Не говори, что лес пустой... - Фатех Ниязович Ниязи 8 стр.


 Человек силен друзьями. Когда один за всех и все за одного, ничего не страшно.

Да, это так. Я помню, как обрадовался перед смертью папа, когда пришли к нему в госпиталь дядя Максим и еще один его боевой друг, забыл, как звать, надо будет спросить у дяди Максима. Если бы не этот Шо-Карим, дядя Максим и тетя Оксана подарили бы ей свою дружбу, мы были бы с ней самыми-самыми счастливыми. Но Шо-Карим ей дороже, чем я Ее дело Если ей хорошо, пусть радуется. Она меня родила, когда папа был жив, любила, и я не имею права думать о ней плохо. Я желаю ей счастья. Но никто не заставит меня перестать ненавидеть Шо-Карима. Никогда не прощу ему.

Ладно, хватит об этом. Пора идти спать. Вечер был очень веселым и (так можно сказать?) дружным. С настоящими друзьями всегда хорошо».

«Тетя Оксана назвала меня сынком. Она сказала:

 Давлят, сынок, сбегай за хлебом.

Взрослые называют и не своих детей «сынок» или «доченька», если им что-нибудь надо. А мне жалко, что у человека не может быть двух матерей. Если бы мама была как тетя Оксана!..»

«Скоро летние каникулы. Вот бы упросить дядю Максима взять меня с собой в командировку! Он ездит часто и рассказывает много интересного, но ведь, как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я, когда вырасту, тоже стану строителем дорог. Наташа хочет стать, как ее мама, учительницей, а Шура то доктором, то артисткой. Но она еще маленькая, только перейдет в третий класс. С ней весело, а с Наташей интересно. Наташа умная и серьезная, много читает и много знает, хотя младше меня на два года».

Эти и другие записи в дневнике Давлята чередовались с выписками из книг  стихотворными строчками, крылатыми словами, мудрыми изречениями. Некоторые из них он объяснял. Выписав афоризм: «Человек создан для счастья, как птица для полета», Давлят сопроводил его двумя вопросительными и двумя восклицательными знаками.

«Почему же тогда на свете так много несчастных людей?  размышлял Давлят.  При империализме  понятно: там богачи угнетают народ. А в простой, обыкновенной жизни? Разве я, например, могу назвать себя счастливым? Только четырнадцать лет, а сколько уже видел несчастий: умер отец, отказалась мать Мне, правда, повезло, что попал к таким хорошим людям, как дядя Максим и тетя Оксана. Но разве это можно назвать счастьем?»

«Я спросил тетю Оксану, что такое счастье,  записал Давлят через несколько дней.

 Все, что приносит радость,  сказала она.

Тогда я снова спросил:

 Значит, если я горюю и мне обидно, то я несчастный?

Она внимательно посмотрела на меня, обняла и ответила:

 Есть такая поговорка: «Каждый человек  кузнец своего счастья». Есть и другая: «Горя бояться  счастья не видать». Подумай над ними, как над задачей по алгебре. Счастье бывает маленьким, личным и большим, главным. Первое приходит, когда человек живет своими радостями и заботами, второе  когда он заботится о всех людях.

Первое,  сказала тетя Оксана,  величина известная, а второе  это икс, который человек должен найти своим умом. Вопрос, сказала, стоит так: в чем главное счастье? А потом прочитала мне стихотворение Николая Асеева «Встреча», в котором ей очень нравятся такие строчки:

А ты  правофланговый

тех армий навсегда,

чей знак  сигнал восстания 

нашлемная звезда.

Мне тоже понравилось. Я выучу это стихотворение, хоть оно длинное и есть слова, которых я не понял. Но тетя Оксана поможет разобраться. А насчет счастья я буду думать сам. Думать, думать, думать!!!»

И Давлят действительно думал, много читал, пытливо расспрашивал и, к радости Мочаловых, приходил именно к тем выводам и решениям, на которые они старались наводить его исподволь и ненавязчиво, говоря как со взрослым.

 Умный парнишка, смышленый!  восхищалась Оксана Алексеевна.

 Да, он уже задумывается над серьезными вещами,  говорил Максим Макарович и, посмеиваясь, прибавлял:  Только гляди, мать, не заласкай. А то иной раз смотрю на тебя и думаю: верно, значит, говорят, что женщины больше любят сыновей.

