- Это вот - черно-пестрая порода. Это - симментальская. А это - голштинская
Алик грустным взглядом смотрел на крутолобых животных, опасаясь, как бы не боднул его резвый бычок какой-нибудь голштинской породы. А такое случилось в первый же день исполнения новых обязанностей. Он выгнал стадо, и проголодавшиеся бычки поначалу были послушны, жадно щипали траву, но к полудню, насытившись, стали резвиться. Молодая сила не давала покоя пестрому, в белых черных латках, бычку, который все время норовил сбежать из стада. Алик измучился, гоняясь за ним. И вот, догнав его однажды, стал тихо подходить, чтобы огреть по крупу как следует палкой. Бычок стоял спокойно, глядя, как подступает к нему солдат. Лишь пригибал к земле голову да посапывал, расширяя ноздри. Алик, словно тореодор, тоже пригибал немного голову и подкрадывался все ближе и ближе
Он не успел опомниться, как взлетел над землей, балансируя на узкой шее и пытаясь ухватиться за- шишечки рогов, но не удержался - бычок мотнул голо-вой, а скорее всего, Алик сам запрыгнул ему на шею и снова слетел. Неизвестно, чем бы закончилась эта коррида, не проезжай вблизи на телеге колхозник, который и спас Алика от разбушевавшегося бычка.
В помощники Свинцицкому был определен строптивый солдат из «молодых», москвич Зотов. Но иногда Алику казалось, что с Жоркой, как он прозвал бедового бычка, сладить бывает легче, чем с Зотовым. Да уж ладно, черт с ним, с Зотовым! До конца службы оставалось чуть больше полугода - вытерпеть бы и - домой.
Прожорливые бычки лихо уничтожали траву, а Свинцицкий не спеша плелся за ними, иногда помахивая для острастки палкой. Тем временем в тенечке под грушей на краю аэродрома безмятежно спал Зотов, чему Алик только радовался - пусть спит, без него спокойнее, а то начнет делить обязанности, спорить.
Был уже конец сентября, а холода пока не наступили. Стояло бабье лето. Небо было синее-синее, а в нем пролетали длинные белые паутинки,, и вся трава была в паутине - приземлившиеся небесные путешественники уже не могли подняться, зацепившись за траву.
Алик смирился со своей пастушьей функцией и даже неожиданно нашел, что рад этому назначению. Здесь он был один, никто им не командовал, никто не отдавал никаких приказов. Здесь он сам был начальником над бычками.
Вскоре подошел выспавшийся Зотов. Потягиваясь, сказал, будто проинформировал:
- Я в сад схожу за яблоками.
- Ты бы лучше за обедом сходил, - попытался противостоять ему Алик. Но тщетно.
- Сам сходишь.
Алик промолчал. Пусть идет куда хочет, лишь бы оставил его в покое. Он давно уже сам чистил загон, выгребал навоз, а «молодой» только покуривал да поплевывал. Ну его к лешему!
Свинцицкий всегда старался уединиться. Его раздражал балагур Кабаидзе, флегматичный Звайзгне, .хитрый Расим Хайретдинов, вспыльчивый Балаев. Ни с кем не хотелось общаться, дружить. Дождаться бы скорее весны, и пусть «лучшими воспоминаниями О службе» будут для него эти «негуманные» бычки - все остальное вычеркнуть, забыть. Начать жизнь сначала, поступить в университет, зарыться с головой в науку. И фамилию, наконец, сменить. Надоело! Уж куда лучше Иванов, Петров, Сидоров. Или Емельянов. Просто и незаметно. А с такой фамилией, как у него, незаметным не будешь.
В колхозном саду вдруг ухнул выстрел, залаяли собаки. Бычки поначалу настороженно подняли головы, но снова опустили их к траве. Вскоре показался бегущий по краю аэродрома Зотов. Наверное, ни один зачетный кросс он не бегал с такой скоростью. Поравнявшись со стадом, только и успел крикнуть зло:
- Солью, падла!..
И побежал, раздеваясь на ходу, туда, где была вырыта небольшая копанка, чтобы поить скот. Едва скинув сапоги и брюки, Зотов влетел в воду и затих там надолго, только голова торчала из воды.
- Так тебе и надо, - пробурчал Алик. - Будешь знать, как воровать.
Свободолюбивые цыганские гены Романа Балаева мешали службе, звали в дорогу, и сидеть на одном месте целых два года солдату было в тягость. Тем более что под боком жили оседло сородичи, которые навещали солдата. Особенно часто - Роза, молодая цыганка, и уже несколько раз Роман попадался на самоволках.
