Вот умора! Еще и на репетицию, чопорно посмеивался отец, а потом вдруг удивился. Как он, вообще, там оказался?
Я случайно проговорилась, тихо призналась Татьяна. Но не думала, что он осмелится туда явиться. Да еще и с подсолнухами.
Оригинальный, конечно, молодой человек.
Отец расплылся в веселой усмешке.
А ты почему пришел? Ты же вроде бы не хотел, спросила она, хоть теперь это и не имело значения.
Как это не хотел? Я всегда рад посмотреть на свою Куколку. Просто у меня сначала из-за работы не получалось, но вчера выпал удачный шанс.
Они подошли к машине. Татьяна не хотела лезть в еще более замкнутое пространство наедине с отцом. Ей было неприятно, если не противно. Отец так же насмехался над ней и Вадимом, как и подружки, не подозревая, что причиняет ей этим боль. А сердце до сих пор болело. Парень сглупил с цветами, но точно не заслуживал такого обращения. Но больше всего она страдала из-за того, что сама поставила его в такую ситуацию.
Всю дорогу до дома отец читал Татьяне лекцию об отношениях, все ту же, что она слышала не один десяток раз. Нового в ней не было абсолютно ничего. Отец снова внедрял в нее уже давно внедренные образы идеального партнера, учил, как правильно принимать ухаживания и как понять, что за ней правильно ухаживают. Естественно, Вадим ничего из папиного списка не делал и не имел, но все равно не давал ей покоя. Она только под отцовскую лекцию, после пережитого позора, смогла признаться самой себе, что не может оставаться к нему равнодушной. От этого ей совсем поплохело. Татьяна решила погрузиться в мысли, чтобы абстрагироваться от отцовского монолога. А он продолжал с чувством, выражением и расстановкой вещать простые истины, не замечая, что дочь давно потеряла интерес к этой теме и ко всему остальному тоже.
Глава 7. Дирижабль
Татьяна плохо спала, но как только проснулась начала танцевать. Аппетит не проснулся даже к обеду. Она поела только перед самым выходом просто для того, чтобы были силы оттанцевать спектакль. Теперь девушка не волновалась так, как вчера перед генеральной репетицией. Ей даже нарочно хотелось все испортить: где-нибудь упасть, что-нибудь перепутать, как-нибудь помешать другим.
Она схватила с окна фарфоровую статуэтку и сжала ее с силой, надеясь почувствовать боль. Гладкая и холодная керамика выскользнула из расслабленных рук. Татьяне хотелось, чтобы куколка упала на пол и разбилась, как тарелки в мастерской Вадима, но фигурка беззвучно плюхнулась на пачку, что девушка сбросила с себя до этого. Маленький бунтарский дух противился всему внутри Татьяны, обжигая мелкими вспышками огня сердце и душу, но вырваться наружу ему так и не удалось.
В машине отец снова держал речь, которая теперь должна была мотивировать Татьяну на балетные подвиги. Это заметно приглушило костер восстания.
Как быстро летит время, начал он. Столько лет и трудов. Твоих, моих. Ох, Куколка! Пусть ты не исполняешь сольную партию, но все равно ты у меня умница! Многие ведь даже до выпуска не доходят. И дело вовсе не в таланте, а в упорстве. Я верю, ты, если захочешь, всего добьешься. А неудачи делают нас только сильнее. И мудрее. Нам сейчас нельзя унывать. Скоро перед тобой откроется настоящий мир балета, настоящие репетиции, настоящие спектакли, настоящая публика. Знала бы ты, какое это удовольствие, получать цветы от благодарных зрителей, а нет от каких-то тупоголовых барменов.
Стоило только отцу вспомнить о Вадиме, как Татьяна нахмурилась. До этого момента речь действовала позитивно. Она набиралась понемногу мотивации, хотя бы для того, чтобы завершить начатое. Но слово «бармен» теперь резало душу. На счастье Татьяны, доехали они быстро. Из машины сразу разошлись каждый по своему пути: оначерез служебный вход в гримерку, а отецчерез парадный в центральный холл.
