Я тут решил еще один цвет добавить, поэтому нам сначала надо будет побить посуду, сказал парень с улыбкой, доставая со стеллажа плоские тарелки сине-зеленого цвета, близкого к цвету моря.
Прямо здесь? удивилась Татьяна. Помещение вдруг показалось ей слишком маленьким для этого.
Ну, да. Об пол. Я так стресс снимаю порой. Тебе, видимо, тоже не помешает.
Он вручил Татьяне пластмассовые защитные очки. Сам надел такие же. Тарелки поставил на стол рядом с компьютером и протянул одну девушке. Она взяла тарелку, все еще не понимая, как это будет выглядеть. А выглядело это очень просто и немного безумно. Парень просто швырнул посуду об пол. Она разбилась не с первого раза и не на тысячи кусочков, а всего лишь раскололась на два. Он взял каждую часть и по отдельности снова бросил на пол. Осколков стало еще больше. Парень продолжил это делать, пока размер осколков его не устроил. Затем жестом показал сделать то же самое Татьяне, отойдя на пару шагов назад. Она несмело и оттого очень слабо бросила, скорее уронила, тарелку на пол. Та покрутилась на выступающем ребрышке дна вокруг своей оси и встала ровно, словно ее подали на стол.
Не бойся, подбадривал парень. Это всего лишь тарелка. Пол не обвалится, если ты бросишь ее сильнее.
Он улыбался. Татьяна приложила больше усилий, и тарелка раскололась на три части. Дальше стало легче. Они бросали посуду, смеясь и выкрикивая различные ликующие междометия. Осколки разлетались во все стороны по мастерской, словно тяжелые конфетти. Татьяне понравилось разрушать нечто цельное. И это, действительно, помогало бороться со стрессом. Осколки выходили неровными, острыми, квадратными и многоугольными. У нее получалось много мелких. Парень почти всегда добивался нужного размера. Девушка оценила его навык. Было весело. Жаль, продлилось это недолго. Тарелки быстро закончились, а Татьяна только вошла в азарт.
Парень собрал осколки с пола в отдельный тазик, залезая под стеллажи и стол, и принялся стаскивать с полок на пол все необходимое: керамику и бумагу, клей и ведра с грунтовой основой, сетки и инструменты. Расстелил газеты в несколько слоев, закрыв почти все свободное от мебели пространство. И пригласил Татьяну присаживаться на газету, вручив ей диванную подушку, что лежала на стуле, для удобства. Парень сел прямо на пол и начал объяснять, как со всем этим работать.
Между ними лежало огромное квадратное полотно с уже нанизанными керамическими осколками. Пока на картине проглядывал только черный космос с маленькими звездочками по обоим верхним углам изображения, а в середине на контрасте выделялось ясное небо, с пробивающимися из ниоткуда лучами солнца. Цветовая гамма радовала глаз, просвечиваясь в приглушенно голубовато-бирюзовом небе и бледно-желтых лучах.
Татьяна внимательно рассмотрела уже нанесенную мозаику и заметила, что осколки были из разных видов стекла, как на витраже. Они походили на реальные осколки реальных предметов, разбитых как будто случайно. Тессеры, как называл их бармен, не всегда имели ровную форму, бывали мелкими или крупными, с острыми или притупленными углами, но разность нивелировалось грамотным расположением отдельных крупиц и их качественной стыковкой друг с другом. Изредка художник пользовался тяжелым, похожим на садовнические ножницы, инструментом для отколки ненужных частей от тессеров.
Осколки он брал очень аккуратно, обращался с ними, как с хрустальными бабочками, что могли рассыпаться от одного касания. С воодушевлением разъяснял полный процесс работы над мозаикой. Чувствовалось, что парень хорошо разбирается в теме, набил уже немало шишек в процессе создания предыдущих проектов и теперь со знанием дела пояснял, как лучше не делать или почему нужно делать именно так.
Как объяснял бармен, они использовали метод обратного набора, накладывая осколки на полотно лицом вниз, потому видели обратную сторону изображения. Зато потом такая мозаика заливалась специальным составом и обрабатывалась, а на выходе получалось плоское, ровное и гладкое изображение.
