Как Красноярск?
Как всегда. Пыльно, грязно, ветрено, даже улыбнулся он.
Мы вышли из здания аэропорта. И он протянул руку.
Ключи.
Трах-бабах! И грянул гром
Коть, да я сама поведу.
Но это же ключи от моей машины? кисло усмехнулся он. В то, что всё хорошо, он, конечно, не поверил. Да и не должен был. Слишком долго мы уже вместе. Слишком хорошо он меня знает. Значит, я и поведу.
Я жалко улыбнулась, протягивая связку.
А теперь рассказывай, вырулив с парковки, мы встали в очередь к пропускному терминалу. И красивые длинные пальцы Верейского легонько барабанили по рулю. Где машина?
В автосервисе.
Попала в аварию?
Ну-у-у почти.
Он тяжело вздохнул.
Опять?
Да, да, опять! вспылила я. Потому что он прав. Потому что да, чёрт побери, опять! Да, я психанула, Паш, что ты улетел! Ты мог бы и остаться, между прочим! Ведь я просила. Сходили бы куда-нибудь, наконец! Просто провели время вместе.
Куда, например? словно замёрз его голос.
Да куда угодно! В ресторан! На премьеру фильма в «Синеманию». На ипподром. На скалодром. Съездили бы в тот парк, где помнишь, между соснами натянуты тросы, лестницы, сделаны разные препятствия. Там бы провели день. Куда угодно, Паш! Куда. Угодно. Куда ты? выкрикнула я, когда оплатив парковку, он свернул от шлагбаума не к дому, а в другую сторону.
В автоцентр. Ты же там оставила машину?
Ты меня вообще слышал? зло откинулась я к спинке и отвернулась.
Нет. А что я должен был услышать? равнодушно пожал он плечами.
Действительно, всплеснула я руками. Ничего.
Ничего, чёрт побери! Ничего, стоящего его внимания. И больше всего бесило, что он прав. И вопрос должен был звучать так: что нового я должен был услышать?
Что нового, спустя шесть лет наших встреч и расставаний, наших ссор и примирений, обид и прощений, головокружительных взлётов и сокрушительных падений я ещё могла ему сказать?
Только выкрикнуть, что больше всего на свете я боюсь его потерять. Написать кровью, что я люблю его. Убить ради него. Убиться. Хотя всё это как раз уже и было. Именно поэтому я вдавила педаль газа в пол и въехала в бетонную стену, когда он уехал.
Он не ответил, лишь слегка повернул голову в мою сторону.
И до самого автоцентра мы молчали.
Думаю, к концу недели будет готова, пояснял Верейскому механик у разбитой машины. Но ремонта много дальше он в подробностях перечислял, что именно я разбила, что повело, сломано, сработало.
Мне было совершенно плевать на то, сколько придётся заплатить. Я заплачу! Меня бесило, что мы приехали сюда, потому что Верейский хотел убедиться, что я сделала это сама. Одна.
Всё? Доволен? Да, я никого не убила. И сама не пострадала, если тебе это, конечно, интересно.
После шести сработавших подушек безопасности? усмехнулся он, открывая дверь своей машины. Нет, не интересно. Но ты права, хотел убедиться, что в машине ты была одна.
И это всё, что тебя волновало? хлопнула я за собой дверью со всей силы. Убедиться, что я не притащила какую-нибудь из твоих шалав и не припугнула?
Он тяжело вздохнул и опять промолчал. Дождался, пока механик принесёт ему номер своего телефона. Приоткрыл окно, чтобы взять клочок бумаги и только потом завёл машину.
Но у тебя же кто-то есть? спросила я, когда мы уже выехали на дорогу. Душили обида, злость, горечь. Хотелось его задеть, зацепить хоть чем-то. Иначе справиться с этой яростью, что вызывало его равнодушие, никак не получалось. Отвечай, твою мать! Отвечай! схватилась я за руль и дёрнула.
Он едва справился с управлением. Машина вильнула. Встречная полоса взорвалась сигналами клаксонов. Он сбросил газ. Прижался к обочине, остановился. Замигала включенная «аварийка». И только после этого повернулся ко мне.
Ты хочешь разбить лоб об эту стенубейся сколько угодно. Но прекрати играть с жизнями других людей.
Ты не ответил, вскинула я подбородок. Ты кого-то трахаешь, да?