Сегодня все казалось Татьяне еще более торжественным и величественным. В театре было тепло и уютно. Теплоту, в основном, создавал желтый цвет ламп накаливания, что использовались почти во всех люстрах и светильниках. В гримерках все так же было тесно и душно. Общий свет здесь тоже тускнел под потолком, но у каждого зеркала горели яркие лампочки, обрамляющие его по периметру, поэтому краситься было удобно. Муравьева держалась особняком, как и всегда, пританцовывая на цыпочках. Ее партнер старался быть поблизости. Но она пока не обращала на него внимания. Остальные разбились по кучкам и общались между собой. Все обсуждали только предстоящий спектакль и волнение по этому поводу. Зал потихоньку набивался зрителями, основную часть которых составляли родственники и друзья выступающих, преподаватели и не выпускающиеся студенты академии.
Ну, что Тань, сегодня твой тоже придет? Надеюсь, додумается в этот раз нормальные цветы принести. Не репетиция все-таки, ехидничала Даша. Остальные выдавили по легкому смешку.
Татьяна тяжело вздохнула, закатив глаза, и отвернулась к зеркалу. Перед тем, как попасть к визажисту, надо было подготовить на лице основу под макияж. Она молча достала косметичку и выдавила специальный крем на подушечки пальцев.
Подружки продолжали посмеиваться, уже не обращаясь к самой Татьяне, будто ее и не было. Чудесным образом за соседним столиком оказалась Муравьева, которая заговорила первой:
На самом деле, ты зря с ним так жестоко. Бедный парень сглупил, конечно, но от любви умнеют только глупые, а умные, наоборот, тупеют. И тупят, надавила она на последнее слово.
Татьяна удивленно посмотрела на ее уже разукрашенное визажистом лицо. Муравьева выдавила слабое подобие улыбки. Все равно приятно было увидеть искреннюю доброжелательность, пусть не полноформатную, но зато без издевок и подвохов. Особенно на фоне тупоумных замечаний подруг, продолжавших мусолить вчерашний случай.
Спасибо, не совсем кстати ответила Татьяна, но именно это слово четко описывало ее чувства.
Муравьева хмыкнула, тоже заметив, что ответ оказался невпопад, но не стала это вслух подмечать, за что Татьяна благодарила ее вдвойне.
Потом все разбежались по своим зеркалам, начали надевать пачки и пуанты. Затем шла разминка. Татьяна самая последняя попала к визажисту, потому что ее меньше всех остальных волновал внешний вид. Она сама себе удивилась, ведь раньше внешний вид на сцене был самой важной для нее вещью. Позже она тоже присоединилась к разминке, которая помогла снять часть напряжения и сконцентрироваться на спектакле.
Выходя на сцену, Татьяна снова начала испытывать волнение. Весь предыдущий опыт ее жизни в один миг свалился на плечи, давя на больные места. Вдруг проснулась ответственность перед отцом, преподавателями и однокурсниками. Надо было брать себя в руки и станцевать этот спектакль без изъянов, даже если она не решила, что будет дальше. Принимать важные жизненные решения девушка не умела, но придерживаться принятого ей помогала хорошо развитая сила воли.
Спектакль прошел на ура. Довольны остались все, особенно их преподаватель. Все, в целом, было как обычно на репетициях. Муравьева блистала, все остальные ее не подводили. Татьяна пряталась в тени, поближе к кулисам, но ощущала себя так, будто танцевала ведущую партию. Ответственность и напряжение распространились на всех, плавно от центра и солистов до периферии. Наконец, по окончании самого главного события всего их многолетнего обучения можно было выдохнуть свободно. За кулисами все громко обсуждали свои страхи и эмоции на сцене. Кто-то где-то чуть не споткнулся, у кого-то подкашивались ноги, кто-то еле удержал партнершу, но все смеялись, потому что все было на грани, но не случилось.
Даша предложила подружкам отпраздновать успешное выступление, как делали все остальные небольшими группами. Без компании оказалась только Муравьева. Неожиданно для всех Даша предложила подругам пригласить ее с ними. Татьяна обрадовалась, что в компании будет хоть кто-то, кто не станет смеяться над ней и Вадимом, когда Даша опять начнет остроумничать по этому поводу. Муравьева удивилась, оглядывая всех четвертых девушек, подошедших к ней в гримерке.
А куда вы хотите? еще не до конца осознав ситуацию, спросила она.
Не знаем, в какой-нибудь бар, где-нибудь по пути, пожала плечами Даша.
Главное, чтобы танцплощадка была, уточнила Вера.
Все, кроме Татьяны, тут же подхватили эту идею. Муравьева заулыбалась и согласилась. Решение позвать ее казалось странным. Но Татьяна подумала, что, возможно, после окончания академии Даша все-таки решила перестать соперничать и сгладить их сложные отношения.
