Лиза, это Егор, герой войны, прошу любить и
Мне этого достаточно, заулыбался Горька, и Аля увидела, до чего же он похож на Мачаню: чуть темные глаза под загнутыми ресницами, прямой нос, румяные тонкие губы, только у Мачани все миниатюрное, более мягкое. Что к нему притягивает девчонок? Красивый? Пожалуй. Но нет в нем главного, что мама называла стержнем, всегда его тянет куда-то не то чтобы на плохое, а на пустое. Лиза села с ним за один стол.
В небольшую аудиторию вошел преподаватель судебной психиатрии, поздоровался. Горька сзади сказал Лизе, но так, чтобы Аля слышала:
Какие у него глаза вроде и не с психами работает.
Глаза у преподавателя были обычные, серые, но удивительно спокойные, что создавало контраст с худым, нервным лицом. Что это, дар природы твердый взгляд или усилие воли? Он заговорил, как всегда, несколько торжественно:
Уважаемые будущие юристы! Мы невольно подчиняемся суровым условиям войны и будем изучать наш предмет в соответствии с имеющимся в институте материалом, проще говоря больными или симулирующими болезнь преступниками. Прошу за мной. И он вышел.
В коридоре к группе пристроился широкогрудый дядька в синем халате с завязками на спине и газетной треуголочкой на крупной голове.
Входить в контакт с больными запрещается, громким шепотом сказал он.
В распахнутые двери видны были палаты с узкими койками, сидящие и лежащие люди в серых толстых халатах, какие-то странные, безликие.
Больные в палатах избегали взглядов людей, многие как бы ушли в себя. Как врачи устанавливают с ними взаимопонимание? Ведь такой и выслушает, и согласится, а сделает по-своему. Они, видимо, понимают и принимают только то, что подсказывает им их больной мозг. У Али сложилось убеждение после занятий судебной психиатрией, что все беды этих несчастных от болезни мозга. Сморщился или усох крошечный участок мозга, может, всего несколько клеток, искажая восприятие мира, причиняя физические и моральные мучения. Если бы было лекарство, способное устранить дефект, вернуть клетки к здоровому состоянию, скольким бы людям облегчилась жизнь, и не только больным, но и их близким, и тем, с кем они соприкасаются, а уж врачам праздник. Конечно, если это больные, а не симулянты-преступники. Это и устанавливает судебно-психиатрическая экспертиза здесь, в институте.
Преподаватель прикрыл одну из дверей, подождал, когда все подошли вплотную, и сказал:
Сейчас я продемонстрирую редчайший случай, в житейском понимании. Эта женщина, без малейшего сомнения, преступница. Мы с вами поставим диагноз, а вы, как юристы, попытаетесь определить ее юридическую ответственность. И он открыл дверь.
В палате была всего одна женщина. Увидев врача в белом халате, она встала. Пышные волосы, закрученные на затылке узлом. Молодое, даже юное лицо, чистое, бледноватое, и блуждающие, затуманенные глаза.
В это время дядька в газетной шапочке подошел к мужчине в палате напротив и поднял его руку. Тот не противился, так и сидел с поднятой рукой.
Поза египтянина, проговорил, не удержавшись, Горька.
Врач спросил женщину неожиданно тепло:
Как себя чувствуешь, Даша?
Она ответила сразу, но голос дрожал:
Все бы хорошо, да ребеночка жалко.
Ты все вспомнила?
Свекровь меня маяла, а плохо было ее внучку. Печь не топила, купать не давала. Кашу ему сварю, она выбросит.
Даша опустила голову, замолчала. Врач взял ее за руку:
Вспомни все, постарайся, это нужно для лечения.
Что ж, судорожно вздохнула она, вертя в пальцах борт халата. Пеленки постираю, повешу, она их в поганое ведро. На себе стала сушить, мокрые оборачивала под платьем, грудь простудила.
И все?
Ну, задумала я умереть вместе с сыночком. Не получилось.
Потеряли сознание?
Не знаю. Ребеночка жаль.
Муж вернется с фронта, появится новый сын.
Не хочу домой, там свекруха. Я обратно бы, к себе, в детдом.
Как ребенка твоего звали?
Сынок, сыночек.
Он погладил ее пышные волосы:
Подлечишься, тогда домой, свекрови там нет уже.
