Не могло этого быть. А вы, Майсель, что думаете?
Они ждут генерала. Таков приказ.
Это, пожалуй, вернее. Наш генерал мог выехать на передовую. Не тащить же парламентеров туда. Но генерал приехал бы в штаб после первого телефонного звонка.
Недоумение выразил и комендант форта. Он подошел к Колчину.
Наши парламентеры, можно предполагать, задержаны командованием Красной Армии. Мы вынуждены принять соответствующие ответные меры.
«У меня не было и нет страха, я не должен показывать, что волнуюсь хоть сколько-нибудь»,напомнил себе Колчин и сказал, тщательно подбирая слова:
Вы вправе, господин майор, отдавать приказы, но должны, разумеется, и нести за них ответственность. Вы настояли на том, чтобы ваши парламентеры непременно встретились с генералом. Но бои продолжаются. Генерал занят, его могли вызвать в высший штаб, ваши офицеры вынуждены ждать.
Майор согласился:
И мы подождем.
Все же он распорядился поставить возле русских парламентеров автоматчика.
Медленно тянулись часы и минуты. Все непонятнее становилась задержка немецких офицеров в штабе дивизии, росла тревога. Шабунин часто курил. Колчин ходил около пустых ящиков, сложенных во дворе, и поглядывал на Майселя, который сидел неподвижно на опрокинутом ящике, уставился в землю, напряженно размышлял о чем-то.
Вот еще одна забота: что за человек этот Майсель? Что у него на уме?
Обер-лейтенант думал о той дороге, длинной и сложной, которая привела его сюда.
В лагере военнопленных ему посчастливилось встретиться с генералом Мюллером, своим земляком, и после они часто беседовали как близкие людиразговоры шли о прошлом, нынешнем положении Германии и о ее будущем.
Однажды Винценц Мюллер без орденов и ленточек, в хорошо выглаженном мундире подошел к нему с книгой в руке. Майсель быстро встал, вытянулся.
Садитесь,сказал Мюллер и сел рядом.
Была подмосковная золотая осень. Деревья стояли, словно огнем охваченные. Листья падали на раскрытую книгу. Генерал не сбрасывал их, собирал в букет. Он стал читать вслух, медленно и негромко, поглядывая на огненно-красные листья. Мюллер читал о дереве, огне и человеке.
Того человека приковали железной цепью к яблоне так, что он мог отойти от дерева только на два шага; потом принесли дров и зажгли костер. А в стороне, широко раскинутые по полю, стояли повозки, палатки, орудия. Между ними лежали мертвые, и раздавались стоны умирающих и раненых. Дальше был лагерь победителей, там шумно кутили, веселились. Костер разгорался все сильнее, пламя распахнулось шире, и несчастный бегал с цепью вокруг, и тело его медленно поджаривалось
Мой генерал,насупился тогда Майсель,Что вы читаете? Где это было? Здесь, в России? Это о наших войсках написано? Я достаточно наслушался большевистских пропагандистов.
Это было в Германии, и в нашей родной местности тоже.Мюллер показал обложку книги: «История крестьянской войны в Германии».Вы были учителем. Пусть не историк, а математик. Родом из крестьян. И не знали, дорогой Майсель, как немецкие дворяне расправлялись с немецкими крестьянами. А дворяне у нас на родине остались, и появились новые, более могущественные. Гаулейтер Кох стал богатейшим помещиком. Вы полагаете, что все немцы равны, их различает лишь воинское звание, должность? Ошибаетесь, дорогой мой! Ведь даже здесь, в лагере, бароны и дворяне кичатся своим происхождением.
Он закрыл книгу, понюхал собранные в букет листья, откинулся на деревянную спинку скамьи. Лицо его было светло. В эту минуту Мюллер не походил на генерала, а напоминал Майселю одного из профессоров, которого он уважал, но спорил с ним, задавал дерзкие вопросы. И сейчас Майселю хотелось возражать.
Но позвольте, мой генерал. Ведь правда, что при Гитлере немцы в основной своей массе получили возможность жить лучше.
