Какие мировые проблемы решаешь?
Как тебе сказать, Владыкин вздохнул, суета вокруг. Помнишь, рассказывал, как футеровал вперевязку?
Сутки после отсыпался.
Двести пятьдесят плавок печь настояла, а футеровка, как новенькая, держится. Владыкин встал, походил по комнате, думая о своем. Жена недоуменно провожала его глазами: радоваться нужно, а он
Выкладывай, Сергей свет Иванович, не таись.
Да нет, я ничего Владыкин постоял, держась за спинку стула, невидящим взором глядя на обильно накрытый стол.
Понимаю
Аннушка, я серьезно. Странно, ведь поставили рекорд стойкости, а никто не замечает, словно так положено. А будь на моем месте Миша Дербенев
Кстати, какая кошка между вами пробежала? Я вообще боюсь, что он не придет.
Владыкин промолчал. Анна Владимировна поняла: молчит не хочет отвечать.
Любопытно, как себя ведет Радин? зашла с другого конца Анна Владимировна. Ты ведь глаза ему открыл.
Радин? Тоже не пойму толком. Чувствуется, следит за печью, помалкивает, сглазить, что ли, боится. Конечно, вентиляторы полумеры, по воробьям из пушки. Помолчал, обдумывая фразу. Винтовую бы кладку заделать, сердце успокоилось бы.
От сердца древний рецепт есть.
Какой?
Народная мудрость. Орешки, имя им грушицы земляные те орешки есть сырыми
Или топить в горячем вине, пошутил Владыкин.
Государственный ты муж! И мудрый к тому ж. Анна Владимировна потрепала Владыкина по гладко выбритой щеке. Ого! Стихами заговорила.
Мудрость моя в твоей голове, отшутился Владыкин.
Спасибо! Анна Владимировна хохотнула и смеха своего не узнала: было в нем что-то давнее, забытое, девичье.
Что с тобой?
Вспомнила, как на дежурство ночью ко мне прибегал в аптеку. Сидишь, фантазируешь, чем бы заболеть, чтобы вылечила.
Заболел до смерти не вылечусь
Резкий звонок прервал их разговор.
Пришли! Анна Владимировна побежала к двери, на ходу снимая фартук. Распахнула дверь. А мы вас заждались! Здравствуйте! Милости просим!
Хинди-руси, бхай, бхай! загрохотал Дербенев, улыбаясь во весь рот, У него было прекрасное настроение. По-медвежьи обхватил за узкие плечи Анну Владимировну, звонко расцеловал в обе щеки. Обнял Владыкина. Наконец-то до своих дорвался!
А где же начальство? поинтересовалась Анна Владимировна.
Тихон просил извинить не смог выбраться. Иранцы вроде приехали.
Какая досада! искренне вздохнула Анна Владимировна. А я в Подгорное ездила, за карпами. В сметане нажарила.
Что ж, выпьем за отсутствующих! Дербенев по-хозяйски принялся срывать «шапочки» с бутылок.
Анна Владимировна встала. Вышла на кухню, вернулась с блюдом, от которого шел ароматный запах. Откинула тяжелую крышку. На блюде лежали маленькие карпы в окружении жареных опят.
Ого! Под такую закусь сам господь бог велел! Обычно немногословный, после первой рюмки Дербенев становился разговорчивым, заглушал всех, словно выговаривался за прежнее молчание.
До чего же быстро летит время, взяла в свои руки инициативу Анна Владимировна, кажется, вчера были молодыми, без износа Эх, жизнь!.. По латыни, между прочим, жизнь значит «вита». И посему: да здравствует вита!
На уровне! Дербенев выпил и загрустил. Взглянул на дочь, и что-то накатило на него. Отвел взгляд, положил руку на плечо Надежды. Споем, что ли?
Надежда молчала.
Споем! встрепенулась Анна Владимировна, Подперла по-бабьи подбородок ладонью, низким грудным голосом вывела:
Мне приснились сырые проталины
Дербенев подтолкнул Владыкина локтем. Подхватил песню:
Мне приснилась трава-мурава
Владыкин тоже присоединил свой баритон:
Мне приснилось, что я еще маленький
И что мама опять жива
Куплет повторили дважды, потом выяснилось, что слов больше не знают.
И тогда, тряхнув головой, Анна Владимировна вывела свою, старососненскую:
Отдавали молоду
На семнадцатом году.
Ой калина, ой, малина,
На семнадцатом году,
Отдавали молоду,
подхватил Владыкин,
За седую бороду.
Ой, калина, ой, малина,
За седую бороду.
