Аа, молодец, протянул отец и обернулся на своего кавалера, который продолжал нервно топтаться у входа в торговый центр. Правильно поступила.
Татьяна тоже обернулась.
А ты, пап? с удивлением спросила она. На свидании, что ли?
Теперь прокашлялся отец и опустил глаза.
Да так, с коллегой в кино собрались, ответил он, неловко уворачиваясь от пристального взгляда.
Татьяна впервые в жизни видела партнера отца, хоть это и было издалека и нечетко. Она порой замечала по поведению и внешнему виду, что отец идет на свидание, но не знала, был ли это один и тот же мужчина или каждый раз разные. В любом случае, до знакомства с ней дело никогда не доходило. Эта случайная встреча тоже осталась отцом проигнорированной. «Как тесен мир», с досадой подумала девушка. Ей сейчас было не до пассий отца. Она всегда думала, что к его отношениям относится спокойно. Они ее никак не касались. Наверно, потому что отец еще никого не приводил в дом. Она только сейчас догадалась, что это была его жертва ради нее. Возможно, он отказывался от своих отношений, лишь бы не мешать ей. Татьяне стало бесконечно жаль его, как до этого было жаль Вадима. Полностью расстроенная она отправилась домой, а отец с импозантным мужчиной пошли смотреть кино.
Глава 6. Подсолнухи
Выпускной спектакль близился, а вместе с ним нарастала и паника у Татьяны. Она по-прежнему постоянно сбивалась, хоть и тренировалась больше всех и в зале, и дома. Но вечно витала в облаках. Мысли путались. Сконцентрироваться было невозможно. Как бы ни старалась, девушка не могла изгнать воспоминания о Вадиме. Она уже и злилась на него, и ненавидела себя за это. Но ей не давала покоя мысль, что все вот так закончилось. Сохранялось стойкое ощущение, что еще не закончилось и что не она одна ждет продолжения.
В вечер перед генеральной репетицией спектакля, Татьяна поняла, что так и не успокоится, если что-нибудь не предпримет, потому решила написать ему смс, а дальше будь, что будет.
Это оказалось сложным занятием. Девушка уже второй час сидела, формулируя простое предложение. Наконец, осознала, что лучше все равно не придумает, поэтому на сто двадцать первый раз оставила, как есть: «Уважаемый (ая) Вадим! Студенческое объединение шоу-балет «Подсолнух» приглашает Вас завтра в 14.00 на генеральную репетицию спектакля «Лебединое озеро», которое состоится по адресу: . Вход бесплатный по промокоду: «Татьяна Буравина».
Еще минуту она не могла нажать на кнопку отправить. Сердце колотилось с бешеным ритмом, будто она только что пробежала стометровку за восемь секунд. Кажется, она так не волновалась с момента, когда сдавала вступительные испытания в академию. Но, собрав всю волю в кулак и закрыв глаза, все-таки нажала на стрелочку. И наступило облегчениетеперь от нее ничего не зависело.
Через двадцать секунд зазвонил телефон. Татьяна переполошилась. Она сидела на кухне, пила чай с очередным кулинарным изыском отца. Отец читал в гостиной, но мог прийти сюда в любую минуту, поэтому девушка испугалась. Еще не подняв трубку, она соскочила со стула и пулей устремилась в свою комнату. Только заперев дверь на внутренний замок, ответила.
Я же просила не звонить мне самому! сразу прошипела Татьяна в трубку.
Ты же мне сама написала, оправдывался парень.
Ну, и что. Я же именно, что написала.
Парень устало вздохнул, потом улыбнулся. Это слышалось в голосе.
Я спросить хотел, что да как. Я на балет-то никогда не ходил. Там что, костюм нужен? Туфли? Галстук? Все, как положено?
Татьяна тихо рассмеялась.
Совсем не обязательно. Это же всего лишь репетиция. Просто генеральная. Но там будет полноценное представление с костюмами и декорациями.
Отлично. А меня точно впустят?
Должны, если назовешь мое имя. Многие приглашают туда своих родных и друзей.
То есть я теперь твой друг?
Это в благодарность за кино, быстро ответила Татьяна, надеясь, что не дала ему возможности убедиться в своих словах.
Черт, меньше всего хотел угодить в твою френдзону, с наигранной грустью сказал Вадим. Оттуда, вообще, выбираются?
Ее мини-план провалился, но Татьяна заулыбалась, точнее не смогла удержаться. На его риторический вопрос, который прозвучал с надеждой, она отвечать не стала.