Что значит лучше и за счет чего?Мюллер отбросил листья, подался вперед.Приход Гитлера к власти означал войну, грабительскую, с безумными планами. Что получили немцы? Одниконцентрационные лагери и смерть там, другиесмерть на поле боя. Вдовам и сиротам лучше? Вам в лагере военнопленных лучше, потому что, если сравнить с лагерями для русских пленных Мы стали милитаристской нацией. Хорошо тем, кто правит, командует сверху. Они получают награбленное. Удачливый вор, известно, богаче труженика. Но воровать и грабить нельзя бесконечно и безнаказанно. Расплаты не миновать. Все, что вывезено из оккупированных стран в Германию, не утешит миллионы немецких вдов, сирот и калек. А вы говорите: в основной своей массе В наших газетах писали, что гаулейтер Кох обеспечил вывоз из Украины в империю продуктов сельского хозяйства, руды на сколько-то миллиардов марок, не помню цифру, да это и неважно. Наши собственные заводы разваливаются под ударами с воздуха. Гаулейтер обокрал Украину, а теперь потеряет в Восточной Пруссии все свои фабрики и поместья. Вам жаль, что Геринг, Кох и прочие высшие чины рейха лишатся своих предприятий вместе с доходами? Мне, скажу прямо, нет. Жаль, что немецкий народ слепо доверился Гитлеру. Авантюристы и шарлатаны воспользовались этим доверием. Дорогой мой обер-лейтенант, надобно хоть однажды взглянуть на факты и ход событий без заданной мысли, взглянуть, а затем оценить все заново и сделать новые выводы. Вы думаете, когда я сделал такие выводы? Вспоминается: оказавшись в плену, в первый же день я беседовал с одним советским генералом. Он спросил: «Что вы думаете об этой войне, господин генерал?» Вопрос был для меня неожиданным, я не мог дать краткого, ясного ответа, а главноедля себя не находил убедительного ответа. Именно тот эпизод побудил меня глубоко задуматься. Я вспомнил изречение философа Декарта: «Чтобы найти истину, каждый должен хоть раз в своей жизни освободиться от усвоенных им представлений и совершенно заново построить систему своих взглядов». И я нашел истину. Видите, дорогой Майсель, надо самому это сделать, без большевистских пропагандистов, о которых вы говорите неодобрительно, только самому отбросить все, чему поклонялся, и смело посмотреть, куда мы идем. Вы храбрый солдат, я знаю, но для этого нужна иная храбрость. Надо подняться выше затверженного: приказ есть приказ.
Тогда Майсель побоялся задать другой вопрос, потому что Мюллер, советуя поразмыслить самостоятельно, сам поучал и в голосе его появилась генеральская нотка. В таких случаях или верят слову или молчат.
В другой раз они встретились за шахматной доской. Шел дождь. Потускнели окна, за ними качались голые деревья. Генерал пригласил обер-лейтенанта на партию и легко выиграл ее. Майсель, расставляя фигуры, сказал:
Мой генерал, вы сыграли блестяще. У меня кёнигин была стесненаот дамы мало проку. Вот так и с Германией. Ей тесно в границах. Об этом писали наши предки. Это понимали мы и знаем, что дополнительные территории нужны. Мы великая нация, мы
Вижу,остановил его Мюллер,вы все еще не отрешились от того, что вбито в голову нацистской пропагандой.
Майсель обиделся: он не глуп, чтобы его можно было легко обмануть. История несправедлива. Германия оказалась сжатой на куске земли, в то время как многие другие страны занимают обширные территории и не могут их использовать как следует. Это надо исправить. И ради такой цели он готов выполнить любой приказ.
Значит, захват чужих земель, превращение их в колонии?Мюллер снял с доски одну из тяжелых фигур,Даю вам фору, «агрессор». Ходите! На протяжении жизни одного поколения Германия развязала и проиграла две мировые войны. В обоих случаях она пыталась поработить и обездолить другие народы. При кайзере это называлось борьбой за «место под солнцем», при Гитлереборьбой «за жизненное пространство». Надо же осознать, что прежние пути и методы порочны, навлекли на Германию ненависть всего мира. Поговорим о новом пути, о будущем Германии.
И Мюллер убежденно доказывал, что, если бы немецкий народ направил всю свою энергию, все силы не на войну, не на производство вооружения, а на производство машин, предметов для мирной жизни, развернул обширную торговлю, он был бы богатейшей нацией и его авторитет высоко поднялся бы в сообществе других наций.
Мой генерал,хитро улыбнулся Майсель,а вы что делали бы? Изучали военные науки, полководец, посвятили себя войне?