А седая борода
Не пускает никуда
Ой, калина, ой
Хватит! Завели панихиду! Дербенев резко отодвинулся от дочери, блестя захмелевшими глазами. Обнял Владыкина.
Понимаешь, Серега, сколько езжу, столько диву даюсь: лучше России земли нету. И в Бхилаи тоже, помню, влезли в тоннель, глядь двое дымоход выкладывают. Враз про тебя вспомнил. Славянин учит индуса. На двух языках чешет. «Здорово, говорю, земляк!» «Привет!» «Жарковато у вас?» «Ничего, в аду жарче будет». Дербенев загрустил, мысленно возвращая себя в далекую страну. Жил, представляешь, какой-нибудь Аббас, словно колючка в пустыне, перекати-поле. И вдруг ему звездочка с неба на счастье, нырк! Наши парни на выручку пришли. Бывало, в книжках читал сказочная Индия. А в упор глянул Дербенев горестно махнул рукой.
Трудновато живут?
Меня за господина приняли. За мистера!
Ты и есть у нас господин. Ну, в смысле господствующий класс, поправился Владыкин. Элита! Не успел уехать всюду прорыв. Бригада плавки догревает, крик, ругань, фурмы козлятся. Радин интересовался у Зайцева: почему так? А старина прямо в глаза выдал: вот приедет барин рассудит.
Слышь, дочь! Дербенев обернулся к Надежде, не в силах скрыть довольной улыбки. Как уеду волками воют. Что они все без меня?.. И Радин тоже
Радин без тебя проживет, а бригада Владыкин скривил губы, все мы рабочий класс, только классность у каждого своя. А ты, Миша, ребят в черном теле держишь. Вон у Бруно подручный и на дистрибуторе может и конверторщика подменит, пробу возьмет Давно подметил: когда одного искусственно поднимают, разваливается бригада
Дербенев чуть отодвинулся от стола, прищурился, Надежда видела, как закаменело лицо отца. Весь словно натянутая пружина, сейчас ударит.
Тэкс, тэкс! С чужого голоса петь начал?
Владыкин не испугался, наоборот, обрадовался. Наконец-то! Сегодня испытывал разноречивые чувства: был рад встрече и в то же время видел Дербенев разыгрывает какую-то несвойственную для себя роль, будто заранее заглаживает вину перед ним. А возможно, и наоборот, готовя не совсем приятный сюрприз.
Обычно все шло на семейных вечерах, словно по расписанному сценарию: обильная закуска (все в компании любили поесть), выпивка (какой же разговор насухую), затем болтали об одном и том же: мужчины о горячем стаже, футбола, кровяном давлении, женщины о неверных мужьях, блузках «лапша-секс». Все было ясно, чинно, благородно. Расходились, унося в душе удовлетворение.
На этот раз все шло по-иному. И вот пробный камень. Владыкин, дескать, поет с чужого голоса. Не получив ответа на вопрос, Дербенев зашел с другого конца:
Выходит, Тихон, как всегда, прав?
А что, собственно, произошло?
Дербенев ответил не сразу. Задвигал тарелками, будто они мешали, долго цеплял кусок колбасы. В комнате повисла напряженная тишина. И вдруг посмотрел на Владыкина совсем трезвыми глазами.
Хотите, детскую сказочку расскажу?
А может быть, еще споем?
Дербенев не удостоил Анну Владимировну ответом, широкой ладонью отодвинул от себя стаканы, рюмки, тарелки, всем корпусом повернулся к Владыкину.
Значит, так. Жили-были три могучих дерева. Три, можно сказать, великана. Возвышались над обычным леском. Ну, те, остальные, в тени потихоньку произрастали, с завистью вверх поглядывали. А зависть, друга мои, ржа точит и точит. Естественно, среди подроста разговорчики. Немало находилось желающих навести стандарт. Сегодня стандарт моднейшая штука. Главное для сереньких не выделяться. Попробовали спилить тех троих зубы поломали. Попытались столкнуть бульдозер вышел из строя. Секрет-то прост деревья корнями срослись.
Мораль ясна, подхватил Владыкин, одно дерево крошиться начало
Ты у нас испокон века догадливый! Дербенев всплеснул руками. Улыбка расплылась по лицу. Меня, значит, искусственно поднимают? Спасибо. А по чьим рекордам завод знают? Чье имя в учебниках значится? Кто качающуюся фурму придумал? Ты? Или твой Радин?
В прошлом это, Миша, в прошлом.
Без прошлого нет настоящего. Запомни!
