А что, это идея,усмехнулась ты.Пока я в отпускеможно.
Ещё не хватало,проворчала твоя мама.Ну ладно... Я чего пришла-то? Вишню собирать надо, а то в такую жару засохнет прямо на ветках.
Ты ж вроде сегодня отдыхать хотела,заметила ты.И не собиралась приходить.
Да это я с утра так думала, а потом решила: надо сходить, собрать,ответила Наталья Борисовна, окидывая взглядом фронт работвишнёвые деревья.И раз уж вы здесь, девочки, то давайте, подключайтесь.
Ну, блин... Вечно у тебя семь пятниц на неделе,буркнула ты.
В течение следующих двух часов мы собирали вишню. Твоя помощь требовалась, когда было нужно подержать склонённый ствол: с верхушек высоких гибких деревьев в одиночку ягоды собирать проблематично.
Ну вот, очень кстати, что вы здесь,весело щебетала твоя мама.А то как бы я с верхних веток собирала одна?
Пока мы с Натальей Борисовной наполняли крупными бордовыми ягодами десятилитровое пластмассовое ведро, ты успевала кидать вишенки в рот и выплёвывать косточки. Только и слышалось твоё "тьфу-тьфу". Я не решалась последовать твоему примеру без приглашения, но Наталья Борисовна сказала:
Лёнечка, ты тоже кушай, не стесняйся! Вишниморе!
Вишни действительно было очень много. Мы набрали полное ведро, а на ветках висело ещё три раза по столько же.
Даже не знаю, куда её девать,озабоченно проговорила твоя мама, разведя руками.Нам столько и не нужно... А продавать... Не знаю.
А давай Лёне отдадим,предложила ты.
А у тебя нет дачи?спросила Наталья Борисовна.
Нет,сказала я.Вернее, была, но брат продал.
Ну, тогда приходи с Яной в любое время и набери хоть целое ведро,щедро разрешила Наталья Борисовна.Потому чтону, куда нам её столько?..
Тащить тяжёлое ведро домой не было резона: на благоустроенной даче имелись все условия для заготовки ягод. В кладовке стояло два мешка сахара, банки хранились на чердаке, а крышки и закаточную машинку Наталья Борисовна принесла с собой. Вымыв вишню, мы уселись втроём выбирать из неё косточки, предварительно переодевшись в староето, что не жалко испачкать брызжущим во все стороны ягодным соком. Наталья Борисовна перебирала вишню со скоростью автомата, твои зрячие пальцы тоже справлялись с этим ловко и быстро, и я старалась не отставать. Большой тазик стремительно наполнялся лишёнными косточек ягодами, утопавшими в тёмно-красном соке, а мне вдруг подумалось: а ведь мы совсем как одна семья. Сидим уютно, мирно... перебираем вишню, чтобы сварить варенье. Наталья Борисовна такая добрая и замечательная, и мы с тобой почти женаты...
Увы, всё это было только в моих мечтах. Твоя мама не знала, что я твоя "жена", и семейные узы, незримо соединившие нас за столом, были воображаемыми... Так мне тогда казалось.
А Наталья Борисовна вдруг подозрительно заморгала и тыльной, не испачканной в вишнёвом соке стороной руки стала вытирать покрасневшие и намокшие глаза. Я вопросительно и недоуменно посмотрела на неё, а она приложила к губам палец, как бы говоря "тсс!", и показала взглядом на тебя. Она хотела скрыть слёзы, но не вышло: вроде бы взяв себя в руки, уже через минуту Наталья Борисовна не выдержала и захлюпала носом. Ты, конечно, услышала.
Мам... Ты что?
Наталья Борисовна изо всех сил пыталась справиться с собой.
Ничего-ничего,быстро пробормотала она.Не обращай внимания, это я так... Папу твоего вспомнила. Это его любимое варенье... было.
Ты поднялась со своего места, подошла и обняла её за плечи.
Мамуль... Ну, не надо. Мы с тобой.
Ладно, сейчас успокоюсь,тихо и виновато пообещала твоя мама.
