поместите его в спальню для гостей и окажите помощь.
На лице дворецкого не отразилось ровным счётом никаких чувств.
- Слушаюсь, сеньор.
Донна Мария с нескрываемым удивлением смотрела на своего мужа.
- Ты собираешься простить ему?
- Я ещё не решил.
Несомненным достоинством донны Марии было то, что она никогда не вмешивалась в чисто мужские дела. Вопросы чести, мести она предоставляла решать своему мужу самостоятельно.
- Чем-то он мне всё-таки симпатичен, - развёл руками дон Родриго и направился к дому.
Донна Мария в растерянности посмотрела на дочь.
- Как ты думаешь, - спросила она у Марианны, - мы должны ему помочь?
- Конечно же, мама.
- Но ведь ты говорила, он хотел тебя изнасиловать?
- Мне показалось. Мало ли что может прийти в голову с перепугу.
Донна Мария отправила кучера за врачом, а сама пошла в дом.
Хуана Гонсало отнесли в спальню для гостей на втором этаже и положили на кровать. Парня пришлось раздеть, и горничная промыла рану на ноге разведённым ромом.
Юноша ещё не приходил в сознание, но чувствуя боль, стонал и вскрикивал. Горничная стыдливо отворачивалась, избегая смотреть на обнажённое тело юноши. Ведь рядом с ней находилась её госпожа донна Мария.
А вот у той стеснения во взгляде не было. Она пристально осмотрела тело крепко сложенного парня и отметила про себя, что он недурён собой. Хоть и смотрится, как настоящий оборванец, всё же видно, что он - дворянин.
Рана на лице оказалась совсем неглубокой, и кровь скоро перестала идти из неё. Зато ранение в ногу выглядело куда более серьёзным.
До прибытия доктора донна Мария вместе с горничной туго перебинтовали бедро Хуану Гонсало.
И тут в комнату вошла Марианна. Не успела она толком сообразить, что происходит, как донна Мария набросила на тело Хуана простыню, прикрыв юношу.
- Ты могла бы, и постучать, - с укором сказала мать.
- Я стучала, но вы, наверное, меня не слышали.
- Значит, нужно было стучать сильнее, - ответила женщина, считавшая, что она всегда права. - Да не смотри ты на него так! - почти выкрикнула сеньора де Суэро.
- А в чём дело, мама?
- Да неприлично знатной девушке видеть подобное.
- Я хотела вам помочь.
- Хорошо, - смягчилась донна Мария, - побудь здесь, а мы принесём ещё воды.
Горничная и донна Мария удалились, и Марианна осталась одна в спальне для гостей. Она с интересом смотрела на юношу. Дверь в коридор осталась приоткрытой. Девушка осторожно выглянула. Голоса матери и горничной слышались откуда-то сверху.
Донна Мария негодовала по поводу того, что кухарка забыла нагреть воды.
«А если - подумала Марианна и бросила беглый взгляд на Хуана, - а если приподнять простыню и заглянуть?»