- Вы такая... необыкновенная... - честно ответила я. - Бывает так, живешь и думаешь: вот моя жизнь сложилась неудачно. А у таких состоятельных людей, как Вы, кажется, и возможностей реализовать себя больше, и все дороги открыты.
- Присаживайтесь. - Она показала мне на широкое кресло у самого стекла. Удивительно: за окнами блестел снежными искрами мороз, а здесь цвели апельсины...
- А Вы?
- Вот. Моя любимая скамеечка.
Она достала из-за кресла небольшой раскладной стульчик и, пригласив меня еще раз присесть, опустилась рядом.
- Это так кажется. - Она поправила выбившуюся из прически прядь. - Я же сама никогда не работала. И во всех своих тратах сначала отчитывалась отцу, а вот теперь - мужу. Отец захотел сделать из меня звезду. Гордиться, хвастаться моими ролями на местных званых вечерах. - Она немного помолчала. - Когда я стала умолять забрать меня домой, объяснив все происходящее, он не поверил. Понимаете, он привык здесь, в этом городке, быть первым. Думал, и в Москве также с ним будут считаться. Но там он был никем. Просто очередным провинциальным нуворишем.
Она тонкими пальчиками расправила на брюках костюма несуществующую складку.
- Ничего, что я вам все это рассказываю? - Ее глаза искали в моих тень неудовольствия. А у меня сердце разрывалось от жалости к этой милой, но очень одинокой и печальной женщине.
- Что Вы! Рассказывайте!
- Спасибо... Однажды подружка, мы с ней вместе учились, пригласила меня на вечеринку, обещав, что все будет вполне пристойно... - Пальчики слегка задрожали. - Понимаете, совсем отказываться от этих мероприятий нельзя, поскольку с тобой никто не захочет работать. Театр, кино - это работа группы профессионалов, и если от тебя отказываются, не приглашают на съемки и спектакли - значит, ты не интересен, как артист. А все связи нарабатываются именно на этих совместных застольях. Компания, собравшаяся в кафе, была разношерстной. Тут сверкали улыбками наши девочки, а мальчики рассказывали о том, какие они талантливые. Мы немножко выпили, танцевали. Кто-то подходил из числа чьих-то знакомых... И вот все собрались на квартиру к этой подруге. Родители у нее работали в длительной командировке за границей, а домработница на ночь уходила. Меня уговорили пойти с ними. Мы сидели на длинных диванах в гостиной, а ребята разыгрывали сценки из спектаклей. Кто-то обсуждал последние фильмы, разбирая режиссерскую постановку и профессионализм актеров. Мы ели фрукты и пили вино. Было, в-общем, весело. А потом пришел со своей компанией один богатенький мальчик. Не из наших. Учился, по-моему, в каком-то университете, но весьма увлекался будущими актрисами, периодически закручивая громкие романы то с одной, то с другой. И никто ему не отказывал. А на этом вечере парень внезапно разглядел меня. Он вытащил меня танцевать. Я люблю и умею это делать, когда партнер по-настоящему хорош. Но этот человек был мерзок. Кривая усмешка и жадные, ощупывающие мое тело руки... - Она передернула плечами и продолжила рассказ. - Я попыталась ускользнуть от него в коридор. Но его дружки со смехом выталкивали меня обратно в комнату. Я заплакала. Но никто из студентов не смотрел в нашу сторону. Мы словно выпали из их измерения и времени. А потом меня затолкали в комнату. И там был этот парень. Вы же знаете, что любой, даже самый слабый мужчина, сильнее женщины. И он был сильнее. Я кричала, плакала. Пыталась царапаться и кусаться. Потом пришли два его друга и держали меня за руки.
Синие глаза словно потухли, вглядываясь в страшное прошлое.
- Мне порвали одежду. Хорошо, на улице было прохладно и я в этот день надела пальто. Когда меня выпустили, мое тело было в синяках. Они, к тому же, оказались садистами. Вы спросите, почему я Вам, совершенно незнакомому человеку, все это рассказываю?
- Если Вам станет легче, говорите, пожалуйста! - Я попыталась погладить ее по руке. Она отшатнулась.
- Ненавижу, когда меня трогают. Извините. - И снова эта виноватая улыбка. - Просто я устала жить с этими тайнами. Устала жить в золотой клетке. Устала от одиночества. От равнодушия. И, наверное, мне уже пора...
Она перевела взгляд на снег и синее небо над лесом.