- Ты, Балаев, - втолковывал в очередной раз прапорщик Циба, - что волк, которого сколько ни корми, а он все в лес смотрит.
- Цыган я, Василий Трофимович. К воле привык, потому мне и служба в тягость. Но больше такого не будет, поверьте, честное слово даю.
- Знаю я ваше честное слово. Насмотрелся. В крови у вас - только обжулить.
- Зря так говорите, товарищ прапорщик. На земле нет честнее народа, чем мы.
В остальном же рядовой Балаев солдат был послушный, смекалистый и трудолюбивый, и если бы не его «самоходы», то прапорщику и хлопот не было. Но самым идеальным солдатом все же был Арвид Звайзгне. Ему не надо было ничего повторять дважды. Если бы он по-русски говорил хорошо, то давно бы уже ходил в сержантах, а так присвоили ему звание ефрейтора.
Как-то Василий Трофимович спросил Арвида:
- А скажи, что твоя фамилия Звайзгне означает? Или просто так, как Циба, к примеру, прозвище?
Арвид немного покраснел от такого внимания к своей фамилии. Потом сказал, все еще с трудом подбирая слова:
- Моя фамилия - это Звезда. Звайзгне - «звезда».
- Ого! Значит, ты - звезда, зирка?
Солдат кивнул, а прапорщик с тех пор называл его не иначе как Зирка, что по-украиноки значило «звезда». И если Цибе нужна была помощь по хозяйству- сено ли перевезти, дров наколоть или погребок подправить - всегда просил латыша, а тот никогда не отказывал.
Последний армейский Новый год пришлось встретить в карауле. Озябший часовой Игорь Лихолет едва дождался смены - в жизни такого еще не было, чтобы вот так стоял на морозе, поглядывая на стрелку часов, а вокруг - летное поле в снегу, над головой месяц словно из никеля и звезд щедрая россыпь. А вместо Деда Мороза и Снегурочки идут на пост сменщик Кубаткул и разводящий Женька Миляев.
- С Новым годом, братцы! Здорово-то как!-Лихолет еле ворочал языком.
Они тискали друг друга в объятиях, поздравляли, и вместо хрустального звона бокалов в морозном воздухе цокали от случайных прикосновений холодные штыки автоматов.
Служить им оставалось совсем немного, всего несколько месяцев, но самыми долгими были именно эти месяцы.
14
Газета «Правда» напечатала хронику: «Президиум Верховного Совета СССР назначил т. Миляева Виталия Андреевича Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в Республике Сингапур».
Это сообщение произвело на майора Винокурова сильное впечатление. Он вызвал к себе Женю и стал долго трясти ему руку:
- Примите мои искренние поздравления, товарищ Младший сержант.
Женя удивился:
- Но я-то при чем?
- Как же, как же - проговорил майор.
А отец написал вскоре, что хотел бы выполнить свое обещание и приехать повидаться перед долгой командировкой.
В день приезда отца майор Винокуров велел Жене переодеться в парадно-выходную форму и пригласил в свой «уазик», в котором уже сидел замполит капитан Соколов. Офицеры тоже были в парадной форме- в синих навыпуск брюках, в стального цвета шинелях, белых рубашках с черными галстуками и белых кашне. Женю это несколько позабавило, он представил, как будет удивлен этому отец.
В Петривцах машина остановилась у сельсовета, офицеры вышли, а через некоторое время появились снова, уже вместе с председателем колхоза Лукой Терентьевичем Чубарем, секретарем парткома и председателем сельсовета.
- «Первый» прибудет прямо на вокзал к поезду,- сказал. Чубарь.
На Женю, сидевшего в машине, так никто внимания и не обратил, и он с удивлением наблюдал amp;apos;, с каким серьезным видом затевалось это «мероприятие». Даже улыбнулся, представив себе обалдевшего отца на перроне.
Дорога была хорошо расчищена от снега, и Жене подумалось - уж не в честь ли отца дорогу вычистили? Не исключено. Тогда хоть какая-то польза будет от этого визита. Глядя на суету местного начальства, он вдруг впервые осознал, что отец действительно значительный человек. Попробуй дорасти до посла. Женя слышал не раз, что стать «карьерным» послом не так-то просто. «Карьерный» - это значит из профессиональных дипломатов, потому что есть и другие послы из бесперспективных или проштрафившихся партийных работников.