Когда варенье было сварено и разлито в банки, она принесла пятилитровое ведёрко и сказала нам:
Ну-ка, девочки, наберите вишни... Для Лёни, пусть возьмёт домой. Это ей за помощь с вареньем. Ведёрко потом в любое время занесёшь.
Я начала было отказываться, но ты взяла в одну руку ведёрко, а в другуюмои пальцы и сказала:
Пошли.
Идите, идите,сказала вслед Наталья Борисовна.А я ополоснусь пока: жара сегодня, да ещё вишня эта... Мокрая я вся уже.
Пока твоя мама мылась, мы собирали ягоды и ели их прямо с веток, то и дело обмениваясь вишнёвыми поцелуями. Твой рот был весь в красном соке, и мой, конечно, тоже. Потом мы сидели под деревом и слушали ветер, а у наших ног стояло полное ведёрко. Твои пальцы вплелись в траву, и моя рука тихонько накрыла их. Моё колено коснулось твоего. На тебе были шорты, майка и вьетнамки, на мнеоткрытый сарафан и сабо. Ветер задрал мне подол, и я любовалась четырьмя голыми коленками рядомтвоими и моими.
Ну что, девочки, уже набрали?послышался голос твоей мамы.Идёмте чай пить!
После чая ты проводила меня домой. Я несла довольно тяжёлое ведёрко, обвязанное сверху тряпицей (чтобы вишня не сыпалась через край), и ты взялась за дужку:
Давай мне, я поднесу.
Ты"джентльмен", в этом вы с сестрой были похожи. А мне вдруг отчаянно захотелось заплакать...
А ты-то чего ревёшь?удивилась ты, услышав моё шмыганье носом.
Ян... Мне так хочется, чтобы мы были семьёй,всхлипнула я.По-настоящему...
Мы вышли из садов и шагали под нависающими клёнами по нагретому асфальту тротуара.
Будем, птенчик,сказала ты.
Когда?печально спросила я.
Пока не знаю, родная,ответила ты.Но будем. Обязательно.
Твой ответ, краткий, твёрдый и спокойный, удивил меня и внушил надежду. Ты всегда держала своё слово. Но здесь всё было не так-то просто...
Домой я пришла в семь вечера, когда отец и мачеха уже вернулись с работы. Проведя весь день с тобой, я не сходила в магазин и не приготовила поесть, за что и схлопотала от дражайшей маман двадцатиминутную нотацию.
Я не кухаркой работать в этот дом пришла,пилила она меня.Мы ведь договорились, что готовит тот, у кого есть время и возможность. У тебя сегодня выходнойпочему бы тебе было не заняться? Где ты была весь день, кстати?
У подруги на даче,ответила я, ставя ведёрко на стол.
А это что?спросила Светлана.
Я сняла с ведра тряпку.
Вишня. Угостили.
Ну и зачем?опять была недовольна мачеха.У нас свою некуда девать, к чему ещё чужую брать? Куда вот её теперь? Да ещё столько много...
Я только пожала плечами. Светланину дачу, пленившую сердце отца, я своей не считала, и всё, что там росло, для меня было как зелёный виноград для лисицы из известной басни.
Вон, встань у магазина, на улице, где садоводы торгуют,сказала Светлана.У кого своего сада неткупят.Взвесив в руке ведёрко и попробовав ягоду, она причмокнула и оценила:Рублей четыреста запросить можно. А то и пятьсот.
Вот свою и продавайте,буркнула я в ответ.А эту я сама съем.
Светлана хмыкнула.
Она ж кислая. Съешь тарелкуи не захочешь больше... А остальное потом куда? Вот, то-то и оно. Кстати, что за подруга у тебя такая? Не разлей вода вы с ней прямо. Что ни выходнойты всё к ней. Когда ты с парнями так гулять будешь? Взрослая ведь уже, о своей семье задуматься пора.
Она была бы не прочь, если б я вышла замуж и освободила свою комнату. Отец, не встревая в наш разговор, смотрел телевизор. На столике у дивана стояла пластиковая "полторашка" крепкого пива.