Татьяна сразу почувствовала, что ему нравилось это муторное занятие. Он щепетильно относился к деталям и требовал того же от девушки, в шутку ругая за каждую оплошность, но не уставал повторять одно и то же, иногда, если получалось, переделывал неудачно выполненную ей работу. Мелкая мозаика требовала хорошей моторики. Татьяна в академии изучала игру на фортепиано и достаточно неплохо играла, но ей все равно с трудом удавалось быть аккуратной в этом деле, поэтому она часто плошала.
Почему ты этим занимаешься? спросила она, в очередной раз неудачно положив тессер на пленку.
Наверно, потому что нравится, усмехнулся парень. Вот ты балетом почему занимаешься?
Он поднял глаза с плиточки, площадью в один квадратный сантиметр, от которой только отколол острый угол, и посмотрел Татьяне в лицо. Девушка вздохнула. Она теперь и сама не могла ответить на этот вопрос.
Наверное из-за отца
Парень подарил ей понимающий взгляд и снова переключился на плиточку. Татьяна смотрела в ящик со стеклышками голубого цвета, которые должны будут превратиться в небеса на картине. Вспомнила об отце и снова опечалилась. Но процесс укладывания мозаики завлекал и не давал мрачным мыслям застаиваться.
Сейчас ей было комфортно, уютно и даже интересно, несмотря на монотонность работы. В монотонности кроилось успокоение. Хотя она знала, что отец сейчас обижен и, наверное, ругает ее всеми возможными матами, которые есть в русском, английском и французском языках, потому что хорошо говорил на всех трех.
На самом деле, можно сказать я тоже начал этим заниматься из-за родителей, прервал грустное молчание бармен и привлек рассеянное внимание Татьяны. Они часто ссорились, пока еще жили вместе.
Она проследила за его удаляющимся вглубь собственного нутра взглядом и прислушалась. Оба замерли на мгновение. Парень думал над тем, что сказать или вспоминал то, о чем говорил, а Татьяна ждала дальнейших откровений.
Мать в истерике била посуду. И не только, сказал он с печальной усмешкой на лице, глядя на мозаику. Помнишь блюдо на кухне?
Бармен посмотрел ей в лицо, ожидая реакции. Девушка кивнула.
Она однажды и его разбила. Сервиз с этим блюдом им подарили на свадьбу. Дело уже шло к разводу, сказав это, парень вздохнул, будто переводил дух. Мать тогда объяснила мне, что их с отцом брак разбился и что его уже не собрать, как и это блюдо, якобы поэтому они должны разойтись. Я, мелкий дурак, он усмехнулся образу из воспоминаний в стене, подумал, что если я склею блюдо, то они останутся вместе.
Татьяна слушала, пристально глядя в его неизменное лицо, будто боялась пропустить каждую микроэмоцию, что он испытывал от воспоминаний. Парень почти никак не выдавал себя, только делал внезапные короткие паузы, хмуря брови, вздыхал, а потом продолжал говорить спокойным тоном.
Я собрал все-все осколки до единого и аккуратно их склеил обратно. Это стоило мне много крови, труда и времени, но я очень не хотел, чтобы они разводились. Ну, вот, склеил и принес им это блюдо, довольный собой, думал, спас семью, он снова усмехнулся. Они рассмеялись оба. И, действительно, на какое-то время это помогло. Но ненадолго.
Наступила короткая пауза. Татьяна поджала губы, не зная, нужно ли ей что-то отвечать, задавать вопросы или высказать как-то иначе свою поддержку, поэтому она молчала в растерянности. А парень снова заговорил.
Через год они развелись. А в течение всего года ругались и били посуду. Я собирал все осколки и просто, чтобы абстрагироваться, склеивал их обратно в предметы. Сначала я старался вернуть форму, но это редко, когда удавалось сделать полностью, какие-то осколки пропадали, какие-то были слишком мелкими. И я начал собирать из них другое. Родители разъехались, а хобби осталось. Хоть что-то хорошее от них осталось, помимо квартиры.
Он снова выдавил мелкий смешок, выбирая из ящика подходящие белые стеклышки для световых лучей.
Они умерли? с осторожностью спросила Татьяна, не зная, как лучше сформулировать такой вопрос.
Нет. Отец живет в другой стране, матьв другом городе. У каждого своя жизнь.
Бросили тебя?
Девушка вылупила встревоженные глаза. Ей казалось такое диким и невозможным.