Она прислушалась к его голосу, поверила, очень правдиво говорил врач, даже Аля было поверила.
Домой а ребеночка можно с собой взять? и впервые подняла на врача глаза.
Все уладим, ты вспоминай, хорошо?
Она кивнула. Врач снял руку с ее головы и пошел в коридор, крепко сжав рот.
В дверях напротив больной мужчина так и сидел с поднятой рукой. Горька хохотнул:
Египетская мумия!
Это тяжело больной человек, строго сказал врач. Катотонический ступор, ярко выраженная восковая гибкость, прошу запомнить.
Дядька в синем халате опустил руку больного.
Тут пооколачиваешься, сам психом станешь, буркнул Горька, и Аля пожалела, что привела его сюда, слишком развязен, не к месту.
Правильно, подтвердил слова Горьки врач. Нередки случаи, когда симулянты так входят в роль, что действительно заболевают. В этом страшная опасность, о которой симулянты не подозревают.
Вернулись в аудиторию, расселись по местам, притихшие. Аля была подавлена бедой Даши, как у нее все перепуталось в голове! А врачи, сталкиваясь ежедневно с таким разложением психики, как это выносят? И спросила. Врач улыбнулся:
За себя вы не должны бояться. Ваши контакты с больными односторонние, а нам, врачам, конечно, трудно. Важно понять. Со временем вырабатывается защитная реакция, это осознание возможности помочь больному или правосудию: нельзя оставлять преступника безнаказанным, если он здоров.
А если болен? спросил Реглан.
Лечить, принудительно, по приговору суда.
Он прошелся вдоль столов, встал, поднял палец на уровне своей головы, все смотрели именно на палец: что дальше? А дальше врач опять улыбнулся:
Как просто привлечь внимание здоровых, а Даша и не посмотрела бы. Ребята засмеялись, провел врач как детишек. Вернемся к Даше. Она долго мучилась от жестокости свекрови, терпела. Но вот однажды растоптала ее портрет, задушила ребенка и потеряла сознание. Теперь не может понять, жив ли ее ребенок, не может вспомнить его имя. Но сознание изредка проясняется, есть надежда на выздоровление, молода, девятнадцать лет. Это и беда: не могла сопротивляться злу, но благо сильный организм, думаю, справится.
Он оглядел своих учеников, не устали ли. Все внимательно слушали.
Итак: длительное страдание, взрыв-помрачение, депрессия, патологический аффект в чистом виде. Как поступить с преступницей, убийцей, товарищи юристы?
Невменяема, оправдать, сказал Осип.
Если есть заключение экспертизы дело прекратить, возразила Аля. Как Даша попала сюда?
Свекровь заявила, что Даша вначале набросилась на нее, следственные органы направили обвиняемую на экспертизу. Но люди все видят, старуха уже осуждена за доведение зависимого лица до преступления.
А свекровь психически здорова? спросила Лиза.
Экспертиза установила: вменяема. Уверенная в своей безнаказанности, она «перестаралась».
Встав, врач поднял руку, все смолкли.
Ну-с, благодарю за активность. До следующих занятий!
39
Торопливый резкий постук костылей, дверь рванули, и Витенька закричал с порога аудитории:
Ребята, Япония напала на США!
Ну? Прямо на Вашингтон? пошутил не поверивший такой сногсшибательной новости Реглан.
Говорю же: японцы объявили войну США, раздраженно повернулся к Реглану Витенька. Напали на их военную базу Пирл-Харбор.
Тоже мне Америка, протянул Реглан. Пирл-Харбор на Гавайях.
Все же напали. Ай, Моська, знать, она сильна, усмехнулся Осип. Теперь зашевелятся. Нет худа без добра. Запомним, друзья, этот день седьмое декабря, день раскола мира на лагерь антифашистов и фашистов.
Нам второй фронт нужен, а не теоретические определения, уколол в запале Витенька вместо Реглана Осипа.
Тот, снисходя к Витенькиной молодости, успокоил его:
Второй фронт нужен, и еще как! Да только все эти англо-американцы честно воевать не любят.
Обсуждение прервала Мария Михайловна. Вошла с какими-то листками, поправила шапку на курчавых волосах, выждала и начала:
Я как завуч
Всегда она козыряет этим завучеством. Аля слушала невнимательно, накачивает их дисциплиной, а они уже взрослые.
