Что это вас на лирику потянуло? осторожно спросил Радин.
Придет иногда что-нибудь в голову не ко времени Владыкин снова подсел к Радину. Признавайтесь, только честно: мелькнула у вас мысля, что попали к чудаку?
Выло такое. Просто я до сих пор не пойму, почему ваши друзья Будько, Дербенев
Друзья настоящие, вздохнул Владыкин, только они сами белки в колесе. Устоится, и тогда Так, чем я могу помочь? вдруг напрямую спросил Владыкин.
Давайте пофантазируем.
Опасная затея.
Почему? Мы ничего не решаем, просто думаем о будущем.
Считайте, что уговорили.
Пожалуйста, не отрываясь от земли, назовите цифру наивысшей стойкости футеровки, которую при идеальных условиях можно достичь в цехе?
Не отрываясь от земли? хитро прищурился Владыкин, озорство нашло на него. Ослабив галстук, сел напротив, лицом к лицу, подперев бока руками. Анекдот хотите? Чудак во время авиационной катастрофы радуется: нам здорово повезло, что земля круглая. На угол падать было бы больнее Я, знаете, достаточно спотыкался и падал, бредя по этой рисковой дороге. Не будем вспоминать. Значит, о футеровке? Шестьсот плавок!
Шестьсот! Радин привскочил со стула. А средняя стойкость по стране около трехсот.
О чем это вы! притворно удивился Владыкин. Мы фантазируем. И скажу больше: можно дотянуть и до восьмисот. Дальше сказочке конец. Не заглядывал за черную занавеску. А шестьсот головой ручаюсь
Владыкин, вы опасный человек. Теперь я понимаю Будько и Винюкова: свяжись с вами, получишь, как минимум, инфаркт.
Это точно!
Вам нужен я. Посмотрите, какие мускулы, Радин согнул руку в локте, нормальное кровяное давление, нервы в порядке.
Да, напарник ничего.
Не томите: за счет чего возможна такая стойкость футеровки?
Не ведал Радин, какого джина выпускает из бутылки. Владыкин обрушил на него поток информации, о которой молодой начальник цеха и не предполагал. Сергей Иванович говорил о стойкости футеровки в Бельгии и США, приводил по памяти цифры и факты, походя сообщил о просчетах бригады института «Огнеупоры». И окончательно сразил Радина утверждением, что наиболее верным путем идут огнеупорщики японской фирмы «Явата-сэйтецу».
Ради этой сказочки и живу, доверительно произнес Владыкин, четырнадцать лет вынашиваю в душе этого младенца незаконнорожденного. Вас, наверное, любопытство разбирает: чего ради? Думаете, славы жажду? Льгот? Не догадаетесь.
Почему же, в любом деле вершин достигают только таланты. А что такое талант? Девяносто девять процентов труда и один процент таланта.
Да, но есть еще такое понятие, как рабочая совесть. Долг. Владыкин побарабанил пальцами по столу. Вы согласны?
И да и нет, Радин поднял глаза на Владыкина, рабочая совесть хорошо, а самоистязание плохо. Трудиться нужно уверенно, спокойно, если хотите, играючи, с улыбкой.
Нет, нет, заторопился Владыкин, с улыбкой можно только лапти плести. А такие люди, как я, только и живут работой.
И вы?..
Без рисовки. Работаю отдаю долг. И только.
Почти по Маяковскому: я в долгу перед бродвейской лампионией, перед вишнями Японии Радин произнес эту фразу с необычной для себя поспешностью. А вы, мне кажется, не до конца искренни
Вы так считаете? брови Владыкина взлетели вверх.
Да! На словах красиво А долг-то отдаете жалкими крохами. Радин замолк. То, что он услышал, вдруг поразило: почему Владыкин хранит свои секреты за семью замками? Конечно, нетактично с моей стороны. Пришел в гости И, видя, что Владыкин пытается что-то возразить, жестом остановил. Кто ничего не может, с того и спросу нет Освоение цеха идет медленно, а вы будто нарочно, отколупнули кусочек от монолита: поставьте вентиляторы. Простите меня, Сергей Иванович, но знать и держать при себе такое преступление.
Вот те на! Слышь, Анна? Выговор схлопотал от начальства.
Радин встал. Хотел извиниться, сказать, что совсем иное имел в виду, но взглянул на жену Владыкина, которая, застыв в дверях, с затаенной болью смотрела на мужа, и слова застряли в горле.
Аня, проводи товарища Радина! глухо сказал Владыкин и отвернулся.
