Я знаю: ты справишься, мягко сказала Надежда. Верю, как никому другому, как себе.
Родная ты моя! он наклонился к ее лицу, прислонился губами к горячим глазам, почувствовал на своих плечах ее руки, жаркое дыхание на щеке
25
Будько пришел в цех засветло, прошагал гулким коридором, распахнул дверь в кабинет. Не спеша переодевался, присел в кресло. «Может быть, прав Винюков? Заместителю начальника жить легче. Беспокойная должность у Радина. Недавно приехал из Москвы, опомниться не успел, на совещание в Магнитогорск вызвали». Нацепив на нос очки, стал просматривать ночную сводку. Удовлетворенно хмыкнул. Трое суток нет Радина, и трое суток бригады работают ровно, ни единой аварийной плавки. Взглянул на календарь, скоро Октябрьские праздники. Подошел к окну, крыша огнеупорного цеха поблескивает инеем. «А я и морозца не почувствовал». Потянулся, вызвал по селектору диспетчера, попросил доложить обстановку. Пока тот шелестел бумагами, Будько представил диспетчера, толстого, с заспанными глазами.
Товарищ начальник, скажите на планерке, пусть доменщики строже за чугуном следят. Да, да, докладываю. На первом конверторе 17 плавок, вес
Знаю, перебил Будько, на разливке?
Порядок!
«Товарищ начальник». Фраза звучала в ушах. «Меня хоть горшком назови. Был хозяином в цехе и останусь». Будько постучал дужкой очков по столу. Еще раз взглянул на календарь. И удивился: почему простая мысль сразу не пришла в голову? Есть у рабочего класса добрая традиция встречать праздники трудовыми подарками. Седьмое ноября на носу. Конечно, мировые рекорды ставить рановато, но здорово было бы расшевелить начальство да и прессу, Приумолкли газетчики, на тормозах цех спускают И главное Будько боялся в этом признаться даже самому себе нужно успеть, пока нет Радина. Совсем рехнулся начальник. На декаду наметил два эксперимента опробование поворотного стенда на разливке и частичное дожигание газа в утилизаторах.
Будько аккуратно разложил на столе графики, сводки, на чистый лист бумаги положил две шариковые ручки. Посидел, задумчивый и неподвижный. Потрогал селектор. «Может, подождать? Одно из двух: Радин либо одумается, либо свернет себе шею». Будько просветленно улыбнулся. Чего там ждать! Он поведет смену на рекорд, не только ради истины. Докажет, что опыт и мастерство, даже без учета советов электронно-вычислительной машины, кое-что значат. Заодно и утрет нос Радину. Решительно махнул рукой, позвонил секретарю парткома.
Доброе утро, Николай Васильевич! Будько. Хочу посоветоваться. Понимаешь, праздники на носу, а мы традиции запамятовали. Не намекаю, а прямо говорю. Созрели условия. Ну, не для всесоюзного, для цехового точно Причем здесь Радин? Просто совпало. Чугун идет зверь. И лом приличный Какие еще тебе нужны люди? Мишу Дербеня не знаешь?.. Лады, позвоню директору. Хорошо, хорошо, будешь в курсе дела
Будько положил трубку. Не в силах сдержать улыбку, встал. Довольный, потер ладони. «Тэкс! Тэкс!» Прищурился, вспомнив, какая радость была прежде в рекордный день. Девчата подносили сталеварам хлеб-соль. Гремел оркестр, а на глазах директора слезы. На следующий день на страницах газет мелькали знакомые лица, обязательно снимок начальник цеха Будько обнимает бригадира, поздравляя с рекордом. Поселок от мала до велика выходил на улицу. А вечером в столовой закатывали банкет: шампанское, цветы, речи. Друг дружку поддерживали. А сейчас? Замкнулись каждый в свою скорлупу и выглядывают: что будет дальше? Вылезать или повременить? Забывают, что жизнь не одним рублем держится, имеется еще такой фактор, как высокий моральный дух рабочего человека. Вот и нынче пустили крупнейший в стране цех, а сами тыкаемся в стены, как слепые котята. Каков «потолок» конверторов? Сколько при идеальных условиях можно сварить плавок за смену? Пробовать приходится в процессе работы. Не дело это, не дело.
Нажал кнопку звонка. Вошла секретарь.
Танечка, слушай внимательно. На двенадцать вызови ко мне из дома начальника третьей смены. Раз! На это же время пригласи старших мастеров копрового, миксерного, разливочного участков! Два! Позвони в редакцию газеты. Скажи: будет добрый материал. Пусть подойдет корреспондент в ночную смену. Три! С Дербеневым потолкую сам. Четыре! Ясно?
Так точно! Секретарь шутливо приложила руки к воображаемой фуражке.
Действуй!
Танечка вышла. Будько присел, позвонил на квартиру Дербенева. К телефону долго не подходили. Наконец в трубке раздался голое Михаила:
Кого нужно?