Они пересекли лес и ехали теперь среди заснеженных полей. До станции «Тетерев» оставалось километров десять» Винокуров вдруг оглянулся к Жене:
- А маму-то. как зовут?
- Изольда Яковлевна, товарищ майор.
- Да-да, Изольда Яковлевна, Изольда Яковлевна - повторял Винокуров, стараясь запомнить. Потом обратился к Соколову: - С цветами - твоя, промашка, Сергей Иванович.
Соколов полол плечами:
- Ну где ж их достать зимой?
- Махнул бы в оранжерею в Припять. Там есть.
- Виноват, Виктор Васильевич. Поздно узнали,- он покосился на Женю, будто виноватым все же был он: поздно сообщил, что посол едет с супругой.
В Тетереве у небольшого станционного строения «уазик» и председательская «Волга» остановились. Представители власти. Петривцев вышли из машины, разминая затекшие ноги.
- «Первый» еще не прибыл, - доложил Чубарь, посмотрев на часы. - Будем ждать.
Женя переминался с ноги на ногу. Уходить от всех было неудобно, но он с удовольствием зашел бы сейчас в вокзал: ветерок пронизывал, казалось, насквозь. Да и вообще он чувствовал себя лишним в этой компании неизвестно для чего собравшихся людей.
- Парня-то отпустите, пусть идет погреется.
Через .некоторое время Женя услышал сквозь гудки маневровых тепловозов визг тормозов, потом хлопнула дверца. Посмотрел в окно. Знакомое начальство стояло в .почтительных позах у черной машины, а из нее выходил высокий осанистый .мужчина в каракулевой шапке. Он стал протягивать каждому .руку, .те торопливо ее пожимали. Кириленко даже обнажил при этом голову. Военные отдали честь.
Женя догадался, что это и есть «первый»,, и отвернулся. «Ему неприятно было смотреть на этот спектакль. Зачем он сказал Винокурову, что приезжает отец? Но как было не сказать, если встретить все равно надо было.
Наконец где-то в динамике защелкало, и женский голос объявил:
«Увага! На першу колию прыбувае швыдкый пойизд «Москва - Львив». Зупынка десять хвылын».
Женя поднялся и вышел на перрон. Туда же выдвигалась и группа встречающих. Посередине шел высокий в каракулевой шапке, рядом с ним Чубарь шагал плечом к плечу с председателем сельсовета. Процессия была внушительной, будто на правительственном аэродроме во Внукове. Женя остановился в стороне, но Винокуров махнул ему рукой, и он подошел. Высокий с приятной улыбкой посмотрел на Женю, снял Перчатку, протянул для пожатия руку.
- А-а, Евгений Витальевич!
- Младший сержант Миляев, - представился Же-ня, почему-то поняв, что сделать это нужно именно так. Винокуров одобрительно кивнул головой.
- Видели ваш отпор диссидентствующим элементам, этой всей нечисти. Одобряем. Это по-нашему, по-партийному.
Показался поезд. Он медленно подходил к платформе, и Женю неожиданно охватило волнение. Сейчас он увидит отца и мать в такой непривычной для них обстановке, бог его знает где в глубинке страны. Было бы менее удивительно, если бы они встретились где-то за границей, в любом уголке земного шара.
Отец вышел из вагона первым, поправил очки, спустился по ступенькам, поставил на землю саквояж, потом подал руку матери. Изольда Яковлевна, кутаясь в енотовую шубу, посмотрела сначала коротко на встречающих, помахала рукой Жене, потом осторожно, чтобы не наступить сапогом на подол шубы, спустилась на перрон.
«Первый» внимательно посмотрел сначала на Женю и, увидев по его реакции, что это и есть Чрезвычайный и Полномочный с супругой, решительно двинулся к ним. Было заметно, как он склонился, снял шапку на короткое время и поздоровался.
- С приездом, Виталий Андреевич! Первый секретарь райкома партии Литвиненко Владимир Сергеевич.
Несколько растерявшийся отец мгновенно оценил ситуацию и протянул, улыбаясь, руку. Улыбнулась широко и мама, будто прибыла уже на сингапурскую, только почему-то заснеженную, землю, тоже подала руку, и, казалось бы, негнущийся Литвиненко живо наклонился и поцеловал ее.
По очереди секретарь райкома представил встречающих, отец поздоровался со всеми: сначала с Чубарем, потом с Бойко, Кириленко. Винокуров и Соколов отдали честь.
