Лежи, Малыш! Тебе нужно спокойно лежать.
Спокойно лежать, прошептал юноша и кивнул.
Штайнер посмотрел на часы. Второй час ночи. Все, за исключением караульных, спали, закутавшись в одеяла. Лошади, опустив головы, стояли среди деревьев, окружавших небольшую поляну, которую взвод выбрал для ночлега. Солдаты наткнулись на нее после двух часов скитаний по непролазному лесу. Штайнер без всяких сомнений решил остановиться здесь. Поставив часовых, он сел возле Дитца, придерживая его голову, и приготовился к самому худшему. Когда юноша пошевелился, он зажег фонарик и осветил его лицо. Ему было знакомо это скорбное выражение, предшествующее скорой смерти. Он уже сотни раз видел его. Ниже скул появились черные ямки, кожа на подбородке натянулась и сделалась восковой, под глазами залегли тени, которые как будто медленно распространились на все лицо. Дитц не доживет до утра. Когда Штайнер понял это, в нем как будто что-то сломалось. Однако он уже был не способен испытывать горе.
Немного позже, когда Дитц открыл глаза, взводный склонился над ним.
Тебе больно? спросил он. Собственный голос показался ему неприятно скрипучим. Дитц, широко открыв глаза, посмотрел на него. Затем пошевелил головой и прошептал:
Пить!
Он отпил из фляжки, которую поднес к его губам Штайнер.
Еще? спросил взводный.
Дитц кивнул. Сейчас он был в полном сознании и пытался ухватиться за порванную нить воспоминаний, чтобы найти объяснение своему нынешнему состоянию. Он явственно чувствовал, как холодная вода течет в горло, попадает в желудок и утоляет жажду. Однако события минувшего дня переплелись в причудливый узел вместе с его недавними бредовыми видениями. Слегка повернув голову, он спросил:
Что со мной?
Штайнер ответил не сразу. Голос Дитца принял жалобную интонацию:
Скажи, что со мной случилось? Почему ты молчишь?
Ничего особенного, наконец ответил Штайнер. Тебя немного царапнуло пулей, только и всего. Немного помедлив, он добавил с деланой жизнерадостностью:В самом деле, только и всего.
Плохи мои дела?
Нет, всего лишь царапина. Ничего серьезного.
Неправда, возразил Дитц. В его голосе прозвучала такая уверенность, что у Штайнера перехватило дыхание.
Почему неправда? беспомощно спросил он.
Неправда, что со мной ничего серьезного. Не лги мне. Я чувствую, что мне изрешетило всю грудь.
Ничего особенного с твоей грудью не случилось, поспешил заверить его Штайнер. Тебе просто попали в спину, только и всего. Он почувствовал, как от напряжения у него на лбу выступил пот. Завтра мы положим тебя на носилки, поместим их на лошадей и отвезем в батальон. Послезавтра ты будешь уже в санитарном поезде и отправишься домой.
Дитц ничего не ответил. Как только Штайнер упомянул про лошадей, он вспомнил, что с ним произошло. Приподняв голову, юноша прошептал:
Извини, что так вышло, я хочу сказать, мне жаль, что я упустил ее. Я
Штайнер перебил его:
Господи, да не переживай ты так из-за этой паршивой клячи. Нам все равно придется избавиться от них.
Ты серьезно?
Конечно. Иначе зачем я стал бы об этом говорить?
Дитц закрыл глаза и задумался. Он погнался за лошадью и не смог поймать ее. Затем он остановился и тогда Он широко открыл глаза и издал громкий крик. Солдаты встрепенулись и тревожно посмотрели на него. Крик все не прекращался и, казалось, рвался из самых глубин тела Дитца. Солдаты обступили его.
Он сейчас накличет на нас русских! проворчал Керн.
Штайнер посветил фонариком на лицо умирающего юноши.
Успокойся, не надо бояться. Мы с тобой. Крик прекратился. Жаль, что с нами нет врача, сказал Штайнер. Он бы сделал ему укол морфия.
Он хотел стать врачом, сообщил Пастернак и, немного помолчав, добавил:Как ты думаешь, с ним все будет в порядке?
Штайнер не ответил. Помолчав, он произнес:
Давайте-ка лучше ложитесь!
Сам ложись, сказал Шнуррбарт. Я вместо тебя посижу с ним. Тебе тоже нужно хотя бы пару часов поспать.
Штайнер отрицательно покачал головой:
Я не устал.
