А если не сложится? она подумала и всё же взяла бутерброд.
Значит, сложится на несколько месяцев позже.
Вы не понимаете, покачала она головой, жуя.
Нет, конечно, этого я не понимаю. Но я видела разрывы, ссадины и синяки. Повреждения, которые при всём моём желании и уважении к чужим предпочтениям в сексе, я не могу назвать безопасными для твоего, если позволишь на «ты», чтобы слово «вашего» не ввело в заблуждение, здоровья. И уже вашего с малышом здоровья, раз он всё же есть в планах. Этого я ещё больше не понимаю.
Она тяжело вздохнула. Вытянула ноги и посмотрела на меня так, словно сомневаясь, стоит ли мне доверять.
Рассказывайте, Юлия Владимировна! Меня вы вряд ли смутите. А кому ещё, если не вашему врачу, стоит знать правду? Эти повреждения, я набрала в грудь воздух. Это ведь не будущий муж?
Она снова помотала головой. Отрицательно. Отложила надкушенный хлеб.
Я не могу об этом сказать. Никому.
Я всплеснула руками.
Вы не забыли? Я ведь и так знаю. Так может стоит рассказать и остальное, раз я тоже теперь участник этойна язык просилось слово «аферы», но я смягчила, инсценировки.
У меня есть всего три месяца. И, если учесть, что подготовка к свадьбе тоже займёт какое-то время, а без свадьбы выдать свою единственную дочь замуж отец не согласится, значит, и того меньше.
Значит, дело и правда в свадьбе. Я понимающе кивнула. Но эти сжатые сроки!
Ты должна за три месяца выйти замуж?
Отец поставил Верейскому условие, что, если я забеременею, мы распишемся без разговоров. Поэтому мне срочно и потребовалось залететь.
Неужели ради штампа в паспорте?
Она скривилась.
Ради акций, что станут моими, как только мы оформим брак.
Тебе так нужны эти акции?
Я пыталась осмыслить услышанное. И вроде всё было предельно понятно, но ничего не понятно.
Вы даже не представляете себе, как мне нужны эти акции!
И столько страдания было на её лице, что я поверила.
А она не заставила себя ждать с объяснениями.
Это случилось две недели назад. Две грёбаных недели назад я нажралась в сопли в баре, или мне что-то подсыпали, я честно не помню, как и почему это произошло. Но видео, где я трахаюсь с двумя парнями, что мне потом предъявили, сильно освежило мне память.
Ты была одна в этом баре?
Нет, конечно! С подругами. Но одна беременная, потому ушла почти сразу, а вторая, уверяет, что тянула меня домой, но я смутно помню как послала её и осталась.
А они там уже были? Эти парни?
О, да! закатила она глаза. Они там уже были. С этого всё и началось. А потом пошли недвусмысленные намёки, ну и вот.
То есть ты их знала?
Вы прямо как дознаватель, усмехнулась она. Да, я их знала. В том-то и дело, хорошо знала. Одного.
А второй?
Такой же чёрный, отмахнулась она, но непонимание на моём лице заставило её уточнить. Ну в смысле, хач. Так понятно?
Вполне. То есть ты трахалась с двумя хачами?
Ага. Аж пыль стояла столбом, невесело хохотнула она. И теперь он грозится выложить это видео в сеть.
И, наверно, прислать Верейскому?
О, это не так страшно. А в сети, когда все увидят, она мучительно, болезненно сморщилась. Вот это капец. Снова не понимаете? недоверчиво покосилась на меня. Вздохнула. В нашей среде белой девочке трахаться с чёрнымиэто лютый зашквар. Это же навсегда запомоиться. Всё равно, что опустили, если тебя имел какой-нибудь Марат или Мурад.
Да?! искренне удивилась я, первый раз слыша о таком табу, но не стала настаивать на подробностях, до их среды мне как до луны. Ладно, тебе виднее. Но, пусть ты не помнишь первый раз, то, что было три дня назад, перед осмотром, ты же помнишь?
А три дня назад они мне и заявили о серьёзности своих требований. Он заявил. Второй там так, чисто номинально, она кашлянула, словно запнулась. В общем, либо я с ними и дальше кувыркаюсь. Либо дарю ему акции. И не просто какие-то, а именно те семь процентов, что отец обещал оформить на меня после свадьбы с Верейским.
Юлия допила чай одним глотком.