Вымыв себе большую тарелку вишни с горкой, я села за компьютер и открыла файл со своей писанинойроманом-двухтомником "Белые водоросли".
"Я распаковывала свои вещи, а Аида сидела на кровати, которая теперь должна была стать моей. Она следила за моими передвижениями с чуть приподнятым подбородком, чутко поворачивая голову следом за мной. Я не удержалась, присела рядом и обняла её.
Что, настраиваешь локаторы?сказала я, целуя её в ухо.
Она повернула ко мне лицо.
Я сама не своя от счастья, Алёнушка. Во мне всё клокочет и бурлит... Вещи ты успеешь разместить, они подождут, а вот я уже не могу ждать.
Уголки её губ подрагивали в улыбке, а пальцы нащупывали пуговичку на белых бриджах..."
Имена главных героинь и отчасти сюжетную завязку этого моего раннего и незрелого произведения я позже взяла для "У сумрака зелёные глаза", да и в "Слепых душах" использовала оттуда кое-что, но сам текст теперь не рискнула бы обнародовать перед читателямиименно по причине его незрелости. А тогда, кладя в рот ягодку за ягодкой, я увлечённо стучала по клавиатуре, и на какое-то время мир перестал для меня существовать. Ушли Светлана с её нотациями и отец с его пивом, и только ты незримо оставалась рядом, как муза. Моя работа была лишь источником пропитания и приемлемым способом существования в обществе, чем-то механическим и рутинным, направленным на удовлетворение материальных нужд, а творчествоистинной жизнью моей души, моим внутренним огнём, вечным двигателем и путеводной звездой.
И вот, настал роковой месяц август. У тебя в саду поспели яблокикроме антоновских, которые созревают осенью, и Наталья Борисовна с варки варенья переключилась на сок и повидло. Целыми днями на плите исходила паром раскалённая соковарка, из трубочки лился густой сладкий сок, а из распаренной, отработанной мякоти получалось очень вкусное пюре. Мы с тобой искали интимного уединения, чтобы наслаждаться лишь обществом друг друга, но дача была по-прежнему оккупирована, а клубная тусовка начала меня понемногу утомлять. Приводить тебя ко мне домой стало проблематично из-за Светланы, которая с каким-то нездоровым любопытством всюду совала свой нос, вплоть до того, что могла порыться в моих вещах и без спроса взять какую-нибудь понравившуюся ей одежду"немножко поносить, вспомнить молодость". С проницательностью сыщика-профи она подмечала малейшие детали и делала дедуктивные выводы о моей жизни. Само собой разумеется, имея под боком вот такого доморощенного Шерлока Холмса, приходилось быть начеку. Лишь в компьютер ко мне Светлана не могла сунуть свой ещё не укороченный Варварин нос: там был пароль. Но её интересовало:
А что ты всё время пишешь? Сидишь и печатаешь целый вечер, даже к нам с отцом не подойдёшь, слова доброго не скажешь...
Мне хотелось ответить ей: а на фига вам, собственно, моё "доброе слово"? Вы и без него прекрасно живёте. Что поделать: Светлана была человеком общительным, даже сверх меры, что вступало в конфликт с моей замкнутой натурой. "Не сошлись характерами"так это называется. Она могла по целому часу болтать по телефону с приятельницей, а когда звонила дочь, начинались бесконечные обсуждения их драгоценного сокровищамаленького Андрюшеньки. Сколько раз он покакал, хорошо ли кушал, какого цвета была его "детская неожиданность", какой новый звук издал, почему капризничал... Не то чтобы я не любила детей, но когда каждый день у тебя под ухом идут такие разговоры, поневоле создаётся впечатление, что маленький ребёнокэто сплошные какашки и подгузники, и ничего более.
Но ничто так не интересовало Светлану, как моя личная жизнь. Казалось бы, столько у неё было интересных тем, кроме меня, как-то: Андрюшенька, здоровье бабушки, жизнь сына и его проблемы на работе, семейные неурядицы подруг и выкрутасы их мужейтак ведь нет, непременно ей нужно было знать, с кем и когда я встречаюсь, какова вся подноготная моих знакомых... Словом, всё, что непосредственно её не касалось.