Солдаты вернулись по своим местам. Заметив, что Шнуррбарт задержался и остался стоять рядом с ним, Штайнер нахмурился.
В чем дело? раздраженно спросил он. Я же сказал, что не устал.
Не будь таким упрямым, отозвался Шнуррбарт.
Штайнер уже собрался сказать что-то резкое, но в это мгновение заговорил Дитц. Ни он, ни Шнуррбарт не заметили, что глаза юноши были открыты.
Вы не должны ссориться, еле слышно произнес он. Почему вы опять ссоритесь?
Штайнер тут же повернулся к нему:
Мы не ссоримся, заверил он Дитца.
Вы ссоритесь. Помиритесь, прошу вас. Пожалуйста.
Штайнер выключил фонарик.
Пожалуйста! прошептал юноша.
Штайнер посмотрел на Шнуррбарта, молча стоявшего рядом с ним. Он почувствовал, как Дитц пытается найти в темноте его руку, и успокаивающе положил ладонь на лоб юноши.
Пожалуйста!
Штайнер кивнул и в следующее мгновение понял, что умирающий не может видеть его кивка. Нагнувшись над ним, он произнес:
Помирюсь.
Подняв глаза, он увидел, что Шнуррбарт зашагал прочь. Дитц лежал неподвижно. Штайнер посмотрел на его лицо. В лесу было тихо. Затем среди деревьев прозвучал какой-то шорох. Когда он сделался громче, лицо умирающего претерпело странное изменение. Черты лица сузились, стали тоньше. Брови высоко поднялись над чистым белым лбом. Уши как будто спрятались под прядками темно-каштановых волос. Штайнер, затаив дыхание, склонился над Дитцем. Перед его глазами заплясали какие-то темные круги, однако лицо перед собой он видел с поразительной отчетливостью
Алые губы были приоткрыты, обнажая мелкие ровные белые зубы. Он видит огромные темные глаза, в которых застыло невыразимое отчаяние. Силы покидают его. Он видит снежинки на ее лице. Его голым рукам мучительно холодно. Несколько минут назад она соскользнула с узкой и крутой горной тропы. Он бросился вперед и схватил ее за руки. Потом и сам заскользил, опускаясь вниз дальше до тех пор, пока ему не удалось ногами зацепиться за что-то. Теперь он лежит, крепко прижимаясь к земле, а ее лицо находится прямо под ним. Она висит над краем утеса, а ее пальцы впиваются в ее руки. Он знает, что все потеряно, что уже нельзя вытянуть ее, и глядит ей прямо в глаза. Она что-то говорит, но ее слова не проникают в его сознание. Ему кажется, будто он мертв и не видит ничего, кроме ее глаз
У тебя нет сердца, Анна.
Нет, есть, Рольф. Вот оно, я покажу тебе его. Она кладет его руку на свою маленькую грудь. Это уже превратилось в привычный ритуал. Когда он становится настойчивым, она обуздывает его нетерпение коротким словом «нет» и простым жестом.
Он качает головой.
Ты не знаешь, как мне тяжело.
Знаю, Рольф.
Тогда это замечательно.
Проявляй терпение.
Он вздыхает, берет обеими руками ее лицо и внимательно изучает его. Его взгляд останавливается на ее губах, и он говорит:
Твой рот.
Что особенного в моем рте?
Не знаю смеется он. Понимаешь, когда парень целует его, он никак не может насытиться им.
Не говори так, Рольф. Это звучит неестественно, и Она отводит взгляд в сторону, и ее лицо принимает хмурое выражение. И так печально, добавляет она. Затем неожиданно бросается в его объятия. Прижав его к себе, она восклицает:
Ты всегда будешь любить меня?!
А кто я буду без тебя?
Когда он пытается сесть, она берет его за волосы.
Это не ответ. Обещай мне!
Тепло. Над лугом дрожит воздух. Верхушки деревьев тянутся к солнцу. Над ними пролетает бабочка и скрывается среди травы. Он медленно тянется за ее рукой. Подносит ее к своим губам.
Всегда, говорит он. Всегда. Когда она радостно улыбается, он притягивает ее к своей груди и шепчет:Я должен признаться тебеты чудо. Он снова смотрит поверх ее головы на лес, туда, где горы сливаются с небом, и продолжает:Ты подобна воздуху над горными льдами. Тывсе то, чего я не могу постичь разумом, потому что ты всегда изумляешь меня, когда я смотрю на тебя. Тыто, что ты есть, и даже намного больше.
Она медленно поворачивается к нему, и он видит слезы в ее глазах.