Радин ушел. Владыкин устало и тяжело опустился на стул. Глупо все получилось А он хорош, быстрый какой, вынь да положь! Разве объяснишь ему вот так, сразу? Было время и он горел, не был подвержен сомнениям и страхам, с охотой ломал отжившее, лез, что называется, на рожон. Его пытались зажимать, писал жалобы, выступал на собраниях. Пока не подловили самого. Наверное, до конца дней не забыть тот случай. Как-то в частной беседе старший инженер дал понять, чтобы Владыкин обратился за помощью к заместителю начальника цеха: возьми человека в соавторы, и порядок будет. Соавтор и проконсультирует, и продвинет дело, у него связи. Владыкин вспылил, послал соавторов подальше. «Я искал, мучился, а вы пусть лучше пропадет новшество!» Фразу бросил вгорячах, а старший инженер припомнил ее на техсовете. Крепко подловил. Спросил, какова ожидается экономия от внедрения нового метода кладки. Владыкин ответил. И тогда старший инженер усмехнулся: «Теперь всем понятно, сказал он, Владыкин высокопарно говорит о народной пользе, печется о государстве. Ложь! Ему предлагали квалифицированную помощь, он отверг ее, сказав: пусть лучше пропадет все пропадом. Где же логика, товарищи? с холодным сарказмом завершил разгром старший инженер. Оказывается, какая-то тридцатка вознаграждения для Владыкина дороже государственных тысяч».
Да, приподняли, как щенка, за шиворот и показали ближайшую перспективу проходную завода. Спасли Владыкина Будько и Дербенев. И посоветовали прикусить язычок Сейчас Радин предлагал стать прежним, начать все сначала. Правда, не сказал, какой ценой.
Анна Владимировна неслышно подошла к мужу, погладила, как ребенка, по голове.
Ты теперь между двух огней Пожалуйста, не сердись, но Радин
Хватит! Обойдусь без твоих советов!
Никогда еще муж не обрывал ее так бесцеремонно. Анна Владимировна обиженно отошла к столу. Стала собирать посуду. В комнате воцарилась гнетущая тишина
20
Несмотря на поздний час, вокруг повергнутого наземь конвертора собрались любопытные свободные от смены сталевары. Радин не заметил, когда появился в цехе Дорохин, ему не хотелось, чтобы до поры узнало заводское начальство. Видимо, доложили. Дорохин обошел вокруг конвертора, делая вид, будто озабочен происходящим, и в то же время не замечая Радина. Взял у Заварзина синие очки, заглянул в горловину печи, поманил к себе Владыкина.
Как вентилятор приспособили?
Дует через фурменное отверстие. Я в журнале вычитал, на всякий случай соврал Владыкин. Хорошо сушит, видишь?
Сорвете график директор просушит без вентилятора. Сердито нахмурил брови. Доложили про ваше самоуправство?
Ведь доброе дело.
Неужели трудно согласовать? Да и обсчитать эффективность не помешало бы в случае удачи.
Восемь часов сбережем на футеровке.
Восемь часов примерно восемь лишних плавок, тысяча с гаком Тысяча тонн металла на земле, конечно, не валяется, но если подключить сталеплавильную лабораторию
институт «Огнеупоры», подхватил Владыкин, да и растянуть на пару годиков.
А вы скороспелки, право слово. Дорохин ворчал добродушно. Раздражение, с которым он ехал в цех, утихло. Директор настроил. Узнав от Будько о самовольстве, вспылил, схватился за телефонную трубку вызывать Радина. Хорошо, что он, Дорохин, остановил. Мол, сам поеду, взгляну Дорохин мгновенно оценил новшество. Вентилятор подавал в нутро печи воздух, сдобренный водяной пылью, а это, конечно, убыстряло охлаждение. Дорохин долго ходил вокруг да около, что-то записывал, спрашивал Заварзина, советовался с Владыкиным, поглядывая на термометр: как температура в печи понизится до ста градусов, можно ломать.
Радин подошел к Дорохину сам. Его прямо-таки распирало от обиды. Он, начальник цеха, кто здесь, американский наблюдатель? Он инициатор эксперимента. Разве всегда стоял на площадке экскаватор «Грейдал»? Разве до него тоже остужали футеровку вентиляторы? Распаляя себя, накричал на электромонтеров, которые слишком медленно подключали к «Грейдалу» электрический кабель и воздушный шланг.
Послушайте, Радин, первым заговорил с ним Дорохин, вы о людях подумали? кивнул в сторону печи. Шесть тонн кладки на человека, да еще в такой жаре, настоящая Африка.
