Вчера приезжал на станцию ваш Егор Дмитрии, говорил, что сельпо ужасно много всяких промтоваров получит в текущем квартале, сказал буфетчик, нажимая на первый слог в слове квартал.
Врет, поди! Да и аппетиту нет форсить в деревне, Василий Степанович. В городе и туда пойдешь и сюда! Тут тебетанцплощадка, там зверинец. Я когда ездил прошлым летом к дядеходил смотрел. Обезьяну виделпапиросы, тварь, курит, честное слово!
Да, там уж всякую созданию увидишь в зоопарке, подтвердил буфетчик, и проказницу-мартышку, и осла, и козла, и косолапого Мишку. А на кого же ты свою Елену Прекрасную оставляешь? Девица интересная, на выданье, смотри, уедешьуведут! Ведь что с возу упалото пропало!
Ну и пускай! В городе таких, как Ленка, пруд пруди. Сяду в вагони все убито!
С глаз долойиз сердца вон! сказал буфетчик.
Вот именно! Плесни еще, Василий Степанович!
Не много ли будет?
Ничего. На морозене возьмет!
Буфетчик стал наливать водку, но тут снова завизжала промерзшая входная дверь, и в «зал ожидания» вошли пожилая женщина в длинном пальто с барашковым воротником, в теплом шерстяном платке и девушка в черном романовском кавалерийском полушубке и в серой шапке-кубанке набекрень. Худенькая и очень стройная, она была похожа на румяного хорошенького хлопчика, нацепившего на себядля смехаюбку старшей сестры.
Женщин сопровождал высокий юноша с узким большеглазым нервным лицом, в военной шинели без погон и в сапогах.
А вот и краля твоя. Легка на помине! тихо сказал буфетчик.
Тимофей оглянулся, смутился и отставил стакан с водкой.
Это учительница Мария Романовна с ней! шепнул он своему собеседнику. И Юрка Анисимов притащился, язва! Уж не по мою ли душу?!
Ему страшно хотелось, чтобы земляки его не заметили, не узнали, но, конечно, они увидели Тимофея сразу же, как только вошли.
Не отворачивайся, Тимоша, не бойся, мы не за тобой! сказала Лена. Голос девушки звучал насмешливо, но тайную горечь насмешки Тимофей почувствовали она уколола его в самое сердце.
Мне бояться нечего! ответил он с вызовом. Да я и не из пугливых, Елена Николаевна!.. Здравствуйте, Мария Романовна!
С Анисимовым он не поздоровался совсем: пусть знает, черт длинный, что он для него, для Тимофея, ноль без палочки.
Что же ты даже попрощаться не зашел, Тимоша? тем же ровным, чуть насмешливым голосом продолжала говорить Лена.
Тимофей подумал: «Уж лучше бы она обругала меня!»и ответил, глядя себе под ноги:
Не успел. Матери наказал, чтобы зашла, сказала, что уехал.
И на том спасибо, Тимофей Сергеевич!
Мог бы и меня предупредить, что уезжаешь! вмешался Анисимов. Сегодня вечером репетиция, надо кого-то вместо тебя вводить. А спектакль на носу! Совесть надо иметь, дорогой товарищ!
Не до спектаклей мне ваших! пробормотал Тимофей. Говорят тебеспешка у меня. Ну и все убито!..
Правильно, спешка у него! усмехнулся Анисимов, обращаясь к Лене и Марии Романовне, присевшим на лавку у самой буфетной стойки, и, обернувшись к Тимофею, прибавил с той же усмешкой:
Торопись, Тимоха, торопись, а то еще перехватят в городе дворницкую вакансию, останешься тогда как рак на мели.
Тимофей хотел было обругать обидчика, но выручил буфетчик Василий Степанович, сказавший назидательно:
Не место красит человека, а человекместо.
Мария Романовна, учительница, посмотрела на него долгим, изучающим взглядом и сказала:
Вы знаетене всегда! Вообще-то говоря, любой труд достоин уважения, в том числе и труд дворника. Но зачем же Тимофею, здоровому молодому человеку, идти в дворники? Подумайте! Пусть уж с метлой дружат старички вроде нас с вами.
Оно, конечно, так. Всякому овощу свое время! поспешно согласился буфетчик.
Тимофей расплатился, взял свой чемодан и хотел уйти, но учительница его остановила.
А я думала, ты учиться едешь, Тимофей, сказала она, и Тимофей понял, что вот сейчас-то как раз и начнется тот самый главный неприятный разговор, от которого ему хотелось увильнуть.