Это серьезное правовое поручение, первая ваша юридическая практика
Как всегда, хотелось выкрикнуть: «Покороче!» Да неудобно, завуч, немолодая, больная женщина.
Проверка правильности выдачи карточек в ЖЭКах. Староста, получите направления для своей группы. Распределили так, чтобы поближе к месту жительства, но, конечно, не в свой ЖЭК.
Але достался ЖЭК у зоопарка. Она посмотрела направление-удостоверение. Подписи, гербовая печать под ее именем. Первый форменный документ для юридической работы.
Утром шла по Малой Бронной к Садовой, оттуда к зоопарку и представляла, как ей «обрадуются» в этом ЖЭКе. До войны она знала только своего домоуправа, болезненного и грубого мужчину в летах. От Барина, водившего с домоуправом какую-то странную дружбу, все знали, что тот обирает электриков, слесарей и дворников. Грянула война, смыв домоуправа. Его заменил еще более немощный бухгалтер, которого однажды в бомбежку люди приняли за шпиона. Но все дела с ЖЭКом улаживала мама, поэтому было очень не по себе от предстоящей встречи, ждала отпора ее проверке.
Встретила ее пожилая женщина в дворницком фартуке поверх старенького пальто и в мужской ушанке.
Я, я домоуправ, сказала она приветливо. И бухгалтер, и дворник. Бухгалтер у нас старенький, поехал забирать дочь из Волоколамска, да опоздал, нету, и что с ним?
Прошу домовые книги и списки на получение продовольственных карточек.
Разобравшись в этих нехитрых документах, Аля стала вызывать жильцов с паспортами. В таком большом доме людей оказалось мало.
Фронт и эвакуация людей разбросали, сетовала домоуправша.
И все же дело нелегкое. Кто уехал совсем, кто опять вернулся, в больнице, госпиталях
А помогу-ка я тебе, дочка, предложила домоуправша.
Спасибо, но я прислана проверять вашу работу.
Я же не потому а помочь, смешалась женщина так, что на нее стало неловко смотреть.
Конечно, хотела помочь, но нельзя, теперь хоть обнимай обиженную. Аля смолчала. Работать было трудно еще и из-за холода.
Люди шли жиденькой цепочкой, подавали паспорта и молчали. Почему? Она смотрела в их лица, но они избегали ее взгляда, кутались, терпеливо ждали своей очереди. Никто не возражал против проверки, но никого она и не радовала. Впервые Аля столкнулась с отношением людей к официальному лицу, которое не помогает, а выясняет.
Отдыхая в перерыв от дел, Аля запивала кипятком принесенный из дома хлеб и думала, как же тогда люди воспринимают следователей, прокуроров, судей? Во всяком случае, не приветливо. Трудно будет работать.
На третий день, принеся кипяток из своей квартиры, домоуправша поделилась тревогой за дочь:
Боюсь за свою Людочку, такая нервная, скоро роды бомбежек не выносит. В марте выскочила замуж, муж на фронте, отец тоже, да не молоденький, а в армию не взяли, так он в ополчение подался.
Не зная, что ответить, Аля кивала. На том разговор и кончился. А наутро домоуправление оказалось закрытым. Пришлось идти в квартиру домоуправши. Открыла невысокая худышка с косичками. По тому, как она прятала под пледом большой живот, Аля догадалась Людочка.
Проходите, мама дома, и залилась слезами.
В неуютно пустой комнате домоуправша сидела за столом, неприбранная, с опухшим от слез лицом. Алю кольнула догадка: беда с одним из их мужчин. И тут же увидела на столе знакомого цвета и формата бумагу похоронка. Домоуправша перехватила ее взгляд:
Отец Людочки ополченец. Вы садитесь хоть на кровать, все продали да сожгли. Людочке питание и тепло нужно.
Тепло. Печурка у них отличная, железная, обложена кирпичом, и трубы длинные.
Мать встала, дочь схватилась за нее, обе заплакали.
Я сейчас, и стала надевать ушанку, одной рукой обнимая свою Людочку.
Я сегодня одна поработаю. И Аля чуть не бегом бросилась к дверям.