Живя в такой обстановке, я только и мечтала, что вырваться из дома. Когда мы с тобой наконец поймали очередной "выходной" твоей мамы и собрались провести тихий и прохладный августовский день на природе, мы как раз обсуждали по дороге эту тему. Ты считала, что надо наконец рассказать маме о нас: невозможно скрывать это всю жизнь.
Может быть, всё не так страшно,сказала ты.И зря мы думаем, что она воспримет это непримиримо.
Но Александра сказала...начала было я.
Саша, конечно, авторитет,усмехнулась ты.Но нужно иногда и своей головой думать. И я думаю, что нужно сказать маме. Будет лучше, если она узнает об этом от нас, чем если ей расскажет какой-то "доброжелатель".
Не забывай, у неёсердце,напомнила я.И нервы.
Ты вздохнула. Тусклое пасмурное небо веяло предосенней прохладой: лето устало. Солнце утомилось ярко светить и спряталось на отдых за облаками, пыль дорог была прибита дождями. Раскалённая мятно-полынная горечь июля сменилась спелыми августовскими закатами и холодными росами на траве.
Мама на самом деле сильнее, чем мы думаем,сказала ты.И даже чем она сама предполагает.
Мы вошли в ворота. Дверь дома была настежь распахнута, и у меня вырвался разочарованный вздох: наверно, Наталья Борисовна опять передумала и отменила "выходной".
Кажется, облом,шепнула я тебе.
Что, опять мама?Твои губы чуть дрогнули в усмешке: ты уже привыкла к этим обломам и философски относилась к ним.
Да кто же ещё,вздохнула я.
Внутри у порога стояли туфли Натальи Борисовны, на крючке висела её сумка и шляпка, но самой её нигде не было видно. Я обошла весь садникого. Только деревья мирно шелестели, да под ногами попадались упавшие с веток яблоки.
Мам!позвала ты.Ты где? Ау! Это мы с Лёней!
Никто не отозвался. Может быть, Наталья Борисовна ушла куда-то? К соседям, например? Мы уже были готовы предположить и такой вариант, когда я вдруг заметила, что крышка погреба открыта.
Наталья Борисовна, вы там?позвала я в тёмный квадрат в полу, веющий прохладой.
В ответмолчание и сумрак.
Лёнь, спустись туда, посмотри, а?глухо попросила ты.
Ты могла бы и не говорить этого: мне пришла в голову та же мысль, от которой разом похолодело нутро и задрожали руки. Меня всю затрясло от страшного предчувствия, и, спускаясь по металлическим скобам в погреб, я каждую секунду рисковала сорваться и рухнуть вниз.
Погреб в доме был единственным местом без электрического света: от сырости проводку часто замыкало, и освещение оттуда вообще убрали. На специальной полочке стояла в банке из-под консервов обычная парафиновая свечка, и сейчас она не горела. Меня охватила со всех сторон жутковатаякак мне показалось, могильнаяпрохлада и сумрак. В потёмках слабо виднелись ряды банок на полках... А на полу, прямо у меня под ногамиочертания тела.
Я осела на холодный земляной пол погреба: ноги подкосились и отказались меня держать. А ты сверху спросила встревоженно:
Ну, что там?
Я не сразу смогла тебе ответить. Охваченная ледяным параличом, я молча рассматривала лежащее рядом в безжизненной позе тело... без сомнений, Натальи Борисовны. Когда оцепенение немного отступило, я, сделав над собой страшное усилие, дотронулась до твоей мамы. Кожа тёплая, но как будто уже остывающая. Наталья Борисовна не шелохнулась, не застонала в ответ на моё прикосновение. Ничего...
Лёнь?беспокоилась ты наверху. В квадратном отверстии виднелась твоя круглая коротко стриженая голова.
Я наконец смогла подать голос:
Ян... она здесь... лежит. Я не могу понять, живая она или нет.
Что значитне можешь понять?!вскричала ты.