А кувыркаться с ними, она резко выдохнула, больно. Очень, сука, больно, когда тебя трахают вдвоём и жёстко. Теперь вы понимаете, она посмотрела на меня с надеждой, как мне нужна эта фиктивная беременность. Срочно.
А рассказать? я прочистила горло. Будущему мужу?
Она посмотрела на меня как на идиотку.
Тогда отцу? снова предположила я.
Вы не представляете чей он внук, этот больной ублюдок. Мой отец просто ничего не сможет сделать. Это разобьёт ему сердце. Это просто его убьёт. Его. Его бизнес. Его репутацию, она закрыла рукой лицо. И всё равно он ничего не сможет сделать. Я не могу так поступить с отцом. У меня никого нет, кроме него. Да и с Пашей, первый раз она назвала Верейского по имени. С теплотой, с искренним сожалением. Не могу так поступить.
Но надо же что-то делать!
Я и делаю, решительно встала она. Мне дали отсрочку. Я выйду замуж. Получу эти сраные акции. И всё закончится. Тихо и мирно. Ясно? И не вздумайте никому даже пикнуть, о том, что услышали, упёрлась она в стол, нависнув надо мной. Это хотя бы понятно?
Как никогда, кивнула я.
И то, что я увязла по уши в этом дерьме, тоже как божий день мне было ясно.
Вот и славно, Юлия подхватила сумку.
Может я могу тебе чем-нибудь помочь?
Она обернулась на мой вопрос.
Вы?! скривилась. Это вряд ли. Спасибо за чай!
За ней закрылась дверь. Ирина Львовна пришла забрать посуду. А я всё сидела, глядя на пустой стул. И очень хотела, чтобы всё вышло именно так, как она и задумала: тихо и мирно. Но очень, очень в этом сомневалась.
Глава 8. Павел
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, когда женщина расстроена. Или лезть в сеть в поисках популярных статеек на тему «Семь признаков того, что ей плохо».
Я отложил важную встречу, сократил до минимума свой доклад на совете директоров, намеренно взял служебную машину, чтобы проехать по стоящему в пробках городу с «мигалкой» и едва успел вписаться в её расписание, подъехав к Центру Репродукции ровно в тот момент, когда она вышла на улицу.
А она была настолько погружена в свои мысли, что меня даже не заметила.
Приветливо кивнув какой-то грузной женщине и придержав для неё дверь, Эльвира побрела в сторону метро, глядя под ноги. Её опущенные плечи и тяжёлые вздохи делали мне больно. Я хотел её выслушать, утешить, помочь. Готов был что угодно сделать, лишь бы она улыбнулась. И не знал, как.
Отпустив машину, я оставил на заднем сиденье букет, что купил по дороге. Теперь эта огромная охапка цветов показалась мне безвкусной и вульгарной. Поэтому я спрятал под полой пальто единственную розу и поторопился за Элей в метро. В метро, куда я не спускался с год, наверное. Так что готовность отправиться за ней хоть на край света я, можно сказать, подтвердил наглядно.
И всё боялся, что теперь она меня заметит раньше времени. Всё же я создавал слишком много суеты. То пытался отплатить вход по банковской карте не на том турникете. То, решив сократить путь в лабиринтах перекрытой из-за ремонта станции, повернул не туда. То растолкал нерасторопных пассажиров, понимая, что могу не успеть в один с ней вагон. И только когда двери закрылись, а её рука с тонким ободком часов крепко обхватила поручень, я с облегчением выдохнул и понял, что аж вспотел. От волнения.
Спасибо дотошному сайту их медицинского центра, где расписание каждого врача можно узнать парой кликовя без труда выяснил, что сегодня в клинике она до трёх. Потом на сайте медуниверситета нашёл расписание занятий Лейман Э.А. со студентами. Сегодня лекция у неё была на кафедре акушерства и гинекологии. И, судя по тому, как она то и дело поглядывала на часы, поезд по подземному тоннелю летел несколько медленнее, чем ей хотелось. А значит, не стоило слишком тянутьв плотной толчее вагона у нас на двоих было всего пять станций.
Отдавив пару ног и трижды извинившись, я, наконец, встал у неё за спиной.
Так близко, что чувствовал её запах. И выбрав момент, когда она снова глянет на часы, взялся рукой за поручень точно в том месте, где её маленькая ладошка уже нагрела холодный металл.
