Моя это вина! сказал Семенов, явно выручая меня. Не узнал про дорогувот и сунулись в воду, не зная броду. Давай, парень, буксир! Разрешите действовать, товарищ начальник? прибавил он, обратившись ко мне.
Безо всякой «стальной непреклонности» я ответил: «Исполняйте».
На буксире у трехтонки мы выехали назад на шоссе, поблагодарили нашего спасителя за помощь, а через три часа уже сдавали литературу и инструменты начальнику культпалатки в Круглянском лесу сержанту Бурачкову.
Он был счастлив и говорил, что завтра же вечером закатит в лесу концерт самодеятельности.
Отдохнув немного, мы еще засветло выехали домойя решил вернуться в полк в ту же ночь.
Откровенно говоря, настроение у меня было скверное. Я считал, что провалился на первом же, по сути дела очень легком экзамене на звание командира. Я перебрал в уме все свои ошибки одну за другой, сравнивал себя с нашими командирами, и сравнение это было настолько не в мою пользу, что я не находил себе оправдания. А Петя Ночкин и Леня Потапов, прижавшись друг к дружке, между тем спали сном праведников.
В полк мы вернулись глубокой ночью. Утром меня вызвал к себе капитан Солодухин.
Я отрапортовал ему по форме, как полагается, что задание выполнено.
Он сказал:
Я доволен вами, товарищ Дроздов. Вы выполнили мое поручение хорошо. Объявляю вам благодарность от лица службы.
Я вытянулся и отчеканил:
Извините, товарищ капитан, но я благодарность вашу принять не могу!
Капитан даже слегка побледнел после моих слов.
Что такое? Что вы там натворили?! спросил он меня тревожно.
Я рассказал капитану все и добавил:
Что же выходит теперь, товарищ капитан? Выходит, я не могу быть командиром?!
Капитан улыбнулся, но потом стал серьезным и сказал:
Нет, Дроздов, не выходит! Хорошо уже то, что вы сами осознали свои ошибки. Для того чтобы командовать, мало одного знания уставов. Ведь приказ командирасвятое дело, он подлежит безусловному исполнению. А это прежде всего обязывает нас, отдающих приказ, быть на высоте своего командирского звания! Все надо учитывать, вплоть до самой чепуховой мелочи, прежде чем звякнешь повелительным наклонением. Командирское слово на ветер нельзя бросать! Надеюсь, что в следующий раз вы ошибок делать не будете. Можете идти!..
Я повернулсяналево кругом! щелкнул каблуками и пошел к себе. Мне хотелось как можно скорее передать капитанскую благодарность моим дружкамПете Ночкину, Лене Потапову и первоклассному шоферу Николаю Семенову.
1952
Счастливое свидание
Ковров и Зубковшоферы, москвичи, подружились еще на фронте во время войны. Много тысяч километров прошли по фронтовым дорогам лихие их полуторки, много раз приходилось друзьям лежать в кюветахусами в грязь! слушать всем потрясенным своим существом отвратительную какофонию бомбежки, видеть краешком глаза, как взлетают к небу фонтаны земли, как подлец-пикировщик, промахнувшись в первый раз, идет на второй заход, злобно урча мотором: «Достану-у, достан-у-у, достан-у-у!..»
Нет, не достал! Ковров и Зубков, «побывав за границей» вместе со всей Советской Армией, вернулись целехонькие и невредимые, с медалями во всю грудь, в родную Москву к своим семьям, демобилизовались и вместе поступили на работуна строительство новых жилых домов в столице.
Только наш, советский человек, много на своем веку потрудившийся, много повоевавший, знающий «почем фунт лиха», не раз со спокойной усмешкой глядевший смерти прямо в глаза, поймет то истинное наслаждение, которое испытывали Ковров и Зубков, когда они гнали свои грузовики, нагруженные контейнерами с кирпичом, по великолепным подмосковным магистралям с кирпичных заводов на стройку.
Нагретый асфальт скатертью стелется под колеса, ветер свистит в ушах, промелькнул и исчез сосновый красавец бор, придорожная березка махнула вслед зелеными кудрями, метровым пальцем погрозил с дорожного плаката строгий товарищ с ненатурально красивым лицом (а чего там грозитьмашина бежит по всем правилам!) и вот уже впереди возникает сказочное марево Москвы и гордые силуэты высотных зданий. Пошли московские улицышумные, деловые, неугомонные. Скорей, скорей, к себе на стройку!..