- Мамочка переживает за меня и ждет. - Вздохнув, она продолжила. - Вышла я из этого дома только под утро. Ко мне никто не подошел, не посочувствовал, словно меня там не было. И я пошла. В соседнюю шестнадцатиэтажку. Забравшись на балкон последнего этажа, я замерла на карнизе балкона. Смутно помню, что летали птицы, кажется, вороны. Шумела осенняя листва. Где-то уже ехали первые машины... Я согнула ноги, чтобы оттолкнуться посильнее. Но тут меня ухватили за руку. Помню, как меня втащили, как пытались напоить водой. Поднялся шум. Кто-то вызвал полицию. Пришла в себя я только в больнице. Рядом сидел вызванный отец. Увидев, что я зашевелилась, он начал орать, что дочь - подстилка ему не нужна, что он откажется от меня... Второе воспоминание относится к невзрачному менту, который выспрашивал о событиях той ночи. А потом в анализе моей крови нашли какой-то наркотик. А в кармане пальто - дозу. И из потерпевшей я превратилась в наркодилера.
Я в ужасе покачала головой.
- Да, - Людмила бледно улыбнулась, - одногруппники моего рассказа не подтвердили. И вот так я оказалась наркоманкой и проституткой. Мне светил реальный срок, а на отца пытались надавить какие-то бандюки. Я лежала трупом, а отец нашел Александра Панкратова, который в суде не побоялся меня защищать. Это было первым громким делом молодого адвоката. Они с Борисом, который тогда тоже жил в Москве, собрали свидетельские показания жителей той шестнадцатиэтажки. А с карниза меня снял дядька-афганец, не боящийся ни чертей, ни бандюков. Он догадался тогда меня сфотографировать и стащить порванные и окровавленные колготки. Он их специально хранил, зная, что на него выйдут. И, к сожалению, знал, что такое наше правосудие. Меня оправдали. В течение года я не выходила из своей комнаты, и кроме сиделки, никого не видела. Отец не хотел со мной общаться: ведь я не оправдала его надежд. И замуж с такой репутацией в хорошую семью не возьмут. Но в один весенний день, когда я сидела на подоконнике и любовалась небом, он вошел ко мне и сказал, что ко мне сватается тот адвокат. И чтобы я вела себя хорошо. Знаете, Елена Михайловна, он очень красив. Возможно, хороший начальник. Но сердце у этого человека холодное. Равнодушное. А Боря был у нас свидетелем. У него чудесные, теплые руки и живая душа, не съеденная золотым тельцом. Простите, ради Бога, что разоткровенничалась.
- Это Вы меня простите, что напомнила о прошлом.
- Не Вы. Он.
Людмила встала и, подойдя к стеклянной витрине, оперлась о нее ладонями.
- Я - как манекен. Там - жизнь, ветер, люди. Здесь - могила. Меня похоронили заживо.
- А Борис?
Она обернулась и посмотрела своими удивительно синими глазами.
- Что-то произошло, и Саша снова позвал брата?
- Да. - подтвердила я. - Убили мою сотрудницу. Светлану.
- Любовницу моего мужа?
- А Вы откуда..?
- Он рассказывал про нее. И о том, какая она страстная.
- Зачем? - Поразилась я. В моей голове такое не укладывалось. Какой-то моральный садизм!
- Я не переношу прикосновений чужих людей. Мне отвратительны мужчины. Все. Их мерзкие тела, липкие взгляды и руки.
- Так Вы с ним не...
- Нет. Ни разу. Он и не приближался. Зато все рассказывал. О конторе, Свете. И о Борисе. Знаете, он ему завидует. И не любит. Но зовет, как только не может справиться с ситуацией. И тот приходит. Я и о Вас от него слышала.
- Как интересно! И что же?
- Что Вы - озабоченная мать.
Я улыбнулась и кивнула головой.
- Уходите оттуда! - Она вдруг тревожно посмотрела на меня. - Дальше будет плохо!
Глаза женщины заметались по окну.
- Ему нужны только деньги! Ах, эти проклятые деньги! Скажи им, чтобы они не связывались с этими деньгами! Он Вас послушает! Вы ему нравитесь!
- Кому? - Недоумевала я, слушая сумбурную речь. - Какие деньги?
- Обещай, что уйдешь! У тебя ведь ребенок!
- Хорошо, хорошо, - я попыталась посадить возбужденную женщину в кресло, но она крепко стояла у стекла, отталкивая мои руки.
И тут в дверях появилась пухленькая женщина, которая тут же заворковала:
- Людушка, голубушка, все хорошо, все прошло. На небе солнышко, голубки клюют зернышки. Ну-ка, деточка, скушай таблеточку!
Людмила, словно кукла, повернулась к женщине и взяла таблетку со стаканом воды.