Нет, конечно, парень улыбнулся. Они постоянно меня делили, продолжая ругаться. Я жил то тут, то там, пока не надоело. Мы когда-то все вместе жили здесь. После развода отец уехал сначала в Москву, потом в Финляндию. Мать повторно вышла замуж, снова развелась и в итоге тоже уехала в Москву. А я остался здесь. Учиться.
Татьяна только протянула: «Мм», кивая, поскольку не знала, что еще тут можно добавить.
Предваряя твои расспросы, сразу скажу, что мы общаемся. Но сейчас я живу полностью самостоятельно.
Он снова склонил голову и наклеил выбранные стеклышки. Девушка поняла, что продолжать тему бессмысленно, но и начинать новую не умела. Ей никогда не удавалось легко перескакивать в разговоре с одного на другое, поэтому она молча принялась повторять за ним. Через какое-то время он сам заговорил о мозаике. Рассказывал, какие бывают техники, какие мастера ему нравятся, критиковал мозаику, что имелась на вновь построенной станции метрополитена, а старую, что делали еще в советское время, наоборот, расхваливал. Татьяна его внимательно слушала, хотя история русской школы мозаики ее мало интересовала и вряд ли когда-либо могла пригодиться.
А что мы сейчас делаем? спросила она. Что там будет изображено?
Нуу, парень надул щеки, не поднимая головы, думаю, должна получиться планета, поделенная на участки, как бы сектора, которые страдают от всякого, типа, катаклизмов. А один сектор будет нормальный, где все хорошо. Его мы как раз клеим.
Он указал на три верхние линии голубого цвета, к которым Татьяна только что присовокупила еще один осколок.
И что это значит?
Не знаю, вздохнул парень. Меня на это вдохновила одна статья по экологии. Суть в том, что планета все равно круглая и не получится на ней сделать в одном государстве эко-рай, а в другом эко-ад. Все взаимосвязано. И только всеобщая солидарность может спасти планету. Пока пытаются лишь немногие. Все остальные живут так, будто уверены, что их это не коснется. Я не знаю, от чего, может, кругозор ограничен, или просто похрен.
Он слегка поморщился на последней фразе.
Я хотел изобразить этот ограниченный кругозор и нездоровый пофигизм. Типа, в этом секторе полная безмятежность, а во всех остальныхтотальная разруха. Но все равно разруха и сюда доберется, потому что планета круглая. И мнимая безмятежность обернется кошмаром.
Татьяна посмотрела на него внимательно, приложив указательный палец к губам, и закивала. Она не разбиралась в проблемах экологии, но объяснял он доступно. С этой идеей трудно было спорить, да и не хотелось. Ей показалось удивительным, что обычного бармена терзают такие вопросы.
Девушка взяла следующий осколок из ящика и спросила:
А как назовешь?
Парень молча пожал плечами. Ей в голову пришла гениальная идея, которую она не преминула озвучить.
Ббезмятежность.
Он взглянул в ее одухотворенное лицо и заулыбался. Татьяна посмотрела в ответ, нахмурившись, вопрошая без слов: «Ты сомневаешься?», а затем покачала головой, совсем как индийцы, показывая, что лучшего названия ему не придумать. Парень откинулся назад, сложив руки на коленях треугольником, и посмеялся, мотая головой.
Они провели так несколько часов. За это время успели съесть по пачке картофельных чипсов, чего Татьяна до этого никогда не ела, выпить по несколько стаканов апельсинового сока, посмеяться, поругаться и снова посмеяться. Ей давно не было так уютно. Особенно последний год. Она каждую минуту ощущала многотонную тяжесть груза ответственности, что возложили на нее отец и академия. А теперь полностью расслабилась.
Когда Татьяна после очередного промаха, наконец, удачно положила стеклышко в нужное место, парень улыбнулся горделиво и снисходительно одновременно, как улыбается мастер, чей ученик достиг должного уровня мастерства, и протянул ей большую ладонь. Девушка тоже улыбнулась и мягко положила свою руку поверх. Парень аккуратно и слабо сжал ее на секунду и выпустил, оставив теплый след на холодной коже. Пальцы его хоть и были длинными и костлявыми, по ощущениям оказались мягкими, сухими и теплыми. Татьяна даже пожалела, что пожатие продлилось так недолго.