 Поджигатель!  смеялась Оксана Алексеевна.  Смотри при девочках не проговорись

О задуманной семейной поездке они объявили детям накануне, уже после того, как Максим Макарович, сумев вырвать у начальства отпуск, помчался прямо с работы на вокзал и пришел домой с купленными билетами.

Восторгу не было предела. Глаза Давлята вспыхнули ярким светом, он верил и не верил, изумленно переспрашивал:

 И я тоже поеду?! Это мой билет?

А Наташа и Шура звонко смеялись, приплясывали, кружились и вспоминали прежние поездки.

 Рыбу будем ловить, уху варить!..

 На лодке кататься!..

 В лес ходить!..

 Грибы собирать!..

 Землянику, малину!..

 Тише, сороки!  поднял руку Максим Макарович и, улыбаясь, сказал:  Будут грибы и уха, лес и река, да не одна река, не только Ока, а еще и Москва-река, и Нева.

 Москва?!  ахнула Наташа.

 И Ленинград!  засмеялся Максим Макарович.

Наташа, вся вспыхнувшая от волнения, перевела взгляд на мать  та тоже смеялась. Давлят стоял, прижав руки к груди, и улыбался кроткой, счастливой улыбкой. Шура сперва разинула рот, а потом, как всегда, когда радовалась, закричала «ура», запрыгала и, хлопая в ладоши, стала нараспев приговаривать:

Мы поедем в Москву,

Будем в Ленинграде

«Она еще маленькая. Один только Давлят может испытать такие же чувства, как я»,  подумала Наташа и, шагнув к нему, взволнованно произнесла:

 Мы увидим Ленина, Красную площадь, Зимний дворец ты представляешь?

Давлят, улыбаясь все так же кротко и счастливо, молча кивнул. Эта улыбка блуждала по его смуглому лицу весь тот вечер и даже ночью, во сне, и на другой день, в суетливые часы сборов и в минуты, когда он впервые в жизни вошел в вагон, и потом, когда поезд тронулся, и все семь суток пути, на протяжении которого для него и Наташи не было занятия интереснее, чем смотреть в окно.

Страницы дневника, посвященные поездке, Давлят завершил такими словами:

«В моей жизни это были самые лучшие, самые счастливые дни. Спасибо Вам, моя названая мама тетя Оксана, и Вам, мой названый отец дядя Максим!»

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Пролетели месяцы, шли годы. В июле 1936-го Давляту исполнилось семнадцать.

Он вырос статным, красивым  действительно, как теперь уже с полной уверенностью говорил Мочалов, весь в отца: такой же черноглазый и чернобровый, с таким же смоляным кудрявым чубом, высоким лбом и прямым, чуть заостренным носом, а главное  такой же умный, рассудительный, упорный и смелый. Слова зря не скажет, но за словом в карман не полезет. Умеет от души работать и от души веселиться. Много читает, хорошо чертит, рисует

Глядя на него, Мочаловы радовались, как радуется садовник, которому удалось вырастить из хрупкого, надломленного росточка стройное дерево, обещающее хорошие плоды. Максиму Макаровичу хотелось, чтобы Давлят тоже стал инженером-дорожником.

 Нет, он больше интересуется литературой и искусством,  возражала Оксана Алексеевна.  Он может стать хорошим преподавателем литературы.

Но сам Давлят по этому поводу не высказывался, лелеял свои стремления в глубине сердца. Когда его спрашивали, он, улыбаясь, отвечал:

 Все профессии интересны, и поэтому, наверное, рано еще выбирать. Думаю, пока надо основательно изучать все предметы, чтобы быть твердо уверенным в себе при любых обстоятельствах, кем бы ни стал.

Максим Макарович смеялся: «Ну, дипломат!..» Оксана Алексеевна говорила:

 В общем-то верно, сынок

Восьмой класс Давлят окончил с похвальной грамотой, и комсомольская организация премировала его путевкой в Крым. Но незадолго до отъезда в доме Мочаловых появился гость из Ташкента. Он был военным, носил две шпалы в петлицах и два ордена Боевого Красного Знамени на груди. Максим Макарович называл его Колей, Оксана Алексеевна  Николаем Петровичем. Они не пустили его в гостиницу, уговорили остановиться у них.

Вечер уже ронял тени, однако июльский зной еще держался. Давлят не выходил из комнаты, наблюдая за гостем, который сидел с хозяевами на веранде, в открытое окно. Гость попросил разрешения снять гимнастерку и остался, как и Максим Макарович, в майке. Когда Наташа внесла гимнастерку в комнату и повесила ее на спинке стула, Давлят спросил:

 Кто этот человек?

 Папин друг,  коротко ответила Наташа.

 Понял, что друг. Кем работает?

Наташа кивнула на гимнастерку:

 Разве не видишь?

 Да я, чудачка, про должность спрашиваю, про звание!

Наташа засмеялась.

 Ну, если ты, такой дылда, не знаешь, что за звание, то откуда же знать девчонке?  не без кокетства спросила она.

 Давлят!  позвал в это время Максим Макарович и, когда он вышел, сказал:  Знакомься. Николай Петрович Тарасевич, майор. В боях с Ибрагим-беком командовал нашим полком и хорошо знал твоего отца.

 Отличным комиссаром был наш Султан Сафоев,  сказал Николай Петрович, не сводя с Давлята чуть выпуклых серых глаз.

 Садись,  показал Максим Макарович на стул рядом с собой, против гостя.  Николай Петрович служит в штабе Среднеазиатского военного округа. Видел его ордена? Один из них получил вместе со мной за разгром Ибрагим-бека

Давлят встретился взглядом с гостем, тот ласково улыбнулся. А Максим Макарович говорил:

 Он приехал отбирать кандидатов в курсанты Ташкентского военного училища.  И, положив руку Давляту на плечо, закончил:  Хочет, чтобы пошли такие львята, как наш комиссар-заде.

Давлят встрепенулся. Такой неожиданный разговор озадачил его. Он понимал, что с ним не шутят, но не знал, как ответить. Разве можно прямо сейчас сказать определенно «да» или «нет»? Хотя стать военным  это и есть его тайная мечта, семена которой заронил перед смертью отец, да и он, Максим Макарович, тоже, но разве правильно будет ответить, не посоветовавшись с ним еще раз? А что скажет Оксана Алексеевна? Она ведь может обидеться, что не спросили ее, и будет конечно же права. Но если промолчать, что подумает майор? Может сказать: «Нерешительные нам не нужны»

Однако майор сам спас Давлята от этих трудных раздумий.

 Пусть как следует подумает,  сказал он, приглаживая ладонью свои редкие желтоватые волосы.

 Пусть,  согласился Максим Макарович.  Как говорится, семь раз примерит, один раз отрежет. Только помню, что и отец его мечтал стать военным

 Он и мне говорил, что быть военным почетно,  осмелел Давлят.  Только смелый и честный, упорный и твердый может быть достойным этой профессии

 Правильно,  вставил майор.

 Молодец! В каком уголке сердца ты таил мудрые мысли?  восхищенно произнес Максим Макарович.

Давлят смущенно улыбнулся.

 Значит, исполнишь отцовский завет?  спросил майор.

 Не знаю,  пожал Давлят плечами и вопросительно посмотрел на Максима Макаровича.

 Еще посоветуемся,  сказал тот.

 Ты учишься в русской школе?  задал майор новый вопрос.

 Нет, в таджикской

 Мы с Ксаной решили, что должен учиться на родном языке,  пояснил Максим Макарович.  А русский выучил дома.

 Хорошо говоришь!  сказал майор.

Из комнаты вышла Оксана Алексеевна, стала накрывать на стол. Наташа помогала ей. Давлят вскочил, чтобы тоже помочь, но Оксана Алексеевна сказала:

 Сиди, сиди! Вы, мужчины, пока занимайтесь своими разговорами, а вот уж после ужина станьте, пожалуйста, рыцарями  пригласите на прогулку да угостите мороженым.  Она засмеялась.  Мы не откажемся.

 С удовольствием!  произнесли в один голос Максим Макарович и Николай Петрович.

Вечер, как всегда в июле, был душным, воздух неподвижным. Когда пошли гулять, в небе уже зажглись звезды, но от земли и домов еще тянуло теплом. Выйдя с Коммунистической улицы на проспект Ленина, по обеим сторонам которого выстроились молодые стройные чинары, повернули к парку культуры и отдыха. Здесь было чуточку попрохладнее.

Давлят был занят тем, что смотрел, как приветствовали майора другие военные и с каким восторгом глядели прохожие на его боевые ордена. Военные уже за несколько шагов подтягивались и двигались прямо, легкой, пружинистой походкой, с торжественно-строгим лицом вскидывали правую руку к виску. И Давлят невольно приноравливался к шагу командира, и оттого, что идет рядом с этим заслуженным, близко знакомым человеком, его распирала гордость

Оксана Алексеевна, узнав о предложении Николая Петровича, расстроилась.

