Тимофея пронзила страшная мысль: «А если дознаются семеновцы, кто на самом деле Любушка?»
* * *
Голова шла кругом. Люди ждали от Тулагина решения, а он все еще не мог принять его.
На сегодняшний день Тимофей имел вполне определенное представление об обстановке в округе. По докладу Ухватеева получалось, что белые крепко оседлали Большой тракт. Как сообщили вернувшиеся из разведки Катанаев с Козлитиным, и Махтола тоже забита семеновцами. Пока лишь Ургуй, по данным Хмарина, Пьянникова и показаниям пленного Путина, оставался слабым звеном в цепи кольца, в котором находились партизаны. Но оттого, что Тимофей ясно представлял, в каком положении сейчас находился его отряд, было не легче.
А тут все время жена с сыном перед глазами они каждую минуту подвергаются ужасной опасности.
Софрон Субботов терпеливо ждал, когда Тулагин поделится с ним своими думами. Тимофей чувствовал это, и его еще более угнетало сознание того, что ничего толкового он не может предложить другу.
Надо собрать отряд на совет, наконец сказал он Субботову.
Вскоре партизаны подтянулись, плотно обступили больший валун посреди расщелины, который стал своеобразной трибуной для выступления Тулагина. Тимофей взобрался на него, начал с хрипотцой:
Тут вот какое дело Хочу, товарищи бойцы-партизаны, обсудить с вами, как и куда нам дальше.
Ясно, как и куда! выкрикнул кто-то бойко. Беляков громить.
На Ургуй, Махтолу или Таежную айда!
Вона какое у нас пополнение. Кого хошь расколошматим!
Расколошмати-и-им!.. в один звук слилось множество голосов.
Пополнение-то у нас большое, снова, но уже без хрипотцы заговорил Тулагин. Только с ним нам далеко не разогнаться. Люди ослабли в плену.
Ожили ужо! бодро отозвался один из пополнения.
Тулагин продолжил:
С одеждой, с едой плохо. Оружия нет
Добудем в бою!
Контрибуцию возьмем
Люди перебивали друг друга, сыпали каждый свое.
Дайте Тимофею Егоровичу слово сказать, перекричал горланивших Пляскин.
Правильно. Пущай Егорыч свою стратегию закончит, поддержал Макар Пьянников.
Софрон Субботов поднял руку:
Тиха-а-а! Слушай командира.
Тут одному стратегию плановать трудно, морщил лоб Тимофей. Тут всем крепко мозговать требуется. Семеновцы, поди, всюду сторожат нас.
Как же быть?
Про то и решать будем. Выбирать нам особенно не из чего: или затаиться где-нибудь и ждать, пока белые успокоятся, или
Затаимся с голода и холода загнемся.
Отсиживаться не подходит.
Не желаем зазря пропадать.
Тулагина заглушили выкрики.
Нет, не то он сказал людям. Большинство хотело, чтобы Тимофей предложил им пусть опасное, но стоящее, боевое дело.
Слово взял Хмарин:
Народ за то, чтоб на Ургуй ударить, товарищ командир. Ежели всем гамузом навалимся прорвемся. А там подкрепимся и обмундировкой, и оружием.
Против пулеметов кулаками не навоюешь, раздалось возражение.
Пошто кулаками? вышел из толпы сухоплечий мужчина лет сорока сорока пяти с медной бородой. Мы вот заводские, нас тут четверо с одного рудника: покажитесь миру, Ероха, Арсений и Кузьма Сам я, извиняемся, Артамоном Зарубовым кличусь Так вот, мы тут артелью промеж собой сговор такой поимели с рогатинами на проселках попромышляем и добудем, что нам надобно: ружья, извиняемся, одежонку какую, провиант.
Возьмите и нас с собой, присоединились к заводским двое рослых казаков: один пухлощекий, с кровоподтеками на скулах, другой прихрамывающий на обвязанную грязным лоскутом ногу.
Артель наша не гордая, можем взять, сказал меднобородый. Как, робя? взглянул он на Ероху, Арсения и Кузьму.
Нам че
Веселее будет.
Возьмем.
Зарубов поклонился толпе:
Так вы, извиняемся, покуда тут помитингуйте, а мы на вольницу подадимся. Живы будем, сойдемся потом.
Братцы, куда ж они? засуетился Пляскин. Тимофей Егорович, как же это? С голыми руками на дорогу?.. Хоть шашку мою прихватите.
Вот за это спасибо, взял у Пляскина шашку Зарубов.
Тулагин не стал задерживать заводских.