Сама Татьяна не очень хотела развлекаться, в баре, с подружками. Ей хотелось пойти домой, лечь в родную постельку и уснуть крепким и долгим сном, сном свободного человека. Но особенной свободы она не ощущала, а по традиции как-то отметить выпускной спектакль было необходимо, тем более что они давно затевали это мероприятие, поэтому согласилась.
Еще больше ее стал интересовать этот вечер после приглашения Муравьевой. Татьяна никогда с ней близко не общалась, знала только то, что происходило на занятиях и рассказывала Даша, причем зачастую эти вещи противоречили друг другу. Татьяна подозревала, что подруга наговаривала. Особенно, она укрепилась в этом мнении после сегодняшней короткой беседы с Муравьевой.
Они все вместе вышли из театра и отправились вдоль набережной. Близняшки искали на карте ближайший бар с танцплощадкой. Даша писала кому-то сообщение, уйдя назад. Татьяна с Муравьевой шли впереди всех.
В лицо ударил свежий речной воздух остывающего дня. Солнце уже было на закате. Небо окрасилось в теплые краски: желтый и оранжевый с розоватыми оттенками. На горизонте плавала небольшая кучка туч, но они уже не представляли угрозы. Было светло, свежо и тепло. Приятнее вечера для прогулок не дождаться. Татьяна вдохнула полной грудью городской воздух. Он, как и всегда, был сперт, немного токсичен и плотен, но благодаря легкому ветру, несущему влагу с поверхности реки, казался свежим.
Как выяснили близняшки, ближайший бар с танцплощадкой находился неподалеку от академии и назывался «Дирижабль». В памяти Татьяны всплыло огромное мозаичное панно, изображающее дирижабль, на стене в баре, где работал Вадим. Это ее насторожило, хоть она и не запомнила название.
Ты чего такая напряженная? спросила Муравьева.
Да нет, ничего, нелепо ответила Татьяна, отвернувшись.
В этом баре твой парень работает?
Муравьева спросила негромко, но остальные это услышали.
Ага, вот в чем дело! воскликнула Даша и приобняла Татьяну за плечи. Значит, идем к твоему поклоннику с подсолнухами!
Даша с близняшками посмеялись. Глаза подруги при этом загорелись дьявольским огоньком. Татьяне стало нехорошо.
Я не знаю, где он работает, устало ответила она. Может, и не там.
Ты нас не обманешь, Буравина.
Даша погрозила ей пальчиком. Вероятность попадания в точку казалась высокой, поэтому Татьяна молилась, чтобы бармен сегодня не работал.
Набрав в грудь побольше воздуха, она тут же его выдохнула. Внутри досадовала, что Муравьева это спросила и заставила ее выдать себя, но делать было нечего. Девчонки теперь загорелись идеей пойти именно в бар «Дирижабль». Им все было потехи ради, а Татьяна с этим ничего не могла поделать. Просто взять и уйти она тоже не могла себе позволить. Оставалось только надеяться, что у Вадима сегодня выходной.
Близняшки с трудом вдвоем открыли входную дверь. Уши оглушила громкая музыка. Столы все заняли большие и маленькие компании. Однако у барной стойки оказалось достаточно места для пятерых. Девушки, все как на подбор изящные, грациозные, в ярком вечернем макияже, оставшемся после спектакля, стройным рядом прошли к стойке, привлекая к себе всевозможные взгляды посетителей. Татьяна перед самой барной стойкой закрыла глаза, чтобы отдалить ужасный момент и в последний раз обратилась к небесам с просьбой, чтобы Вадим сегодня не работал. Но вселенная не услышала ее и в этот раз.
Как только они подошли к бару и уселись на стулья, парень вынырнул из-под барной стойки и чуть ли не уткнулся лицом в Татьяну. Он сам опешил от такой внезапной встречи ровно, как она, когда пришла сюда в первый раз. Все, кроме Муравьевой, засмеялись из-за забавного маневра. Осмотрев пятерых девушек, Вадим все понял и тяжело вздохнул. Правая рука его крепко сжала в кулаке вафельное полотенце. Он несколько секунд смотрел Татьяне в глаза, а потом, видимо, вспомнив о работе, спросил у девушек, что они будут пить.
А мы тебя помним, игриво сказала Даша, чуть вытягиваясь вперед, чтобы лучше видеть бармена. Ты вчерашний Танькин фанат с подсолнухами. Ты нас повеселил.