Снизу мне было не разобрать выражения твоего лица, но голос страшно дрогнул и пресёкся, как оборванная струна.
Так, подожди, я сама спущусь,сказала ты.
Я вся превратилась в один сплошной оголённый нерв: а если ты оступишься, упадёшь? Я приготовилась тебя ловить, но твой спуск обошёлся благополучно. Ты нащупала Наталью Борисовну, чуткими пальцами нашла сонную артерию.
Пульс есть, слабый! Так, Лёнь, надо вызывать МЧС и скорую. Самим нам её отсюда не поднять. А если у неё, не дай Бог, перелом позвоночника, её лучше вообще не трогать. Давай, лезь наверх и звони, куда надо, а я с мамой побуду.
Сохраняя поразительное присутствие духа, ты и меня заставила взять себя в руки и сконцентрироваться на действиях, а не на эмоциях. Уцепившись всё ещё немного трясущимися руками за холодные скобы, я полезла наверх, а ты вслед мне добавила:
И Саше тоже позвони!
Сама удивляюсь, как я не свалилась, выкарабкиваясь из погреба. Даже как-то преодолела самый сложный участок лазамежду верхней скобой и поверхностью пола. Расстояние там было приличное, выбираться неудобно, и я чуть не потеряла равновесие, но как-то удержалась... Пальцы царапнули пол, скользя, но нога нашла опору, оттолкнулась, и я просто вывалилась на бок, ловя ртом воздух и обливаясь холодным потом.
Вызвав спасателей и скорую помощь, я позвонила твоей сестре. Всегда сдержанная и решительная, в трудный момент она не стала поддаваться эмоциям и впадать в истерику, лишь сказала кратко:
Еду!
Она приехала первой, до спасателей и врачей, в своём элегантном деловом костюме спустилась в погреб, зажгла свечу и осмотрела Наталью Борисовну.
С виду повреждений... вроде нет,сказала она чуть прерывающимся от волнения голосом.Крови не видно. И пульс есть... Мама! Мамуля! Ты слышишь меня? Это я, Саша!
Наталья Борисовна не отзывалась.
Трогать её до приезда специалистов не будем,сказала Александра.Самое главноежива, слава Богу.
Не жалея своих светло-серых дорогих брюк, она присела на край ящика с остатками прошлогодней картошки и провела рукой по лбу. Мне сверху было не очень хорошо видно её лицо, но этот жест на секунду выдал сильнейшее волнение, которому Александра просто не давала вырваться наружу.
Приехали спасатели. Наталью Борисовну пристегнули к носилкам и вытянули на верёвках, причём вытаскивать носилки приходилось почти в вертикальном положении: лаз погреба был узкий, и во всю длину они не проходили. Я сжимала твою руку, а ты напряжённо вслушивалась в голоса спасателей.
Вытащили,сказала я тебе, когда носилки были наконец осторожно опущены на пол.
Она всё ещё без сознания?только и спросила ты.
Кажется, да...
Мы поехали следом за скорой, увозившей Наталью Борисовну в больницу. Белая "газель" с красным крестом мчалась с мигалкой и сиреной, и Александра не отставала от неё. Я на заднем сиденье просто молча держала твою руку в своих, тихонько поглаживая. Слов не было.
Потоможидание в вестибюле. Бесконечное, тревожно-тоскливое, страшное и ледяное. Ты облизнула пересохшие губы.
Водички не хочешь?спросила я.Я схожу, куплю...
Ты только коротко качнула головой: нет. Я растерянно умолкла, но Александра шепнула мне:
Сходи, солнышко, купи.
Август распростёр над моей головой седые крылья, неумолимый и равнодушный. Дышал холодом в спину, когда я вышла к киоску купить бутылку минералки, шуршал колёсами машин и душил запахом выхлопных газов. Уличная атмосфера невыносимо давила на грудь.
Ты всё-таки выпила воды, следом попросила бутылку и Александра. Сделав несколько глотков, она утёрла губы и сказала:
Спасибо, Лёнь.
Её взгляд, усталый и тревожный, всё равно был ласковым.