- Пей, пей, сердешная... - Женщина подождала, пока бедняжка проглотит лекарство, и потихоньку, за рукав костюма, потянула ее за собой. - Тебе надо отдохнуть...
- Да, конечно. - Лицо Людмилы замерло красивой скорбной маской. - Прощайте, Елена Михайловна...
Я смотрела и, не вмешиваясь, возможно, еще раз предавала эту несчастную, всеми забытую женщину. Потом, затворив стеклянную дверь, медленно прошла гостиную и остановилась в большой прихожей. Господи, такого количества грязи я за всю свою жизнь не видела, как в этот день. Меня уже тошнило и от сотрудниц, и от Панкратовых. И от недосыпания тоже.
Повернув ручку на входной двери из цельного деревянного массива, я спустилась по ступеням и толкнула подъездную дверь. Солнышко брызнуло в меня лучами, а легкий снежок тут же припудрил мой нос. Сосны величественно шумели кронами, и создавалось такое впечатление, что ты не в городе, а где-то среди лесов и полей: ни реагента, ни песка в этом чистейшем месте не наблюдалось. Только подметенный асфальт и заснеженный газон. Вдохнув полной грудью морозный воздух, я вспомнила своих любимых родителей и Сережку. Достав айфон, я набрала маму.
- Привет! - Радостно сказала я, услышав родной голос. - Как дела?
- Сережка побежал катать на санках Веронику. - Доложила она. - Отец расчистил дорожку в сад, а сейчас топит печку. Я варю суп. Внучек вчера так нагулялся, что съел целых две тарелки! - Мама рассмеялась. - Как ты?
- Жива! - Как можно беспечней сказала я. - Люблю вас всех!
Мама насторожилась.
- Что-то случилось?
- Нет, мам. Просто солнышко и снег. Новый год не за горами!
- Это точно. Ну все, а то мне надо порезать мясо.
- Целую! - Пропела я и сбежала с крылечка к машине.
Засунув телефон в карман, я пикнула брелоком и забралась внутрь. Завела двигатель. Вентилятор печки погнал горячий воздух. За этот час моя машинка еще не остыла. Я расстегнула куртку и, блаженно потянувшись, громко зевнула. Может, послать Панкратовых к черту и уехать домой?
Но тут из подъезда вышел Борис и махнул рукой.
- Я думал, уедешь! - Озвучил он мою мысль, забираясь на сидение рядом.
Поставив на руль локоть, я внимательно посмотрела на мужчину.
- Что? - Рассмеялся он. - Соскучилась?
- Ну и козел же твой братец. Да и ты хорош.
- Опаньки... - Опешил мужчина. - И что же тебе дало повод так о нас подумать?
- Я говорила с Людмилой. Вот скажи мне, зачем Александр этой больной женщине рассказывал о романе со своей секретаршей? Это - первое. Зачем он женился на ней, зная о ее сорванной психике? Это - второе. Ты в курсе, что она в тебя влюблена? Это - третье. И теперь ты либо отвечаешь на эти вопросы, либо по городу катать тебя будет Сашенька. А я, пока мы отсюда не уехали, иду и пишу заявление об уходе.
- Так. - Он нахмурился и посмотрел в лобовое стекло. - Что она тебе наговорила?
- Не важно. Отвечай на вопросы.
- Хорошо. Ты знаешь, как они познакомились?
- Как? - Я приподняла брови.
- Людмила Васильевна, отправленная любящим отцом учиться на экономиста, провалила экзамены за первый курс и с помощью связей и денег была пристроена в Кинематографическую Академию на платное отделение. Сойдясь там с одной веселой компанией, она влюбилась в парня, который приторговывал наркотой. Он употреблял сам и девушку приобщил к этим чудным грезам и беззаботному времяпровождению. Скоро папиных денег парочке уже не хватало, и они начали продавать дурь вдвоем. Их, конечно, поймали. Посадили в КПЗ. Должен был состояться суд. А адвокатом к ней назначили тогда молодого и романтичного Сашку. Ты же видела, какая она красавица?
Я кивнула головой.
- Вот. Сашка тоже видел. Он разговаривал с ней, пытаясь выяснить, как строить защиту. И влюбился, идиот. А она тогда была беременна от того ублюдка. - Борис снова сжал руки в кулаки. - Она рассказала брату душещипательную историю о том, как ее силой втянули в этот бизнес. Заставили продавать таблетки. Изнасиловали...
Я вздрогнула, вспомнив ладони на стекле.
Борис это увидел и усмехнулся.
