Немцы хорошо знали, что санитарные машины обычно не охраняются и бояться тут нечего. Солдаты стояли, перегородив дорогу, и ждали команды своего офицера, а он хотел обойтись без стрельбы и лишнего шума. Он требовал:
Шнелль, шнелль!и добавил хриплым голосом несколько русских слов, коверкая их:Быстро вон, ты, русская шлюха, матку-мать!
Ах, гадина!Леночку передернуло всю, оскорблений она не терпела, не привыкла к ним и не могла позволить оскорблять себя, кто бы ни был перед ней. В эту минуту она даже забыла, что ей угрожает беспощадный враг. Перед ней был прежде всего оскорбитель, и она вознегодовала.Отойди, нахальная рожа! Слышишь ты, собака паршивая! Это санитарная машина, в ней раненые. Не позволю! Прочь!с разгневанным лицом говорила Лена.
Офицер не стал слушать, если бы даже и понимал. Немцы спешили. На дороге может появиться другая машина, с вооруженными красноармейцами, и надо скорее захватить эту, с красным крестом на борту. Офицер потащил девушку за плащ-палатку из кабины.
Лена не испытывала страха. На решительные действия ее толкала ненависть до омерзения именно к этому немцу. Вероятно, вот такой же отвратительный, злобный фриц угрожает Колчину
Немецкий офицер не смотрел на нее, не видел ее рук под плащ-палаткой. Он покрикивал на солдат, и те, отзываясь: «Яволь, герр гауптман, яволь!»побежали гуськом но обеим сторонам машины к ее заднему борту. В этот момент Лена навела маленький трофейный пистолетик на офицера и нажала на спуск.
Вроде и выстрела не было. Просто хлопнула дверца, которую толкнул офицер, отшатнувшись
Гауптман Хён упал без звука, оскалив зубы. Его солдаты ничего этого не видели и не слышали; они торопливо сунулись к будке автомашины, и, как только сгрудились возле борта, в упор ударили несколько автоматов.
Шофер включил скорость, что-то заскрежетало, машина рванулась слепая, без зажженных фар.
Пригнись!крикнул он.Сюда, ко мне.
Лена согнулась, приникла лицом к его коленям.
Позади машины раздались крики раненых немцев, слившиеся в многоголосый стон от боли и полной безнадежности.
Когда машина выехала на широкое шоссе,а тут уже близко поселок и медсанбат,Лена, успокоившись, подумала не о том, что совершила поступок смелый, дерзкий, а опять вспомнила Колчина: что с ним?
Приехав в медсанбат, шофер удивился: лейтенант Гарзавина не стала докладывать о случившемся в дороге. Командир санбата первый заговорил с ней о том, что недалеко от форта при батальоне майора Наумова развернут медицинский пункт, там раненые, их надо вывезти, а людей не хватает. И чувствовалось по его озабоченности, что дорога туда особенно опасна.
Я поеду. Пусть скорее разгружают машину,Гарзавина не дала ему договорить.Пойду посмотрю, где можно напиться.
Грузный седой майор с загипсованной ногой полулежал У стены. Возле него собрались легкораненые. Они спорили и доказывали, что главная опасностьиз Кенигсберга: немцы продолжают контратаки, пытаются выскочить из котла.
Майор не соглашался. Ощупывая свою толстую, в свежем гипсе, прямую ногу, похожую на обрубок березы, он говорил:
Чепуха! Торазрозненные группы. Опаснее удар с полуострова. От Гросс Хольштейна, за железной дорогой, немцы двинули танки. Но ведь побьем! Я сам видел, как туда летели наши ночные бомбардировщики и штурмовики.
Лена слушала разговор, не представляла себе, где находится Гросс Хольштейн, но ей казалось, что немецкие танки движутся непременно к форту
Товарищ лейтенант!услышала она голос шофера и поспешила на его зов.
Машина была свободна, они поехали.
Над Кенигсбергом стояло ровное пепельно-красное зарево. В западной стороне тоже возник пожар; он был густобагровый, как заря перед непогодой.
Машина шла между двумя заревами в темноту, и было неизвестно, что там
* * *
Вместо помощи Наумову из батальона взяли взвод для охраны штаба дивизии, и по простому расчету на каждого бойца приходилось до пятнадцати метров рубежа на окружности, опоясывавшей форт.
