Железный крест - Вильгельм Хайнрих 8 стр.


 Боже мой!  еле слышно прошептал Меркель. Швердтфегер иронически кивнул. Гауссер провел рукой по лицу, стараясь скрыть насмешку.

 Мы предполагаем,  продолжил Штрански,  что врагу известно о нависшей над ним опасности и он не пожалеет усилий для устранения угрозы своим тылам. Участок передовой, закрепленный за нашей дивизией, протянулся отсюда на северо-запад до небольших бухт близ Темрюка. Как вы видите, по форме плацдарм напоминает боевой лук, а Черное море находится на месте тетивы. Южнее с нашим левым флангом соприкасаются две стрелковые дивизии, севернееодна пехотная. Я опасаюсь, что острие русского наступления будет нацелено на наш участок фронта, потому что, как вы видите, болота, находящиеся севернее наших позиций, представляют собой естественную преграду. Более того, не следует забывать о важности шоссе, которое проходит через наш участок. Учитывая ограниченную протяженность плацдарма, сдача даже одного квадратного метра занимаемой нами земли будет равносильна самой серьезной потере. Наша нынешняя линия обороны, линия Зигфрида, должна быть удержана при любых обстоятельствах.  Штрански отвернулся от карты и с воодушевлением продолжил:Проследите за тем, чтобы позиции были прочными. Окажите максимальное давление на подчиненных, чтобы они быстрее завершили работу над обустройством траншей и окопов. Каждая землянка, каждый ров или окоп сможет стать серьезным препятствием на пути наступающего врага. Помните, за спиной у насморе.

Гауптман замолчал и всмотрелся в лица офицеров. В эту минуту все они приобрели выражение почтительной серьезности. Мейер откашлялся и спросил:

 Где место посадки на паром?

Штрански снова подошел к карте.

 У нас два места высадки. Первое находится возле Таманской, втораяк западу от солончаковых болот. До настоящего времени использовалось шесть паромов. Они пересекают пролив примерно за час. В настоящее время из-за мин и вражеских самолетов мы потеряли два из них. Более того, есть все основания полагать, что русские попытаются отправить подводные лодки для уничтожения наших паромов.

 Веселенькая перспектива!  воскликнул Меркель.  Что же мы будем с этим делать?

 Когда настанет время, будут приняты все необходимые меры,  с нажимом произнес Штрански.

Заговорил Гауссер, который все это время слушал его с очевидным напряжением:

 Какие у нас резервы?

Штрански снова приблизился к карте.

 В распоряжении дивизии имеется полк первого эшелона, размещенный в Канском. Более того, для ускорения и улучшения путей подвоза запланировано строительство двух асфальтированных дорог. Саперные роты уже приступили к работе. Кстати, сообщаю вам важную новостьсегодня принято решение о строительстве крупного аэродрома к северу от Новороссийска. Есть еще вопросы?

Офицеры столпились возле карты и принялись обсуждать будущее плацдарма. Мейер повернулся к гауптману, который отошел в сторону.

 Если русским удастся прорваться в районе Таганрога и захватить Перекоп  Мейер не договорил. Ротные командиры обменялись многозначительными взглядами. Штрански, заметив это, нахмурился и снова указал на карту:

 Как вы видите, герр Мейер, расстояние от Таганрога до Перекопа составляет приблизительно триста километров. Предполагаемый вами ход действий потребует большого количества времени, что позволит верховному командованию предпринять соответствующие меры предосторожности.

 Как под Сталинградом,  не удержался Меркель.

Штрански резко повернулся к нему:

 По моему мнению, лейтенант Меркель, высшее начальство более компетентно, чем вы, в формулировании правильной оценки событий под Сталинградом. Кругозор ротного командира слишком узок для того, чтобы рассматривать крупные военные проблемы. Во всяком случае, боевая обстановка будет одинаковой, независимо от того, находитесь вы в Крыму или здесь, на Кубанском плацдарме.  Гауптман снова отошел от группы офицеров.  Жду ваших телефонных звонков в семнадцать ноль-ноль с отчетами о готовности оборонительных сооружений. У меня все.  Штрански жестом отпустил собравшихся. Офицеры отсалютовали в ответ, после чего Трибиг проводил их к выходу. Выйдя наружу, все разошлись в разные стороны. Мейер и Гауссер зашагали вверх по склону. Оба молчали до тех пор, пока не подошли к штабу Мейера. Первым заговорил Гауссер:

 Ну, что вы думаете об этом?

 Как говорится, комментарии тут излишни,  ответил Мейер.

Гауссер ухмыльнулся. Они какое-то время постояли на верхней ступени лесенки, ведущей в блиндаж. Солнце пылало немилосердно.