Наконец пришёл врач, и мы всё узнали. У Натальи Борисовны был тяжёлый инсульт, кровоизлияниекрайне серьёзное, и выживет ли она, должна была показать эта ночь.
Можно к ней?спросила Александра.Мы родственники.
Врач покачал головой.
Она в реанимации, туда пока никому нельзя.И добавил:Мой вам совет: езжайте домой, поспите. От того, что вы будете тут изводиться, вашей маме лучше не станет. Да и запрещено находиться в отделении ночью. Вам позвонят, если что.
Александра попыталась сунуть взятку охраннику, чтобы он позволил ей остаться в больнице на ночь, но тот оказался неподкупным:
Вы что! Если узнают, меня ж по головке не погладят. У меня и так уже нарекания есть, ещё однои всё, уволят... Нет уж, извините. И не суйте мне ваши деньги. Могу вообще работы лишиться, а мне это не надо.
Август, одевшись в синие сумерки, превратился в одинокую холодную дорогу, по которой мы ехали втроём: я, ты и твоя сестра.
Ян, можно, я сегодня останусь с тобой?спросила я.
Твоя рука благодарно сжала мои пальцы.
Останься, птенчик. Если тебе не трудно.
Мне было не трудно позвонить домой и сказать, что я сегодня не приду ночевать. Но трубку взяла Светлана, и мне, конечно, не удалось быстро закончить разговор. Моим кратким объяснением она довольствоваться не хотела:
Что я твоему отцу скажу?
Так и скажете: осталась у подруги,сухо ответила я.У неё мама в реанимации, надо её поддержать.
Пауза, и ядовитый голос маман змейкой вполз мне в ухо:
Знаешь, дорогуша, что-то я уже не очень верю этим отговоркам... Врёшь ты складно, конечно, но мне тут на днях Димасик такое про тебя сказал... кхм... что ты... в общем, не той ориентации. И вы с этой своей подругой таким занимаетесь... мне даже сказать стыдно.
Я открыла было рот, но она меня перебила:
Нет, и не говори мне ничего. Димасику я верю, он не станет врать. Он сам вас в клубе видел, вы даже не скрывались, а наоборот, всячески выпячивали это своё... непотребство.
Что ж, мои опасения насчёт Димасика сбылись. Удивительно, что он только сейчас проболтался, мог ведь и сразу всё матери выложить.
Слушайте, Светлана Викторовна,сказала я холодно.Вы мне не мать, а, в общем-то, посторонний человек, и моя личная жизнь вас не должна касаться. Тем более, что я уже давно не подросток, у вас и у отца на шее не сижу, сама зарабатываю, и вы как бы не вправе мне указывать, как я должна жить.
Угу, конечно,язвительно пропела маман.А как же уважение к семье, м? Меня ты считаешь чужим человекомладно, Бог с ним. Но хоть отца-то своего таким поведением не огорчала бы!
А разве отец знает?Мда, час от часу не легче.
Нет, но узнает,заявила Светлана.Потому что лучше я ему скажу, чем кто-то чужой... А это возможно, потому как вы с этой своей... с позволения сказать, подругой не особо скрываетесь. Димасик сказал, что это какая-то рок-музыкантша... она, наверно, и наркотиками балуется? И тебе пробовать даёт? Смотри, дорогая, доиграешься!
Какое она имела право, не зная тебя, не имея понятия о том, какая ты и что ты делаешь, говорить о тебе в таком тоне?!
Идите, Светлана Викторовна, к такой-то матери,сказала я тихо, но отчётливо и жёстко.И Димасика вашего засуньте себе... сами знаете, куда. Всего доброго и спокойной ночи.
Я положила трубку и соскользнула по стене на корточки, обхватив себя руками. Меня била неукротимая дрожь.
Ты с Александрой сидела на кухне и пила чай. Обводя взглядом прихожую твоей квартирыпросторную, с красиво отделанными терракотовой плиткой стенами, огромным зеркалом со светильниками и большим стенным гарнитуром,я чувствовала себя здесь дома, как ни странно. Здесь была очень уютная и хорошая атмосфера, какая-то спокойная и мягкая... не то, что у меня. Мне просто до тоски, до воя и крика хотелось здесь остаться. Если не навсегда, то хотя бы на эту ночь.