Машина въезжает через знакомые ворота во двор, где стоит выложенный уже до шестого этажа будущий дом. Снуют по двору веселые девчата в мужских штанах и резиновых сапогах, с запачканными известкой лицами. Десятник, плотный, в расстегнутой спецовке, обрадованно машет рукой: «Давай сюда!» Плавно и мягко движется в знойном воздухе огромный голенастый кран. Крановщица Маруся, высунув из орлиного гнезда головку, повязанную алым платочком, во весь рот улыбается шоферу с высоты, кричит, напрягая голос:
Молодец, Ваня, во-время поспел! А то каменщики уже вчистую подобрали.
Мирная жизнь, мирный созидательный трудда что же лучшего может пожелать себе человек за короткие в сущности сроки своего существования на земле!
Ковров и Зубков трудились так же хорошо, как и воевали, обходились без аварий, без капитального ремонта: стали передовиками не на словах, а на деле. Портрет Коврова даже в газету попал: стоит шофер у своего до блеска отмытого «ЗИСа»пятки вместе, носки врозь, кепочкаслегка набекрень, по-гвардейски!..
По выходным дням друзья обязательно встречались: или Ковров с женой Клавой и детьми Леной и Нюрой придет к Зубкову, или Зубков со своей Лелей и сыном Алешкой (уже после войны родился) пожалует в гости к Коврову. А то в театр соберутся или в кино. А летом уж обязательно на лоно природы: в Сокольники, Измайлово или по каналу теплоходом в Березовую рощу, или в Солнечную поляну. Сядут на вольном воздухе под дубок, расстелют скатерть-самобранку, смотрят на голубую воду канала, на белые паруса спортивных яхт, на своих ребятишек, играющих в пятнашки на берегу, и ведут неторопливый разговор.
Хорошо! скажет Вася Ковров.
Чего лучше! подтвердит Ваня Зубков.
А почемухорошо? Можешь ответить, Ваня?
Философствовать хочешь, Вася? Изволь! Хорошо нам потому, что солнышко наше мирное, ласковое. Посмотри, как речка играет, как березки красуются, послушай, как люди поют, как ребята смеются
Мысль твою я понимаю, Ваня! перебьет дружка нетерпеливый Ковров. Мирэто великая вещь! Но главное, по-моему, еще в том, что рабочая наша совесть чиста. Работаем мы с тобой на своем участке хорошо, потому и чувствуем себя хорошо! Возьмем тебя. Я, как твой товарищ, должен тебе прямо сказать: ты в своей транспортной работе кое-чего достиг! Достиг, Ваня, достиг!..
А ты, Вася, разве не достиг?! О ком в газетах пишут? О Василии Коврове!..
Тут, конечно, Клава Коврова вмешается:
Хватит вам уже друг дружку хвалить, гвардейцы!
Леля Зубкова подхватит:
Вы, ребята, как в басне Крылова: кукушка хвалит петуха. И так уж красные сидите. Нахвалились!..
На свежем воздухеможно! скажет Ковров.
Ветерком провеети ничего! подтвердит Зубков.
И опять вьется кудрявым дымком душевный разговор.
Только бы, Вася, война не помешала! скажет Зубков.
Нас не тронутмы не тронем! ответит Ковров.
Но если уж тронутпусть не обижаются!
Однажды, в воскресенье, пришел Ковров в гости к Зубкову и еще с порога, не здороваясь, закричал:
Ваня, знаешь, кого я встретил вчера?! Сухонкина!
Что ты говоришь?! Живой?
Живой наш кашевар!.. Здравствуй, Леля! Ленька, Нюрочка, берите Алешку, бегите на двор!.. Обожди, Ваня, сейчас все расскажу по порядку.
Ковров сел, закурил, стал рассказывать:
Ну-с, гоню, значит, с грузом по Можайке, вижуу обочины загорает «победа». Капот раскрыт, в моторе копается водитель. Помахал мне рукой и опять носом в мотор. Торможу, съезжаю на обочину. Замечаю: вид у водителя очень грустный: значит, думаю, плохие у него дела. А он продолжает копаться в моторе, бурчит себе под нос крепкие слова. Спрашиваю: «Что там у тебя, дружок?» Он оборачивается, смотрю: батюшки мои, это же Сухонкин. «Кашевар, ты?!»«Я, старшина, я!..»«Что ты здесь делаешь?»«Да вот, видишь, не идет машина никак, а почему не идетпонять невозможно»«Сейчас получишь авторитетную техническую консультацию»
Какой он из себя, наш кашевар? спросил Зубков.