Только, пожалуйста, не опаздывай. Этого никто не любит. А если раньше придешь, будет возможность сесть в первых рядах.
Прям аншлаг будет?
Нуу не весь зал, конечно, но самые лучшие места точно будут заняты.
Ясно. Ладно, пойду дальше работать. Спокойной ночи.
Спокойной ночи.
Девушка нажала на красный кружок с белой телефонной трубкой в центре на экране и тоже продолжила работать. Только теперь у нее все гораздо лучше получалось. Она сама себе поражалась и все пыталась понять, как это работает. В рамках курса анатомии они мимоходом проходили, как функционируют гормоны, как некоторые из них увеличивают работоспособность организма в определенных ситуациях, а другие, наоборот, помогают расслабиться или получать удовольствие. Что из этого в ней сейчас кипело, Татьяне было неведомо. Но было ведомо, что что-то кипело и вырабатывало много положительной энергии, которой ей давно не хватало. Но разум по-прежнему отказывался связывать все эти следствия с Вадимом. Хотя в памяти фоном, словно рисунок на рабочем столе компьютера, постоянно стояли его добрые улыбчивые глаза.
***
Татьяна волновалась сильнее, чем ожидала от себя, поправляя тени на веках перед зеркалом. Нервозности добавляла торжественность обстановки настоящего театра. Все здесь было таким великим, императорским, старинным и наполненным духом балета. Изысканная лепнина, высоченные потолки, канделябры, колонны и красный бархатвсе это одновременно восхищало и угнетало, потому что такому месту нельзя было не соответствовать.
А ты говорила, к тебе никто не придет. Я твоего отца видела, сказала Даша, вбегая в гримерку. Он с моими в третьем ряду.
Что?!
От внезапной плохой новости Татьяна только больше размазала тени на правом веке. Даша стерла лишнее ватным тампоном, который взяла для себя.
Ты не рада?
Он только на выпускной собирался, тихо и медленно проговорила девушка, опуская взгляд на столик с косметикой.
Сердце заколотилось с двойной силой. Она и так себе от волнения места не находила, пошла подкрашивать глаз, который и без того был хорошо накрашен, лишь бы чем-то заняться в последние минуты перед выходом на сцену. В итоге, еще больше разволновалась и только испортила себе макияж. Даше пришлось взяться за нее. Пока она красила Татьяну, говорила:
А еще там какой-то высокий красавчик в первом ряду сидит, один, с букетом подсолнухов. Чей-то кавалер, однако. Но почему-то никто не признается. Не твой ли случайно, а, Тань?
На последнем предложении Даша, сузив глаза, присмотрелась к подруге. Девушка поняла, о ком она говорила, но тоже не призналась, помотав головой. Подруга, кажется, поверила.
Неужели Муравьевой? задумалась она. Откопала же где-то такого недоумка. С букетом. Ха! Еще и подсолнухов. Где он только их достал?
Мимо пробежали близняшки Лиза с Верой. Даша поделилась с ними информацией об ухажере Муравьевой, и они все прыснули ехидным смехом. Татьяна молча их слушала, боясь, что Вадим как-нибудь ее выдаст.
«Блин, подсолнухи?! Какие подсолнухи? Зачем он их припер?» думала она с досадой и злилась на парня за то, что он поставил ее в такое положение на грани позора. Если девчонки так смеялись над Муравьевой, то над ней и подавно будут издеваться. Они высмеивали его простецкий вид, глупую улыбку на лице и сами подсолнухи. Им все казалось смешным, но больше всего то, что парень принес букет на репетицию. Это ведь даже не был сам спектакль, еще не с чем было поздравлять, тем более цветами, тем более подсолнухами. «Да как он только до этого додумался?! бесилась в душе Татьяна, а внешне показывала безразличие к разговору подружек. Пригласила на свою голову. Еще и папа».
На сцену она выходила с каменным от напряжения лицом. Все тело хотело застыть в нервозности, но нужно было двигаться, то плавно, то быстро, да еще и синхронно с остальными. Букет подсолнухов, большой, объемный, бросался в глаза. Его, наверняка, заметила сразу вся труппа. Но Вадим сидел в первом ряду, широко улыбаясь, по своему обыкновению, ни на кого не обращая внимания. Букет положил на колени, поддерживая их одной рукой, а второй подпер подбородок и пристально смотрел на Татьяну. Она чувствовала его завороженный взгляд, и это еще больше раздражало. Она также ощущала на себе взгляд отца, пока спокойный, подбадривающий и любящий.