Я открыла дверь и остановилась на пороге кухни. Она была раза в два просторнее, чем в моей "хрущобе", и была оформлена и обставлена в светлых тонахбелом и кремовом. Даже на полу лежала белая плитка с кремовым узором. В этом светлом и радостном пространстве мне хотелось проводить с тобой вечера за чашкой чая или кофе, готовить тебе еду, смотреть кухонный телевизор. Это был дом, в котором мне хотелось жить.
Ну, что?спросила Александра.Позвонила?
Да,проронила я в ответ.Предупредила.
Видимо, вы с сестрой ничего не слышали. Ну да, говорила я довольно тихо, а вы могли быть заняты и своим разговором. Ну и ладно...
Твоя квартира была трёхкомнатной. В одной из комнат располагалась домашняя музыкальная студиясо звукоизоляцией, кучей музыкальной аппаратуры и инструментов. Был даже микшерный пульт. Как ты со всем этим справлялась вслепую, я представить себе не могла, и мне это казалось волшебством и мистическим чудом. Может, у тебя и в самом деле было какое-то альтернативное зрениена пальцах, например. Или ты видела непосредственно мозгом...
Спать, мои птенчики,сказала Александра.Сейчас отдыхайте, а утром будем узнавать, как там мама.
Да какой уж тут сон,проговорила ты.
Ну, хотя бы ты ложись, Лёнь,вздохнула твоя сестра.Тебе завтра на работу?
Вообще-то, да,вспомнила я.
Ну, вот и иди отдыхать.
Но мне было не до сна. Реальность атаковала двумя фронтами: с одной стороны, беда с твоей мамой, с другойситуация у меня дома. Что ж, Димасик... Устроил мне подляну, хотя, если строго разобраться, я с него обета молчания не брала. Но не за себя мне было обидно, а за тебя: чёрт со мной, но вот очернения твоего имени я вынести не могла. Всё что угодно, только не это. Они умудрились заочно записать тебя в наркоманки, хотя какие могли быть наркотики, если ты работала в школе, с детьми?! Просто дурацкий стереотип: если рок-музыка, то непременно рука об руку с наркотиками или алкоголем. А иногда с тем и другим сразу. Не спорю: такое среди музыкантов бывает, и нередко, но тыисключение. Тебе не нужно было туманить себе мозг разными веществами, чтобы находить вдохновение или расслабляться. В тебе самой был свет.
Закрывшись в своей студии, ты что-то наигрывала на гитаре: ты часто так делала, когда тебе было плохо или грустно. Мне было постелено на раздвинутом диване, но я ворочалась с боку на бок, глядя на полоску света из кухни, где бодрствовала Александра.
Стоя у форточки, она курила тонкую сигарету. Жакет висел на спинке стула, рукава её белой блузки были закатаны до локтей, две верхние пуговицы расстёгнуты.
Ты чего?спросила она, когда я подошла к окну.
Не спится...Я вздохнула, обхватив себя руками.
Тебе свет мешает? Или музыка?Александра стряхнула пепел, выпустила в форточку дым.
Я отрицательно качнула головой.
Да так... Свалилось просто всё разом. Наталья Борисовна... и дома вот теперь...
Я осеклась и умолкла, а твоя сестра нахмурилась:
Что у тебя дома? Договаривай, раз уж начала.
Пришлось признаться:
Там узнали, что я... В общем, про нас с Яной. Мой сводный братец сдал меня.
Мда,Александра потёрла подбородок.Послал же тебе Бог родственничков... Слушай... Пока мама болеет, с Яськой некому остаться. Она, конечно, у нас самостоятельная очень, но покушать приготовить, постирать, убрать... Да мало ли, что ещё. Всё это кому-то надо делать. Перебирайся-ка ты на время сюда, м? Пусть семья там поостынет малость. И тебе спокойнее: на мозги капать не будут.