Вначале на карте так и выглядело: большая черная точка в красном круге с пометками, где какая рота находится,
К черту этот геометризм!сказал Наумов своему начальнику штаба, придя на КП. Он подал кобуру с пистолетом связному.Заряди оба магазина.И снова начальнику штаба:Нанесите обстановку точнее.
Круг, в сущности, остался. Батальон отражал атаки немцев, появлявшихся со стороны Кенигсберга и с юга, от железной дороги, и в то же время выполнял прежнюю задачу блокировки форта; не прикрытые бойцами рубежи находились под минометным огнем.
Наумов давно отказался от мысли равномерно, цепочкой расположить свои силы на окружности. Он знал форт как свою ладонь и приданную полковую батарею со взводом станковых пулеметов выдвинул к тыльной стороне форта, против главных ворот. Из форта был еще один выход, возле напольного капонира при центральном сооружении. Здесь комбат установил свой взвод противотанковых пушек с пулеметами, а стрелковые роты расположил повзводно, и они поддерживали связь друг с другом через посыльных. Сам комбат, хорошо изучивший в дневное время, когда не было стрельбы, всю местность вокруг форта, помнивший каждую лощинку, метался со взводом автоматчиков от роты к роте, появлялся в нужное время там, где было тяжелее. Вели бой все люди батальона вплоть до комбата, потому что тыла не было.
Эту сложную обстановку начальник штаба нанес на карту со слов Наумова, который затем подписал боевое донесение на двенадцать часов ночи и, усталый, до боли сжал кулаками виски, чтобы не заснуть.
Батальон понес серьезные потери,сказал он и опять посмотрел на карту.
Здесь,показал начальник штаба участок западнее форта,у нас пустое место. Минометами наугадбессмысленно.
Все равно не будем рассредоточивать оставшиеся силы. Надо не распылять их, а держать компактно, не упускать управления. Людей меньше, количественное соотношениемайор прикрыл глаза и вдруг, резко оттолкнувшись руками от стола, встал, вмиг прогнав вялость и дремоту,Мы не химией занимаемся. У насникаких пропорций в распределении сил на местности. Где опаснеетам больше, в ином месте даже ничего, лишь посты наблюдения. Ну, я в обход по ротам,сказал он,застегивая ремень с пистолетом.А вы позаботьтесь о раненых.
Автоматчиков при комбате было уже меньше взвода, почти отделение. Где-то южнее, возле железной дороги, сражались с просочившимися группами врага другие наши подразделения. Наумов не имел с ними связи и послал туда двоих своих бойцов. Он шел от роты к роте вокруг форта, и отделение автоматчиков при нем уменьшалосьтого понадобилось послать к командиру минометчиков, другого оставить наблюдателем, двоих ранило, и раненых потащили двое, и еще одного автоматчика комбат направил с приказанием командиру батареи: дать несколько выстрелов так, чтобы снаряды разорвались перед воротами фортанапомнили противнику, каково ему придется, если он вздумает предпринять вылазку.
Перестрелка возле форта вспыхивала и быстро гасладружным огнем красноармейцы отбрасывали появлявшиеся группы врага в темноту ночи. И Наумов в душе твердо верил, что до утра продержится, но командирам рот говорил не об этом, а о том, что решающая атака немцев, отчаянная и самая опасная, еще впереди и надо быть все время наготове.
Майор возвращался на КП с одним связным, вошел в перелесок с поломанными деревьями, где находился блиндаж, и заметил странный предмет, медленно двигавшийся,он был похож на большой, длинный гроб. Наумов присел и на фоне неба, озаренного пожаром, разглядел наглухо закрытую машину, над ней косо вверх поднимались трубыпо пять в ряду. Это был десятиствольный миномет на бронетранспортере, пробравшийся сюда, пожалуй, не из Кенигсберга, а, скорее всего, с Земландского полуострова.
С тихим рокотом мотора, он двигался по единственной тут дороге, которую старшина хозвзвода со своими людьми расчистил от поваленных деревьев, чтобы можно было подъезжать с кухней и подвозить боеприпасы. Колеса и гусеницы немецкой машины скрывались за лежащими на обочине деревьями, и сам бронетранспортер с плоской наверху броней, с пологими скосами действительно напоминал гроб с крышкой.
Он остановился, трубы шевельнулись и тоже замерли. Раздался громкий тресктот характерный треск, когда залпом стреляет минометная батарея. Бронетранспортер качнулся, присел немного, и со свистом полетели мины. Они разорвались возле поселка или ближе, там, где дивизионный санбат развернул медицинский пункт для батальона Наумова.