Да все такой же: тощий, смирный, нос, как руль, только будто еще длиннее стал. Вылез я из кабины, посмотрел у него мотор: искра есть, зажигание в порядке. Спрашиваю: «Ты подачу-то проверил?»«Нет». «Какой же ты после этого водитель, голова садовая? Дай шланг!» Взял шланг, продулмотор заработал. Пяти минут не прошло. Он в затылке чешет: «А я, говорит, уже минут сорок бьюсь!» Разговаривать нам некогда было: оба спешили. Я его адрес записал, звал в гости. А работает он на ткацкой фабрике.
Водителем? спросил Зубков.
Думаю, на «персоналке» у директора или у главного инженера. Но какой же он водитель, сам посуди. Горе одно!.. Не сегодня-завтра выгонят!..
Долго говорили друзья об этой встрече, жалели беднягу Сухонкина, который, видать, отстал от товарищей, не сумел выйти на широкую дорогу жизни, вспомнили фронтовые деньки, окончательно расчувствовались, и Ковров сказал:
Я считаю, что мы должны помочь нашему боевому товарищу. Наш долгсделать из Сухонкина настоящего водителя. Возьмем его на буксир, Ваня, будем учить!..
Возьмем, Вася, тотчас согласился с другом Зубков. Прямо сейчас пойдем к нему и возьмем!..
Жены зашумели было против, дескатьпоздно уже, но Ковров и Зубков так решительно поднялись из-за стола, что Клаве с Лелей пришлось смириться. Женщины остались дома, а мужья их поехали к Сухонкину.
Кашевар принял друзей хорошо, познакомил со своей женойАнтониной, показал спавшую блаженным сном двухлетнюю Майю и усадил за стол. Проворная, красивая Антонина быстро приготовила все необходимое для встречи старых боевых товарищей. Сухонкин предложил тост за счастливое свидание, но Ковров остановил его и сказал:
Обожди, кашевар! Сначала мы должны тебе сообщить кое-что. Мы с Ваней будем тебе помогать, это ты имей в виду!..
Мы тебя, Петя, на буксир берем! подтвердил Зубков.
Сухонкин поморгал глазами, но ничего не ответил.
Мотор будешь с нами изучать по выходным! продолжал Ковров сурово, по-старшински. А то какой же ты водитель, когда в самых пустяках не разбираешься! Ты меня извини, но за вчерашнее тебя, Петя, надо было носом твоим длинным в подачу потыкать!..
Сейчас, Петя, нельзя без технических знаний! подхватил Зубков. Время не то! Учиться тебе надо, расти!.. Тем более что ты на «персоналке» работаешь!..
На какой «персоналке»? сказал Сухонкин, все еще моргая глазами. Я на фабрике наладчиком станков работаю, а не водителем!
Постой, а машина чья же?
Машинамоя собственная! сказал Сухонкин. На премию купил!..
Теперь пришлось самим друзьям поморгать глазами.
А вы что, товарищи, газет не читаете? сказала Антонина с улыбочкой. Он ведь у меня знаменитым стал
Вместе с инженером Комаровым и еще некоторыми нашими ребятами станочек один мы сконструировали, пояснил Сухонкин.
Проглядели! сказал Ковров и строго взглянул на Зубкова.
Проморгали, подтвердил Зубков и виновато посмотрел на Коврова.
Много в этот вечер смеялись в комнате Сухонкина, долго шел душевный разговор. А потом Ковров предложил тост за хозяина, который «достиг вершины на производстве и в жизни». Но Сухонкин тост этот решительно отклонил.
Я, товарищи, дорогие мои, не считаю, что я «достиг вершины», сказал Сухонкин. Я, если хотите знать, собой ни разу еще доволен не был. Вот сидит во мне какой-то червяк и точит, и точит, и точит!.. Беспокойство такое за сердце берет, места себе не нахожу!.. Взятьэтот станок наш!.. Хороший станок, нечего, как говорится, бога гневить. А ведьне предел! И появилась у меня новая одна мыслишка. Вы хоть в нашем деле мало понимаете, как и я в вашем, но все жевы ведь техники и ребята мозговитые Я вам сейчас один чертежик покажу
Возвращались Ковров и Зубков от Сухонкина поздно ночью, пешком. Шли по уснувшей Москве и молчали. Не хотелось говоритькакая-то смутная тревога заставляла друзей тяжело вздыхать да посматривать на далекие звезды.