Она растерялась, что её место заняли. Выдохнула с лёгкой досадой. Её рука сначала дёрнулась занять место выше моей, но потом схватилась за поручень под ней, и Эльвира принялась с нарочитым интересом рассматривать мою наглую руку.
Я бы очень хотел бережно, как хрупкую статуэтку, переместить эту женщину, что сводила меня с ума, куда-нибудь ближе к двери, загородить спиной, обхватить сзади кольцом обеих рук. Но одна моя рука, засунутая в карман, поддерживала изнутри толстый стебель розы. А второй я был вынужден сдерживать и центробежное ускорение поезда, то и дело роняющего на меня соседей, и вес собственного тела, что мучительно стремилось навалиться всей тяжестью и расплющить ту, что уже перешла от разглядывания сбитой костяшки на большом пальце к браслету часов и краю рукава пальто.
Штирлиц никогда не был так близок к провалу.
В тот момент, когда лопатками почувствовав жёсткость моей груди, она уже готова была оглянуться, я погладил мизинцем её пальцы и наклонился.
Тебе очень идёт этот цвет, но я бы предпочёл другой.
Она дёрнулась. Замерла. Ресницы взмахнули испуганными птицами. Шея причудливо выгнулась. И проделав путь по складкам рукава и через плечо её взгляд упёрся в мой небритый подбородок.
Цвет чего?
Цвет грустной сосредоточенности, склонил я к ней лицо. Но я готов полцарства отдать за твою улыбку. И убить того, кто тебя расстроил.
Она улыбнулась.
Обойдёмся без жертв.
Рад это слышать. А ещё больше тебя видеть, коснулся я губами её виска.
Она отстранилась, ещё не зная, что это ловушка. А я впервые был благодарен розам за их шипы. Намертво вцепившись ими в подкладку, шипастый стебель позволили мне вытащить чайную пленницу на свет божий из темницы пальто одной рукой.
Сидящая напротив пожилая женщина восхищённо улыбнулась, увидев мой «фокус», и начала бойко толкать локтем соседку, косясь на цветок. Но Моя Женщина, увидев розу, их восторг не разделила.
Павел Викторович, гневно развернулась она, перекрикивая диктора, сообщающего название станции.
Тс-с-с, пользуясь тем, что поезд притормозил и началась обычная для остановки суета, я прижал её к себе. Давай без имён. Начнём сначала, моя прекрасная незнакомка.
Глядя поверх её головы, я протянул цветок пожилой пассажирке, что тоже заторопилась к выходу.
Берите, берите! ответил я на её растерянность. Хорошего дня!
К счастью, розу она взяла. А я невозможно обрадовался тому, что у меня появилась вторая рука и тут же поторопился ей воспользоваться.
Убери руки, зашипела Элька, оказавшись в плотном кольце моих объятий.
Не могу, улыбнулся я, покачиваясь вместе с ней, как лодка на волнах, в толпе толкающих нас со всех сторон пассажиров. Это для твоей же безопасности, и добавил, чувствуя, как она напряжена и выискивает глазами за что бы ухватиться. Просто держись за меня. И позволь мне позаботится обо всём остальном.
Я перехватил её одной рукой за спину, второй взялся за поручень над головой. Ей ничего не оставалось: или распластаться у меня на груди, или обнять и слегка отстраниться.
Меня устраивал любой. Но она выбрала второй вариант. И целых десять минут я безнаказанно вдыхал её запах, слушал как бьётся её сердце, делился с ней теплом и чувствовал себя как Король Лев на Горе Предков. Королём Мира, победителем, альфа, мать его, самцом, но хуже всего, чувствовал себя именно там, где и должен бытьрядом со Своей Женщиной.
Глава 9. Эльвира
Что же ты делаешь? Чёрт тебя побери!
Я прижалась лбом к его груди, не в силах этому сопротивляться. И дрожь, что пробежала по его телу, и желание, что откликнулось в моёмвсё это было так знакомо, так естественно, невыносимо, сильно, что кружилась голова.
Его рука в ответ обнявшая меня чуть крепче. Порывистый вздох. Мучительный выдох. Время, что хотелось остановить. Слепящий свет объективной реальности, что хотелось выключить. И погрузиться в сладкий мрак мечты. Сказки. Волшебства.
Однажды мы так и сделали. Забылись. Сбежали из этого мира в придуманный. Где ритм, что задавала упругая жёсткость его ягодиц, был сродни звукам священного бубна, что уводил в страну предков. Страну запретных чувств, искрящих фейерверков, блаженства в парящей над миром тишине и оглушающего счастья. Страну, где были только он, я и наше учащённое сердцебиение.