А разве я не гожусь в обыкновенные учителя?
О нет, вы достойны большего.
Потом наступила зима, глубокий снег покрыл землю, мир неузнаваемо изменился. Майсель не раз вспоминал, как он мерз в русских снегах и попал в плен закоченевший, не в состоянии двигаться.
Он стал вроде адъютанта при Мюллере, работал вместе с ним в Национальном комитете. Еще один длинный разговор, хорошо запомнившийся Майселю, был во время вечерней прогулки. Мюллер говорил:
Спасают Германию не те, кто продолжает преступную, кровопролитную войну. Мы спасаем и должны успеть сделать как можно больше. Нельзя терять ни одного дня! Поэтому задание, которое получили вы, Бухольц, Ворцель
О чем задумались, Майсель?спросил Колчин, подойдя к обер-лейтенанту.
Майсель ответил неторопливо, словно что-то еще не решил для себя:
Думаю о пройденном пути. О многом думаю,с каждым словом голос его понижался.Еще о том, что делает в Кенигсберге Бухольц. А другой наш человек должен видеть гаулейтера.
Колчин так и не знал, верить или не верить обер-лейтенанту.
Стрельба вдруг перекинулась из Кенигсберга в сторону форта
16
Подземный завод не работал: не было электричества. Все помещения его до неимоверной тесноты заполнило гражданское население. Кого тут больше, немок или женщин и девушек из Франции, Польши, России,в темноте не узнать. Главный инженер не разрешал зажигать даже спичекпоблизости склады с порохом, взрывчаткой и готовыми боеприпасами. Иногда в подземелье слабо светились лучи от электрических фонариковбатарейки истощались, их берегли.
Невидимые люди, не боясь, ругали гаулейтера Коха, генералов и офицеров: они во всем виноваты! Зачем было превращать город в поле сражения, зачем население не эвакуировали, зачем допустили сюда русских, зачем, зачем?
Военные, забившиеся сюда же, помалкивали. Не подавали голоса и эсэсовцы, бессильные разобраться, кто проклинает войну.
Братья Бухольц не покидали завода, были заняты делом. Главный инженер сидел в своем кабинете, слабо освещенном спиртовой плошкой, и готовил отчет о заводских делах, не зная, кому надо представлять его, но работал с обычной аккуратностью: ведь кто-нибудь да потребует от него отчет.
Томас догадывался, что мина заложена в складе, где хранится взрывчатка, а не в складе готовых боеприпасов, который в ходе боев может опустеть. Взрывчатки было заготовлено много. Сработав, мина вызовет детонацию такой силы, что на месте завода образуется кратер. Склад этот закрывался на запор с наружной стороны, и Томас, находясь в нем один, часто поглядывал на дверь: не вошли бы эсэсовцы
У него был хороший фонарик и миноискатель. Но миноискатель пришлось отбросить: взрывчатка хранилась не только в деревянных ящиках, было много железных бочек и вообще разного металлического хлама. Осталось простукать все стены и пол, как это делают заключенные в тюрьме, переговариваясь друг с другом. Стук мог привлечь внимание эсэсовцев или кого-нибудь из офицеров, находившихся за дверью. Томасу необходим был человек, который бы дежурил у дверей и при опасности мог предупредить, но такого помощника искать опасно, можно нарваться на предателя. Брат же категорически отказался помогать Томасу.
Светя фонариком, Томас разглядывал каждую трещину или неровность в стене. Различие в цвете и свежести цемента укажет на замурованную нишу с миной.
Канализационная труба под полом. Но Густав говорил, что при «ремонте» трубы склад не освобождали от грузов, ящики стояли на полу. Значит, провод подведен сбоку и мина в одной из стен. А к стенам вплотную приткнуты бочки и ящики. Однорукий сдвигал их, налегая плечом.
Стук в дверь заставил его немедленно прекратить работу. Кто-то вошел.
Томасголос брата.Пойдем. Надо обдумать положение.
Они прошли в кабинет. Томас взял со стола сигарету, закурил. Густав сел в кресло за столом.
Бессмысленный труд. Не найдешь,сказал он.
А ты помоги.
Густав отрицательно покачал головой.
Ведь русские уже в городе,убеждал Томас брата.