Пришлось собрать все остатки воли, чтобы сконцентрироваться на спектакле. Спасало хотя бы то, что это была всего лишь репетиция, но Татьяна чувствовала на себе такой груз ответственности, будто от ее исполнения зависела жизнь миллионов младенцев. А по факту, она танцевала в самом конце сцены, без партнера, все в массовке были как один на лицо, поэтому на нее внимания никто, кроме Вадима и отца, не обращал.
Наконец, спустя два часа мучения закончились. Репетиция прошла хорошо. Преподаватель всех похвалил, Муравьевой восторгался. В конце вся труппа вышла на сцену поклониться под гул небольших аплодисментов родных и близких. Татьяна стояла в углу сцены, прячась от всех, в надежде на то, что Вадим ее не заметит. Но он не мог ее не заметить, ведь смотрел только на нее. Когда все захлопали, он встал со своего места и понес букет к сцене. Среди труппы раздались негромкие смешки. Она сначала не хотела выходить, хотя парень явно указывал на нее. Труппа уже расступилась, чтобы она вышла. Девушка почувствовала на себе тяжесть тысячи прикованных взглядов и онемела.
Смотри-ка, Подсолнух-то Танькин оказался, шепнула подружкам Даша, и девчонки засмеялись, прикрывая рты ладонями.
Лиза с Верой буквально вытолкнули Татьяну вперед. Она, шатаясь, подошла к краю сцены и с ужасом посмотрела парню в глаза. Его, казалось, ничто не смущало. Вадим стоял спокойно, уверенно, улыбался открыто и доброжелательно. Его не настораживали смешки, хотя он их слышал, потому что иногда глазами обегал труппу, но ни одной мышцей лица не выдал негодования. Он искренне ей улыбался, протягивая большой букет подсолнухов. Вскоре они полностью скрыли его лицо, тогда девушка решилась действовать. Она сделала твердый шаг к букету, взяла его в обе руки и с силой швырнула на пол. Вадим опешил. Однокурсники уже не сдерживали смеха, как и немногочисленные зрители в зале.
Зачем ты приперся? Еще с этим дурацким веником из подсолнухов! Я же тебе говорила уже тысячу раз: перестань за мной бегать, как придурок! У тебя нет шансов! И никогда не будет.
К артистизму прибавилась злоба и волнение, поэтому все выглядело натурально, хотя параллельно сердце Татьяны обливалось кровью. Она спустила всех собак на несчастные подсолнухи, с усердием топча их ногами. Тут свой выход объявил отец. Он быстро выбежал из третьего ряда и за доли секунды оказался возле сцены, встав напротив Вадима.
Опять этот надоедливый бармен! воскликнул мужчина. Хватит преследовать мою дочь! Это уже смахивает на преступление. Я полицию вызову, если ты от нее не отстанешь.
Его худая фигура в темно-сером костюме с переливами вся дрожала от злости. Он широко расставил ноги, чтобы казаться шире и мощнее, сначала растопырил пальцы на ладонях, а потом сжал их в кулаки. Зрители наблюдали с интересом. Драма разыгрывалась не на шутку. А Татьяна хотела провалиться сквозь землю и, вообще, никогда не существовать на этой планете.
Вадим тоже широко расставил ноги и сжал руки в кулаки. Он всем корпусом повернулся к отцу Татьяны. Лицо его приобрело недоброе выражение. Ноздри расширялись от учащенного дыхания. Было видно, что кровь в нем тоже кипит, но говорить он начал относительно спокойным холодным тоном:
Здесь вы мне не указ.
Каков наглец! Я ее отец. И именно я тебе здесь указ. Смотри, сколько неприятностей ты ей доставляешь. Я тебе уже говорил, что не желаю тебя с ней видеть, театрально, как и всегда, высказался отец.
Мне плевать, чего вы не желаете, решительно ответил Вадим и взглянул на онемевшую от ужаса происходящего Татьяну, которая прикрыла рот рукой, услышав его дерзкие слова.
В голове промелькнула мысль: «Как можно так разговаривать с папой?». Но Вадим спокойно продолжал:
Мне нравится ваша дочь. И я не отступлю только потому, что вам не нравлюсь я.
Ты ей не нравишься! вскричал отец, поставив ударение на последнее слово, вместо второго, растерявшись больше от его самоуверенности, чем от наглости. Получилось истерично. Очнись! Она ведь сама тебе об этом каждый раз говорит. Что за спектакль ты здесь устроил?
Спектакль устроили вы. Это ваша стезя. А я всего лишь бармен.
