Обменявшись взаимными приветствиями, гости, по приглашению хозяев, расселись кто куда, на свободные места за столом, на краешках нар.
Вот, зашли на минутку проведать всех вас, уважаемый Барот-ака! Ульмасов присел за стол рядом с Сорокиным. Заглянули к Олимову, а его дома не оказалось, и вот теперь к вам, Ака Навруз
Разве Олимов куда-то уехал? спросил Сорокин.
Днем видел его на работе, удивился в свою очередь усто Барот, сидевший за столом с достоинством хозяина дома, возможно, по каким-то делам уехал в Белогорск. Он же часто туда ездит.
Ака Навруз подтвердил:
Он к нам заходил недавно, сказал, что собирается поехать в Белогорск узнать, сдвинулся ли наконец с места вопрос с рабочей одеждой
Беспокойный он все же человек!.. с досадой сказал Сорокин, теребя в руках спичечный коробок. Ему ведь не раз повторяли в обкоме партии, что этим вопросом занимаются соответствующие учреждения. Так нет же, он продолжает обивать пороги инстанций, чтобы, видите ли, самому что-то сдвинуть с места Чудак!..
Ульмасов на мгновение задумался.
Если вас интересует мое мнение, Сергей Васильевич, то я поведение Олимова горячо одобряю! И тысячи обещаний не согреют людей, работающих на тридцатиградусном морозе в латаной-перелатаной одежке. Нужны действенные, конкретные меры! И Олимов, наверное, придерживается этой же точки зрения.
Сорокин как-то неожиданно смутился и, закурив, перевел разговор на другое, стал рассказывать, что в эти дни работники местных учреждений, учащиеся, преподаватели школ и училищ Белогорска собирают среди местного населения теплую одежду для строителей трудовой армии, а старшеклассники и учителя школ обязались взять на себя уборку и отопление общежитий рабочих.
Усто Барот и Ака Навруз, переглянувшись, тактично молчали, ведь они уже знали об этом из оставленной записки.
Спасибо, товарищ Сорокин, тем не менее поблагодарил за сообщение усто Барот и кивнул в угол барака, где лежали еще не разобранные обувь и одежда. Вот эти вещи мы обнаружили, придя сегодня с работы. Как говорится, хлеб из того же теста!..
Мы, конечно, благодарны местному населению за содействие, однако, товарищ Сорокин, если говорить правду, это не составит и четверти необходимого! возбужденно заметил Ака Навруз. Так что прав товарищ Олимов, не зря он печется о нас!
Сорокин заметно посерьезнел, услышав сказанное Ульмасовым и Ака Наврузом; может, в душе даже и обиделся немножко на них, потому что, когда заговорил, голос его был резок:
По-моему, товарищ Ульмасов, предъявлять сейчас такие претензии значит, простите меня, не понимать, не видеть дальше своего носа! Что эти мелкие заботы по сравнению с судьбой всей страны, которая решается теперь там, на фронте?!
Знаете, друг мой Сергей Васильевич, не менее резко отрезал Ульмасов, мы все и те, кто на передней линии фронта, и те, кто здесь строит оборонный завод, единое целое.
То есть как неотделим ноготь от пальца!.. уточнил усто Барот, вполне удовлетворенный словами своего старого знакомого.
Почувствовав, что спор приобретает серьезный оборот и может быть по-разному воспринят присутствующими, Сорокин решил все обратить в шутку:
А что, братья, разве мы собрались сегодня для того, чтобы спорить? А?
Ака Навруз тотчас же нашелся:
Вы, товарищ Сорокин, представитель обкома, и нам нет нужды, я думаю, лгать или притворяться, таить свои мысли от партии! Лучше уж откровенно высказать то, что думаешь!
Реакция Ака Навруза исправила начавшееся было портиться хорошее настроение, и усто Барот повернул разговор в другое русло, гостеприимно произнеся:
Если бы вы все пришли в гости ко мне домой в Мехрабаде, то для такой компании мало было бы зарезать и барана! А сейчас, вы нас простите, кроме хлеба и чая, мы ничем не можем вас угостить.
Ульмасов незаметно кивнул двум молодым ребятам, так и стоявшим около картонных коробок, и сказал своему соседу, сидевшему поближе к выходу, рядом с Хакимчой:
Ну-ка, Насырджан-ака, где наши подарки?
Высокий, плечистый мужчина проворно вскочил, повернул к усто Бароту улыбающееся широкое лицо, на узбекском языке сказал:
Усто, у нас есть для вас небольшой гостинец!
