Решил Яковенко этого «деятеля» в штаб доставитьна суд партизанский. Продумал с ребятами, как провести операцию, кому какую роль выполнять в ней.
Отправились в ту деревню. Почти к самому кулацкому дому скрытно, тихо, бесшумно подобрались разведчики. И тут случись на грех беда: перелезал Вася через забор, а доска верхняятресь! И Яковенко верхом на доске полетел вниз.
То ли хозяин в окно увидел незваных гостей, то ли шум услышал, только выскочил он из дому как ошалелыйи в седло. Лошадь, оказывается, за крыльцом овес жевала. Что делать? Сытую вороную разве догонишь?
Бей по лошади ребята! крикнул Яковенко. Тогда возьмем гада!
Космачев и Осипенков винтовки к плечу и чуть ли не одновременноббах! Почти в ту же секунду нажал и Вася спусковой крючок автомата. «Для страховки, думал, вжарю одиночным». А в переполохе-то забыл перевести оружие с автоматического огня на одиночные выстрелы. И «вжарил» очередью
Словом, «язык» на тот свет отправился.
И за это спасибо, ребятушки, убрали хоть паразита с земли нашей, поблагодарили крестьяне.
В полдень возвращались в Кудрово. Километрах в трех от деревни зашли в какой-то полуразрушенный сарай: решили перекуситьс собой был хлеб, на каждого по куску сала да по луковице. На половине трапезы Космачевон в щель за дорогой наблюдалпросигналил:
Братцы, кого-то черт несет. На дровнях
А точнее? спросил Яковенко, вставляя в гранату запал.
Трое. Один в шубе романовской. С сумкой на коленях. У двоих винтовки. По бокам сидят.
Немцы?
Не похоже. Разве они втроем поедут мимо леса? рассудительно ответил Космачев.
Прикинул Яковенко обстановку: трое на трое, на автомат перевес; правда, лошадь у незнакомцев, а он с ребятами на своих двоих. Вася кивнул Осипенкову:
Выходи из сарая. Мы с Николаем на мушке их держать будем.
Осипенковздоровяк. Рослыйбез малого два метра. Бригадный чемпион по росту. Еще когда в школе училсякостюм и то на заказ шили. И силен, несмотря на свои девятнадцать, двоим побороть.
Кто такие, орлы? зычно гаркнул Осипенков.
А ты кто такой, что пытаешь? пьяным голосом ответили с дровней, но не остановились. И не стреляли.
Рахлицкой волости мы. Тут рядом наш старшой гуляет
Вася Яковенко, выходя на дорогу, чуть не поперхнулся: до чего складно врет Сашка! И, в свою очередь, добавил:
А вы, часом, не из Рамушева? Может, агентура сталинская? Тогда
Счумел, что ли? залопотал тот, что в шубе, и полез в сумку за бумагой.
Ладно, давайте-ка до нашего старшого! Онголова. Разберется. Яковенко взял автомат на изготовку.
Ответив на условный пароль, разведчики с «гостями» проехали партизанский пост и лихо подкатили к дому, в котором размещался штаб. Немало удивились в штабе, когда развязно и смело вошедшие в чистую горницу дома незнакомцы произнесли пьяными нестройными голосами:
Здравствуйте, господа! и отрекомендовались старшиной соседней волости и полицаями.
Из-за их спин Яковенко сделал Никитину знак.
Здорово! ответил Александр Макарович, смекнув, в чем дело, и что-то шепнул командиру. Тот жестом показал пришельцам на стол:
Присаживайтесь, господа хорошие! Угощаться будем.
Полицаи прислонили винтовки к стене, старшина положил сумку на подоконник. Разделись.
Обошли стол, сделали пол-оборота, хотели присесть, но застыли с выражением ужаса на лицах: Яковенко, Осипенков и Космачев стояли с нацеленными на них винтовками и автоматом.
Руки вверх! И без глупостей! Партизаны глупостей не терпят.
«Гости» поняли бесполезность сопротивления. Они покорно выложили на стол личные документы, чистые бланки и печать волостного управления, три пистолета, деньги, пропуска для беспрепятственного проезда по району, белые нарукавные повязки полицаев. А на допросе дали небезынтересные сведения
Так окончился первый поиск питомцев никитинской разведки, безусых ребят, комсомольцев того трудного сорок второго года. Это была их первая победа. И, конечно, далеко не последняя. Но об этом речь впереди.