Куколка, ну, скажи ему в сотый раз! отец в бессилии развел руками в воздухе, повернувшись к дочери. Я же тебе говорил с барменами не связываться. Они все тугодумы. Еще и навязчивые.
Кто-то над этим посмеялся, но большая часть как труппы, так и зрителей, взволнованно молчала в ожидании, что ответит на это девушка или что вытворит парень. Подружки тоже замерли, кто в «охах», кто в «ахах» от этого реалити-шоу. Вадим посмотрел на Татьяну. Взгляд его казался спокойным и неколебимым. С таким можно было чувствовать себя как за каменной стеной. Но она испугалась этого взгляда. Больше потому, что видела в нем отражение своего желания смотреть туда вечно.
Уходи, пожалуйста, тихо сказала она, опустив голову. Я устала это объяснять.
Несколько секунд, пока Татьяна еще чувствовала на себе его взгляд, в зале стояло сильно заряженное напряжение. Очень тихо по сцене пробежался шепот. Потом послышался тяжелый вздох и приглушенные ковролином одинокие шаги, отдаляющиеся от сцены. Когда девушка подняла глаза, Вадим уже проходил последние ряды. Шел он уверенно, своим привычным шагом, не быстро и не медленно. И все это время, пока он не хлопнул дверью, остальные молчали.
Чего замерли? Репетиция окончена, громко сказал преподаватель, ударив в ладоши.
Только тогда все начали расходиться.
Татьяна хотела реветь навзрыд, но толпа вокруг ее останавливала. Горло словно сковала колючая проволока. В памяти эхом еще отдавались равномерные глухие шаги. Лицо продолжало краснеть, наливаясь кровью, а сердце неистово стучать. В гримерке сильно не хватало кислорода, ведь окон там не было. Вентиляции тоже. Татьяна схватила свои вещи, сняла пачку и, не переодеваясь, просто накинула плащ сверху, чтобы как можно скорее уйти отсюда. Но подружки остановили ее в проходе.
Ну, ты даешь Танька! А че не признавалась, что это твой ухажер? спросила Даша, вталкивая девушку обратно в гримерку. Ну, вы, конечно, устроили шоу. Ты его специально что ли надоумила букет принести? Чтоб хоть какие-то лавры словить?
Даша осмотрела кругом всех подружек, и они все дружно рассмеялись. Татьяна выдавила из себя слабую усмешку.
Я, вообще, не знала, что он придет, тихо врала она, отворачиваясь. Мне пора, отец ждет.
Она оглядела всех четверых подруг разом, нигде не найдя понимающего взгляда, а только усмехающиеся, и выбежала из душной комнаты. Убегая по длинному коридору к выходу, она еще долго слышала их громкий смех. Слов разобрать уже не могла, но была уверена, что смеялись именно над ней, Вадимом и отцом.
Татьяна так жаждала выбежать из этого здания, но самое неприятное ждало впереди. Встретив отца, она пожалела, что убежала. Гораздо легче было выслушивать насмешки Даши и остальных, чем разговаривать с ним. Но этого не удалось бы избежать. Ей все равно нужно было возвращаться домой, возвращаться к репетиции, возвращаться в привычную жизнь. Ведь ничего и не произошло. Только в душе начинало что-то переворачиваться.
Она пока не понимала ничего. Просто чувствовала, как ей невыносимо здесь. Везде. Ведь весь ее мир сводился к дороге от академии до дома и обратно. И лишь однажды стоило сойти с этого маршрута и заглянуть в первый попавшийся бар, как все закончилось крахом. Раньше в ее жизни была система, была рутина, были стандартные встречи и разговоры, привычные занятия и единственная цель. А теперь ничего не осталось. Все стало сразу чужим, непривычным, ненужным и запутанным. Это ощущение отстраненности Татьяна сравнивала с ощущением призрака человека, лежащего в коме: сознание его цело, но жизнь уже не принадлежит ему, точнее оно не принадлежит жизни, хоть и окончательно связь с миром еще не потеряна.
Бедная моя Куколка! А этот бармен настырней, чем я думал, с презрением говорил отец, взяв дочь под руку, как он обычно делал, когда они вместе куда-нибудь шли. Но стоит отдать должное, упертости ему не занимать. Но подсолнухи!
Отец искренне расхохотался. Татьяна сжалась и, насколько это было возможно, отвернула лицо в другую сторону, чтобы спрятать свой стыд или негодование, а точнее смесь этих двух эмоций, что вырисовывались в некрасивую мину.