 Не нравится мне эта тишина,  признался Гауссер и посмотрел в сторону леса.

 Мне тоже,  отозвался Мейер.  Русские, должно быть, уже давно пробрались в лес. Оттуда наша гора идеально просматривается, она у них теперь как на ладони.

 Пожалуй.

Офицеры переглянулись, и Мейер сказал:

 Будем надеяться на лучшее.

Гауссер кивнул.

 Мы воспользуемся даже самой маленькой надеждой.  Помолчав, он протянул руку Мейеру:Я пойду. Прощайте.  Сделав несколько шагов, он обернулся:Штайнер скоро вернется. Обязательно вернется.

Мейер благодарно улыбнулся. Когда Гауссер пропал из вида, завернув за угол траншеи, он тяжело вздохнул. Интересно, где в эти минуты находится взвод?

3

Взвод вот уже более четырех часов шел по непролазному лесу. Колючий кустарник цеплялся за форму и царапал руки и лица. Солдатам казалось, будто они идут по исполинской душной теплице. Пот струился из всех пор тела, от мерзкого запаха заболоченной почвы к горлу подступала тошнота. Кроме того, дело усугублялось присутствием невидимой мошкары, нещадно кусавшей усталых бойцов. От нее нигде не было спасения. В отдельных местах земля оказалась настолько заболоченной, что приходилось идти в обход, теряя при этом драгоценное время.

Крюгер шел позади Шнуррбарта. Его лицо лоснилось от пота. Глаза жгло так, будто в них бросили пригоршню перца. Автомат, висевший на правом плече, похоже, весил целую тонну. Последовав примеру других солдат, он уже давно выбросил противогаз и каску. Когда Крюгер останавливался, а делал это он довольно часто, то чувствовал, как дрожат ноги, готовые предательски подкоситься в любое мгновение. Горло отчаянно саднило, восстановить дыхание было очень тяжело.

Остальные чувствовали себя не лучше. Особенно страдал Дитц. Он судорожно хватал ртом воздух, каждый шаг давался ему с великим трудом. Коробки с патронами казались тяжелыми, как свинец. Штайнер помог ему и какое-то время нес их за него. Но Дитц был уже настолько измотан, что его не спасала даже эта кратковременная помощь. Он шел, опустив голову, тупо уставившись на землю у себя под ногами. Его мозг как будто перестал воспринимать окружающий мир. Дитц настолько устал, что уже не чувствовал боли. Но хуже всего была жажда. Ему часто казалось, будто он слышит шум лесного ручья где-то за соседней горой. Однако каждый раз, когда он поднимал воспаленные глаза, перед его взглядом представали лишь бесконечные спутанные клубки кустарника и лабиринт деревьев.

Дитц еще какое-то время заставлял себя идти вперед. Затем его колени неожиданно подкосились, и он со стоном повалился на землю. Дорн, шагавший позади него, замер на месте и попытался крикнуть остальным, чтобы те остановились. Однако из его иссушенного жаждой горла вырвался лишь жалкий хрип, похожий на мерзкое карканье вороны. Ему пришлось крикнуть еще пару раз, прежде чем шедшие впереди солдаты остановились. Когда к нему подбежал Штайнер, остальные солдаты один за другим попадали на землю там, где стояли.

 В чем дело?  спросил Штайнер.

Дорн беспомощно пожал плечами:

 Он упал.

Штайнер выругался. Нагнувшись над Дитцем, он энергично встряхнул его за плечи:

 Вставай, парень! Перестань дурить! Нужно идти!

Дитц даже не пошевелился. Штайнер быстро посмотрел на остальных солдат. Они лежали на земле, тяжело дыша. Ему стало ясно, что их теперь никакими силами не заставишь тотчас же встать и отправиться дальше. Его лицо исказилось недовольной гримасой. Штайнер снял с пояса фляжку и сбрызнул теплой водой лоб и виски потерявшего сознание Дитца. Затем расстегнул китель на его груди. Через минуту Дитц открыл глаза и смущенно огляделся по сторонам.

 Все отлично,  произнес Штайнер.  Давай, держись, малыш! Нам еще долго идти.

 Я больше не могу,  простонал Дитц, пытаясь приподняться. Штайнер закусил губу, еле сдерживая раздражение. Действительно, всем нужен отдых. Но они не прошли еще и половины пути, а этот парень уже сломался.

 Ты должен дать людям отдых,  сказал Шнуррбарт, встав и подойдя к Штайнеру.

 Рано. Сейчас только два часа,  возразил Штайнер.

Шнуррбарт пожал плечами:

 Знаю, но нельзя требовать от людей невозможного.