Гранаты есть?спросил Наумов у связного.
Нету, товарищ майор.
«Что делать? До КП метров сто. Там, у связистов, возможно, найдутся гранаты. А если нет?»Беги к командиру батареи. Пусть тянут пушку с бронебойными снарядами,приказал комбат связному.Я останусь здесь.
Связной исчез. Наумову, лежащему на земле за деревом, было удобно наблюдать за бронетранспортером, который продвинулся немного и остановился, отчетливо вырисовываясь на светлом фоне неба. Наверху появились два немца. Один наклонялся за минами, другой принимал их и засовывал в трубы.
И опять треск, протяжный, с замиранием свист, и далекочастые взрывы, словно обвал каменной груды.
Артиллеристы с пушкой не показывалисьнелегко катить орудие по грязному полю. А два немца снова поднялись из люка, чтобы зарядить миномет.
Не дам им больше стрелять,прошептал Наумов и сдвинул предохранитель у пистолета.Расстояние невелико, цель видна хорошо.
А голос разума увещевал:
«С пистолетом против бронетранспортера и десятиствольного миномета, да там еще и пулемет, и вражеские солдаты защищены бронейэто безрассудство, совсем не героизм».
Знаю. Я не думаю о героизме. Они стреляют, и я не могу смотреть и ждать. Буду стрелять.
«Ты майор, командир батальона, ты не обязан ввязываться в такой рискованный бой один, тем более, что силы абсолютно не равные».
Все это верно, как и то, что я тоже боец,шептал Наумов, сжимая рукоятку пистолета.У меня есть долг и обязанность. А как командир, пропорции научился понимать иначе, у меня другой расчет, и кроме того приходится дерзать. Батальон выполняет задачу чертовски трудную, сражаясь на два фронта, и каждый делает больше положенного. Да, силы не равны, но я знаю эту машину, и немцы не подозревают Вот они дали еще залп. Нельзя ждать!
«Смотри,предупреждал голос разума.Ты изучил эту машину, знаешь, где пулемет, смотровые щели, открытый люк; ты многому научился на войне и понимаешь, что такое бронетранспортер. Если останешься жив, хоть не говори, как шел с пистолетом против бронированной, сильно вооруженной машины с экипажем, а то прослывешь Дон-Кихотом».
Это я понимаю и не скажу. Да и неважно, что подумают.
Два немца уже копошились наверху. Один присел и скрылся, второй стоял у миномета и, занятый делом, не смотрел вокруг. Двухрядные трубы сдвинулись: их наводили на новую цель. Боясь, что и этот гитлеровец спрячется, Наумов вскинул пистолет, тщательно прицелился и выстрелил. Немец опустился в люкбыл убит или ранен? Промахнуться не должен бы
Опять показался немецтот или другой, не узнать. Он встал к заряженному миномету, что-то сделал, поправляя его. Наумов, не медля ни секунды, выстрелил. Немцы, сидевшие в бронетранспортере, вероятно, и не слышали пистолетного выстрела, щелкнувшего, как сухая палка под ногой. А тот, наверху, откинулся головой назад, взмахнул руками и провалился вниз.
В перелеске было тихо. Связной не возвращался. Может быть, под обстрел попал? Артиллеристы мучаются в грязи, каждый шаг труден.
Немцы больше не высовывались из бронетранспортера. Сколько их тамтрое, четверо? Вероятно, остался один водитель.
Мотор работал. Бронетранспортер стоял неподвижно. Не шевельнулся ствол пулемета впереди. Прячась за деревьями, Наумов подкрался еще ближе к бронетранспортеру. Теперь нужен самый точный выстрелв смотровую щель над пулеметом, она виднеется черной полоской. Наумов неторопливо прицелился, нажал спуск.
Сердито взревел пулемет и смолк. Майор дал еще несколько выстрелов по бортовым щелям. Бронетранспортер весь вздрогнул, дернулся и замер, мотор заглох.
Наумов сменил магазин в пистолете, поднялся с земли. Навстречу ему по дороге от КП бежали два красноармейца, посланные начальником штаба узнать, кто стреляет из пулемета. Бойцы остановились, удивленные тем, что комбат возвращается один, даже без связного.
Товарищ майор, тут же стреляют!
Слышал. Гранаты есть?