- И ты поверила, да? Леночка, она закончила два курса театрального ВУЗа. А там есть такой предмет: актерское мастерство. Так вот. Сашка позвал меня и попросил помочь собрать свидетельские показания, кое-что сдать на экспертизу... Она даже отдала ему колготки, в которых она была, когда ее якобы изнасиловали... Проведенный анализ показал, что на них - свиная кровь. И никакого следа спермы.
У меня зашевелились волосы. Что за ерунда?!
- Я говорил тогда Сашке, что эта девица - хитрая и изворотливая стерва, но он не верил и умолял помочь ее вытащить из тюрьмы. Ведь ей светил реальный срок. И господин Синельников ужом вился вокруг Сашки, подсовывая ему деньги. А потом на брата вышел один пропойца, который утверждал, что видел, как ее бил тот парень и заставлял распространять дурь. Не знаю, сколько ваш уважаемый мэр заплатил этому пьянчуге, но Сашка был счастлив. Он с таким энтузиазмом выступил в суде и настолько тщательно собрал все показания и улики, что суд снял с нее все обвинения, и из обвиняемой она стала потерпевшей. Того парня, ее сожителя, отправили в колонию, а ее отпустили. Папенька, от греха подальше, увез дочушку сюда и ей сделали аборт. Затем, отболев и встряхнувшись, она пыталась снова сбежать в Москву, но папа был строг и неумолим. Ее заперли дома. А на Сашку, тем временем, наехала какая-то группировка. Этот парень, с которым жила Людмила, был кем-то вроде правой руки главаря.
Я вскинула бровь. Как все наверчено... И где же правда?
- Короче, Сашке надо было на время куда-то уехать, чтобы затих шум и улеглись страсти. Вот тут-то он вспомнил синие Людочкины очи и рванул сюда.
- А ты где был?
- В очередной командировке по долинам гейзеров. Сашка приехал в ваш городок и с ней увиделся. Она бросилась ему на шею и поклялась в вечной любви. И мой доверчивый братец растаял. Тем более, что и господин Синельников был не против их встреч. И даже намекнул, что даст денег на раскрутку юридической конторы... Дело в том, Леночка, что Василий Елизарович по прибытии домой показал свою дочь одному знакомому психиатру. Ты знаешь, что ваш мэр - вдовец?
Я кивнула.
- Вот. А жена его, Людочкина мама, страдала одним прогрессирующим психическим заболеванием, а именно - шизофренией. И она имеет свойство передаваться по наследству. У Люды, пока она была ребенком, заболевание не проявлялось. Но, как только подросток достиг половой зрелости, наследственная зараза сразу дала о себе знать. Сначала она выражалась в каких-то фантазиях и перепадах настроения. Потом фантазии стали сексуальными. Конечно, по городу поползли слухи, и состоятельные молодые люди бегали от Синельниковых, как от чумы. А тут появился Саша. Влюбленный и наивный. Красивый и доверчивый. И когда я вернулся из командировки, то меня поставили перед фактом: послезавтра - свадьба, а я - свидетель. Снова и снова я пытался поговорить с братом. Но он не слышал. И свадьба состоялась. Синельников, действительно, обещание выполнил и дал денег вместе вот с этой квартирой, поскольку понимал, что живи молодые в городе - слухов не избежать. Радостный Сашка ждал неземного счастья и вечного блаженства рядом с любимой. Но в первую же брачную ночь она устроила ему скандал, а потом - безудержный сексуальный марафон. И так каждый день: Людмила устраивала истерики по каждому поводу. Ревновала его к каждому столбу. Бегала под окна вашей конторы подглядывать и подслушивать. Конечно, где-то через полгода, ему рассказали про диагноз психиатра. И осознав, что он наделал со своей жизнью, Сашка упал духом. Но деваться некуда: деньги Синельникова уже были потрачены. Тогда, скрутив свои чувства узлом и стиснув зубы, он начал жить. Сам погрузился с головой в работу, а для Людмилы нанял пожилую медсестру и начал покупать таблетки. Конечно, после всего, ему было противно даже прикасаться к ней. И через какое-то время в его жизни появилась Света: женщина для секса. А Люда...Иногда она спокойна и мила. А иногда начинает сочинять такую ахинею... Слава Богу, после аборта она уже не может иметь детей! Что касается 'влюбленности' в меня - это очередная попытка сделать брату больно за то, что он не выпускает ее на улицу. Но все равно, даже при наличии охраны, она умудрялась иногда выскальзывать в город и бегать по нему, пока какая-нибудь полицейская машина не привезет обратно.
- Твои слова против ее. И ни одного факта. - Я устало вздохнула: у меня начала болеть голова.