Скажи это еще раз! шепчет она.
Он мотает головой.
Такое можно сказать один лишь раз, потому что все хорошее происходит только однажды и больше не повторяется.
Она снова кладет голову ему на грудь и произносит:
Ты говоришь точно так, как и мой отец.
А ты ведешь себя так, будто тебе еще нет и четырнадцати.
Почему ты так говоришь?
Он кладет руку на ее крепкое бедро, наготу которого он ощущает даже через ткань ее белой блузки.
Вот почему.
Они несколько секунд молчат. Затем она убирает прядь волос с его лба и говорит:
Давай прибережем лучшее на более поздний срок.
Откуда тебе известно, что этолучшее? тихо спрашивает он. Есть люди, которые считают это отвратительным.
Он смущенно улыбается, осознавая, что его волнует прикосновение ее груди к его плечу.
Это должно быть прекрасно, печально говорит она. Если бы все было по-другому, то это не значило бы так много для тебя.
Он потрясен ее мудростью и восхищенно встряхивает головой.
Тывосхитительная девушка, говорит он и неожиданно нахмуривается. До встречи с тобой я не представлял себе, что такие, как ты, существуют на этом свете.
Теперь ты это знаешь?
Знаю.
О, Рольф! Она прижалась к нему. Иногда мне становится очень страшно.
Он удивленно смотрит на нее.
Страшно? Тебе, Анна? Скажи мне, ради Бога, чего ты боишься?
Она в нерешительности отводит глаза. Он поворачивает ее за плечи.
Ты, конечно же, прав, я веду себя как несмышленая девчонка. Но ведь послезавтра ты уезжаешь, а отец вчера вечером говорил, что скоро начнется война и тебя призовут в армию. И тогда нас с тобой Не договорив, она начинает рыдать. Когда он пытается поцелуем успокоить ее, она яростно трясет головой. Он ждет, когда она успокоится.
Твой отец говорит глупости, произносит он. Даже если война и начнется, то она закончится ровно через месяц.
В его голосе слышится нотка деланой уверенности, и она торопливо заглядывает ему в глаза.
Можешь мне кое-что пообещать, Рольф? она вопрошающе смотрит на него. Если начнется война, ты переедешь к нам в Цюрих. Отец найдет для тебя работу, и ты сможешь жить у нас до тех пор, пока не наступит мир. Обещаешь мне?
Это невозможно, Анна, твердо отвечает он и хмурит брови. Она разочарованно отворачивается. Он кладет руку ей на плечо:Будь благоразумна. Мужчина не имеет права стать дезертиром. Можно убежать от закона и скрыться от блюстителей этого закона, но невозможно бежать от собственной совести. Я не могу этого сделать, добавляет он, понизив голос.
Она обиженно отводит взгляд и смотрит на землю.
Но ведь от меня ты можешь убежать, верно? Можешь уйти от меня, можешь годами не видеть меня и все из-за этой проклятой войны. Я для тебя ничего не значу. Ты ведь это хотел сказать, да?
Ты говоришь неразумные вещи, Анна. Никогда не думал, что ты можешь быть такой. Послушай!.. Он снова ложится и укладывает ее рядом с собой. Ты должна меня понять. Если я расстаюсь с тобой, то знаю, что это всего лишь недолгая разлука. Но если я убегу из дома, то никогда не смогу вернуться обратно. В таком случае мне придется навечно остаться в изгнании, сделаться изгоем. Неужели ты этого хочешь?
Она ничего не отвечает и провожает взглядом плывущие по небу облака. Скоро пойдет дождь, думает он и поворачивается к Анне. Она лежит рядом, ее глаза закрыты. Он замечает, что плечи Анны слегка подрагивают, и нежно берет ее за руку.
Ты должна понять меня, говорит он. Ты ведь не хочешь, чтобы я чувствовал себя как рыба, выброшенная на берег? Ты ведь не захочешь этого, Анна, скажи мне? Ты ведь не настолько жестока. Когда она качает головой, он целует ее. Они лежат, касаясь друг друга, глядя на серебристый конус горной вершины. Неожиданно Анна приподнимается и садится.
Я должна попросить тебя сделать то, в чем ты не можешь мне отказать.
Разумеется, если это в моих силах.
Я хочу завтра снова подняться на вершину. Хочу снова подняться на нашу гору. Заметив недовольное выражение его лица, Анна наклоняется над ним и умоляюще заглядывает ему в глаза. Мы можем завтра сесть на первый утренний поезд. Мы будем здесь в четыре часа, и у нас останется еще масса времени.