Поставили коробки на стол и, открыв одну из них, высыпали сушеные фрукты, урюк, кишмиш, орехи, персики, яблоки, гранаты.
Откуда такая роскошь? радостно удивился Ака Навруз.
Вчера прибыл целый вагон из Узбекистана! Это подарок трудящихся республики трудовым отрядам, братьям русским, украинцам, таджикам, киргизам, туркменам!.. Ульмасов был доволен произведенным впечатлением.
Гости радушно приглашали хозяев к столу, приговаривая при этом:
Мы-то гости, а вы хозяева, что ж так смирнехонько сидите? Пожалуйста, угощайтесь, товарищи! Угощайтесь!
Ака Навруз подошел к столу первым, взял пригоршню сухих фруктов, положил несколько ягод изюма в рот, причмокнул от удовольствия, пошутил:
Когда расходы из кармана гостя легко прослыть щедрым хозяином!
Не стесняйтесь, товарищи! пригласил усто Барот, пробуя кишмиш и орехи, но все же испытывая какое-то непонятное чувство досады. Знаете такую пословицу: долг платежом красен?.. Когда получим такой же подарок из Таджикистана, обязательно угостим наших узбекских друзей. Пожалуйста, товарищи, берите, подходите все, угощайтесь! Ака Навруз, чайник, наверное, закипел?
Ака Навруз заварил в нескольких чайниках черный чай и поставил их на стол. Сорокин спросил, в каком из них зеленый. Не желая говорить о нехватке продуктов, Ака Навруз коротко ответил:
Вы уж извините нас, товарищ Сорокин, зеленый чай только вчера кончился!
Насырджан-ака, услышав этот разговор, поспешил на выручку:
При таком климате, товарищ Сорокин, от зеленого чая еще холоднее становится! Поэтому и нам лучше привыкать к черному!..
Ульмасов опять спросил об Олимове и подумал было о том, чтобы послать кого-нибудь к нему домой, но усто Барот удержал его, сказав, что Олимов имеет обыкновение, в какое бы время дня и ночи он ни возвращался домой, обязательно заглянуть в общежитие, поэтому, мол, нет смысла посылать. Потом пошутил:
Неужели, Урмонбек, беседа наша не вяжется и вы скучаете без Олимова?
Ульмасов смутился и, не зная, что ответить, извиняющимся тоном пояснил:
С вами, усто Барот, мы всегда находили общий язык, еще с тех далеких годов сибирской ссылки. Помните? Потом, помолчав, перевел разговор на другое: Вы, наверное, уже знаете, что в областном центре Белогорске организуются специальные технические училища с вечерним обучением, которые будут готовить специалистов для восстановленных заводов?.:
Да, и обком рекомендует, Сорокин посмотрел на Ульмасова, привлечь к учебе в этих училищах молодых людей из трудовой армии.
Усто Барот тут же пожалел про себя, что он не молод, не то обязательно сам пошел бы учиться, и, незаметно оглядев всех собравшихся в бараке, радостно улыбнулся:
Конечно, и здесь у нас, и в других отрядах найдутся подходящие для этого люди! Вот зачем вам был нужен Олимов, теперь понятно! И в самом деле, для решения этого вопроса необходимо присутствие нашего комиссара, он непременно отыщет путь к сердцам людей, я знаю! Самое интересное, что совсем недавно он говорил мне о необходимости создания подобных училищ, представляете?
И мне! удивился Ульмасов.
В этот момент без стука открылась входная дверь и вошел Олимов.
Ого!.. протянул он. Все общество в сборе, как я посмотрю! Не хватает только меня!..
Ульмасов засмеялся, шутливо подтолкнул Сорокина в бок:
Как говорится у русских, легок на помине. Так?
Олимов поздоровался со всеми, удивленно спросил, поглядев на стол:
А угощение-то такое щедрое откуда, Барот-амак?
Да, Орифджан, это все узбекские братья, их подарок! ответил усто Барот, протягивая Орифу пиалу горячего чая.
Сегодня в Белогорске я узнал и, честно говоря, даже позавидовал нашим соседям: по-доброму беспокойны ваши руководители, товарищ Ульмасов!
Не скромничайте, товарищ Олимов, и ваши от них не отстают, будьте уверены! засмеялся Ульмасов.