Там видно будет! сказал он как мог беспечнее.
Нехорошо ты поступаешь, Тимофей! помолчав, сказала Мария Романовна. Так нужны сейчас силы в деревнемолодые, свежие, а ты бежишь! Конечно, жизнь еще у нас здесь трудная, в городеполегче, но ведь молодые туда и должны идти, где потруднее. Так уж у нас, у советских людей, с издавна повелось!
Вы меня только не агитируйте, Мария Романовна, только не агитируйте! злобно сказал Тимофей.
А я тебя не агитирую. Ты был моим учеником, и я значительно старше тебя. Поэтому я вправе сказать тебе эти неприятные слова. Нехорошо, Тимофей только о себе думать! Надо и о родине подумать!
Моя родинаЭс-Эс-Эс-Эр! сказал Тимофей, отчетливо выговаривая каждую букву.
Да, ты прав! Но здесьтвои родные места, Тимофей. Здесь ты родился, вырос. Чтотебе все равно, какая здесь будет жизнь?! Разве тебе не хочется, чтобы она стала лучше, радостней, обильней?
Три пары глаз глядели на Тимофея, ожидая его ответа: презрительно-насмешливые, желтые, круглые, как у степного сокола, Юры Анисимова, усталые голубые добрые старой учительницы и укоряющие красивые карие глаза Лены. В глубине ее зрачковтак показалось Тимофеювспыхивали и тотчас же потухали искорки былой нежности.
Как будто без меня не справятся! сказал Тимофей, криво улыбаясь.
И от этих его слов и от его нелепой кривой улыбки всем стало не по себе. Лена отвернулась, Мария Романовна опустила голову, а Юра Анисимов, вспыхнув, сказал горячо:
Правильно, Тимоха! Дуй в город, чего там! И речитативом, тихо, но так, что все сидевшие в зале услышали и засмеялись, проговорил нараспев:В Красной Армии штыки, чай, найдутся, без тебя большевики обойдутся!
За окном, причудливо разузоренным серебряными цветами мороза, раздался хриплый басовитый гудок: поезд дальнего следования приближался к станции. Резко ударил звонок. В зале произошло движение. Мария Романовна и Анисимов направились к выходу на перрон. Тимофей пошел рядом с Леной следом за ними. Это был не его поезд, но ему хотелось что-то сказать девушке, а чтоон и сам не знал.
Лена! наконец, выдавил из себя Тимофей, ты вот что Тытого я поговорить с тобой хочу!
О чем? горько сказала Лена. Говорить нам с тобой, Тимоша, не о чем!
Молча они вышли на перрон. Громадина пассажирского паровоза, вся седая от инея, устало ворочая шатунами, проплыла перед ними. Вагоны, тоже все заиндевевшие, лязгая буферами, медленно катились по первому пути, готовые замереть на пять минут, чтобы затем побежать, отсчитывая колесами стальные километры, дальше на восток, в неведомую даль.
Кого встречаете? спросил Лену Тимофей только для того, чтобы прервать тягостное, невыносимое молчание.
Люду, дочь Марии Романовны, помнишь? Кончила в Москве институт, оставляли на научной работе, а она сама попросилась в деревню. Будет работать в МТС.
С вагонной площадки уже спускалась девушка в коричневой цигейковой шубке, с чемоданами в руках. У нее были такие же, как у Марии Романовны, голубые, но не устало-спокойные, а жаркие и очень радостные глаза.
Мамочка! воскликнула она. Как я рада, что ты меня встречаешь! И Юра Анисимов здесь?! Здравствуй, Юра!
Лена побежала к вагону. Тимофей машинально двинулся за ней.
Стоя в сторонке, он слушал, о чем говорили Юра и Лена с Людой. И, должно быть, очень забавной была его напряженная фигура с чемоданом в руке, с полуоткрытым ртом и вытянутой шеей, потому что, заметив Тимофея, Люда засмеялась и сказала:
Не узнаете меня, Тимофей?!
Узнаю! неловко вымолвил Тимофей и, подойдя, пожал протянутую руку девушки. С приездом вас!.. Он запнулся и закончил:В родные Палестины!
Вы что, с этим поездом уезжаете? спросила Люда, глядя на чемодан Тимофея.
Нет, с другим!
Тимофей в город уезжает от нас! сказала Мария Романовна. Насовсем!
Для срочного занятия открывшейся вакансии дворника! дерзко вставил Юра Анисимов. Будущий король метлыпозвольте представить!