Спасибо, я старался, холодно ответил Вадим. Что все-таки будете пить?
Мне интересно, где ты взял подсолнухи? Наверное, половину своей зарплаты на них потратил, насмехалась Даша. Как тебе повезло, Танька! Настоящий фанат. Ничего не пожалел ради кумира.
Близняшки прыснули от смеха. Муравьева даже мускулом не пошевелила, молча глядя с Татьяны на Вадима и обратно. Татьяна смотрела в сторону, боясь снова зацепиться за пристальный взгляд бармена, от которого у нее дубело сердце. Сначала он взглянул на нее, но, не поймав глаз, стал молча глядеть на Дашу в ожидании, пока она успокоится и закончит хохотать. После он еще раз спросил, что она будет пить. Подружки заказали коктейли, каждая разный. Муравьева сказала, что пьет только сухое вино. Когда очередь дошла до Татьяны, девушка разглядывала интересные часы, сделанные из труб и круглых лампочек, что висели над входом в служебную зону. Вадим снова смотрел на нее пристально, но не в глаза, а разглядывал фигуру в целом, то есть часть от бюста до макушки, что возвышалась над стойкой.
«Секс на пляже», смущенно ответила Татьяна, не глядя на бармена, хотя глаза непроизвольно стремились к приятному для себя, каким было его лицо, даже если оно приняло неприветливое и отчужденное выражение.
Парень молча отправился исполнять их большой заказ. Татьяна проводила его долгим печальным взглядом. Она не хотела смотреть ему вслед, как собачонка, которую бросил хозяин, но вся его фигура воздействовала силой магнетизма, о природе которой она только начала догадываться.
Какой суровый, с ехидством подметила Даша. А вчера с подсолнухами таким милым казался.
Девчонки опять посмеялись. Татьяна не могла найти в этих замечаниях ничего остроумного, но они все равно ее кололи, хоть и обращены были не совсем к ней. Она сейчас ненавидела их за это. Подруги специально вели себя так, чтобы смутить и ее, и его. Это было так по-детски вредно, но ругаться прилюдно по этому поводу казалось более смешным и бессмысленным.
Бармен принес по очереди каждой их бокалы с напитками и ушел в другой конец болтать с коллегами. Татьяна проводила его грустными глазами. Но он выглядел бодро, ни капельки не смущенно, так же свободно, как чувствовал себя всегда до этого. Весело смеялся с коллегами, протирая бокалы под вино. Через какое-то время один из барменов присмотрелся к Татьяне и что-то спросил у Вадима. Тот кивнул. Тогда коллега похлопал его по плечу по-дружески, как будто в знак утешения. Вадим снова остановил свой взгляд на девушке. Взгляд этот не был больше ни веселым, ни холодным. И ни грустным. Скорее, задумчивым. Потом, поймав внимание Татьяниных подруг, Вадим развернулся к ним спиной и начал что-то делать руками.
Поняв, что бармен для издевок пока недоступен, Даша переключилась на Муравьеву и неискренне и с подковырками похвалила ее сегодняшний дебют. Муравьева, в отличие от Татьяны, вела себя достойно, не краснела и не пыталась увиливать от взглядов. Она по-прежнему держала спину прямо, подбородок чуть выше обычного и просто скромно улыбалась на все их нападки. Даша из-за этого бесилась, но заметить это можно было только по едва дрожащим уголкам глаз и губ.
Потом стали обсуждать будущее. Татьяна снова не участвовала в разговоре. Муравьеву пригласили в театр, в котором они сегодня выступали. Близняшки мечтали перебраться в столицу. Спрашивая у всех обо всем, про свои планы Даша ничего не рассказывала.
Вечер нельзя было назвать веселым. Они пили уже по третьему коктейлю. Татьяна потратила большую часть стипендии. Сначала Даша пыталась обсудить со всеми очередную новомодную выставку-перфоманс, проведенную на днях на главной площади города, но мало кто заинтересовался этой темой, потому что все были заняты только подготовкой к спектаклю и о событиях внешнего мира не знали ничего. Потом они с близняшками стали обсуждать парней. Эта тема явно являлась животрепещущей для сестер, зато Даша при этом заметно поскучнела. Татьяна с Муравьевой по большей части сидели молча. Первая чувствовала легкое опьянение. Вторая выглядела трезвой как стеклышко.