Настала очередь Жене приложиться к руке, а он уже и не хотел подходить, стоял несколько в стороне и, когда отец обратился к нему, чуть расставив руки для объятий, неожиданно приложил руку к шапке и выпалил:
- Товарищ Чрезвычайный и Полномочный Посол Советского Союза! Младший сержант Миляев
- Женя!
Это мама стала его обнимать и мазать помадой щеки. Встречавшие умиленно наблюдали за ними с чувством выполненного долга.
На привокзальной площади вышла некоторая заминка. Секретарь райкома открыл дверцу своей машины, пригласил приехавших:
- Прошу вместе со мной.
Туда же уселся было и Чубарь, но Владимир Сергеевич, заметив некоторое беспокойство Изольды Яковлевны, вспомнил:
- Нет-нет, Лука Терентьевич. С нами поедет Евгений Витальевич.
Он выглянул из машины и позвал Женю, который забирался в газик. И мама позвала. А Чубарь вылез из райкомовской «Волги», едва удостоив взглядом приближающегося сержанта, пошел, набычившись, к своей машине, в которой переднее место занял Бойко и теперь спешно пересаживался назад к Кириленко.
Наконец все расселись и тронулись в путь, оставив на площади одного начальника станции «Тетерев», который, несмотря на мороз, вытирал платком вспотевший лоб.
Их привезли на небольшую дачу близ Петривцев. Это был двухэтажный домик под черепичной крышей, срубленный в закарпатском стиле.
Вокруг тишина была такая, что звенело в ушах.
В доме вкусно пахло снедью, от камина волнами накатывало тепло. В большой комнате был накрыт длинный стол. Владимир Сергеевич лично показал гостям апартаменты на втором этаже, спальню. Был он внимательным и радушным хозяином, а Виталий Андреевич, в отличие от Изольды Яковлевны, все же был несколько смущен.
За столом первый тост провозгласил первый секретарь райкома:
- Уважаемый Виталий Андреевич, уважаемая Изольда Яковлевна
Секретарь говорил о том, насколько рады они видеть представителей советской дипломатии у себя, сказал несколько самокритичных слов о положении дел в районе, полностью поддержал внешнюю политику СССР.
Потом говорили все. Приветствовали объявленную перестройку, огорчались медленному ее продвижению. Чубарь доложил о показателях прошлого года, а Владимир Сергеевич Литвиненко интересовался событиями в верхних эшелонах власти: кого куда перевели, у кого какие перспективы, рассказал, с кем из дипломатов познакомился на прошлом съезде и в заграничной поездке в ГДР. Хвалил посла Абрикосова.
- Душевный человек Павел Алексеевич, хорошо нас принимал, и руководство республики им было очень довольно.
- Потом он был послом в Японии,-сказал Виталий Андреевич без особого энтузиазма.
- Надо же! - восхитился Литвиненко.- Он и тогда мне показался перспективным работником.
- Да. Теперь на пенсии.
- Что так? Он же еще молод. Здоровье?
Виталий Андреевич пожал плечами.
- Другие причины.
Литвиненко, поняв, поперхнулся.
Некоторое время обед проходил хоть и в дружественной, но молчаливой обстановке. Женя встретился глазами с отцом. Казалось, отец очень не хотел, чтобы сын все это видел. Виталий Андреевич опустил глаза за толстыми стеклами очков. А вскоре, сославшись на усталость, поблагодарил за обед, остальные заторопились.
- Машина будет в вашем распоряжении, Виталий Андреевич,- сказал на прощание секретарь райкома.- В ближайшее время, я надеюсь, вы навестите райком партии, ознакомите нас с основными международными событиями. Мы соберем актив.
Майор Винокуров, пожимая руку Чрезвычайного и Полномочного, пригласил ознакомиться с жизнью войсковой части, а Женя подумал, что теперь ребята будут ночью драить казарму, чистить снег и тому подобное, чтобы, упаси боже, не ударить лицом в грязь перед высоким московским гостем.
Родители и сын наконец поднялись на второй этаж в небольшой холл, сели в кресла. Мама, впрочем, тут же поднялась, подошла к сыну, обняла.
- Ну вот, официальная часть закончилась. Теперь можно и наедине побыть. Как ты, Женечка, Поживаешь? Ты не сердишься, что приехала и я? Отец не хотел меня брать.
- Ну что ты, мама. Я рад.
Но в голосе особой радости не было. Конечно, не мама тому причиной. Весь этот помпезный прием расстроил.
- Я собрался жениться.
- Час от часу не легче! - сказал отец, но Женя не заметил, чтобы он очень огорчился.
А Изольда Яковлевна стала ходить по холлу и заламывать руки.