Глаза у Люды сразу стали холодными, скучными. Она повернулась к Тимофею спиной с таким обидным безразличием, что у него скулы заболели от напряжениябудто выпил ледяной воды из ведра на морозе.
Пошли, товарищи! сказала Люда.
Ты, Люда, садись к Юре в кабину! хлопотливо заговорила Мария Романовна. Поди, отвыкла от наших деревенских морозов. А мы с Леночкой поедем в кузове. Колхоз нам полушубки дал, брезенты, мы не замерзнем. Слышишь, Люда?!
Нет уж, мамочка, я поеду в кузове, а ты в кабинке. И, пожалуйста, не спорь. Пошли!..
Юра Анисимов нагнулся и взял с платформы Людин чемодан, Тимофей хотел взять другой, но Анисимов отвел его руку и сказал тихо, сквозь зубы, с той же презрительной, резанувшей Тимофея по сердцу усмешкой:
Оставь! Без тебя управимся. Дезертир!..
А через час Тимофей уже сидел у окна в жестком вагоне скорого поезда и смотрел на убегающие назад елочки в снеговых пуховых уборах, на голые березки, такие печальные сейчас на беспощадном январском ветру. В вагоне было душно, прокуренный воздух густо синел в сумерках. Во рту у Тимофея горело от выпитой водки, но хмель не туманил голову спасительным бездумьем. На сердце у него было так же холодно, скучно и пусто, как и за окном.
1954
Аврал
Выслушав редактора, Коля Приданников, энергичный молодой человек с самоуверенным лицом, сказал с присущей ему кокетливой небрежностью:
Будет сделано, Нестор Максимович, не беспокойтесь. Но трудненько!
Редактор виновато вздохнул:
Времени, к сожалению, у нас мало, товарищ Приданников, я это знаю, но без статей профессора Шаликова и доярки Карпухиной газета выйти не может. Никак не может! повторил он, подумав. Так что придется поднажать, товарищ Приданников!
Считайте, что Шаликов и Карпухина уже у вас на столе, Нестор Максимович! отчеканил Коля Приданников.
Что вам нужно для выполнения задания? Говоритеобеспечим!
Не много, Нестор Максимович. Отдельная комнатараз, машина на часдва. И пусть Василий Васильевич категорически прикажет буфетчице, чтобы мне давали черный кофе.
Редактор кивнул седой головой и сделал пометки в настольном блокноте. Ему не понравилась развязность литературного сотрудника, он даже поморщился, но что поделаешь, этот пронырливый юнец умеет, как из-под земли, выцарапывать нужные для газеты материалы. Приходится терпеть!
Особенно попрошу насчет черного кофе, Нестор Максимович! уже в дверях капризным голосом баловня судьбы прибавил Коля Приданников. Без особого приказа наша буфетчица кофе не даст. Прошлый разпомните? тоже был авралпопросил кофе, прислала теплого нарзана. Прихожу сам в буфет, говорю: «Бальзаки тот не мог творить без черного кофе». А она мне: «Значит, этот Бальзак еще до меня работал, тогда буфет другая база снабжала!»
Все будет, голубчик, ступайте, действуйте!
И Коля Приданников начал действовать. Прежде всего он позвонил по телефону в гостиницу, где остановились делегаты областного совещания по сельскому хозяйствустоличный профессор Шаликов и местная знатная доярка Карпухина. Ему повезло: профессор оказался дома, у себя в номере, и сам снял трубку.
Здравствуйте, профессор! вкрадчиво начал обрадованный Коля. Говорит Приданников, из редакции Дело в том, профессор, что нам нужна ваша статья!.. Тема?.. О развитии животноводства в нашей области Я понимаю, профессор, но есть указания Что вы, профессор?! Статья нужна через три часа!.. Ничего нет невозможного, профессор, в наш атомный век!.. Если позволите, мы тут набросаем черновичок в общих чертах, конечно!.. А у нас есть ваша брошюрка, профессор, основные положения возьмем оттуда, добавим местный аспект, политически оснастим, и я лично завезу к вам ваше произведение на визу Привет и благодарность!.. Не беспокойтесь, профессор: не впервой!
С дояркой Карпухиной разговор был еще короче:
Агафья Даниловна, здравствуйте!.. Говорит Приданников, из редакции Агафья Даниловна, надо рассказать областному читателю, как вы доите Что?.. Я понимаю, что за соски, а не за рога, но мы, Агафья Даниловна, ставим вопрос шире В общем, мы тут набросаем в основных чертах, чтобы вам не мучиться Нет, я лично не доил, но в общем, вы не беспокойтесь, мы вам покажем, и вы завизируете Через три часа!.. Благодарю, привет, пока!..