Урмонбек видел, что Ориф чувствовал себя с рабочими непринужденно; без церемоний, не заставляя просить себя, брал к чаю кишмиш, благодарил за то, что соседи пришли в гости к его землякам. Как прекрасно, говорил он, иметь таких друзей, поистине братьев, когда ты надолго покидаешь дом.
Не имей сто рублей, а имей сто друзей! заключил Ориф, допивая третью пиалу чая!
Вы сказали долгое странствие, Орифджан? тотчас же переспросил Ака Навруз, недавно слышавший совсем иное: поговаривали, что как только стройка будет завершена, отпадет необходимость и в трудовых отрядах, всех отпустят по домам
Ориф кивнул головой в знак подтверждения сказанного. Да, странствия долгого, он не оговорился.
Неторопливо рассказывал он о том, что узнал сегодня от руководства обкома, откуда сейчас возвратился. По решению Государственного комитета обороны дополнительно объявлен многотысячный призыв жителей Урала и Сибири в ряды Красной Армии. Рабочие места ушедших на фронт займут на предприятиях и стройках трудармейцы.
А это значит, подытожил Олимов, что придется всем запастись терпением и выдержкой, быть готовым к этой нелегкой миссии
Поэтому, дорогой Барот-амак, Ориф посмотрел многозначительно на старейшину отряда, готовить людей, как всегда, придется нам с вами, Ака Наврузу, Хакимче, Насимджану-аке, Нормату словом, всем коммунистам
Как же так? недоумевал Сорокин. Утром я был в обкоме, и об этом не было сказано ни слова
Вы правы, Сергей Васильевич, это стало известно лишь после полудня, внес ясность Олимов.
Вас, конечно, информировали об идее привлечения молодых рабочих к учебе в вечерних технических училищах?
Да, Сергей Васильевич, я в курсе и горячо, всем сердцем поддерживаю эту идею!
Понимая, что дружеское чаепитие по поводу прихода гостей, узбекских трудармейцев, незаметно приняло официальный характер, Ориф, желая вернуть беседу в прежнее русло, спросил Ака Навруза:
Когда вам завтра на смену заступать?
С завтрашнего дня мы всю неделю работаем во вторую
Так почему же тогда все притихли и загрустили, дорогие друзья? Возьмите-ка, уважаемый Ака Навруз, в руки дойру И где, кстати, наш Исмат Рузи?
Словно заслышав вопрос, обращенный к нему, тотчас появился Исмат.
Теперь, когда все в сборе, хочу сообщить вам приятную новость! Олимов весело обвел всех присутствующих взглядом. В обкоме удовлетворены итогами работы трудовой армии за прошлый год: за один последний месяц выполнен план трех месяцев, поэтому строительное управление выразило всем нам благодарность и приняло решение наградить каждого дополнительным окладом. По поручению обкома партии выражаю всем сердечную благодарность, товарищи! А теперь давайте-ка послушаем песни и музыку! Завтра утром объявим новость всем трудармейцам
Едва Ориф произнес это, как из дальнего угла барака послышался чей-то недовольный ворчливый голос, он, как понял Олимов, принадлежал худощавому, обросшему щетиной мужчине, который, свесив ноги, сидел на верхнем ярусе нар.
Разрешите и мне сказать свое слово, товарищ Олимов?
Конечно, говорите! Ориф посмотрел туда, откуда слышался голос.
Вы меня, может, не очень хорошо знаете, товарищ Олимов, я Очилов, а слово мое будет такое: не лучше ли вместо этих дополнительных денег просить, чтобы нас обеспечили хорошим питанием и одеждой?..
Удивительное дело: все, кто был в бараке, после этих слов одновременно заговорили, будто только и ждали момента, чтобы выговориться. Одни беззлобно поругивали Орифа, будто он еще мало проявляет о них заботы, другие не скрывали, что Очилов поднял вопрос очень своевременно. Третьи в нерешительности молчали
Все, кто сидел за столом, на мгновение застыли в удивлении. Ничего не ответил и Сорокин, когда Олимов перевел ему смысл сказанного Очиловым. Только Хакимча-фрунзевец, который хорошо знал скупость и жадность Очилова, был уверен, что и теперь, когда тот спровоцировал волнение людей, у него припрятан немалый запас продуктов из домашних посылок, упрекнул его:
Постыдился бы, Очилов! Разве сейчас время это обсуждать?!
Лицо Олимова, который внутренне давно кипел негодованием, пошло красными пятнами, их сменила неестественная бледность, но он призвал на помощь всю свою выдержку и ничем не выдал гнева.