Утром провожали партизан из Кудрова всем, как говорится, миром. Наделили хлебом, салом, табачком-самосадом Трогательно провожали, словно родных сыновей и дочерей, долго махали им вслед. Тревожно сжимались у крестьян сердца, понимали они: не всем суждено вернуться с дальней дороги.
И снова отсчитывала лыжня многочисленные партизанские версты. И опять впереди соединения, сбивая с ходу немецкие засады и полицейские посты, двигалась его главная ударная силаПестовский районный отряд старшего лейтенанта Александра Андреевича Павлова. Это он, свернув к дороге в район Онуфриева, смелым ударом разгромил крупный обоз гитлеровцев и обеспечил переход через дорогу всем отрядам бригады. Долго потом смеялись партизаны, вспоминая немецких обозников, облаченных в какие-то вязаные или овчинные безрукавки, ватники поверх шинелей, а то и в обычные женские кацавейки. Грабьармия Гитлера искала спасения от русского мороза.
Тем временем разведчики ушли на юг, «ощупывали» там междуречье ЛоватьРедья, пытаясь установить связи с Залучским, Поддорским или Молвотицким районными партизанскими отрядами, также сформированными в первый год войны на местах по указанию Ленинградского областного комитета ВКП(б), а затем включенными в состав бригады ВасильеваОрлова. Партизаны этих отрядовв большинстве своем местные жителихорошо знали обстановку и положение в родных краях.
Здесь был уже глубокий вражеский тыл. Ожидать сколько-нибудь крупной концентрации неприятельских войск не приходилось, что придавало партизанам больше уверенности в своих силах. Прифронтовая зона, кишевшая войсковыми частями и техникой, осталась позади, и бригада имела все основания считать себя крупным соединением по сравнению с немецкими гарнизонами здешних сел и деревень.
Ожидая известий от разведчиков Никитина, бригада остановилась в Новом Селе. Февральское утро было вьюжным. Мела поземка. Тяжелые серые тучи низко плыли над деревней, чуть не задевая стоявшие на опушке сосны.
Во время завтрака комиссар Пестовского отряда Сергей Николаевич Белозеров разговорился с хлопотливой и радушной хозяйкой дома Настасьей Петровной. Она не только от чистого сердца угощала остановившихся у нее партизан, но и чинила их прохудившуюся местами одежду, стирала белье. Это была еще одна из многих замечательных советских женщин-патриоток, которые в трудных условиях вражеской оккупации не склонили головы; чем могли помогали народным мстителям, вредили гитлеровцам, срывали некоторые их оккупационные мероприятия.
Как ваше житье-бытье здесь, Настасья Петровна? как бы невзначай спросил Белозеров, пытаясь вызвать ее на доверительный разговор.
Уж и не спрашивайте, Сергей Николаевич! До того тошно под ярмом, что сил, кажется, не хватает Понаедут, анафемы, в деревню, сгонят крестьян в сарай, будто скотину, и охрану выставят. А сами по избам шастаютвверх дном все переворачивают, под метелку очищаюти харч, и одежонку получше, даже ходики со стен сымают Чуть чтопулю тебе в лоб или красного петуха под крышу запустят. Словом, страху нагоняют, в страхе держат А тут еще слух прошел: мол, для учету аль регистрации какой бирки будут на шею вешать. С номером. Воистину за людей нас не считаютза скотину. А уж налогами обкладываютспасу нет. За собаку и кошку, за изгородь и печку, за крыльцо и, поговаривают, будто к трубе на крыше подбираются
А вы что ж?
Дюжим А добро припрятываем. Теперь у нас так: плох тот хозяин, коль не нашел укромного уголка, до которого фашисту-фрицу не докопаться.
Ну а скот, к примеру? Не булавка ведь, к подолу не пристегнешь. Коровки-то небось есть, ежели нас молоком потчуете? Где ж прячете?
Секрет крестьянский, разлюбезный Сергей Николаевич, улыбнулась Настасья Петровна. Да ладно ужвам-то скажу. В лесу мы скотину поскрывали. Немец то до лесу не охоч, куста и то боитсянет ли под ним партизана! Вот мы в лесу и понаделали шалашей. В них-то и держим коров да овец. Незаметно от чужих глаз в лес и наведываемся Недаром говорится, голь на выдумку хитра.
Как всегда, охрана партизанской стоянки была и здесь, в Новом Селе, круговой. Это обеспечивало наилучший обзор, наибольшую надежность.
Часам к одиннадцати отдых партизан был нарушен. Произошло это вот как.
