Люди на фронте гибнут под бомбами, а они будут похохатывать? Только что вышел указ о паникерах. Может, чтобы отвлечь от черных мыслей, устраивают грандиозные концерты? Или все проще: все работают, и артисты тоже. И все же, пока неизвестно, что с Игорем, развлекаться бессовестно. И гулять тоже. Аля повернула домой.
Где ты была? Я уж не знала, что подумать Славик давно дома. Теперь оставляй записку, когда надумаешь прогуляться, укоряла мама.
Мама Если рядом, то и думать о ней не надо? Ох, нехорошо
4
Это ж надо забыть сменное платье! Никакой спецодежды теперь не выдавали, не из чего и некому ее шить, все работали на солдат, а уж в тылу потерпят. Подумаешь, комбинезон. У каждого есть что-то старенькое или немодное, вот и донашивай на работе.
Аля перед ночной сменой погладила синенькое платьице, и захотелось его сразу надеть, оно же было на ней прошлым летом в Останкине
Ездили туда в музей с Игорем. Лес успели пройти лишь по краю. Он остался в памяти странным; понизу деревья в тумане, а макушки от закатного солнца красным полыхали удивительно. И прохладные, пустоватые залы дворца с люстрами и сценой в небольшом зале, и портрет Паши Жемчуговой все запомнилось. Перед портретом они стояли долго. Узкое смуглое лицо, пожалуй, и некрасиво, а вот полюбил же ее просвещенный граф Шереметьев, женился, значит, было что-то особенное в этой женщине? Ум, талант Мама потом напела народную песню об этой удивительной Паше Жемчуговой:
Вашей милости крестьянка,
Отвечала я ему,
Господину своему
Никак довоенное время не отвяжется; за этими воспоминаниями и забыла сменку. А теперь утро, ночь отработала, пора в душ и переодеться, да не во что. Ехать как есть, в этом милом сердцу стареньком платьице? Но оно колется и грязное. Набилась мелкая стружка и пыль, все в брызгах эмульсии, а просохнет, станет коробом.
Стояла посреди цеха, огромного, под стеклянной, зачерненной крышей и качающимися от вибрации многих станков лампами под плоскими абажурами. Собственно, под этой крышей было два цеха и еще какое-то отдельное помещение, там пылал багровый огонь и суетился дед Коля. Но слоняться по цеху запрещено, а уж к себе дед и вовсе не подпускал. Славик все же разведал:
Дед отливает головки к нашим гильзам. И, увидев, что она не поняла, рассердился: Ну, как у пуль, свинчатки остренькие.
Корпус, головка, не все ли равно, пожала она плечами. Не все ли равно? Подумаешь, секрет
Там горн, по технике безопасности нельзя, оправдывал деда Славик.
Славик Вот кто ей нужен. Как только перевели его в токари, попал в другую смену. Но он не горевал, так был доволен, что сняли с «подхвата». Гоняли туда-сюда, а теперь настоящее дело.
Разыскала Аля Славика у токарного станка. Постояла за спиной, очень уж интересно, как он тут справляется. Славик обтачивал здоровенную чушку. Закончив операцию, освободил деталищу, миг полюбовался заблестевшей обточкой и начал вставлять новую деталь. Ловко так, силенки в руках у него поднабралось.
Здравствуй, токарь с Малой Бронной.
А, заулыбался паренек, решила проведать?
Слушай, дай мне твои штаны и рубашку, а вечером привезу.
Забыла сменку? У меня тоже такое бывает, Зина жалеет будить ребенка, и несусь, как угорелый.
Через полчаса Аля вышла из душа в прекрасном настроении, пожалуй, впервые после душа отпустило спину и руки расслабились. Неужели натренировалась? А вначале
Сперва был инструктаж по технике безопасности. Ошеломленные громадностью, грохотом цеха, они со Славиком лишь хлопали глазами. Сидели вместе с другими новичками перед бледным, задерганным инженером по технике безопасности и смотрели на его тонкие, бескровные шевелящиеся губы, по существу, не слыша ни слова, а вернее, не разбирая.
Чего-нибудь поняли? вдруг крикнул он.
Не лезть куда попало, поспешно ответила Аля, исходя из общего понятия слов «техника безопасности».
Инженер не стал допекать их, велел только:
Распишитесь, что проинструктированы. И скажите, чтобы заходила следующая группа.