 Но почему Давлят вдруг должен стать военным?  заспорила она с мужем и гостем.  Я за то, чтоб кончил десятилетку, поступил в институт, приобрел более нужную профессию.

 А чем плоха военная?  спросил муж.

 Я не говорю  плоха. Просто она ему не подходит.

 Ну, подходит или не подходит, это зависит от него самого,  вмешался Николай Петрович.  Но вы сказали «более нужную профессию», Оксана Алексеевна, вот что главное. А нужнее нашей пока нет. Сейчас, насколько я понимаю, необходимо подготовить национальные военные кадры.

 Ксане хочется, чтобы Давлят стал преподавателем литературы,  усмехнулся Максим Макарович.

 Как тебе хочется, чтобы он стал инженером-дорожником,  не осталась в долгу жена.

 Давайте перенесем наш спор на завтра, до ответа Давлята,  добродушно пробасил Николай Петрович.  Можно попросить еще чаю?

 Ах да, простите!.. Но все равно я не согласна с вами,  сказала Оксана Алексеевна, наливая ему чай.  Давлят еще в том возрасте, когда увлекаются всем чем угодно

 А Коля в семнадцать командовал взводом,  вставил Максим Макарович.

 Время было другое.

 Согласен,  сказал Николай Петрович,  но боюсь, Оксана Алексеевна, придется нам еще воевать.

Они сидели на веранде втроем. Дети уже спали, и Давлят, естественно, не мог слышать этого разговора. Поэтому Максим Макарович сразу догадался, откуда ветер дует, когда утром Давлят сказал ему с глазу на глаз:

 Я хотел бы пойти в военное училище, но не хочу обидеть тетю Оксану.

 Ну, а если мы, трое мужчин, едины, а она, одна женщина, настоит на своем, это разве будет справедливо?

 Я не хочу обижать ее,  повторил Давлят.

 Мда-а Ну, если ты уже сейчас такой рохля, то лучше, конечно, не идти: армии такие не нужны,  жестко выговорил Максим Макарович после недолгого раздумья.  Ты представляешь  обратился он к появившемуся Николаю Петровичу и пересказал сомнения Давлята.

Николай Петрович засмеялся.

 А чем ты, брат Максим, возмущаешься? Давлят, если говорить начистоту, прав. Ценить надо его отношение к Оксане Алексеевне и хвалить за тактику, которую избрал: чтобы, как говорится, и козы были сыты, и капуста цела.

Давлят, с замиранием сердца ждавший, что скажет Николай Петрович, облегченно вздохнул и заулыбался.

 Что, чертенок, по душе слова майора?  потрепал его вихры Максим Макарович.  А отвечать опять мне? Нелегко ведь это, чтоб и козы были сыты, и капуста цела. Что-то надо придумать.

 А мы оформим его документы да сдадим в военкомат,  сказал Николай Петрович.  Пусть отправляется в Крым, не пропадать же путевке! А вернется  военкомат вызовет. Пройдет медкомиссию, если подойдет, получит повестку. Вот так Устраивает?

 Голосую обеими руками!  поднял Максим Макарович руки.

 Я тоже,  сказал Давлят.

 Только, чур, держать все это, пока не получит повестку, в секрете от Оксаны Алексеевны. Беречь, как военную тайну.

 Клянусь!  таким же полушутливым тоном произнес Максим Макарович.

Все сделали, как решили, и уже дней через десять после возвращения из Крыма Давлят, пройдя все военкоматские комиссии, получил извещение о том, что он зачислен курсантом Ташкентского военного училища, к начальнику которого ему надлежит явиться такого-то числа.

Оксана Алексеевна конечно же упрекнула мужа и Давлята. Но Давлят сказал:

 Тетя Оксана, я давно мечтал об этом, только не знал, что решится так просто и быстро.

 Ну, если давно  Она отвернулась и смахнула с ресниц вдруг набежавшую слезу.

 Я знаю, мне будет трудно без вас и вашей материнской заботы и ласки

 Не надо, сынок. Где бы ни был, будь только здоровым, кем бы ни стал, будь счастливым,  сказала Оксана Алексеевна и, сжав обеими руками его щеки, крепко поцеловала.

Он уезжал в тот же августовский день. Мочаловы провожали его торжественно, на вокзале осыпали цветами. Наташа, лукаво улыбаясь, сказала:

 Провожаем будто на свадьбу,  и все засмеялись

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Назад Дальше