Погода меняется, сообщил он, посмотрев на облака.
Завтра она улучшится.
Ему трудно отказать ей. На вершине горы сверкает свежий снег, а он хорошо знает, насколько непредсказуемой бывает погода в это время года. И все же Он приподнимается и садится. Политическая обстановка в последнее время чрезвычайно обострилась. Война уже стучится в двери. Хотя он ничего не сказал Анне о своих опасениях, у него нет никаких сомнений в том, что она права. Не исключено, что это их последняя возможность побыть вместе перед долгой разлукой. И не важно, доберутся они до вершины или нет. В любое время можно повернуть обратно, внушает он себе. Это «их» гора. Именно там, на ее вершине, они встретились два года назад Анна целует его, и он кивает в знак согласия
Он снова и снова пытается найти опору для локтей, чтобы напрячься и вытащить ее. Но у него уже совсем не осталось сил. Она все еще высоко держит голову, не отрывая взгляда от его лица. Ветер ослабевает. Однако снег продолжает идти крупными мокрыми хлопьями. Его руки онемели и утратили чувствительность. Он лежит на горном склоне, его голова находится ниже туловища. Чувствуется сильный прилив крови к голове. Сильно шумит в ушах. Он понимает, что постепенно теряет власть над собственным телом. Его лицо покрыто влагой. Он видит, как снежинки тают на ее коже. Ему хочется протянуть руку и вытереть их. Он видит, как дрожат ее губы. Видит смертельный страх в ее глазах. Ему хочется сказать ей ободряющие слова, успокоить ее, но он не может сделать этого. Когда она неожиданно закрывает глаза, он понимает, что хватка его рук ослабевает
Шум в ушах не утихал. Постоянный, монотонный, он, казалось, заполнял все окружающее пространство, врывался в подсознание, снова возвращая Штайнера в реальность. Сев, он почувствовал сырость на спине. Подняв голову, взводный понял, что идет дождь. Кроны деревьев раскачивались на ветру, но он угадал это исключительно по звукам, потому что самих деревьев в темноте не было видно. Штайнер несколько секунд бездумно смотрел вперед. Вскоре ему стало ясно, что он цепко держится за что-то мягкое и неживое. Испытав отвращение, он разжал пальцы и встал. Его одежда промокла до последней нитки. Штайнера передернуло. Что же случилось? подумал он и тут же вернулся в реальность. Лес, взвод и Дитц. Он сразу понял, что Дитц мертв. Взводный на ощупь отыскал фонарик, и, включив его, навел луч света на мертвого юношу. Рот Дитца был открыт, из-под полуприкрытых век видны белки глаз. Он уже стал практически неузнаваем. Штайнер с ужасом подумал о том, что все это время сжимал руки мертвеца. Он нагнулся, вытащил из-под безжизненного тела одеяло и накрыл им лицо умершего. Затем посмотрел на спящих солдат.
Когда он увидел приближающегося к нему Шнуррбарта, то выключил фонарик. В это мгновение он не испытывал никаких чувств. Лес шумел и стонал под порывами ветра, раскачивающего стволы деревьев и забрасывающего солдат крупными пригоршнями дождя.
Он мертв, сообщил Штайнер и, подставив лицо под дождь, с закрытыми глазами пару секунд слушал завывания ветра. Затем кивнул и повторил:Он мертв.
Схватив Шнуррбарта за руку, он потащил его через всю лужайку под ветви деревьев, где можно было найти укрытие от дождя. Здесь он сбросил с плеч скатку. Развернул одеяло и плащ-палатку и разложил их на земле. Натянув на головы край плащ-палатки, они стали вглядываться в темноту.
Позднее, когда дождь немного утих, Шнуррбарт произнес:
Его нельзя было спасти. Штайнер кивнул. Он знал, что такие раны смертельны. Отмучился парень, продолжил Шнуррбарт. Это действительно к лучшему. Иначе нам пришлось бы его нести до самых русских позиций и попытаться пробиться к своим. Нам бы это не удалось. Штайнер снова кивнул. Шнуррбарт положил руку ему на плечо:Взводу пришлось бы тяжело. Не забывай, нам предстоит трудный путь. Нам еще никогда не было так трудно, как сейчас.
Знаю, коротко ответил Штайнер.
Шнуррбарт, напрягая зрение, попытался разглядеть выражение лица взводного. Тон Штайнера встревожил его.