В безумие наших ночей. Синеву наших дней. Ослепляющую яркость нашего солнца. Страну, где можно обрести всё, что нельзя увезти в чемодане. Нельзя погладить, как камни чёток, перебирая пальцами. Прижать к губам. Обжечься терпким вкусом. Осушить до дна.
Чаша светлой печали нечаянной любви, заполненная до краёв украденным счастьемэтот вечный символ курортного романа, стоит на каждом морском берегу. Забрать с намоленного места этот священный Граальнакликать на себя беду. Пытаться сорвать с губ в пыльном городе свежесть росы тех отчаянных поцелуевпогубить навсегда родник. Это закон. Истина. Скрижали, омытые слезами тех, кто рискнул разрушить всё, что строил годами: семью, устроенный быт, карьеру, ради призрака того случайного счастья.
Но вечно находятся смельчаки, которым закон не писан.
Один из этих сумасшедших сейчас и прижимал меня к себе в вагоне метро.
Но где же тот лом, что собьёт меня с его груди?
Стукните меня чем-нибудь потяжелее, пожалуйста!
Ах, да! Он же удалил мой телефон.
Спасибо!
Я освободилась из его рук и вцепилась в поручень ближе к выходу.
На следующей выходите? и не думал он отступать.
А вы? вздёрнула я подбородок.
Да, глянул он на часы. Через пятнадцать минут у меня лекция по кольпоскопии. Уже вторая, между прочим. Её ведёт одна потрясающая женщина, кандидат медицинских наук. Я её фанат.
Сочувствую бедной женщине, усмехнулась я. Жаль, что я её не знаю. Иначе предупредила бы, что не стоит доверять подозрительным незнакомцам, что неожиданно цепляются в метро.
Он улыбнулся. Красиво. Как всегда. В груди заболело от его улыбки.
Так давайте знакомиться, он первым вышел в открывшуюся дверь и протянул руку. Я Павел.
Вышло двойственно. Вроде и представился, а вроде и помогал сойти.
Доктор Лейман, человек и гинеколог. Врач вашей невесты, Павел, вложила я в его горячую ладонь свою. Обречённо вздохнула.
Как же всё это было некстати. Эта встреча. Эти раздирающие душу чувства, когда тянет к нему невыносимо, но всё время приходится напоминать себе: нам нельзя. Стоп! Назад!
Он тоже расстроился, что я напомнила: теперь мы в реальном мире. Кисло скривился. Думал, я иначе оценю его старания? Трудно не понять, что он не случайно оказался в метро, купил цветок, изучил моё расписание, наверно, выкроил часы в своём, раз ещё и на моей лекции опять собрался сидеть.
Настроен решительно. Отступать не привык. Но это не битва двух танков в виртуальной реальности, это жизнь.
Он нагнал меня на эскалаторе. Встал на две ступеньки ниже, окликнул.
Эль!
Я развернулась. Покачала головой.
Паш, нет.
Он поднялся на ступеньку. Наши лица оказались напротив, даже его чуть ниже.
Его волевое лицо. Лёгкая небритость. Я ещё помню какая она колючая. И как опьяняще умеют целовать его губы. Крупные. Дерзкие. Обветренные.
Как же я хочу шептать в них какие-нибудь отвязные глупости, срывать с них стоны смелыми ласками. Но ещё больше хочу сказать, что его девушка в беде. Хоть у меня в голове до сих пор не уложилось всё, что она сказала, и я понятия не имею, чем ей помочь, я знаю, что наш роман сейчас более чем неуместен, как бы нас снова не тянуло друг к другу.
Ты обиделась, что я не позвонил?
Так и простояв весь долгий подъём, глядя мне в глаза, Павел заговорил только на улице.
Нет, я резко остановилась и развернулась к нему лицом. Послушай меня. Внимательно. Моё настроение никак не связано с тобой. Ты ни при чём. Этот мир не крутится вокруг тебя. Всё закончилось. Я не свободна. Прошло четыре года. У меня семья, работа. Своя жизнь. А у тебя своя. Читай по губам: у тебя невеста. Вы помолвлены и скоро поженитесь. Не надо мне звонить. Не надо преследовать. Я не хочу
Его глаза становились темнее с каждым произнесённым словом.
Я запнулась. Он молча ждал, когда я продолжу.