Народу к этому замученному дядьке было полно; треть рабочих завода ушла на фронт. В коридоре пестро от разновозрастных людей: старики, подростки, домохозяйки, девушки
В цех вошли со Славиком какие-то очумелые. Румяная, туготелая молодка сказала Але:
Твой номер восемьдесят шестой, приходя, вешай, а после смены сними и в общую коробку брось. А ты, ясноглазик, обернулась она к Славику, разыщи начальника цеха Богданова, он скажет, где будешь метлой махать.
Мне-то к кому? расстроилась за Славика Аля.
К мастеру Мухину.
Славик поплелся искать начальника цеха, а Аля шла к Мухину, не посмев спросить, какой он из себя. В широченном проходе ей преградили путь три взрослых парня.
Как зовут, девушка?
Кем собрались работать?
Сколько хотите получать?
Им что, делать нечего? Аля рассердилась:
Зовут Алевтина, работать директором, зарплату в фонд обороны. А для начала помогите разыскать Мухина.
Серьезная, присвистнул рыжий коротышка и крикнул: Мухин!
Из-за станков выбежал малорослый желтолицый дядечка в черной кепчонке, и рыжий сказал ему строго:
Принимай пополнение.
Товарищ начальник, куда мне этот одуванчик?! глянув на Алю, взмолился Мухин.
А сам-то какой? ухмыльнулся кудрявый парень.
Я жильный, а у ней птичьи косточки, одна воздушность.
Поговори у меня, рыкнул коротышка.
Пошли, бросил Мухин Але. Рыжий это Иванов, начальник смены. Поняла? Чего умеешь? Молчишь. Ясно. Становись вот к полуавтомату, вставляй пруток, вот так. И он легко и, казалось, просто вставил длинную железяку в нутро станка, похожего на серую коробку высотой больше метра. Нажимаешь пуск, пошло! Дальше только стружку сымай вот этим крючком, сунул ей жесткую проволоку с загнутым кончиком. Кончится пруток, выключишь, белую кнопку ткнешь, и опять все по новой. Стружку в этот ящик, гильзы в тот. Наполнится, другой подставляй. Обучение, считай, закончено, в трубу его
И ведь научилась! Поднимала пруток, прутик, хворостинку длиной в полтора метра, а весом кто его ведает Закрепляла пруток, нажимала красную кнопку пуска, пускала эмульсию, снимала крюком стружку оттаскивала тяжеленные ящики с готовыми изделиями к проходу, волоком, поднять не под силу.
Мухин прибегал часто. Подхватывал готовую гильзу:
Горяченькая смерть фашистам! Важнющее дело у тебя. Имей в виду, военная тайна. И лукаво подмигивал: В трубу ее
Чаще всех к Але подходила туготелая Катя, контролер ОТК, доставала из кармана халатика микрометр и проверяла толщину гильз.
Идет дело, девушка, а не пойдет, Диму кликнем, он наладит автомат самым лучшим образом, наилучший из наладчиков, учти.
Дело пошло, трудно, тяжко было, а теперь и пруток вроде стал легче, и гильзы сами собой выскакивают из станка. Вот и со Славиком уладилось, токаренок Она улыбнулась.
За проходной ее обогнала Соня. Тоненькая, высокая. Прошла и не узнала.
Соня!
Та обернулась, развела руками, засмеялась:
Парнишка, да и только! И, оглядев Алю в брюках и кепочке, покачала головой: И все же ты не мальчишка, хоть тебя и побаиваются наши парни. Смесь крапивы с малиной, вот ты кто!
Это уж точно, но малины больше, вдруг сказал за их спинами Дима.
Подкрался? Лакомка ты, Димочка, погрозила ему Соня пальцем. Да зря стараешься, малинка еще зелена, а крапива уже стрекается.
А я терпеливый. Обстрекаюсь, поболею, потом малинкой залечусь.
Аля, недовольно поджав губы, отвернулась. Соня хмыкнула:
Помолчи, болящий, не привыкла девушка к такой болтовне.
Все на полном серьезе, и она почти взрослая.
Алю передернуло. И сейчас, и тогда, с пирожком от свекрови несерьезно. А как должен вести себя человек в его положении? Она же не сказала ни да, ни нет. Помолчала. Мама говорила, юристы считают молчание за знак согласия. И Дима так же? Сказать вот прямо сейчас это «нет»? А он я пошутил. Со стыда сгоришь. И вообще все это глупости.
Добралась на свою Малую Бронную, как всегда после ночной смены, около девяти утра. А в воротах Пашка. Крепко держит под руку Музу. Сбоку Вера Петровна с рюкзаком, обхватила его перед собой обеими руками. Та-ак дошла очередь Пашку провожать. Аля тронула его за руку:
Паш
Он не почувствовал ее прикосновения, не услышал или не узнал в одежде Славика. Шел выпрямившись, глядя куда-то вдаль. Зато Муза гордо вертела головой в перманентных кудряшках, как бы говоря: да, провожаю мужа, да, остаюсь беременная.