Да, товарищ Очилов, как можно спокойнее сказал Ориф, к сожалению, ваши слова справедливы, туго у нас с одеждой и продовольствием. Кстати, хочу заметить, что я хорошо знаю вас, припомните нашу встречу в Мехрабаде, вы отказывались тогда быть старшим в вагоне. Вспоминаете?.. Хорошо, что и представитель области, товарищ Сорокин, и наши гости во главе с дорогим товарищем Ульмасовым услышали теперь вас, Очилов! Мы ничего не должны скрывать друг от друга, это наши общие дела и проблемы.
Те, кто принял сторону Очилова, после этих слов, конечно, возрадовались, большинство же пребывало в недоумении, почему это Олимов не остановил смутьяна-провокатора. А Олимов думал, что не время, конечно, теперь спорить, хотя в словах Очилова, он признавал, и был свой смысл и горькая правда.
Разрешите нам, продолжал Ориф, спокойно оглядывая всех, посоветоваться завтра по этому вопросу с компетентными товарищами. Что вы скажете на это, Очилов?
Правильно, согласны! послышались одобрительные возгласы. Очилов же сидел на нарах, низко опустив голову.
Есть, товарищи, еще какие-нибудь мысли или предложения? Если нет, облегченно улыбнулся Олимов своей подкупающей улыбкой, тогда, Ака Навруз Наверное, дойра ваша разогрелась?
И тотчас дойре Ака Навруза стали вторить нежные, хватающие за душу звуки домбры Исмата Рузи. Ориф видел, как мгновенно изменились лица людей, а в бараке словно посветлело, хотя все так же под потолком тускло горела одна-единственная электрическая лампочка.
Ориф задумчиво глядел на огонь в печке и время от времени ловил на себе пристальные взгляды людей, то сосредоточенные, то вопрошающие, а то и просто растерянные, и он открыто встречал эти взгляды, прямо смотрел в глаза.
Лицо Орифа за эти последние месяцы утратило округлость линий, стало тверже, жестче. Однако глаза по-прежнему доверчиво глядели на людей, и те, кто жил и работал с Олимовым, по праву считали его своим, ценили за простоту, за снисходительность к их слабостям. И в то же время безоговорочно признавали его как руководителя, признавали за ним право на волевое решение, как правило, подчиняясь ему. Но больше всего ценили в Орифе сдержанность чувств, стремление как можно реже пользоваться данным ему правом политрука.
Устало скрестив руки на столе, Олимов положил на них голову и все смотрел и смотрел в огонь. Мысли его были далеко отсюда. В последнее время он редко, чтобы не расслабляться, думал о доме, жене, сыне и отце. Такие минуты, как сейчас, выдавались нечасто, и он ценил их необычайно. Вот и теперь перед глазами возникло лицо жены, каким увидел он его в день отъезда на перроне вокзала, растерянное, заплаканное. Как она там одна? Как сын? Черты мальчика неуловимо ускользали, наверное, оттого, что, он знал, дети в этом возрасте меняются очень быстро. Ориф представил себе старого согбенного отца, живущего надеждой на письмо от без вести пропавшего брата Маруфа
Подняв глаза, Ориф увидел Очилова, подошедшего к печке и молча протянувшего руки к ее теплу.
Без всякой связи подумалось: какие, однако, красивые имена у этих женщин, которые подписали записку, оставленную в его комнате, Людмила и Ирина И тут же еще: интересно, кто они такие, эти женщины?..
Звуки домбры Исмата Рузи продолжали тревожить сердца людей, собравшихся в этом доме, временно приютившем их.
Все они, как и Ориф Олимов, в эти редкие минуты отдыха обращались мыслями к далекому дому, близким людям.
Все они строили планы скорейшего возвращения домой планы, которым не суждено было сбыться в скором времени.
6
Если бы Ориф знал, что загадочные Людмила и Ирина были именно теми молодыми женщинами, с которыми он как-то вскоре после приезда в Каменку повстречался у автобусной остановки!.. Людмила симпатичная, невысокая блондинка, Ирина более крупная, с веснушчатым простодушным лицом. Обе учительствовали в городской средней школе номер один, Людмила преподавала русский язык и литературу, Ирина географию. Когда решался вопрос о шефстве над трудовыми отрядами, учащимся старших классов, где преподавали Людмила и Ирина, как раз и был поручен отряд усто Барота, а заодно и шефство над домом политрука Олимова.