Здорово, медведь! Тихон говорит. Знаю, что с ночной. Не сахарный, не растаешь. Почему веселый? Солнышко ярко светит, сон хороший приснился. Тоже не годится? Лады, не ворчи, позже расскажу. В час тридцать жду в кабинете. Я тебе не приду! Надо! Понимаешь? Для нашего с тобой блага. Ну, будь!..
Тихон Тихонович вышел из кабинета в превосходном настроении, прошел по тоннелю на улицу, вдохнул запах «жареного» металла и прямо по шпалам зашагал в миксерное отделение. Очень важно договориться лично с ребятами, чтобы подготовили к рекордной смене чугун с высоким содержанием железа. Оттуда зайдет в скраповый пролет, заглянет в шихтоподачу. Ничего нельзя упустить.
В голове Будько полностью созрел план рекордной смены. Бригаде нужно дать зеленую улицу. Создать условия для бесперебойной работы. Весь лучший материал сюда. С людьми потолкует сам. На мгновение замялся, червячок сомнения шевельнулся в душе. Правильно ли поступает? В отсутствие начальника цеха затевать такое Но тотчас успокоил себя. Действительно, что в этом зазорного? Бригада покажет коллективу возможности, поднимет веру в свои силы.
Начальники участков, выслушав Будько, переглянулись. Заговорили разом: цех колобродит, прорехи на каждом шагу, приходится и план выполнять и освоением заниматься, не до рекордов. Будько железной логикой убедил: добрый пример всегда нужен, жить не интересно, не видя перспективы, он дает возможность отличиться, показать себя. За последнее время никто о людях не думал, а он, Будько, всегда верен себе, забота о рабочем человеке для него все.
Ровно в час дня появился Дербенев. Танечка даже не узнала старшего конверторщика. Он был в черном костюме, светлой рубашке. На груди серебристый галстук и на нем снежинка. Если бы не оспины ожогов на лице профессор да и только!
Здорово, Тихон Тихонович!
Привет, Миша! Что это ты, как на парад, вырядился?
Настроение хорошее.
Как Надежда?
Было бы плохо, не наряжался бы Обещают скоро выписать. Главному врачу звонил. Ну, чего звал?
Садись. В душу хочу заглянуть.
Загляни. Дербенев распахнул пиджак, сорочка индусская, душа русская.
Юморишь?
Чего нам, малярам!
С Надеждой порядок, значит, душа спокойна. Готов для рекорда.
Дербенев недоуменно поднял глаза.
Какой рекорд придумал?
Первый. Выплавки и разливки стали в новом конверторном цехе, в бригаде знатного металлурга страны Михаила Дербенева.
Открасовался, видать, Дербенев.
Тьфу, дьявол! сплюнул Будько. И этот панихиду завел. Идем на рекорд. Радину нос утрем. Заодно кой-кому напомним про Михаила Прокопьевича.
И, боясь, как бы Дербенев сгоряча не махнул на все рукой, заторопился, начал посвящать в детали плана.
Нам абы гроши, выслушав Будько, отшутился Дербенев. А по телу легкая истома. Хоть и говорят, что слава подобна эфиру: сперва усыпляет, потом улетучивается, все же приятно чувствовать радость, похожую на легкое опьянение.
Ну, давай, ближе к делу. Будько обрадовался, что Дербенев так быстро согласился с предложением. Обсудим детали. Что лично тебе необходимо для идеальной смены? Мы люди свои, не стесняйся
За полчаса до начала ночной смены Будько пришел в бригаду Дербенева. В суконной куртке, на голове белая каска, брюки закрывают ботинки. Знал по опыту: надев робу, человек переменился не только внешне, но и внутренне, стал собран, решителен. Поздоровавшись за руку с каждым, Будько стремительно прошел на пульт управления, поинтересовался состоянием кислородных фурм, выслушал доклад мастера о наличии сырых материалов руды, извести, металлолома.
Какой лом?
Не понял? вскинул брови мастер. Как всегда!
Пошли пять человек на канавы, пусть выберут металлолом покрупнее и к первому конвертору.
А «солому» куда? прищурился мастер.
Тебе что, повторить приказ? Самый крупный лом сюда! На рекорд смена идет! И пусть твои ребята не уходят из скрапового отделения.
В спешке, мотаясь по переходам и мостикам, слегка подвернул ногу, морщась и прихрамывая, обошел конвертор. Выдохнул: «Кажись, все». Подошел к сгрудившимся вокруг Дербенева ребятам. Заступают на смену, и чувствуя серьезность момента, выжидательно поглядывают на Будько. Сам начальник в ночную пришел.
Бригада в порядке, наклоняется к нему Дербенев, скажи что-нибудь.
Скажу! Будько понимает, как важно снять напряженность, расковать ребят, цепко оглядывает сталеваров, хлопает по плечу Дербенева. Как, Прокопьич, дашь парням заработать?