Всему дому было известно, что о замужестве старшая дочь многодетного дворника соседнего дома, вот эта самая Муза, уже и не думала. И вдруг разглядела подросшего Пашку. Неважно, что он заканчивал десятилетку и на семь лет моложе, в мужья годится: рослый, молчаливый и один сынок у портнихи. Через месяц после знакомства, которое и назвать-то так нельзя, Муза знала Пашку с пеленок, сразу после школьного выпуска они пошли в загс. И Муза, смяв отчаянное сопротивление свекрови, поселилась у них. Прошел год, который Вера Петровна потратила на безуспешные усилия разлучить новобрачных, и вот Муза, жена и будущая мать, провожает Пашку на фронт. И двор, такой враждебный к ней, должен был видеть, что она горюет, как убивается. Повиснув на Пашке, видимо, не первый раз по пути из своего третьего номера, она заголосила:
Муженек мой да как же я да кто ж приголубит и как это ты встал и пошел в самую войну-у
Прекрати шипела Вера Петровна. Здесь не деревня, все смеются.
Стоя в воротах, Аля смотрела вслед этим трем, этой семье, и досадовала за Пашку на женщин: как бы ни вела себя Муза, он-то идет на фронт.
Чего растопырилась в воротах? оттолкнула Алю Нюрка Краснова, злая, потная, багровая.
Она со своим Федором тащила за веревки большой фанерный ящик, через свободное плечо полмешка с чем-то вроде сахара или крупы, а у Федора две авоськи, набитые пакетами.
Здравствуйте произнесла Аля, изумленная и зоркостью Нюрки, сразу узнавшей ее в Славиковом костюме, и количеством продуктов в руках супругов.
Видал, Феденька, молоденьких подбирают, скоро твой черед. И Пашку успела разглядеть Нюрка.
Глянув в сторону Никитских ворот, Аля увидела кургузую голову Пашки над людьми и побежала следом, проводить же надо, а ребят никого. На углу стояла Славикова тетка-нянька. Аля позвала:
Зина, побежали!
Они догнали Пашку уже у сборного пункта в школе на Малой Никитской. Народу у ограды полно, и все женщины. Во двор пускали только призывников, и перед Музой часовые скрестили штыки.
А в меня ткните! кричала Муза. Я жена, не имеете права. И, отведя винтовки, побежала за Пашкой. А он шел, журавлино поднимая длинные ноги, шел, будто ничего не видя, на лице же одно: оторвут сейчас от самого главного в жизни, от жены, ставшей еще ближе из-за будущего ребенка.
Паша, не попрощались же и вещи слабо крикнула Вера Петровна, но он не ответил.
Услыхала Муза, вернулась, выхватила рюкзак у свекрови и побежала за Пашкой.
Аля с Зиной не уходили, припали к прутьям ограды, ждали. Вон она, Муза. А сзади тощий, длинный солдат. Это же Пашка в форме уже. Муза отстранилась от него, медленно пошла с узелком под мышкой, и перед нею, грузной и бледной, расступались. Пашка стал пятиться, видимо, его звали военные с крыльца школы, и смотрел, смотрел на бредущую жену. А она не оборачивалась, глаза полузакрыты, прислушивалась к себе, к ребенку, кусала губы и морщилась.
Плачет, шепнула Зина. Без слез плачет. Любит Пашку-то, вот ведь дело какое. А мы думали грех плохо думать, закрыта чужая-то душа.
Никто не знал, когда отправка, а Музе надо было отдохнуть. Решили подежурить по очереди. Осталась Вера Петровна, а Зина с Алей повели Музу домой. Так и дошли: Зина, обняв, вела Музу, а Аля несла Пашкин костюм в узелке.
Дома Аля застала маму капающей в рюмку лекарство.
Заболела?!
Бежала, задышка мама выпила лекарство. Пашу проводить, и вот не успела. И никто не сказал, куда пошли все вы а теперь пора на работу, отпросилась на полчаса. Каково-то Вере Петровне
Мы проводили, Муза, Зина. Вера Петровна еще там, только к нему не пускают. Ты немного полежи, а?
Мама послушалась, лежала молча, а Аля думала: Пашку не жалеет. Музу тоже, а эту гордячку Веру Петровну ей жаль. А Вера Петровна виновата перед мамой, испортила дорогой костюм, знаменитая портниха, а исправлять не пожелала, так он и лежит в сундуке третий год. Потом долго при встречах смотрела сквозь маму, не здоровалась.