Одна всего
Растяпы!ругнул их Наумов.Ну, ладно, при умении одной хватит. Ты иди по этой дорожке. Недалекобронетранспортер немецкий. Подшибли его где-то, он сунулся в перелесок и застрял. Люк открыт, немцы не показываются. Надо подобратьсяне спереди, где пулемет, а сзадии в люк гранату А ты,сказал майор другому красноармейцу, с автоматом,следи. Если немцы высунутся, очередь в них.
Пригнувшись, бойцы побежали. И скоро Наумов услышал несильный, приглушенный броневыми стенами взрыв и затем голос:
Товарищ майор, их трое было. Уложил всех одной гранатой!
«Как бы не так!»подумал Наумов и не похвалил бойца хотя бы за смелостьведь тот, идя к бронетранспортеру, не знал, что немцы там мертвые»
Вернулся запыхавшийся связной, доложил: артиллеристы с пушкой застряли в грязи.
Тянут, потянутвытянуть не могут, товарищ майор. За лошадьми побежали.
Проваландались. Не надо уже Что командир батареи сказал?
Просил передать: фрицы собираются высыпать из форта. Наша разведка подползла близко, слышалаза воротами гогочут, все там столпились.
Заглянув на КП, Наумов резко отчитал начальника штаба:
Вы что спите тут? Немецкий бронетранспортер разгуливал возле командного пункта батальона. Безобразие!
Он даже выругался, а этого раньше за ним не замечалось и совсем не шло ему. Подумал о себе:
«Нервы сдают. Где у тебя, Наумов, прежняя выдержка? На войне человек грубеет. Вероятно, не каждый, но я на себе замечаю это. Стал бойцам «тыкать», со своим начальником штаба, офицером, разговаривал резко, ругался, как извозчик. Они могут обидеться на меня. Развинтился!»
Уже стали видны пушки батареи. Мысли Наумова обратились к форту:
«Что с Колчиным? Мы должны выручить его. Говорил ему: уйдем из форта! Дал бы Сердюк три-четыре танка или батарею самоходок, я эту крепость взял бы штурмом, без помощи Афонова справился бы. Я изучил ее. У форта слаба противотанковая оборонаворвались бы в ворота.
Не послушались. И то сказать: с миром шел человек, и лучше нет дела! Жив ли он?»
* * *
Весь форт как будто опустился в глубокое и длинное ущелье, протянувшееся с запада на востокна выходах из него видны отсветы пожаров. Иногда треск автоматов раздается совсем недалеко за стенами. Солдаты гарнизона бегают по открытому двору, исчезают в казематах и появляются с железными коробками, несут ручные пулеметы. Похоже, они готовятся к вылазке. У тыльной стены, около ворот, собралась большая группа автоматчиков.
Колчина и Шабунина повели не к выходу, а влево, в темный угол, отгороженный кучей пустых ящиков. Позади кроме гауптмана и Майселя шел всего один солдат с автоматомгауптману не нужно было лишних свидетелей.
Этот участок форта был глухой. Колчина и Шабунина поставили лицом к стене. Два светлых пятна от электрических фонариков легли на стену, и в центре каждого кругатень. Колчин мог тронуть свою тень рукой.
Где-то позади стоял Майсель, ожидая команды. Или он будет действовать по своей воле,стрелять, когда захочет? Что на душе у этого Людвига или Фрица? Ведь он говорил, что сам выбрал новый путь борьбы. Согласился выполнять задания своего Комитета и нашего политотдела. Ходил в Кенигсберг, рискуя жизнью, и на обратном пути застрелил нескольких немцев. Неробкого десятка человек, и можно поверить, что он стал антифашистом, для этого тоже нужна смелость. А тут струсил и готов на подлое убийство, лишь бы спасти свою шкуру. Понимает ли он, что его не пощадят? Гауптман прибегает к обычным гестаповским методам, они известны Майселю.
Напрягая последние силы, Колчин старался держаться спокойно, но небывалая тяжесть давила на плечи так, что ноги будто увязали в землю.
«Тень, только тень осталась, безмолвная, бесплотная», он двинул рукой, чтобы шевельнулась и тень.
Это движение гауптман заметил.
Русский офицер нетерпелив. Старый Иван мне больше нравится. Стоит как вкопанный столб. Обер-лейтенант Майсель, вы сами вызвались расправиться с посланными сюда большевистскими агитаторами, вы и раньше убивали большевистских комиссаров и коммунистов, не так ли?