На краю села, около низенькой прокопченной баньки, укрылся пулеметный расчет. Первый номер расчета Шота Гогишвили, лежа на белом, словно скатерть, снегу, поеживался: морозец не очень-то был привычен молодому грузину. Заметив это, его напарник Савельев мечтательно сказал, растягивая слова:
В такую погоду не грех бы косточки погреть в баньке, Шота, попариться. Ты в нашей деревенской бане хоть раз бывал?
Нэ прихадылась, дарагой. И пака нэ парылся. У нас на Кавказе бэз бани жарка, ответил тот. А ты на Арагви бывал? Нэ-э-т? Красывый река. Быстрый. Ва-а-да как эта-ат Шота взял в ладонь горсть снега. Как эта-ат ваш снэгха-лодная
Стоп, Шота! вдруг шепнул Савельев. Смотри, кажется, сейчас жарко будети тоже без бани.
На противоположном берегу показались фашисты на лыжах, очевидно разведка. Двое Четверо Пятеро. В маскхалатах. Автоматы на груди. Осмотрелисьв селе ничего не заметили, стали съезжать к мостику.
Ближе, ближе давайте, шепнул Савельев. Сейчас встретим.
Пулеметная очередь разорвала морозный воздух. Двое гитлеровцев замертво свалились на мосту. Двое ринулись вправок лесу. Один остался на снегу, потом пополз, отстреливаясь. Видимо, он был ранен.
Крайние дома занимали бойцы Окуловского отряда. Они первыми прибежали на выстрелы вместе со своим командиром Николаем Николаевичем Шамшуриным. Прискакал на лошади и патрулировавший по Новому Селу Павел Васильевич Долинин. Узнав, в чем дело, партизаны бросились вдогонку: «язык» мог быть очень кстати. Раненый гитлеровец, поняв безысходность своего положения, выстрелил себе в висок.
Двое других продолжали уходить на лыжах вдоль дороги. Расстояние между ними и партизанами сокращалось: наши оказались более выносливыми. К тому же на лошади Долинин быстро настигал их, двигаясь по дороге. У одного из гитлеровцев сломалась лыжа, он с досады бросил палки и даже шапку, сел прямо на снег и поднял руки. Это оказался рослый, рыжеволосый обер-ефрейтор. Второго фашиста Шамшурин метко срезал из карабина первым же выстрелом.
Пленный по-русски ничего не понимал и на все вопросы твердил только:
Тверь капут! Тихвин капут!
Свои скромные познания в немецком языке пришлось применить Павлову, которого срочно вызвали в штаб. Кое-что прояснилось. Обер-ефрейтор воевал под Калинином и Тихвином, но эти города недавно освободила Красная Армия, и его полк перебросили на подкрепление немецко-фашистской группировки, находившейся в Демянском «мешке». Пленный рассказал о действиях на этом участке фронта бригады морской пехоты, прозванной немцами «шварце тод»«черная смерть», о дерзких налетах на немецкие гарнизоны в Поддорье и Холме неуловимых партизан«лесных призраков», о дислокации известных ему частей.
В каком месте видели партизан в последний раз?
Юго-западнее Залучья. Километрах в двадцати-тридцати.
Это показание обер-ефрейтора было ценным: значит, бригада держит верный курс. Подтверждение не заставило себя долго ждатьк вечеру разведчики прислали связного: «Погода на юго-западе сухая. Пятого ждем у Ивана»
Была на Новгородчине цветущая деревенька с красивым звучным названиемИван Березка. Кто такое придумалдаже глубокие старики точно не помнили. Вроде бы от работящего крестьянина Ивана пошлосрубил он десяток изб по соседству с уютной березовой рощицей. Только когда это было? Сказывалидавным-давно, вроде бы после битвы с Наполеоном. Иван тот отставным солдатом Кутузова былс войны победителем вернулся.
Только не было больше Ивана Березкидеревни то есть. Спалил ее пожар войны еще в сорок первом. Засыпанные снегом пепелища, обгорелые печные трубы, полдесятка земляноквот все, что 5 февраля увидели партизаны, прибыв к Ивану Березке.
К Большакову подошли шесть мужчин, заросших бородами.
Кто же вы такие будете, мужички? спросил комиссар.
От своей части отстали, ответил тот, что назвался хозяином одной из землянок.
Местные?
Да нет, товарищ комиссар, не местные. Пристали вот тут, а куда податьсяне разумеем.
Как выяснилось, красноармейцы выходили из окружения, пробивались на восток, хоронили товарищей Потом и ротного своего схоронили. Пробраться к своим так и не удалось.