Я могу трахать кого угодно, стюардессу в самолёте, администратора в гостинице, да хоть вот этого механика, выразительно глянув на брошенную визитку, он убрал её в карман, но твои сцены ревности уже и неуместны, и смешны. Всё это мы с тобой давным-давно прошли, Юль. Всё на тысячи раз обдумали, на сотни обсудили. Если я с тобой, то я с тобой, протянул он руку. И сжав мою вложенную в его ладонь, подтянул к себе. Прекращай дурить. Ну? Куда? На скалодром? В парк? В кино? Только давай завтра, хорошо? Сегодня я ужасно устал. А потом два дня буду в твоём полном распоряжении. Как и обещал. Перед очередным отъездом. Куда? Поедем навестить твою Чёрную Звезду?
Чёрную Звезду, хмыкнула я, невольно поёжившись. Ну ты вспомнил! Эту лошадь я продала ещё два года назад.
И снова меня передёрнуло от воспоминаний.
Эту грёбаную лошадь я продала Ренату Алескерову. Так мы и познакомились.
Как быстро время бежит, вздохнул он. И улыбнулся понимающе, снова встроившись на машине в основной поток, к центру. Ну рассказывай, чего там понаписал тебе твой «миллион подписчиков», что ты опять не в духе? Срочно нужны мои руки на фото? Могу пожертвовать. И не только их. Ухо? Бровь? Обе волосатых ноги? Для тебя ничего не жалко.
Прекрати, засмеялась я. Вот ещё я бы парилась, что мне пишут эти злые завистливые макаки, хмыкнула гордо. От плохого настроения не осталось и следа. Только он так умел. Я достала телефон. Закажем еду или заедем куда-нибудь поесть?
А я наивно надеялся, что ты что-нибудь приготовишь, улыбнулся он. Ярко. Тепло. Солнечно.
Моё солнце. Солнце на тёмном небосклоне моей жизни. Солнце, что я всегда жду.
А знаешь, я ведь приготовлю, с беззаботным видом зашла я на кухню, когда мы решили всё же ужинать дома.
И едва успела прикрыть собой окнона стекле красовался отпечаток мужской руки.
Глава 8. Девчонка, которая застряла. Но не в паутине
Чёрт, чёрт, чёрт!
Пока Павел пошёл в душ, я бегала по кухне как перепуганная курица. И у меня всё валилось из рук, и в прямом и в переносном смысле.
Я решила сделать карбонару. Но спагетти переварила, ещё и половину вывалила в раковину мимо дуршлага. Бекон подгорел. С чёрным перцем я, задумавшись, кажется, перестаралась. И последней каплей стало свернувшееся яйцо.
Блядь! швырнула я в сердцах в мойку ложку.
Ведь знала, что надо остудить, что лучше переложить в другую посуду, отделить желтки от белков, но поторопилась. И теперь это не карбонара, а макароны с омлетом.
Совсем как моя жизнь. Хотела одно, а вышло что-то совершенно противоположное. Хотела отшить навязчивого самодовольного мужика, а в итоге нажила себе кровного врага. Хотела удержать отношения, что мне были так дороги, а в итоге сделала всё, чтобы перечеркнуть всё лучшее, что у нас с Пашкой было, ещё и оттолкнуть его от себя настолько далеко, что уже, наверно, и не дотянуться.
Блядь, что же я наделала! Ладно, хер с ним, опоили, отымели, наказали, нагнулизаслужила, наверное. Да и просто от меня там не много зависело. Так, включила эту лживую браваду, чтобы от страха не обделаться. Но Камиль какого чёрта я пошла на поводу у своей похоти-то, а? Какого чёрта, Юля? Какого чёрта?!
Сейчас, когда отпечаток его руки на стекле стал словно отпечатком на моём лице от пощёчины, я и сама не могла понять: зачем? Словно у меня диабет, а взяла и съела целиком торт, просто тактакое было чувство. И мне ведь даже не особо хотелось. Но было вкусно, не спорю. Хоть ни разу не полезно, опасно и просто безответственно. И назад уже ничего не вернёшь, не выплюнешь, не вызовешь рвоту, не промоешь желудок. Не исправишь. Мне бы капельницу с инсулином в вену, но поздно пить боржоми, когда яйца в пилораме. Нет у меня волшебной капельницы. Надо брать себя в руки и что-то делать.
А это что? голос Верейского за моей спиной заставил застыть соляным столбом.