Владыкин молчал. Всплыла в памяти фраза, вычитанная где-то: жизнь бурный разлив реки, всегда в лучшем положении тот, кто плывет по течению, легко, привычно. И они плыли к одному, подсвечиваемому огоньками маяка, берегу
Не угодил я Тихону? прямо спросил Владыкин.
Дербенев легонько присвистнул:
Зачем нам, Серега, угождать друг другу? Локоть к локтю держаться надо. А дуется Тихон не зря. Таишься. В сговор вступил. Тихон мудрец, Радина раскусил. Модный говорун, рационалист. За душой пустота! Нашумит, взбудоражит и в столицу. А нам расхлебывать.
Ты очень резок в суждениях, отец. Кровь прилила к щекам, лбу, шее Надежды. Провела ладонью по лицу, как бы охлаждая его. Радин толковый инженер. И никуда он бежать, насколько мне известно, не намерен.
Ого! Адвокаты нашлись? Дербенев неприязненно глянул на дочь. А ты помолчала бы, мало еще в житейских бурях разбираешься. Ваш Радин, мне Тихон порассказал, что он тут выделывать думает. Ему только задом к огню стоять. Ишь ты, идеями бросается, крючки раскидывает, на них мотыли легковерные клюют. Вроде вас.
Изменился ты, Миша прервал ею Владыкин. Догадываюсь: меня осуждаешь. За вентиляторы, за новую кладку. Ведь не для Радина лично тружусь. Вроде совсем недавно сам напролом пер, крушил нормы, а теперь вперед не высовывайся, сзади не отставай.
Все помнить, а философски не осмысливаешь. Дербенев прервал Владыкина резко, властно. Время иное. Норму можно было на триста процентов вырубить и стать героем. Помнишь, мне отрез на штаны дали? Ткань «чише». А нынче за такой «рекорд» по шапке.
Времена меняются, сущность остается! Надежда поежилась, знала: отец не терпит возражений, особенно на людях, только ничего не могла поделать. Дербенев, сузив глаза, посмотрел на побледневшее лицо дочери, стал доставать из пачки сигарету. Крупные пальцы никак не могли ухватить сигарету, мяли пачку.
Двое на одного. Да по мне хоть сто человек, все едино не докажут. Техническая революция как бы спрессовала наше и без того плановое хозяйство. Технология отработана? Отработана. Нормы ужесточены? Ужесточены. Так какого рожна вам нужно?.. Наивные дети. Освоим проектную мощность нахрапом спасибо не скажут, а план с ходу увеличат.
Разумно. Не для себя живем.
Разумнее строить вспомогательные участки, облегчить труд, учить людей, а потом
То-то ты учишь своих, Зайцева в особенности! Только и нашелся, что сказать Владыкин. Логика Дербенева повергла в сомнение. Так случалось нередко. Одного слушает: вроде прав человек. К словам другого прислушивается: до чего логичен!
Дербенев взглянул на дочь, погасил вспыхнувшее желание уйти. Просто так, встать и, не попрощавшись, ничего не сказав Надежде, выйти из комнаты. О чем толковать? Тихон, как всегда, прав. Визит к Владыкину наверняка ничего не изменит
Эй, девки! потянулся к бутылке. За Серегу молодца еще по рюмочке винца!
Может, хватит? Надежда мягко попыталась отвести руку отца. Он оттолкнул ее.
Радина своего удерживай!.. От неверных поступков.
И тут случилось неожиданное. Надежда громко всхлипнула, закрыла лицо руками, выскочила из комнаты. Дербенев проводил ее недобрым взглядом.
Что это с ней? торопливо поднялась из-за стола Анна Владимировна.
Бес ее ведает! Дербенев развел руками. Еще до поездки заметил: нервная стала, чуть что скажешь покраснеет, аж затрясется. Ничего, я подберу лекарство. Ты, Серега, лучше меня послушай
22
Вчера поздно вечером неожиданно позволила Надежда. Сбивчиво рассказала, что срочно выезжает в Москву. Звонит с вокзала. Он вскочил, кинулся одеваться, но, взглянув на часы, опустил руки. Поезд отходил через шесть минут.
Звонок расстроил, взволновал. Радин долго не мог уснуть. Лежал, подложив под голову руки, смотрел в не первой свежести потолок гостиничного номера, думал о Надежде
Вспомнил о Надежде и в цехе, ощущая, как нарушился привычный ход вещей. На планерке ее не было, место на диване пустовало. Радин поймал себя на мысли, что хочет поговорить с Дербеневым. Пошел к площадке, отложив в сторону пачку бумаг, принесенных ему на подпись.