Мы обо всем думаем: о людях, о плане, о тех, кто не хочет думать. А в благодарность
Фуфайки побросаете на арматуру, продолжал свое Дорохин, влезете на сковородку, потом на бюллетень.
Погоди-ка, Николай Васильевич, Владыкин довольно бесцеремонно отодвинул парторга в сторону, махнул рукой машинисту экскаватора. Двигай!
Владыкин тоже будто не замечал Радина. Всерьез обиделся за вечерний разговор. Радину вдруг стало весело. Глупейшая ситуация: делаем добрую пробу, переживаем за успех, а на виду будто гусаки дуемся друг на друга. Захотелось протянуть руки и сказать: мир-дружба, братцы-кролики. Не сказал. По лесенке взобрался к машинисту в кабину. Пока Владыкин последний раз замерял температуру, можно было перекинуться словом с машинистом.
Сколько ударов в минуту делает? спросил Радин, указывая на пневмоударник, укрепленный на конце стрелы. Он походил на обыкновенный отбойный молоток.
Около пятисот.
Отлично. Радин с четырехметровой высоты оглядел площадку. Конвертор, лежащий на боку, был удивительно похож на огромную грушу. А он возвышался и над конвертором, и над площадкой. Радину вдруг по-мальчишески захотелось, чтобы Надежда увидела его. Сейчас, немедленно. «Ничего, завтра узнает», подумал удовлетворенно.
Майна! Майна! Владыкин показал машинисту поднятую на уровень глаз руку, стал плавно опускать ее, И, словно загипнотизированная, стрела тоже стала опускаться к самой горловине. Стоп! скомандовал Владыкин. Шагнул к экскаватору. Обратился к Радину, сделав над собой усилие: Все готово!
Начинайте!
Ну, поехали. Двигай! Владыкин махнул рукой машинисту.
Пневматический ударник на конце стрелы задрожал и стал медленно клониться к футеровке, стрела изгибалась змеей, прижимаясь к кирпичу, выставив ударник-жало. Машинист включил механизм пуска, и пневматический ударник тронул почерневший кирпич. Взметнулась кирпичная пыль. Радин счастливо засмеялся. Одобрительно зашумели каменщики, сдвинулись ближе к печи, среди них мелькнула белая каска Дорохина. Люди не обращали внимания на пыльную завесу. Радин не слышал голосов. Видел только стрелу, которая вгрызалась в кладку, прорубая дорожку в кирпичной футеровке.
Алло! В машине! голос Владыкина из динамика услышали все. Стоп! Машинист выключил мотор, убрал стрелу из конвертора. Этого только и ждал крановщик. Конвертор быстро повернули на сто восемьдесят градусов и повторили операцию. И кирпичная кладка, подрубленная с двух сторон, рухнула, подняв густой столб пыли.
Ура-а-а! закричали каменщики. Им до последней минуты не верилось, что больше не придется вручную выбивать пятьсот тонн оплавленной кладки. Не выдержал и Дорохин. Обнял Владыкина, жал руки машинисту, а Радина только слегка хлопнул по плечу, не нашел нужных слов и поспешил к выходу из цеха.
К площадке подвезли смолодоломитовый кирпич, уложенный в поддоны, стали быстро сгружать его, Владыкин и Радин взглянули друг на друга и улыбнулись. Владыкин подошел первым и, не поднимая глаз, сказал:
А ведь я прав оказался! кивнул на печь. И, чуть помедлив, добавил: И вы, пожалуй, тоже. Вынул из-за пазухи сверток, туго перевязанный бечевкой. Взгляните на досуге. Тут все о футеровке. Может, что и пригодится.
Сергей Иванович! Радин крепко стиснул руку Владыкина. Прошу меня извинить за вчерашнее.
Будет вам! отмахнулся Владыкин, чувствуя, как враз отлегла от сердца тяжесть. Чего в жизни не бывает! Поспешил уйти, каменщики уже поглядывали с площадки на него.
Радина охватило нетерпение. Едва сдержался, чуть не порвал бечевку. Подарок Владыкина, несомненно, ценный вклад. Но еще больший вклад сам Владыкин. Теперь-то он прятаться не станет. Но, наверное, все-таки главная победа, что сумел пробудить в человеке желание творить. Радин так и не стал развязывать бечевку началась укладка кирпича. Укладка по-новому, вперевязку. Хотелось посмотреть, как это делается. Радин подошел к Владыкину, который объяснял каменщикам суть дела:
Надеюсь, ребята, паркетный пол все видели? Так будем и футеровку класть. Вот чертеж! Запомните, арматура, шамотный кирпич, два слоя магнезитового кирпича и еще один слой кирпича, только торцом вверх. Начинаем укладывать днище с центра. Я показываю
К печи подъехало футеровочное устройство телескопический подъемник. Кран опустил его на горловину печи. Каменщики надели фартуки. Владыкин и Заварзин подняли кувалды (каждый второй кирпич осторожно подбивается), полезли внутрь конвертора. Там еще стойко держалось тепло. Стальные стенки, освобожденные от кладки, не успели остыть.