Ёб твою мать! Нет, нет, нет! Только бы Камиль не оставил в ванной свои трусы. Или волосы на мыле, или стоп! Стоп! Во-первых, на нём не было трусов. Во-вторых, у нас с Верейским разные ванные. В-третьих, я же всё проверила. А эта паника как раз то, про что говорят: на воре и шапка горит. Двум смертям не бывать, но надо срочно брать себя в руки.
Ты о чём? беззаботно развернувшись, якобы за куском пекорино и тёркой, я мельком глянула на Верейского. На самом деле просто боясь поднять свои бесстыжие глаза.
Я про договор, прислонился он передо мной к столешнице.
Фух! Я облегчённо выдохнула и тут же стесала о тёрку все четыре пальца.
Чёрт! бросила сыр и затрясла рукой. Схватилась за кран, чтобы смыть тут же выступившую кровь. Сунула руку под воду.
Пашка откинул в сторону документы и кинулся помогать. Оторвал бумажное полотенце. Протянул. Помог замотать руку.
Прости, но боюсь, ты не оценишь мою сегодняшнюю Кровавую Карбонару. Вернее, то, что получилось вместо неё, вздохнула я, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет. Это договор с новым поставщиком, мой директор просил прочитать и завизировать.
А что случилось со старым? закрыл он воду и принялся сам тереть сыр в спагетти, теперь остывающие так не вовремя.
Сыр почти не таял. Я запорола всё, что могла.
Они напыщенные козлы, которые сорвали нам поставкувот что с ними не так. У меня линия уже стоит, а они груз так и не отправили.
Я бы наказывал не поставщика, а закупщика, который допустил такую ситуацию. Ну и директора хорошо бы депримировать.
Да я бы уволила. Обоих, вздохнула я, разматывая импровизированный бумажный бинт. Но тогда все эти вопросы придётся решать самой. А я не могу работать за всех.
Согласен. Сама ты бы всё сделала лучше, но невозможно работать за всех, достал он тарелки. Договор покажи на всякий случай моему юристу. Похоже, тебе диктуют условия, понимая, что ты сейчас в безвыходном положении.
И ведь как в воду глядел про то, что мне диктуют условия. И я сейчас не о дурацком договоре.
А какие у меня варианты? Ситуация и правда безвыходная.
Сломай её, ситуацию, подал он мне первую тарелку со спагетти. Не позволяй ничего себе навязывать. Найди третью сторону, столкни их интересы.
«Солнце моё! посмотрела я на него с восторгом. Ну я же просила: не уезжай. Если бы ты только был здесь, сколько глупостей я бы не совершила! Я же без тебя как Глория без Немо, совсем потеряюсь».
Я когда-нибудь говорила, что люблю тебя?
Не припомню, делано пожал он плечами, подавая вторую тарелку.
И правильно. Кто любиттот кормит. А я, судя по этой еде, решила от тебя избавиться. И я пока не знаю, как взять ситуацию в свои руки, но знаю, что точно исправит наш ужин, поторопилась я достать из холодильника бутылку хорошего белого вина.
Ах, как бы я хотела сейчас потянуться к его губам, а не за штопором. Но даже я, дрянь, каких поискать, не могла. Даже у меня было святое. Были принципы. Тут надо или трусы надеть, или крест снять.
Я пока не могу, Паш. Не ты в этом виноват. Ты этого не заслужил. Но я подвела тебя, предала, просто так, без какой-то веской на то причины. И это хуже всего.
Я сейчас по уши в дерьме. Застряла. Запуталась. Но я всё исправлю. Я постараюсь. Ведь, сам того не ведая, ты подсказал мне как.
Глава 9. Девчонка, которая умеет заключать сделки. Сделка номер раз
Не знаю, почему этого не сказал мой юрист (отправится третьим в расстрельный список, после директора и закупщика), но уже второй юрист из тех, что, наверняка получали зарплату в семизначных цифрах, указал на пункты в договоре, что как бы ненавязчиво перекладывают ответственность с поставщика на покупателя.
Простыми словами: их обязанность только получить деньги, а больше они ни за что не отвечают, чуть не в слово в слово повторил мне «второй» слова «первого».
И первый был юрист Верейского, к которому он и посоветовался обратиться. А второй ну не то, чтобы я с первого раза не поняла где и как меня наёбывают, просто мне очень нужен был сейчас юрист отца, а показать ему договоротличный повод.
Спасибо, Лев Илларионович, отодвинула я в сторону бумаги. А можно мне ещё уточнить у вас один вопрос. Про акции.
Про акции? удивлённо взлетели вверх его седые кустистые брови. У этого пожилого худого мужика с трудновыговариваемым отчеством имя как никогда соответствовало внешности. Густая седая копна волос так и просилась назвать её львиной гривой.