Именно в этот день Аля обнаружила первое нарушение. Женщина уехала, карточки сдала, а документа о сдаче их не было. Хорошо ли сомневаться в людях? Точнее, надо ли всегда сомневаться? Хлеб на три дня, это буханка. За буханку вырыли могилу маме. У домоуправши непоправимое горе. Что же делать? Придется выяснять. Но не сегодня. Трудно, оказывается, быть юристом. Теория учит: верить надо только доказательствам, но Как бы это поточнее вспомнить? Но руководствуясь своим правосознанием. И она отложила документы до завтра.
Люди шли плохо, все прошлые дни за ними бегала домоуправша, объявление о проверке карточек игнорировалось, а может, на него просто не обращали внимания. Без дела Аля прямо закоченела и домой бежала, крепко постукивая ногами. На Малой Бронной ей навстречу выехала полуторка. Странная какая За водительской кабиной прижато что-то вроде толстой трубы, из нее дымок, сизоватый, веселый. Шофер обрадованно махнул Але рукой, видно, надоели пустые улицы. В кузове погромыхивало, будто там деревяшки навалены. А что, наверное, чурками топится это самовароподобное устройство. Как оно так получалось, но машина катилась в нужном направлении и молоденький шофер смотрел весело.
Из первого номера вышла Мачаня, такая строгая, молчит.
Что случилось? невольно вырвалось у Али.
Егорушка уехал на фронт.
У него же рана не закрылась!
Ах, милочка, тебе следовало его удержать.
Как?
Замуж выйти.
Вот они Горькины предложения и шуточки о девочке с комнатой.
Мы ни о чем таком никогда стала почему-то оправдываться Аля, сердясь на себя за это.
А надо бы, прервала ее Мачаня. Эгоизм не лучшее из украшений. Но ничего, я воспитала сына правильно, он оправдает свое имя. И посеменила за ворота.
Имя. Имя Егор. А-а, Георгий Победоносец. Ха-ха Ну и Мачаня
Дома, разжигая керосинку, Аля недоумевала: с чего Горька вдруг сорвался? Вечером накануне встретил ее у Садовой. Она задержалась с Лизой, поговорили о своих ЖЭКах. Лиза пришла явно из-за Горьки. Но тот вдруг исчез, Аля добиралась до ворот в полной темноте, а из них навстречу солдат. Аля отступила. Такой большой и молчит Он как загогочет:
Вот и я!
Ты же вызвался меня проводить до дому, а сам куда делся? А если бы напали диверсанты? подначивала она «кавалера».
Хотел удивить, а она Я дорогу просматривал, нападение исключено.
На том и расстались. Нелепый парень, куда его понесло? Всю жизнь он искал перемен. Тыл фронт перемена? Ему в детстве завидовали: живет то у матери, то у деда или у отца с мачехой. Но частенько случалось, что этот трехдомный целыми днями пасся у мамы возле Али и Игоря. Видать, никому из своих он не был нужен по-настоящему. Отменное здоровье порождало энергию, а направить ее в Горьке было некому. Как-то раз, пацаненком, он уговорил Алю «переделать» новое мамино платье:
Я в кино видел на одной красавице, платье и шляпа, во! и поднял большой палец.
Вместе с Игорем они трудились добрый час, пока не изрезали подол черного крепдешинового платья в бахрому. Получилось ровно, Горька похвалил. Увидев испорченное платье, мама спросила, что это значит. А узнав о причине «украшения» платья, засмеялась. И сама отвела Горьку к его маме. Вернувшись, сказала:
Его мамочка дама с изюминкой.
Тогда Аля при встречах стала искать на лице матери Горьки изюминку. Не нашла
Может, Горька удрал от своей мамаши? Допекла заботами? Или он ей, как в детстве, мешал? Натка уехала, Люську сдала, только стала подумывать о покое, а тут сын поселился явно надолго. Вечно у Горьки осложнения: то мать с отцом развелись, то его из школы хотели выгнать, то дед вдруг женился, потом сам Горька сбегал из всех трех домов Ну, где он теперь? И ведь ни за что не напишет. Себя Аля виноватой не чувствовала, а вот жаль этого здоровяка-пустозвона.
40
В этот вечер Аля вернулась продрогшей, голодной и расстроенной: так и не смогла выяснить у домоуправши, где карточки на тот злополучный килограмм хлеба. Женщина была подавлена горем, с трудом отрывалась от собственных мыслей и, казалось, не вполне понимала, что ей говорят.
Только Аля вошла в свой второй номер, а из темной кухни недовольный бас Дениса: