Да и вообще, думать о Салтыкове в этот прекрасный летний день было бы просто кощунством, поэтому Олива тряхнула головой, поспешив отогнать от себя тяжёлые воспоминания и, сбежав вслед за Яной и Настей к ручью, запела:
Какой чудесный день!
Какой чудесный пень!
Какой чудесный я
И песенка моя, ля, ля, ля
Вот что значитчеловека только что выпустили из психушки,заметила Настя, обращаясь к Яне,Иногда это бывает полезно
Олива ничего не ответила и только погладила ладонью ствол ясеня и, прижавшись щекой к тёплой и шершавой коре дерева, закрыла глаза и блаженно заулыбалась.
Не, ты глянь на неёдовольная, как майский пряник!ехидно прокомментировала Яна,А раньше-то что былоёшки-матрёшки! И себе, и всем мозги повыкручивала со своим Салтыковым; что даже в Питере...
Настя толкнула Яну локтем в бок, чтобы та замолчала: воспоминания о Питере сейчас были для Оливы отнюдь некстати. Однако, она зря боялась; замечание Яны, вопреки всему, на блаженно-счастливом настроении Оливы никак не отразилось.
С Салтыковым покончено раз и навсегда,уверенно сказала Олива,Его нет, и больше уж никогда не будет в моей жизни.
Ой ли?усомнилась Яна.
С ним покончено,повторила она,Это был сон, тяжёлый, кошмарный сон; но он позади. Я теперь как будто родилась заново; я готова идти дальше. Я молодая, красивая, здороваяу меня впереди вся жизнь! И я ещё буду счастлива; я знаю это.
Подруги Оливы, улыбаясь, переглянулись между собой.
Стало быть, мстить ты ему больше не собираешься?
Нет,спокойно и кротко произнесла Олива,Зачем? Пусть живёт.
И, сорвав по дороге ландыш, поднесла к лицу, рассматривая его нежные белые колокольчики и вдыхая их тонкий аромат с таким радостным удивлением, будто и впрямь вчера родилась.
«И почему я не видела, не понимала раньше всей этой благодати, а рушила и ломала всё на своём пути, и сама делала себя несчастною?думала она,Но теперь всё будет по-другому; не поздно ещё начать всё сначала и быть счастливой, независимо ни от кого и ни от чего...»
Глава 35
Обещание уничтожить роман «Жара в Архангельске» и закрыть свою страницу на Прозе.ру, данное доктору в психбольнице и друзьям по выходе из неё, Олива выполнила сразу же, как только оказалась дома. Кроме того, она поудаляла из интернета все свои блоги, в том числе и Живой Журнал, оставив свою страницу лишь «Вконтакте». Впрочем, она могла в любой момент и открыть свою авторскую страницу, а уж восстановить удалённое произведение на Прозе.ру вообще никаких трудов не составляло, и, может быть, поэтому Олива без колебаний там всё поудаляла и позакрывала.
«В конце концов, пусть пока будет так,подумала она,Может быть, когда-нибудь, лет через десять, когда всё это будет уже забыто и не так актуально, я восстановлю этот роман, но не теперь»
Но вот как-то раз, когда Олива, коротая дома за компьютером пустой летний вечер, залезла в аську, ей неожиданно написал Кузька.
Как твоя книга?был практически первый его вопрос после стандартного приветствия.
Книга?
Ну да, книга. «Жара в Архангельске». Ты будешь её издавать?
Издавать?Олива даже стормозила,Не знаю, не думала об этом пока А ты читал?
Читал,сказал Кузька.
Думаешь, её напечатают в издательстве?
А почему нет? Попробуй, ты ничего не теряешь,посоветовал он,Только тебе эту книгу надо малёха проработать...
А что, ты считаешь, она не доработана?забеспокоилась Олива.
Имхо. Идея хорошая, персонажи и диалоги прописаны живо, атмосферность, все дела. Единственное, воды много льёшь. Повторяешься. Опять же, много лишних эпизодов, которые можно было бы убрать за ненадобностью...
Например?
Например, беспредметный разговор Дениса с одногруппниками о футболе, игра Урбан Роадс, не имеющая к общей сюжетной линии никакого отношения Потом, сцена, когда мы зимой спорили о предстоящих выборах: я говорил немного не то. Я сказал, что выборы ничего не решают, но не говорил при этом, что не надо ходить на выборы.