Громкая рок-н-ролльная мелодия ошеломила обоих. Он машинально поднял трубку. Незнакомый номер его не смутил. Татьяна услышала, как отец аж задохнулся от такой неожиданности и какое-то время не мог ничего сказать.
Яотец Татьяны, она с вами сейчас? говорил уже собранный, но все еще взволнованный голос в трубке.
Д-да, растерялся парень, осознав ошибку и с ужасом посмотрел во встревоженные глаза девушки.
Она вырвала у него телефон от волнения и сразу начала оправдываться, путаясь в словах.
Пап, это то, что то есть это не что это не то ты не так подумал!
Телефон дрожал в тонких пальцах.
Видимо, я как раз все так подумал! грозно надавил отец. Так и знал! Так и знал! А, ну, быстро дуй домой! Нам предстоит серьезный разговор!
Пошли короткие гудки. Татьяна опустила плечи, тяжело вздохнула и посмотрела на парня.
Вызови мне такси, пожалуйста, с неохотой выговорила она и начала собираться.
Пока девушка переодевалась в ванной, бармен выполнил ее просьбу. Такси должно было приехать через пять минут.
Он тебе не разрешает ни с кем встречаться? спросил парень, наблюдая за тем, как Татьяна расчесывает волосы у зеркала в прихожей.
Она собрала их в аккуратный пучок при помощи тонкой резинки и шпилек и натянула поверх желтую шляпу, в которой, как только что осознала, действительно, походила на подсолнух.
Дело не в этомнеуверенно ответила девушка, стараясь не смотреть на него. Просто я впервые ночевала вне дома. И даже не у подруги. А, вообще, у какого-то незнакомого бармена из первого попавшегося бара. Не могу же я признаться, что напилась до такой степени, что потеряла сознание и незнакомец увез меня к себе домой. Представляешь, как это будет выглядеть в его глазах? Я ведь я ведь даже
Она смутилась, опустила глаза на глянцевые пуговицы плаща, чтобы скрыть стеснение, и неловко их застегнула.
ни с кем не целовалась, а тут целая ночь Он мне не поверит, что ничего не было.
Ну, я могу это подтвердить, пожал плечами парень.
Тем более не поверит! с чувством воскликнула Татьяна.
Странный у тебя отец.
Просто он очень заботится обо мне. И беспокоится.
Мне кажется, ты путаешь заботу с гиперопекой.
В этот момент приложение для вызова такси прислало уведомление, что машина подана и ожидает пассажира. Татьяна быстро впихнула ноги в балетки, схватила сумочку, проверила, не забыла ли чего-нибудь, и направилась к двери. Но перед самым выходом вспомнила, что не поблагодарила его, и обернулась.
Спасибо тебе за все, негромко сказала она, улыбаясь.
Да не за что, просто, без всяких эмоций, ответил парень.
Сказать ей было больше нечего, но несколько мгновений она ждала от него каких-нибудь действий. В романах мужчины всегда останавливали своих женщин, любая сцена прощания превращалась в драму со слезами и криками, сомнениями и неловкостями, но он был абсолютно спокоен и не походил на нерешительного человека, который хочет что-то сделать, но не может. Она поняла, что ничего не дождется, поэтому развернулась и вышла из квартиры.
Пока ехала в такси, Татьяна испытывала относительное спокойствие. Хотя с тяжестью в груди думала о том, что и как говорить отцу, пыталась придумать более-менее адекватное оправдание всему, что с ней случилось за последние сутки, хоть как-то смягчить проступок, но ничего гениального в голову не приходило. Доехала она быстро. Девушка даже не сразу поняла, что уже находится в своем дворе, пока таксист специально это не обозначил. Тогда она потянулась за кошельком, чтобы расплатиться.
Сколько с меня?
Водитель посмотрел недоуменно, мигом взглянул на телефон и снова непонимающе уставился на пассажира.
Сколько стоила поездка? уточнила Татьяна, раздражаясь его несообразительностью.
Ну, триста сорок девять рублей. Но так у вас же через приложение по карте все оплачено, пояснил он, без раздражения удивляясь ее непоследовательности.
Да? скорее себя, чем его, спросила девушка и поняла, что бармен не стал менять способ оплаты на наличные и, получается, оплатил ей такси. Маленькая улыбка промелькнула на ее лице, но тут же исчезла.