Вот и осели тут. Сапожничаем да плотничаем. Все бабам да детишкам в помощь.
И не стыдно? Винтовку на ухват променять?
Совестно и горестно, а как быть?
Так вот К вечеру чтоббороды долой! Винтовки на плечии в строй!
С радостью, товарищи! С вами не страшно. Вас-то вон сколько! Повоюем.
Безбородые, они предстали перед партизанами приободрившимися, повеселевшими и молодыми. Самому старшему из нихсержанту-артиллеристу было тридцать два. Ему и доверили командовать отделением новичков в отряде Шамшурина. Воевали потом красноармейцы хорошо.
Стемнело. Время стоянки кончилось. Запрягали лошадей. В этот момент Николай Петров привез на взмыленном от быстрого бега коне очередное донесение от Никитина, уехавшего за дорогу КозловоХодыни, к лесному массиву на берегу Ловати. Александр Макарович сообщал:
«В Новой Пересе и соседних населенных пунктахпротивник. Погостищи разведать не удалосьпуть прегражден крутым обрывистым берегом реки. Двигаться удобнее мимо Старой Пересы, излучиной Ловати. Ориентирколокольня на правом берегу. Мы двигаемся в Гари, затем Грихнево.
Будьте осторожныПученков расставил «капканы». Пестовский».
Последняя фраза настораживала. Партизаны уже кое-что знали об этом провокаторе.
Случилось сто прошлой осенью, в первые, очень трудные месяцы, когда еще только развертывалось партизанское движение в оккупированной части Ленинградской области. В своих районах действовали местные отряды из партийных и советских работников, рабочих, служащих, колхозников, учащихся. Одним из таких был отряд, которым командовал секретарь Залучского райкома партии Иван Иванович Иванов. Партизаны проводили разведку, засады, взрывали мосты на вражеских коммуникациях.
Однажды в отряд пришел невысокий мужчина средних лет. Небольшая бородка. Рыскающие глаза. Говорил чисто по-русски и все спрашивал:
Неужели не верите?
Время такое, ответил Иванов. Обстановка заставляет перепроверять. Не обижайтесь.
Фамилия моя Пученков, продолжал пришелец. До войны в Молвотицах работал. Село такое естьспросите каждого. Так вот, работал, а как немцы заняли райцентр, двинулся с товарищами к линии фронта, чтобы на нашу территорию выйти. По пути навестил свою знакомую, а товарищей след потерял. Слыхал, вроде они в партизаны подались. Не верите? Спроситея лично знаю и называл фамилии известных Иванову районных активистов, руководивших Молвотицким партизанским отрядом.
По правде говоря, тон его был каким-то уж очень уверенным, бойким. Это вначале не понравилось Иванову: будто по заученному шпарит. Потом одернул себя: мало ли кто как говорит
Иван Иванович сказал:
Знаю этих товарищей.
Вот и хорошо, товарищ командир.
Пученков перечислял фамилии и должности честных, уважаемых людей, приводил действительные факты, даже предлагал свои услуги в отряде, если нельзя найти Молвотицкий. Да и по фамилии Пученковоб этом тоже знал Ивановбыл человек в Молвотицах. Может, он сам и есть? А как проверить?
Вы сказали, что коммунист. Где партбилет?
Не верите? Сдал секретарю райкома, когда немцы входили в район.
И это было правдойтак действительно делалось при оккупации районов, чтобы не попали документы случайно в руки врага. Словом, прямых улик против незнакомца не было, и его под тайным наблюдением оставили в отряде. О том, что с него не спускают глаз, он, вероятно, догадывался, но виду не подавал, обиды на это не высказывал. Даже в одну из операций добровольно попросился. Взяли, ничего подозрительного не заметили. Через некоторое время Пученков предложил командиру:
Вижу, с продуктами в отряде плохо. Надо бы организовать заготовку. Дайте двух ребят в помощьна неделю принесем.
Бил он по больному месту: продукты в отряде действительно кончались. И новичку разрешили с двумя партизанамиНестеровым и Петровымотправиться к деревне Тепленькой. Расплата за доверчивость не заставила себя ждать: новичок не вернулся ни к вечеру, как было условлено, ни к ночи, ни к утру. Не вернулись и ребята. А в полдень к лесу, где был лагерь партизан, подъехали на автомашинах гитлеровцы. Рядом с офицером-эсэсовцем в черной форме стоял самодовольный, одетый в новое кожаное пальто Пученков, как позднее выяснилосьагент ГФПтайной полевой полиции.