Уж не червяк ли беспокойства проснулся в их сердцах после встречи с бывшим кашеваром?!
1952
ЕДИНСТВЕННЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
Секрет производства
Во дворе большого нового дома стоял маленькийна три квартиркидомик, такой ветхий, что казалось чудом, как он держится «на ногах».
Лоскунов, заведующий магазином, жилец из большого дома, как-то даже сказал управляющему Василию Архиповичу:
Эта развалюшка портит нам весь пейзаж; двор у нас передовой, культурный, с волейбольной площадкойи вдруг, представьте, такая допотопная хибарка, ноев ковчег. Примите меры, Василий Архипович.
Василий Архипович меры принял: написал в районное жилищное управление официальную бумагу, что он как управдом снимает с себя всякую ответственность за могущее произойти падение дома 5-а во дворе по Средне-Анастасьевскому переулку.
Управление написало такую же бумагу куда-то повыше. В общем, через месяц пришли техник и двое рабочих и подперли покосившиеся стены домика бревнами, отчего развалюшка не стала ни прочнее, ни красивее.
В домике этом, в третьей квартире, занимала комнату одинокая старуха Чикарева, уборщица из коммунального банка. Старуха как старуха: в платочке, седая, один глаз косит, на руке «вечная» кошелка, обшитая для крепости тряпкой.
Посмотреть на нееничего особенного.
А между тем старуха Чикарева как раз была особенной старухой.
Она слыла во дворе замечательной гадалкой Разложит карты, посмотрит на них своим косым глазом и видит насквозь все будущее человека.
Слава старухи Чикаревой упрочилась после случая с Поленькой Дергуновойэто ее соседка, кассирша со станции предварительной продажи железнодорожных билетов.
Поленька была девушка худенькая, рябенькая, лет ей было тридцать с хвостиком, и ей очень хотелось выйти замуж за летчика-истребителя или в крайнем случае за товарища Шумихина, тоже кассира на станции, моложавого вдовца пятидесяти четырех лет. Однако летчики-истребители за Поленькой не ухаживали, а моложавый вдовец Шумихин неожиданно взял да и женился на другой кассирше.
Однажды Поленька поздним вечером зашла к старухе Чикаревой и, стесняясь, попросила:
Гавриловна, будь такая ласковая, разложи картишки, скажи, что меня ожидает: да или нет?
Опять замуж собралась, что ли?
Поленька вспыхнула и затараторила, страшно конфузясь:
Ходит один техник, Гавриловна. Такой прилипчивый, ей-богу, просто ужас. Намекает на серьезную любовь. Я ему уже три билета без очереди устроиладва жестких плацкартных в Симферополь и один мягкий до Сочи, а он все ходит. Бритый весь. Интересный. Завтра придет опять за билетом, а послезавтра мы с ним в кино идем на решительный разговор.
Старуха Чикарева разложила карты, посмотрела, сокрушенно качая головой, на туза пик, примостившегося рядом с бубновой дамой, потом перевела взгляд на Поленькины рябинки и сказала:
Ожидает тебя, девушка, удар и напрасные хлопоты.
Поля Дергунова побледнела.
Он же определенно намекает на любовь.
Он на свое намекает, а карты на свое. Эвон туз-то пиковый, как змей, тут как тут!
Старуха Чикарева еще раз посмотрела на Поленькины рябинки, сочувственно вздохнула.
Нет, не женится он на тебе. Где там! Карты врать не станут: не люди Благодари меня скорей Может, тогда не исполнится гаданьице.
Мерси! дрожащим голосом сказала Поленька.
А через три дня она вернулась с работы расстроенная, в слезах, и по секрету призналась толстой жене Лоскунова, своей приятельнице, что «он» оказался подлецом: схватил четвертый билет до Кисловодска без очереди и был таков.
Нет, но Гавриловна-то наша до чего, Поленька, верно вам нагадала! восхитилась жена заведующего магазином. Пожалуйста, удар и напрасные хлопоты.
Понизив голос, она озабоченно прибавила:
Знаете, Поленька, у Степана Степаныча срочный учет и ревизия идут в магазине, он волнуется. Знаете, какие люди теперь! Всего можно ожидать! Определенно надо забежать к старушке, погадать на него.
От старухи Чикаревой толстая жена Лоскунова вышла сама не своя, ожидавшей ее Поленьке сказала: «Степану Степанычу вышел казенный дом», и заплакала басом.