Мам, чего ты о Вере Петровне горюешь? не выдержала Аля.
Когда у тебя будут дети поймешь.
Дети У нее, Али, дети! Смешно.
5
Красновы гуляли, как никогда. Никаких гостей, только свои из второго номера. Мама решила:
Пойдем и мы, раз пригласили. Радость же, сегодня взяли у немцев обратно Рогачев и Жлобин.
Рогачев Жлобин Где они? Аля стала искать на своей школьной карте, висящей над ее письменным столиком. Жлобин повыше Рогачева, Украина. Для Али Украина смесь гоголевских хаток, широкого Днепра, изобильных ярмарок с теперешним Днепрогэсом, хлебом и углем, и уж, само собой, прекрасными украинскими песнями. Но теперь Украина горела, там убивали, разрушали. А, собственно, Аля ничего толком не знала об этом богатейшем крае. Он был для нее сказкой. Но как же хорошо немцев погнали!
С легким сердцем она уселась за стол Красновых, не по-военному времени обильный, даже с шампанским. Подвыпившие гости и хозяева уже залихватски выкрикивали:
Эх, сыпь, Семеновна,
Да подсыпай, Семеновна!
Дворничиха Семеновна, явившись без приглашения, как и во все квартиры, где пахло спиртным, беззубо улыбалась, прихорашивая всему двору известный белый в горошек платочек. К ней, не к матери, жался белобрысенький Олежка, пятилетний сынок Барина. Между Глашей и Машей, сестрами-близнецами, сидел в обнимку с котенком Глашин шестилетний сын, Толян, деловито выковыривая из булочки изюминки. Такие булочки исчезли с началом войны, сегодня же Федор сам напек, большой мастер по поварской части.
Пододвигая гостям копченую рыбу, холодец и горчицу, Нюрка, перебивая всех, страдала:
С неба звездочка упала,
Ох, да четырехугольная,
За кого я замуж вышла,
Дура малахольная
Ее длинное, смугловатое лицо раскраснелось, крупный рот улыбался, а в темных глазах никакого веселья.
Настась Пална, уважь, выпей!
Пригублю, Нюра, при таких делах надо. Фашистов погнали, и Великобритания заключила с нами соглашение действовать вместе против Германии, поверили в нас!
Ага, когда сами горели почуяли, сказала Глаша, посматривая то на сына с котенком, то в свою стопку: как бы не перебрать.
Да бросьте вы свою политграмоту! И Федор вскочил, хватанул себя ладонью по голому черепу, заорал:
А чужие женушки белые лебедушки.
А моя шельма-жена, полынь горькая трава!
Погрозив ему увесистым кулаком, Нюрка встала с рюмкой:
Собрала я вас, соседи-гостенечки, по новому случаю моей жизни Все примолкли, повернулись к хозяйке. Ухожу из проводниц, наездилась Нюра Краснова во как, и полоснула ребром ладони по своей крепкой шее. Оседаю дома, рабочим классом
Нетерпеливая Маша протянула к ней свою стопку:
Поздравляем! Кем же ты теперь будешь числиться?
А Нюра ваша не промах, и заулыбалась. На фабрику «Рот-фронт» иду.
Ловко пробурчала Глаша. Сестры одинаково помрачнели.
Об конфетах не скажу, а шоколад наипервейшее дело, ответила Нюрка. Буду укладчицей.
Знай наших! гаркнул Федор и выпил свою рюмку.
Но гости как-то сникли, веселье пошло на убыль. Только практичная Баринова Нинка спросила:
Нюр, на продажу принесешь? Когда сможешь, конечно.
Там посмотрим
Сидят шоколады обсуждают, зло и четко выговорила Глаша, поднимаясь из-за стола. На земле беда, а они Седни Настась Пална читала у примуса: Китай с японцем сцепился, в Африке гомонят, а тут тьфу! Маш, бери Толяшу, пошли домой!
Напилась-наелась, теперь можно хозяев обругать, усмехнулась Нюрка. От зависти все. Пусть уходят, а мы гулять будем. Все равно помирать! Ии-их, топнула я, и не топнула я
С дивана, с почетного у Красновых места, встал Барин, но тут же осел, бледнея:
Нинок валерианки.
Угловатая неторопливая блондинка, жена Барина, спокойно вынула из кармана цветастого халата пузырек, накапала в пустую рюмку, разбавила фруктовой водой. Барин сперва выпил рюмку водки, а уж тогда запил валерианкой. Аля засмеялась.