Вскоре Приданников уже сидел один в комнате рядом с библиотекой (редакционные остряки называли эту тихую комнату «творилкой») и пил черный кофе, принесенный ему туда по приказу секретаря редакции Василия Васильевича ворчливой буфетчицей. Выпив целый стакан и выкурив подряд две папиросы, Коля потянулся к перу. С профессором Шаликовым он расправился довольно легко и быстро. Брошюра профессора лежала перед ним на столе, а «местный аспект» и «политическую оснастку» Коля взял из старых передовиц, которые изложил своими словами.
Тут было все: и «надо решить, наконец, вопрос о повышении роли нашей области в области животноводства», и «надо сдвинуть с мертвой точки вопрос в отношении повышения удоев», и «надо поставить вопрос о кормах на должную высоту», и «надо снять рогатки с пути разрешения вопроса о пастбищах для рогатого скота». Но все же главная беда заключалась не в том, что Коля Приданников «ставил вопросы», «двигал их», решал и «снимал» рогатки «с пути их разрешения», изъясняясь от имени профессора Шаликова убогим языком канцелярского ярыги. Главная беда заключалась в другом: в Колиной статье не было буквально ни одной свежей мысли, она представляла собой сплошное общее место, гладкое и ровное, как то пространство на лице гоголевского майора Ковалева, которое образовалось после таинственного исчезновения майорского носа.
Закончив статью, Коля поставил подпись: «Профессор Шаликов»и перечитал свое произведение. Оно ему очень понравилось: звучит солидно, по-профессорски, и написано со вкусом!
Теперь можно было браться за доярку. Коля взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу ис ходу! написал: «Я дою» Тут он запнулся, зачеркнул, подумав, слова «Я дою» и написал: «Я занимаюсь доением» Но снова запнулся и снова зачеркнул. Подумав еще, он написал: «Мои коровымои друзья. Доя их» И тут опять остановился. Он решительно ничего не мог больше выдоить из своего бедного мозга!
Тогда он подумал, что надо отдохнуть, закурил и стал рисовать на бумаге задумчивую коровью морду в профиль и в анфас. Потом на коровьей морде появились усы, бородка и очки, и корова на Колином рисунке стала до того похожа на редактора Нестора Максимовича, что литературный работник громко рассмеялся.
«Отдохнулхватит!»решил Коля и снова взялся за работу. И снова у него ничего не получилось.
«Надо бы как-то по-народному написать, поярче, посвежее!»подумал Коля Приданников. В голову ему сейчас же полезли всякие «буренушки-кормилицы», «травушки-муравушки» и другая явная чепуха. Мысль о народности пришлось оставить. Выручил старый, испытанный способ. Коля перелистал старые комплекты газет, нашел статьи и беседы других знатных доярок и на этой шаткой основе кое-как смастерил статейку.
Редакционная «победа» подкатила к подъезду гостиницы. Из нее вышел Коля Приданников с нарядной бежевой папкой подмышкой и, солидно горбя плечи, поднялся на второй этаж в номер к профессору Шаликову.
Профессорпожилой, приземистый, с румяным лицомвстретил Колю приветливо, но сказал, что очень торопится на важное совещание в обком. Коля ответил, что, дескать, и у редакции времени в обрез и что из типографии уже звонили, справлялись, когда пришлют статью Шаликова.
Польщенный профессор сказал:
Давайте ваш черновичок, молодой человек, посмотрим!
Коля вытащил из бежевой папки свое сочинение и, наступая на профессора Шаликова грудью, стал теснить его к письменному столу, приговаривая:
Собственно говоря, тут ведь все взято из вашей брошюры, профессор!.. Потом мы дадим вам посмотреть гранки. А сейчас нужно только поставить вашу подпись, профессор!.. Типография не может ждать, профессор!
Отступая под бешеным натиском Коли Приданникова, ошеломленный профессор сам не заметил, как уселся за письменный стол.
Вы не беспокойтесь, профессор! с мефистофельской нежностью ворковал Коля Приданников над самым его ухом. Спросите генерал-директора Рябинина, режиссера Мудрецовазаслуженного деятеля, токаря-скоростника Ряскина, они вам скажут, кто такой Приданников!.. Я их статьи делал. И никогда никаких недоразумений, профессор!