Вольным воля, сказал он. В партизаны насильно не загоняют.
Заводские и присоединившиеся к ним двое казаков гуськом двинулись вдоль ручья. Десятки глаз провожали их до тех пор, пока они не скрылись из виду.
Наступил гнетущий, критический момент. Тимофей ощутил его всем существом своим. Именно сейчас, немедленно, он должен выложить народу свое решение. Иначе будет поздно люди потеряют в него веру.
И он сорвал с головы шапку, крикнул так, что не узнал собственного голоса:
Товарищи! Красные бойцы! Дальше он заговорил быстро, горячо, точно боялся не успеть высказаться до конца. Я вижу ваш боевой порыв. Вы готовы насмерть биться с бандитами Семенова, с врагами Советской власти. Вы хотите громить контру. На Ургуй желаете идти, Я согласен, ударим на Ургуй. По данным разведки и показаниям пленного, в Ургуе белых мало, они не устоят против нас.
Даешь Ургуй! колыхнулась толпа.
Пошел снег. Время было предвечернее. Тулагин предложил распределить людей по взводам, выбрать командиров. Первым взводным единодушно избрали Софрона Субботова, вторым Степана Хмарина, третьим Кондрата Проскурина. Иван Ухватеев снова возглавил разведку отряда. Тимофей хотел, чтобы и его переизбрали, но все запротестовали. Поскольку основным костяком новой сотни был прежний отряд, то а сотником безвыборно должен остаться Тулагин.
* * *
Разношерстная масса людей на лошадях, пешие, одни в теплых тулупах, мохнатых дохах, другие в легких телогрейках, обтрепанных шинелях и вообще в какой-то бесформенной рвани вывалила из расщелины на просторную опушку леса. Сгустившийся снегопад еще ярче распестрил ее.
Тулагин, Субботов, Ухватеев, Глинов, Пьянников и Катанаев стояли чуть в стороне и наблюдали за движением партизан.
Задумалась мне одна хитрость, доверительно говорил Тимофей. Вот только удалась бы! Я велел Пляскину отвести нашего пленника, вестового Филигонова, подальше от табора, вроде как на расстрел, и там отпустить на все четыре стороны как бы жалко ему казака стало. Пусть этот Путин расскажет семеновцам о нашем плане нападения на Ургуй.
Да ты што, Тимоха?! яростно крутнул ус Субботов. Ну, так ну!
Тулагин загадочно повторил в ответ:
Задумалась хитрость
Какая хитрость? Ухватеев в недоумении уставился на Тимофея.
Голос Тулагина стал еще глуше:
Нельзя нам на Ургуй идти. Это капкан. Кормилов не дурак, он полусотню увел по нашим следам еще ночью, однако в поселок не вернулся. Вначале, как я понимаю, есаул погнался за нами сгоряча, но потом сообразил, что нам деться некуда и кинемся мы туда, где дыра обнаружится. А дырой такой как раз Ургуй оказался.
Ухватеев, Глинов, Пьянников и Катанаев удивленно смотрели на Тулагина. Глинов раскрыл рот:
Зачем же, командир, ты согласился с предложением Хмарина на Ургуй ударить?
И приказ дал выступать, прибавил Катанаев.
Тимофей пояснил:
В том и хитрость. По всем военным правилам И приказ дал, и выступили вот, но пойдем совсем не на Ургуй.
Субботов довольно разгладил усы:
Ишь ты!
А куда ж, если не на Ургуй? изумился Ухватеев. Неужто на
Тут такая задумка, перебил Ухватеева Тимофей. Сотню надо разделить на две группы. Одну посадим на лошадей, оружием снабдим и вдоль тракта в сторону Ургуя отправим. Тарарам там надо хороший устроить, как на станции под Серебровской, помните? А вторую незаметно вывести по-над Ононом к Махтоле. Махтолинский гарнизон не иначе на подмогу Ургую будет брошен. Нам это на руку. Мы бы спокойно в село, без шума по мосту через речку, а дальше поминай как звали.
Верно, Егорыч, зажегся идеей Тулагина Пьянников.
Боевая конная группа должна к заходу солнца завтрашнего дня быть возле Махтолы. Чтоб засветло разведку навести. А вторая, пешая, потемну к селу подберется. Встреча у излучины Онона под яром. Тулагин примолк, вопросительно посмотрел на Субботова и закончил: Конную группу возглавит
Софрон не дал досказать:
Веди ты ее, Тимоха. Ребят возьми понадежнее. Ухватеева, Макара вот Пьянникова, Глинова
Тулагин молча, одними глазами, поблагодарил друга
Спустя некоторое время от сотни отделились двадцать два всадника, взяв направление к Большому тракту. Провожая Тимофея, Софрон Субботов стиснул его, по-мужски грубовато бросил:
Не жалей контру. Затем добавил с чуть заметным волнением: И это Ты в самое пекло-то особенно не кидайся, поберегайся маленько.
12
Несмотря на полуночный час, в лесу стояла светлынь. Это от свежевыпавшего снега. Тайга была устлана, выбелена искрящимся пухом.
Тулагинские конники бесшумно рысили по мягкой от снега таежной дороге плотной цепочкой по двое в ряду.
Вдруг ехавшие впереди, саженях в десяти пятнадцати от основной группы, Ухватеев с Глиновым остановились. Ухватеев подал предостерегающий сигнал командиру. Тимофей в свою очередь безмолвно, легким взмахом плетки, приостановил Пьянникова.
Макар хорошо знал жест правой руки Тулагина, выброшенной в бок: «Всем рассредоточиться вправо и ждать атаку».
Тимофей свернул лошадь с дороги, выдвинулся на одну линию с Ухватеевым и Глиновым. Между деревьями он увидел мерцающий огонек костра и фигуры людей возле него. «Семеновский аванпост, подумал Тулагин. По-видимому, тракт рядом».
Подъехал Ухватеев:
Кажись, сторожевые.
Давай-ка вон с того колка шугани беляков к тракту, приказал Тулагин. А мы им отход отрежем.
Разведчики Ухватеева отвалили в левую сторону, Тимофей с остальными бойцами в противоположную.
Как и предполагал Тулагин, до тракта было рукой подать. Уже через минуту его группа выскочила из таежной чащобы на широкую пустошь, где в виде белой простыни, посредине свернутой чуть ли не под прямым углом, изломился в крутом повороте сплошь запорошенный Большой тракт.
Вырвавшись на простор, бойцы дали волю коням. Отпустив удила, они стремительно обгоняли Тулагина справа и слева, обдавая его снежными брызгами.
Сзади раздались выстрелы. Это Ухватеев напал на аванпост.
Проносившиеся мимо Тулагина конники тоже открыли пальбу.
Не стрелять! крикнул Тимофей.
Но бойцы были уже далеко от него.
Остановись! усилил голос Тимофей.
Азарт увлекал партизан. Это не на шутку обеспокоило Тимофея.
Он хорошо знал из личного опыта, что в схватке с противником, и особенно ночной, утратить управление подчиненными для командира равносильно проиграть бой.
Некоторые уже махнули на тракт. Они лихо, с гиком, рассыпались по его белой глади. Появись с любой стороны подкрепление белогвардейцев, Тулагин не сможет быстро собрать бойцов в единый строй.
Он еще раз зычно прокричал:
Остановись! Ко мне!
Услыхали-таки лихачи, вернулись. Тимофей приподнялся в седле, предупредил всех:
Без моей команды никому никуда.
Пальба в лесу нарастала. Послышался хруст сухостоя. Ближе, громче, суматошнее хруст. И вот на пустошь, гонимые разведчиками Ухватеева, выбежали в панике семеновцы.
За мной!
А-а-а-а-а!.. вырвалось из глоток тулагинцев.
Они с наскоку налетели на бегущих; одни рубили шашками, другие навскидку разряжали карабины.
Неожиданно со стороны заворота тракта застрочил «кольт». Из седла упал один из конников. Тимофей скомандовал во всю мощь голоса:
В лес! Все в лес!
Но пулемет сделал всего лишь три очереди. Подоспевший с тыла Ухватеев заставил замолчать его.
Стрельба, крики взбудоражили окрестность. На несколько километров в обе стороны белой пустыни тракта раскатилась тревога. Всполошились соседние сторожевые посты, помчались конные патрули к постоялым дворам, зимовьям, где дремали взводы, полусотни белых.
Тулагин спешил. Он был уверен, семеновцы не заставят себя долго ждать.
Разыскал Пьянникова, Ухватеева и Глинова.
Убитые и раненые есть?
Долгова пулемет прошил. Перевязали его, но плох. Не выживет, сказал Глинов.
У моих благополучно, коротко доложил Ухватеев.
Долгову носилки из жердей сделайте, распорядился Тулагин и добавил Глинову: Скажи ребятам, пусть на подвесе, в четыре руки, везут его.
Надо бы оружием и патронами пополниться, предложил Пьянников.
Пока бойцы подбирали у убитых белогвардейцев винтовки и боеприпасы, разделяли пулемет на части и привязывали их к седлам, разведчики Ухватеева во все глаза смотрели за трактом. Авдей Катанаев с несколькими конниками отправился в лес следить на снегу, чтобы сбить с толку белых. Вместе с Авдеем поехал и Пляскин: у него было задание найти малоприметную тропу, которой группа пойдет дальше, к Ургую.
Время поджимало. Ночь близилась к рассвету. Тулагин нетерпеливо поглядывал на восток, где висевшие над вершинами сопок звезды заметно притухли.
Макар! окликнул Пьянникова Тимофей. Закругляйся с трофеями. Позвал Ухватеева: Снимай дозоры. Уходим.
Он беспокойно пробежал глазами по закрайке леса слишком долго путает следы Катанаев. И Пляскина не видно.
Из-за поворота тракта донесся нарастающий цокот копыт.
Беляки. До эскадрона, сообщили разведчики Тулагину.
Отходить, коротко бросил Тимофей. В лес! За мной!
Конники один за другим шныряли между деревьями, пристраивались в колонну за Тулагиным.
Катанаев! Где Катанаев?..
Вот они-мы. Твой приказ, товарищ командир, с лихвой выполнили. Семеновцы и за сутки не распутают наши стежки.
Глинов?
Я тут.
С Долговым как?
Помер. Носилки ему сладили, а он, бедолага, не выдержал, помер.
Повезем с собой. Похороним с почестями Пляскин! Не вернулся Пляскин?
Пляскин подоспел в самый раз. Он появился будто из-под земли, откуда-то снизу, из-за сосновых, густо заснеженных лап.
Сюда, Тимофей Егорыч. Тут курея высохшая, снега почти нет, следов не оставим.
Тулагин дернул повод коня, сбивая его с проторенной в снегу колеи, уступая дорогу Пьянникову.
Давай, Макар, за Пляскиным. Кто там еще? Пошел Пошел Без гомона. Не растягивайся!
Ехали, как прежде, бездорожьем. Пересекли большую залысину пологого склона сопки, спустились в седловину с молодым перелеском. За перелеском поднимался смешанный бор. Здесь группа выбралась на четко выделявшуюся между деревьями и кустарниками тропу.
Начались порубки.
Мы тут, кажись, были со Степаном Хмариным, когда к Ургую в разведку ходили, сказал Пьянников. За просекой дорога должна быть.
Ухватеев и Глинов, двигавшиеся в авангарде колонны, при выезде на просеку остановили лошадей.
Дорога, подскакал к Тимофею Ухватеев. Настоящая, укатанная.
Так и есть. Мы с Хмариным тут были, снова заговорил Пьянников. До Ургуя отсюда верст с десяток, не больше наберется. А дорога эта от тракта идет. Чуть дальше она присоединится к ургуйской.
Значит, мы находимся на стыке двух дорог?.. раздумывал Тулагин.
Он не успел закончить мысль. Прискакал Глинов.
Тройка санная, сообщил он. А тут люди какие-то подозрительные.
Тройка? Далеко?
Далече пока.
А люди? Что за люди?
Хто их знает. Я их только заприметил. У обочины за кустами копошатся.
Тулагин бросил Пьянникову: «Гляди тут», а сам с Ухватеевым и Глиновым к дороге.
То, что они там увидели, потрясло их.
Навстречу мчавшейся тройке из лесу выбежали четыре человека. Один с обнаженной шашкой в руке, двое других с увесистой палицей и рогатиной, четвертый с арканом.
Стой!
Тройка была совсем близко. Ямщик, в толстой стеганке, барсучьей шапке, привстал с седушки:
Посторонись! Поштовые!..
И в этот миг над его головой засвистел аркан. В лошадей полетела палица.
Ямщик с арканом на шее в страхе откинулся на спину, всем корпусом потянул на себя вожжи. Осаженные лошади смешались: пристяжные рванулись в стороны, а коренная, разрывая гужи, поднялась на дыбы. Сани занесло, они покатились на обочину, ударились подрезом полоза о пень, перевернулись. Но прежде аркан выдернул из них ямщика под копыта бившихся в упряжке коней.
Во вместительной кошеве было еще два пассажира. При опрокидывании саней один из них, неуклюжий толстяк в большом овчинном тулупе, тяжело бухнулся на твердую землю. Другой, молодой штабс-капитан в японской шинели, оказался удачливее. Он дважды кувыркнулся в снегу, однако тут же встал на ноги, выхватил из кобуры револьвер. Но с выстрелом замешкался: мужчина с шашкой вихрем налетел на него, со всего маху раскроил ему голову.