 Ну, хорошо,  процедил сквозь зубы Штайнер. Он заметил Цолля, лежавшего на животе и положившего голову на руки. Затем подошел к нему и спросил:Где твои коробки с патронами?

Остальные солдаты насторожились. Увидев, что Цолль даже не шелохнулся, Штайнер носком сапога пнул его в бок.

 Ты что, не слышишь меня?

 Оставь меня в покое!  огрызнулся Цолль.

 Десять минут назад коробки у него были,  сообщил Крюгер.  Он, должно быть, выбросил их.

 Значит, ему придется сходить за ними,  ответил Штайнер. Цолль даже не пошевелился. Штайнер нагнулся и, схватив его за ремень, рывком поставил на ноги. Цолль, с перекошенным от ярости лицом, попытался вырваться. Прежде чем Штайнер успел остановить его, он схватил винтовку и угрожающе поднял ее ствол.

 Убери прочь свои грязные лапы!  прохрипел он.  Если прикоснешься ко мне еще раз, убью!

Штайнер с любопытством заглянул в его безумные глаза.

 Ты еще слишком желторот для этого!  тихо произнес он.  Видишь?  Он бросил свой автомат на землю. Когда Шнуррбарт и Крюгер двинулись было к ним, он жестом остановил их. Те замерли на месте и наблюдали за тем, как Штайнер подошел к Цоллю так близко, что дуло винтовки теперь было направлено ему прямо в живот.  Если выстрелишь, то тебя повесят,  произнес Штайнер. Взяв винтовку за ствол, он забрал ее у Цолля. Это было сделано настолько спокойно и буднично, что никто даже не удивился. Напряжение спало.

 Ублюдок!  пробормотал Крюгер. Взгляды солдат обратились на Цолля, который стоял неподвижно. На его лице одновременно читались испуг, ярость и стыд. Штайнер поднял с земли свой автомат и таким же будничным спокойным тоном произнес:

 Выступаем через пятнадцать минут. Сходи за своими патронами.

Цолль на мгновение замешкался, затем развернулся и исчез в кустарнике.

 Вот же засранец!  чертыхнулся Крюгер.

 Я проверю, как он выполнит приказ,  сообщил Штайнер и повернулся к Дитцу:Как ты себя чувствуешь?

 Лучше,  ответил тот. Штайнер ободряюще кивнул ему. Остальные снова вытянулись на земле.

 Далеко еще идти?  поинтересовался Ансельм.

 Больше половины того, что прошли,  пожав плечами, ответил Штайнер.

 Сегодня мы не успеем дойти,  произнес Пастернак.

 Успеем, черт побери! Мы должны дойти!  энергично возразил Мааг.

 Только не через этот мерзкий лес!  мрачно проговорил Голлербах.

Крюгер снова выругался.

 Хотел бы я знать, где мы сейчас находимся. Черт бы побрал этот проклятый лес. Нам следовало попытаться пойти по дороге. Будь оно все проклято!  он с досадой прихлопнул комара, севшего ему на лоб.  Эти твари меня доконают!

Шнуррбарт потянулся за трубкой.

Наблюдая за ним, Керн сказал:

 Давай, выкури этих гадов!

Через секунду к ним подошел Штайнер.

 Как дела, Профессор?  спросил он Дорна.

Его дружелюбный тон явно удивил Дорна.

 Потихоньку. Справимся, если все не станет еще хуже!  улыбнулся он.

Штайнер сунул в рот сигарету.

 Обязательно станет,  ответил он. Похоже, что он совсем не испытывает усталости. Крутой парень, подумал Дорн и спросил:

 Почему сам не садишься?

 Потому что, когда придет время вставать, тебе покажется, что устал больше прежнего,  ответил тот.

 Это точно,  подтвердил Шнуррбарт.

 Тогда почему ты все-таки сел?  поинтересовался Дорн.

Шнуррбарт пыхнул трубкой и выпустил клуб дыма в сторону роя насекомых.

 Могу ответить,  мрачно произнес он.  Я сел потому, что настолько устал, что устать больше, пожалуй, не смог бы.

Дорн улыбнулся:

 Ну, ты даешь!  Он знал, что Шнуррбарт столь же вынослив, что и Штайнер, и вспомнил долгие пятидесятикилометровые походы в горах Кавказа. По вечерам солдаты были настолько измучены тяжелым переходом, что не могли даже есть. Но только не Шнуррбарт и не Крюгер. Как только они добирались до места ночлега, то отправлялись по домам и сараям в поисках того, что плохо лежит. Когда все уже спали, они готовили еду. По всей избе тогда разносился запах варящейся в котле курицы. Воспоминание напомнило Дорну о том, насколько он голоден. Он тяжело сглотнул и прижал руки к животу. Если бы только у него был кусок хлеба! Но, подобно остальным, он прикончил последний ломтик еще утром. Вот бы сейчас получить ароматный кусок свежего домашнего хлеба. Он закрыл глаза и представил булочную на углу улицы в его родном городе, из окон которой доносится запах свежеиспеченных булок. С ума сойти можно!