В том-то и дело. Беда надвигается неотвратимо. И ничего тут не поделаешь. Напрасно тратишь силы. Эсэсовцы умеют скрывать. Тут ничего не поделаешь,повторил Густав.И мне жаль тебя.
Этослова. Жальпомоги. Ты, главный инженер, должен знать хоть приблизительно.
Выбрось это из головы. Я не отвечаю за приказ.
Да, палач, приводя в исполнение приговор, не считает себя ответственным.
Ты сравниваешь меня с палачом?
Не могу подыскать другого сравнения. Ну, подручный, соучастник. Говоришь, что жаль меня. А тысячи людей?
Я вижу, ты совсем перестал думать по-немецки,с сожалением заметил Густав.
А сколько на заводе немецких женщин?
Что-то около пятисот.
Интересно, что они подумают о тебе, когда будут спасены и вся история станет известна,промолвил Томас.
Ты уверен, что найдешь?
Да. И надеюсь все же на твою помощь. Вот смотри, мне скрывать нечего,Томас достал из потайного кармана небольшой листок бумаги,Вот что написано:
«Немецкий народ! Подымайся на спасительный подвиг».
Тише ты!испугался Густав.Не на митинге в защиту родной земли.
Томас стал читать тише:
«Подымайся на спасительный подвиг против Гитлера и Гиммлера, против их губительного режима!
В единениитвоя сила! В твоих рукахи оружие для борьбы!
Освободись сам от этого безответственного и преступного государственного руководства, толкающего Германию на верную гибель!
Кончай войну, прежде чем совместное наступление объединенных сил противника уничтожит немецкую армию и то последнее, что еще осталось у нас на родине! Нет такого чуда, которое могло бы нам помочь.
Немцы! Мужественной борьбой восстановите перед всем миром честь немецкого имени и сделайте первый шаг к лучшему будущему».
Прочитав, Томас сжег бумагу над спиртовой плошкой.
Это я для тебя принес, больше не потребуется,сказал он.Ты понял, что нужно делать сейчас, пока не слишком поздно, где спасение?
Кто это написал?холодно спросил Густав.
Национальный комитет «Свободная Германия». Они послали меня сюда, а не русские. Я ведь поклялся, что не русские, и это правда.
Там плохие немцы, предатели. Они служат русским.
Ужасно!Томас схватился за голову.Брат брата не может понять. А ведь ясно: если бы мы сами покончили с Гитлером, его гаулейтерами и сложили бы оружие, война немедленно прекратилась бы.
Густав, кажется, понимал это имолчал.
Между ними была спиртовая плошка с желтым язычком пламени. Оба смотрели на огонек и оба думали об одном: судьба людей, как этот маленький огонек
Мне ясно,сказал Густав и отодвинул плошку в сторону, чтобы не погасить ее своим дыханием.Теперь совершенно ясно: ты коммунист.
Считай как хочешь,Томас поднялся.Ты знаешь, что до войны я не вступал в Коммунистическую партию. Носчитай как хочешь. До тридцать третьего года в Германии было триста тысяч коммунистов, об этом писали в газетах. Сколько уничтожено гитлеровцами, брошено в тюрьмы и концентрационные лагери? Половина? Больше? Не знаю. Однако уверен: коммунисты остались и не сидят сложа руки. Скоро их будет еще больше. Я тебе прочитал: немцы должны мужественной борьбой восстановить честь немецкого имени. Это сделают прежде всего коммунисты и те, кто пойдет за ними. Ты не соглашаешься. Мне ничего не остается, как искать одному. Если взялся за это дело, то и принял на себя ответственность за жизнь людей. До свидания, Густав! Я ошибся, надеясь на твою помощь. Ты готов слепо повиноваться и совершить преступление. Фюрер не сможет освободить тебя от совести и ответственности. В последний раз говорю: подумай!
Главный инженер уложил бумаги в портфель и щелкнул замком: отчет был готов.
Томас ушел в склад. Ни минуты не отдыхая, он искал заложенную мину, и все чаще приходила мысль, что усилия его бесполезны. Надо бы на поверхности посмотреть, где закопан провод, но там рвутся снаряды, может убить или тяжело ранить, и тогда уж никто не спасет обреченных на смерть людей. У входа лежат раненые солдаты, ищут здесь спасения. И никто из них не знает, что самое страшное впереди.