Да, про акции «Север-Золото». Я знаю, что вы, конечно, не обязаны всё знать, а у меня вопрос скорее финансовый, чем юридический, путала я следы, но не отрывать же от дел ещё и финансового директора.
Его и нет, он улетел к Владимиру Олеговичу в Нью-Йорк, снял тот очки, сквозь которые изучал мой договор.
Тем более. В общем, им там с отцом сейчас точно не до меня. А меня гложут сомнения. Отец обещал отдать мне акции, чтобы я подержала их в руках, прочувствовала ответственность, так сказать, и научилась пользоваться возможностями, которые они дают. Но я так далека от всего этого, что боюсь, ну как бы это сказать помягче, не оправдать доверия. В общем, скажите мне, словно устав путаться в словесах, вздохнула я, сколько денег я про потеряю, если у меня ничего не получится?
Да, да, конечно, я знаю, что ваш отец владеет пакетом «Север-Золото», многозначительно кивнул юрист. Но, не слышал, чтобы он хотел их отдать вам.
Блядь, да не прикидывайся ты, дядя! Да кто угодно уже это слышал! Даже Алескеров! Раз они ему вдруг понадобились. Но было бы странно, если отцовский юрист руководствовался только слухами.
И?..
Насколько я помню, разговор шёл о передаче вам прав только после замужества, да и то потому, что вы помолвлены с господином Верейским. Павел Викторович является держателем крупнейшего пакета «Севера», а по сути и членом совета директоров, и его главой. Поэтому ваш отец и сделал из всех своих активов выбор в пользу этого пакета. И вам не стоит волноваться, о них прекрасно позаботится ваш будущий муж. Уж он точно знает, что делать с акциями, тем более его компании, белозубо улыбнулся он слишком белыми винирами. Простите, не знал, чтобы отец хотел оформить акции на вас прямо сейчас, если я правильно понял ваш вопрос.
Бе-бе-бе! Да мало ли что ты не зал, хитрый старый осёл. Уж с отцом я как-нибудь договорюсь.
Почти, очаровательно улыбнулась я. Но я спросила сколько они стоят.
И холод моего голоса он почувствовал. Улыбка сползла с его лица.
Я действительно не финансовый директор. Но могу назвать вам одну цифру. Пакет в тридцать семь процентов, который два года назад господин Алескеров-старший переоформлял на своего сына был оценён, он достал дорогую перьевую ручку и нацарапал мне на бумажке цифру. Дальше вы можете сами посчитать сколько стоят семь.
И я, конечно, посчитала. И вернувшись в Пашкину машину посчитала ещё раз.
С одной стороны, если сравнивать с отцовскими капиталамиэто жалкая отрыжка его многоголовой финансовой гидры. С другой стороны, обороты моей компании, например, не позволят мне таких денег и за всю жизнь заработать. А сейчас, между прочим, мы вышли на красивую цифру в двадцать миллионов рублей в месяц чистой прибыли. До, мать его, простоя, конечно.
Но, как говорится в мультике про сраную Дюймовочку: «Половина зёрнышка в день не много». Только рожа у тебя Ренат Азимович не треснет? А потом тебе подавай вторые ползёрнышка? А потом захочется и весь амбар?
Два чудесных дня, что мы провели с Пашкой вместе пролетели как один миг. Правда, мне как от пуль приходилось уворачиваться от его поцелуев. И ссылаться на что угодно: на работу, усталость, головную боль (дожилась!), лишь бы любой ценой избежать секса. Такой грязной я себя чувствовала, что искренне боялась его замарать. Можно сказать, по-своему, но берегла. От отвращения, что он испытает, когда узнает, что я так нет, не низко палая вытворяла вещи и похуже, а так бездарно спустила в унитаз всё, что по крупицам собирала последние годы: его искренние улыбки, заинтересованные взгляды, требовательные прикосновения, жадные поцелуи, порывистые объятия. Те редкие кадры хроники нашей жизни, когда я чувствовала, что действительно важна ему. Нужна. Интересна. Желанна.
Теперь он улетел на неделю в Магадан.
А я не представляла, как смогу это исправить. Но должна была попытаться. Как-то залепить, замазать, склеить, соединить хоть скотчем, хоть лейкопластырем края этой пропасти величиной с Больной Каньон.
Я надеялась разгрести сраные авгиевы конюшни до того, как он вернётся.