Он открыл глаза, услышав обращенный к нему голос Шнуррбарта:

 Идем, Профессор!

Дорн усилием воли заставил себя оставить глаза открытыми. Остальные солдаты уже встали. Рядом с ними он заметил Цолля с раскрасневшимся от гнева лицом. В обеих руках он держал по коробке с патронами. Встав, Дорн почувствовал, как дрожит все его тело.

 Что, уснул, Профессор?  спросил Шнуррбарт.

Дорн отрицательно покачал головой.

 Готовы?  крикнул Штайнер.

Шнуррбарт потуже затянул ремень и улыбнулся:

 Готовы! Так и жаждем идти вперед!

 Ты пойдешь замыкающим!  приказал ему Штайнер.  Следи за тем, чтобы никто не свалился и ничего не бросал. Марш!  Взвод безмолвно последовал за ним. Вскоре они натолкнулись на очередное болото. Под ногами чавкала жидкая грязь, в сапоги попадала вода. К счастью, подлесок здесь становился все более редким. Мааг покачал головой:

 Мне кажется, что мы идем прямиком в озеро.

 Мне тоже,  признался Ансельм.  Что это там впереди? Вроде камыши.

Мааг вытянул шею.

 Точно,  согласился он.  Зачем же идти дальше? Он должен дать команду остановиться.

Они уже брели по щиколотку в воде, когда Штайнер приказал прекратить движение. Примерно в тридцати метрах от них виднелись заросли камыша. У основания их толстых стеблей плескалась бурая болотная жижа. За камышами лес заметно редел, и вверху можно было разглядеть заплатки голубого неба.

Один из солдат подошел к Штайнеру, задумчиво разглядывавшему камыши и болото.

 Мы не сможем перейти его,  произнес Крюгер.

Шнуррбарт кивнул:

 У нас нет ни малейшего шанса. Что будем делать?

Штайнер сбросил с плеч ранец и огляделся по сторонам. Затем подошел к дереву, ветви которого свисали достаточно низко. Ухватившись за одну из них, он вскарабкался по стволу вверх и вскоре исчез из вида, скрытый листвой.

Солдаты вопрошающе посмотрели на него, когда он стал спускаться вниз. Соскользнув с нижней ветки дерева на землю, он скупо рассказал о том, что увидел: стометровое болотце, поросшее камышом, затем открытая, без зарослей растительности, вода, затем камыши и позади снова лес.

 Оно около ста метров в поперечнике. Все еще хуже, чем я себе представлял.

 Но есть же какой-нибудь обходной путь?  предположил Крюгер.

Вместо ответа Штайнер полез в карман, достал карту и разложил ее на земле. Солдаты заглянули ему через плечо. Он показал на тонкую синюю линию, пересекавшую лес.

 Черт!  выругался Мааг.  Ты уверен, что это речка?

 Конечно. Нисколько в этом не сомневаюсь.

Дитц тяжело сглотнул.

 Здесь не может быть озера.

 Нет, это река.

 Тогда нам конец,  заявил Крюгер.

Штайнер сложил карту, потянулся за автоматом и повернулся в том направлении, откуда они только что пришли. Взвод следом за ним прошел примерно триста метров по лесу и вскоре вышел на относительно сухое место. Здесь Штайнер остановился. Солдаты снова повалились на землю. К Штайнеру подошел Шнуррбарт:

 Ночевать здесь будем?

Командир взвода кивнул. У него был вид человека, который совершил трудное восхождение на гору и только на подходе к самому пику узнал, что последние тридцать метров абсолютно непригодны для подъема. Шнуррбарт искоса наблюдал за ним, почти физически ощущая его упадок духа. Он понял, что в состоянии вернуть Штайнеру былую уверенность в собственных силах. Если остальные солдаты поймут истинные чувства командира взвода, тот падет духом окончательно. Им оставалось только одно. Нужно идти берегом реки на север до дороги, далее перейти через мост, после чего снова свернуть на юго-запад в направлении Крымской. Он попытался подсчитать расстояние, которое им придется пройти. Поскольку они все время шли на юго-запад, то до дороги добрых сорок пять километров. До Крымской еще пятьдесят. Итого девяносто пять километров.

Назад Дальше