Из-под колпака первого конвертора выбивались языки пламени. Печь тяжело дышала перед тем, как разродиться плавкой. Дышала с придыханием, вздымая через равные промежутки времени клубы бурого дыма. Чем яростней огонь кислородных струй, тем быстрее меняется цвет пламени под колпаком. Сначала оно белое, затем синее, наконец фиолетовое. Если, поглядев на это пламя, начинаешь что-то писать, чернила кажутся зелеными.
Радин зашел в рапортную, когда сменно-встречное собрание было в разгаре. Начальник смены, беспокойно оглянувшись на Радина и желая побыстрей распустить людей, торопливо спросил:
У кого еще замечания по смене?
Шлаковая чаша полная, сказал Дербенев, заменить!
Сделаем.
Фурма подтекает, добавил Зайцев.
Я записываю. Давайте замечания враз.
Оборван задний экран
Радин пожалел, что не смог зайти сюда раньше. Он с обеспокоенным чувством слушал длинный перечень замечаний и претензий, старался удержать в памяти детали, мысленно решая десятки мелких и не очень мелких вопросов, прекрасно понимая, что завтра эти вопросы всплывут вновь и послезавтра тоже, но тем не менее ни от одного замечания нельзя отмахнуться.
Вы что-нибудь скажете? обратился начальник смены к Радину.
Да, скажу, Радин сделал над собой усилие, внимательно и строго посмотрел на Дербенева. Ваша бригада перерасходовала ферросплавы. Учета не ведете, товарищ Дербенев. Пожалуйста, прокаливайте ферросплавы до свечения.
Мудрое замечание! буркнул Дербенев и, не дослушав, вышел из рапортной, тяжело зашагал к печи. Радин пошел следом. Он понимал, что этого не следует делать разговаривать с Дербеневым, но шел и шел за ним. Фигура Дербенева, освещаемая отблесками огня, казалась еще массивней, и почему-то Радину стало не по себе. Он замедлил шаги. А Дербенев уже весь был в деле:
Никола, поднимай полупродукт, заливай во второй!
Перешагнув через рельсы, он приоткрыл дверь пультовой, и опять послышалась его команда:
Федотыч, шихтуйся на пятерку. Зальешь чугун дуй!
Оглянулся, увидел Радина, подождал, пока подойдет.
Я в кино видел, как «хвосты» действуют, ни один не отвяжется.. Чего высматриваешь? Заметив, как подручный полез брать пробу без суконной куртки, взъярился. Назад! заревел не своим голосом. И, подскочив к пареньку, отшвырнул его в сторону. Еще раз увижу шлаковые пути чистить пойдешь! Резко повернулся к Радину. Сколько толкую как об стену горох!
Повежливей бы не мешало, Михаил Прокопьевич, Радин старался говорить как можно мягче, видел злится Дербенев.
Выкладывай, начальник, настороженно спросил Дербенев, что нужно? Не крути, пожалуйста. И замечания твои про ферросплавы сегодня так, прикрытие. Выкладывай.
Мне сообщили: Надежда Михайловна уехала. Надолго?
Не доложила.
Хотелось бы знать, не отступал Радин.
Дербенев насупился.
Ты хоть в наши дела не лезь, а! Повернулся, шагнул к печи. Глядел на огонь и словно в себя жар впитывал, чувствовал: накален до предела. «Ишь, овечкой прикидывается, зло подумал о Радине, а ведь из-за него жизнь кувырком».
Правда, Дербенев сам замечал: в последнее время с Надеждой творится неладное. Замкнутая стала, часто беспричинно плачет. А на следующий день после ссоры, переночевав у Владыкиных, пошла в больницу. Домой заявилась смирная и неузнаваемая. Долго сидела, уставившись в одну точку. «Что с тобой?» спросил. Молча протянула направление в больницу.
И Надежда уехала в Москву.
Дербенев оглянулся, поискал глазами начальника цеха. Радин беседовал с кем-то из мастеров. Неожиданно «зачихал» второй конвертор. Словно из кратера вулкана, выплеснулся на площадку сгусток кипящего металла и шлака. Мгновенно забыв о Радине, Дербенев кинулся к печи.
Машинист дистрибутора наклонил конвертор, жар пошел по площадке. Радин поднялся на несколько ступенек выше и, прикрыв глаза ладонью, смотрел, как мечется по площадке Дербенев, яростно кричит на подручных, размахивает огромной рукавицей. Неожиданно Радину захотелось спуститься вниз, не медля ни минуты, подойти к Дербеневу, не отводя глаз, сказать: «Михаил Прокопьевич, я люблю Надежду, Думайте, что хотите, но без нее я не мыслю жизни» Глотнул горячего воздуха и, не оглядываясь, зашагал по направлению к конторе