Ну, насчёт выборов и всякой там политики тебе видней, конечно...отвечала Олива, чувствуя себя несколько уязвлённой,Но почему ты думаешь, что эпизод с игрой Урбан Роадс лишний?
И не только этот эпизод,сказал Кузька,Понимаешь, в книгах, как и в фильмах, ничего не должно быть просто так, «шоб було». Всё должно иметь скрытый смысл, подтекст, быть частью одной логической цепочки. Грубо говорядаже муха на подоконник не сядет, если в этом нет какого-то определённого посыла. А у тебятри листа формата А4 с описанием поисков клада на Ламповом заводе и споров о том, где этот клад может быть. Но книга же не про это, верно? Единственное звено цепи в той главе про Урбан Роадс было то, что Салтыков перед началом игры узнал о приезде Оливы в Архангельск, но не захотел подавать виду, что ему это интересно. Всё! Дальшелишнее. На этом можно было главу закончить. Добавить интригипусть читатель сам додумывает! А если рассусоливать и уводить не в ту степь, твои читатели заскучают, им станет тупо неинтересно. В книге должна быть определённая мысль, связанный с нею сюжет, и обязательно поворот, конфликт! И не просто конфликт на пустом месте ни к селу ни к городу, а опять же, как последствие какой-то большой ошибки или трагедии. А у тебя«Салтыков, идиот, зачем положил банки с тушёнкой на пакеты с кетчупом!» Ну положил и положил. Как его это характеризует для данной книги? И при чём тут вообще какой-то кетчуп?
Ну как это при чёмон же реально тогда так сделал, и весь кетчуп размазался по сумке с вещами!
А последствия какие-то от этого были? Например, залитый кетчупом важный документ, от которого многое зависело?
Не было...
Тогда этот эпизод не нужен. Хотя,добавил Кузька,Так как он показывает истинное отношение Оливы к Салтыкову, что она его не любит, и поэтому он бесит её даже в мелочах, то ладно, оставляй... Но я бы убрал.
Вот ты говоришь: убери то, убери это,парировала Олива,Так я могу так же и про Толстого сказать, и про Чехова с Достоевским. Взять вон «Анну Каренину»там до кучи таких эпизодов! На две страницы описание того, как на террасе у Кити варили варенье. Тоже, скажешь, лишнякпри чём тут какое-то варенье?
Дак ты и не ориентируйся на Толстого, это вообще пример того, как писать не надо,усмехнулся Кузька,Двадцать первый век на дворе, «высокий штиль» классиков устарел как Пентиум. У людей нынче другой формат мышления. Им нужна суть и движуха, а не вода.
Слушай, ну, может, ты и прав...подумав, сказала Олива.
Реально, проработай. Перепрошей, так сказать. Воду слей, кое-какого креативчика добавьи будет отличная весчь!
То есть, ты считаешь, «Жару» стоит переписать и попробовать издать...
Стопудово,заверил её Кузька,Книга-то годная. Если пропихнёшь её в массы, может статься, что ты срубишь на ней много бабла, а Архангельск прославишь так, что в него поедут туристы со всей России.
Глава 36
Голубые сумерки летней ночи медленно, но верно прорезались полоской света на востоке. За распахнутым настежь от духоты окном не было слышно ни людского гомона, ни шума машин; лишь в яблонях возле дома Оливы как оглашённые звенели птицы.
Олива устало откинулась на спинку стула, чтобы хоть немного дать отдых глазам от многочасового сидения перед мерцающим монитором. Шёл третий час ночи, но она и не думала ложиться. Она налила себе ещё кофе; впереди предстояло много работы. Идеи сыпались одна за другой; она еле успевала всё записывать. За ночь успела «перепрошить» пару-тройку глав, вставить новые части, убрать несколько ненужных длиннот. Ночью лучше всего работается; никто не дёргает, не отвлекает. А поспать можно и днём...
Правда, днём она тоже мало спала, несмотря на то, что после психбольницы свою прежнюю работу она потеряла, и идти ей с утра больше никуда не требовалось. Яна, жившая у Оливы в то лето, устроилась на работу в ночной клуб; таким образом, с восьми вечера и до шести утра Олива была полностью предоставлена сама себе. Свободного времени у неё теперь было более, чем достаточно, и она, после того памятного разговора с Кузькой, решила снова с головой уйти в свою книгу.
«И в самом делепочему бы не напечататься?размышляла она в ту ночь, лёжа в кровати,Разве я должна зарывать в землю свой талант только потому, что это кому-то не нравится? В конце концов, я не тульский пряник, чтобы всем нравиться; раз даже Кузька считает, что моя книга стоит того, чтобы увидеть свет, значит, так тому и быть...»
Впрочем, после истории в Питере друзья Оливы стали к ней более внимательны. Денис и Хром Вайт писали ей в аську почти каждый день; Гладиатор, который сам проходил лечение психотропными препаратами, тоже частенько общался с ней, хотя не находил у себя улучшенийговорил, что у него выключены все эмоции и голова «какая-то пустая». Писала и Никки, приглашала Оливу пожить у себя месяцок в Архангельске, так как мама уехала отдыхать на юг. Олива приняла приглашение; ей вновь хотелось побывать в этом чудном городе, опять увидеть всех своих друзей.
Но писали они ей в основном днём и вечером. Ночью же Олива снова погружалась в свою книгувычитывала на предмет ошибок и повторов, что-то вырезала, вшивала, перелицовывала, как солдат гимнастёрку.
В этот раз Оливе что-то нездоровилось. Её познабливало от недостатка сна, кофе вызывало тошноту. Она выключила компьютер и легла, но уснуть не удавалось. Какое-то странное напряжение охватило её. Не удавалось даже закрыть глаза: напряжение было слишком сильно, и она лежала, вперив открытые глаза в потолок, и как будто чего-то ждала, хотя чего именноопределить не могла.
Тинькнул телефон. Олива встрепенулась до последнего нерва. Она угадала, что это ни кто иной, как Салтыков: было по всем параметрам странно и неожиданно, что он, не писавший ей почти полгода и не собирающийся писать, вдруг ни с того ни с сего взял и написал, но Олива не удивилась: она поняла, что ждала всю ночь именно этого.
«Мелкий, я тебя люблю!»
Она опешила. С чего это он вдруг? Однако, быстро накатала ответ:
«Салтыков, ты чего, белены объелся, что ли? Какое «люблю»?»
Звонок не заставил себя долго ждать. Трек «Frog Machine» от Infected Mushrooms, поставленный специально на Салтыкова, ещё год назад, когда у него тоже на телефоне стояла эта мелодия, и он собственноручно перекачал её на телефон Оливы. Это было тем летом в Архангельске, когда Гладиатор обозвал Оливу и Салтыкова «парой Ктулху» и ржал над ними, что у них теперь даже телефоны звонят одинаково, и всякий раз, когда у кого-то из «Ктулху» звонит сотовый, оба синхронно бросаются искать свой телефон, и каждый думает, что звонят ему. У Салтыкова на дисплее телефона была фотография Оливыта самая, где она с распущенными «каскадом» чёрно-каштановыми волосами, рваной чёлкой наискосок, как у Эмо, со стервозным милым личиком, красивая. Фотография была сделана в Москве у памятника Димитрову, в тот день, когда Салтыков делал Оливе предложение руки и сердца. Салтыков держал её у себя на телефоне как талисман. А потом ему всё это надоело, и через несколько месяцев он убрал с дисплея фотографию Оливы и заменил на своём телефоне мелодию звонка. Однако, Олива почему-то продолжала держать на своём сотовом ту же самую мелодию и теперь.
Ну, что тебе?спокойно спросила она, взяв трубку. Спросила она это таким будничным голосом, как будто все эти полгода он каждый день звонил ей.
Мелкий, ты не спишь?
Идиотский вопрос, заданный в полпятого утра,хмыкнула Олива,Так что ты от меня хочешь?
Я хотел поговорить с тобой
Я слушаю.
В трубке повисла тишина.
Так о чём ты собирался со мной говорить? Я слушаю тебя,бесстрастно повторила Олива.
Видишь ли, мелкий Это не телефонный разговор
А какой же? Граммофонный?
У тебя номер аськи остался тот же?Салтыков пропустил ехидство Оливы мимо ушей,Выйдешь сегодня вечером в сеть? Сможешь?
Нет,отрубила Олива,Если тебе что-то надо, говори сейчас.
Это в двух словах не скажешь,замялся Салтыков,Мелкий, я напишу тебе в аську днём, хорошо?
Странно, зачем тут вообще нужна аська,проворчала Олива,Ну ладно, чёрт с тобой. Номер аськи у меня тот же.
Ну, вот и хорошо, мелкий. Значит, я тебе стукнусь сегодня. Договорились?
Как хочешь. Мне всё равно.
Ну, вот и договорились,и Салтыков, закругляя разговор, тоном, каким обращаются к маленьким непослушным детям, заявил:Я тебя люблю, мелкий. Слышишь меня?
Слышу,безразлично произнесла Олива,Ничего пооригинальнее придумать не мог? На меня уже эти сказки не действуют.
Салтыков не стал спорить и просто прервал связь. Так он делал всегда, когда заканчивал разговор. И от собеседника не зависело ровным счётом ничего, чтобы оттянуть этот конец хотя бы на полминуты.
Глава 37
В седьмом часу утра из клуба вернулась Яна и, притворив за собою дверь, вошла в комнату. Она удивилась, увидев, что Олива лежит поверх одеяла и смотрит перед собой каким-то странным, мутно-блестящим взором. Глаза её были воспалены, щёки пылали нервными красными пятнами. «Неужели опять началось?»тревожно подумала Яна, не зная, чем ещё объяснить странное состояние подруги.
Яна,тихо позвала Олива,Ты знаешь, он мне позвонил.
Позвонил?
Да.
И что?
Он сказал, что ему надо со мной поговорить. Сегодня. В аське.
Зачем?
Не знаю. Он не сказал.
Яна молча сняла с себя джинсы и топик, облачилась в пижаму. Её волосы насквозь провоняли сигаретным дымом. Олива вспомнила запах сигарет Салтыкова, его кашель курильщика со стажеми заплакала.
Ну вотпроворчала Яна,Чёрт бы его побрал. Что он от тебя хочет-то?
Не знаю!!!Олива разрыдалась,Но я чувствую, что это неспроста!
Ясен пень, неспроста. Однозначно ему что-то от тебя надо. Не любовь,уточнила Яна,А что-то другое.
Но что, что?! Господи!!! Он же мне всю душу вымотал! Зачем он меня мучает?! Я всю, всю ночь не спала! И сейчас Мне так плохо
Олива заметалась по кровати, скидывая на пол одеяло. Красные пятна ещё резче обозначились на её бледном лице; воспалённые глаза стали ещё мутнее.
Э, да у тебя жар,Яна дотронулась ладонью до её лба,Заболела ты, дорогуша. Надо измерить температуру.
Она сунула Оливе под мышку градусник, достала из аптечки Колдрекс, разбодяжила кипятком.
Пей без разговору.
Я больше не хочу,прохрипела Олива, откидываясь на подушки.
Яна унесла кружку на кухню, вернулась, жуя на ходу слойку с повидлом. Олива, красная от жара, металась по постели и бредила. Яна вытащила градусник у неё из-под мышкитемпература была под сорок.
Уйди от меня!!!завопила Олива в бреду,Я тебя ненавижу!!!
Чего ты, чего?Яна потрясла её за плечо. Та подняла на неё мутные глаза.
Салтыковпрохрипела она,Я не люблю тебя, Салтыков Я не хочу, чтоб ты был
И, закатив веки, вновь провалилась в изнуряющий больной сон.
Салтыков, однако, в аське не появился ни днём, ни вечером. Напрасно Олива, то и дело выныривая из забытья и преодолевая слабость и ломоту во всём теле, бросалась к компьютеруникто в аську не стучался.
«Но что же, что же ему всё-таки от меня надо было?»вновь и вновь задавала она себе один и тот же вопрос, и, не в силах найти ответ, проваливалась снова в беспамятство.
И лишь под утро следующего дня на её телефон прилетел долгожданный «конвертик»:
«Мелкий, я тебя люблю так, как никого и никогда в своей жизни не любил».
Глава 38
Поезд из Москвы прибывал на станцию Исакогорка с опозданием на десять минут, вследствие чего стоянка была сильно урезана. Пассажиры уже сдали своё постельное бельё проводнице и теперь сидели на своих кушетках, подавляя нетерпение, смотрели в окна, ожидая, что вот-вот за поворотом блеснёт на солнце кусочек воды, как предвестник скорой радости от встречи с любимым городом, где каждого ждали на перроне родные, любимые или друзьяу кого каки, по въезде на мост, их жадным взорам откроется милая сердцу панорама города с величавым белым Кремлём-высоткой на противоположном берегу широкой Северной Двины.
Олива отнесла проводнице постельное бельё и, кинув его ворохом на пол, не спеша вернулась на своё место. «Ну что жподумала она, вытаскивая косметичку и устанавливая перед собой зеркало,Пора приводить себя в порядок перед приездом. Сейчас я должна выглядеть как никогда»