Заживо сгорим, начальник! крикнул Ахмет.
Гори, добродушно проворчал Заварзин, добрый шашлык будет Кинул под ноги фуфайку, подал Владыкину восемнадцатикилограммовый смолодоломитовый кирпич.
Хлопцы, еще раз напоминаю: внимание зазорам между рабочим слоем и днищем. Оставите щель в нее попадет раскаленный металл, проберется к броне, проест Вопросы имеются?
Один завалялся, пробасил Заварзин.
Ну?
Глоток бы пива. В горле першит от пыли.
Каменщики засмеялись
Через шесть часов бригада выложила днище конвертора. Владыкин проверил прокладки в температурных швах толевые и картонные. Все было в порядке, после каждого четвертого ряда проложили их каменщики. Владыкин рассчитал точно: после плавки прокладки сгорают, освобождая место для кирпича, который под воздействием высокой температуры слегка «раздается в плечах». Владыкин тяжело выбрался наружу, выпил два стакана газировки, сел на железный стул и прикрыл ладонью глаза. А когда открыл, увидел Семена. Подоткнув под голову фуфайку, Заварзин спокойно спал внутри печи. Рядом стоял Будько. Наверное, Владыкин проснулся от его взгляда.
Доброе утро!
Здорово!
Устал?
До полусмерти.
Как машина?
Владыкин протер глаза, встал, отряхнул с фуфайки пыль, покачал головой, глядя на Будько.
Голову кладу на отсечение: всю ночь ты не спал, представлял, как мы тут ворочаем. И не пришел. Самолюбие заело?
Будько оглянулся.
Працуй ударно заживешь гарно. Домой едешь? спросил, как ни в чем не бывало.
Слава богу, хватит с меня. Вторая смена заступила.
Я в управление. Хочешь, подвезу?
Добре. Только ополоснусь и к выходу
Безвольно откинувшись на спинку сиденья, Владыкин как бы растворился в тепле машины. Казалось, дрожит каждая жилочка. Только руки набрякшие, тяжелые, неподвижно лежали на коленях.
Представляешь, Заварзин «ура» кричал, словно дите малое, в ладоши хлопал.
Заварзин? Ну даешь!
Сам бы ахнул. Пневмоударник, как нож в масло, шел в кладку. С двух сторон подрезали и
Ты на себя погляди. Разве так можно? Не двадцать лет, укоризненно сказал Будько, без отдыха Этот цветик-самоцветик любого уморит Кстати, о чем толковали у тебя дома?
Обо всем, Тиша, обо всем.
Про меня спрашивал?
Владыкин устало улыбнулся одними глазами:
Господи, на кой лях ты ему сдался?
Возможно. Зато я вчера с директором скрытничал, наклонившись к самому лицу Владыкина, зашептал Будько. Недоволен Радиным страсть. Просил докладную подготовить.
О чем?
С луны свалился?.. Или шоры на глазах? Наполеоновские планы, не подкрепленные оргработой. Просчеты, ошибки. Взять футеровочное отделение. Люди вынуждены по две смены, без отдыха
Каменщиков моих, Тиша, оставил бы ты в покое.
Будько пристально посмотрел на Владыкина, видимо, понял: продолжать разговор в настоящий момент не имеет смысла. И еще он подумал о том, что нужно будет предупредить Михаила, как только вернется из Индии, чтобы не очень-то доверял Владыкину
21
Владыкины ждали гостей. Сергей Иванович пристроился в любимом закутке между книжными полками и письменным столом, что-то чертил на листе ватмана. Анна Владимировна, раскрасневшаяся у плиты, в который раз оглядывала накрытый стол. Кажется, все успела. Можно и отдохнуть. Подсела к мужу. Сегодня она не просто принимала гостей. Был в этом приеме скрытый смысл, Анна Владимировна не могла видеть, что в отношениях Михаила и Сергея проступает холодок. И сегодня Анна Владимировна мечтала сгладить углы, выражаясь языком каменщиков-футеровщиков, «заделать швы» в отношениях мужа и Михаила Дербенева.