Дербенев, хитровато посмеиваясь, поправляет каску?
Ежели начальник не обидит.
Кузьмич, слышал, сына женишь? Гроши треба. А ты Жила. Я разумею, пригласит нас Кузьмич на свадьбу.
Приходите.
Когда тебя дома не будет? Зажмешь, как Зайцев новоселье зажал. Изучил вас, чертей паленых.
Будько медленно переходит от одного к другому, каждому найдет доброе слово, пошутит, ребята сдержанно улыбаются. Круто поворачивается и сразу быка за рога, не давая времени на размышления:
Братцы! Сегодня даем двадцать пять плавок!
Двадцать пять! ахает кто-то.
Ломик крупный и чугун А где затор, там я. Помните, в кино: «Бензина не будет, я сам приеду». Серьезно, хочу дать заработать в честь праздников, да и сам тряхну стариной. Мое слово твердо: даем двадцать пять каждому сороковка. Вопросы? Нет? Командуй, Миха!
По местам! срывается Дербенев. Слушай меня
Будько чувствует, как дрожат кончики пальцев. Сам напряжен, спокоен, а пальцы Пот заливает глаза. «Зачем надел под куртку теплую рубаху?» А Дербень молодчага! Зыркает зелеными глазищами, орет по-страшному. Помахивает кулачищем Будько бросает взгляд на часы! Пора! С богом! Пошло, поехало! Гудки, звонки, световые сигналы. Будько взобрался по железной лестнице в кабину к машинисту.
Кузьма Федотыч, плавочки веди потеплее.
Есть! не оборачиваясь, отвечает машинист и мягко бросает пальцы на разноцветные кнопки.
Темп работы нарастает, и это отлично видно отсюда, сверху. Мечется по площадке Дербенев. Каска сползла на лоб, не выдержал, сбросил куртку. Схватил «матюгальничек» и на весь цех: «Коля! Шихтуйся на пятерку!»
Двадцать минут прошло или целая вечность? Первая плавка зачин. Дальше само пойдет. Дистрибуторщик наклоняет многотонную грушу конвертора. Зайцев заливает жидкий металл в формочки-стаканчики. Будько недовольно сдвигает брови. «Паленый дьявол, всю жизнь с огнем, а руки дрожат. Устарел, что ли?» Зайцев «мажет», никак не может получить скрапину. Сечет струю лопатой, а «блина» нет: то слишком толст, то в крупную сетку. Нервничает старина.
Дербенев! наклоняется к микрофону Будько. Сам возьми скрапину! Знатная бригада, а пробу взять некому!
Эх, мать вашу!.. Дербенев выскакивает из-за стальной ширмы, вырывает у Зайцева лопату. Черпай еще! Лей! Точным движением подсекает огненную струю. Дербенев наклоняется над скрапиной, внимательно рассматривает, не теряя времени, заливает сталь в формочки и по пневматической почте отправляет в экспресс-лабораторию.
Дай гляну! Это Будько. Запыхался. С лестницы почти бегом бежал, как молодой. Берет из рук Дербенева стальную подстывшую корочку, гнет сильными пальцами.
Отличная! Дуем дальше!
Дербенев широко улыбается. Показывает в рукавице большой палец. То ли плавку хвалит, то ли начальника. Понимают друг друга с полуслова. Анализ придет через две-три минуты, а они уже начнут выпуск стали. У Будько «нюх» на металл, безошибочная интуиция. Идут на рекорд счет на секунды.
И снова разносится над цехом команда:
Ковш под плавку!..
Белесый свет зари чуть раздвинул темноту кабинета. Будько не узнал его. В стороне горбатился стол, диван казался неуместным, в глазах мельтешили красные скобки. Не включая электричества, Будько скинул прямо на пол каску, прилег на диван. Трижды повторил про себя: «Двадцать минут». Положил под голову газетную подшивку и сладко зевнул. «Шестнадцать плавок сварили. До утра далеко»
Разбудил его телефонный звонок. Будько поднял голову и не сразу сообразил, где находится. Звонил Дорохин.
Слушаю, Николай Васильевич! Да, да! Все идет, как задумано. За тридцать минут плавка. И не думаю шутить. Сам выверил. На то и рекорд, на то и мы Покосился на часы. Уже семнадцать. Думаем сколько? Двадцать четыре. Вот так. Спокойной ночи
Будько посидел на диване, усталый, отяжелевший. Протянул руку, поднял с пола каску. Не надел, покачал, держа за ремешок. Чего ждал он от наступающего дня? Не славы, не аплодисментов. Хотелось самого малого: пусть все станет на свои места, как было раньше, до этого несчастливого года. Только теперь он по-настоящему оценил прошлое: действительно, шел на работу, как на праздник, спокойно, уверенно. Подчиненные заглядывали в глаза, ловили каждое слово, верили. Эх, если бы это вернулось!
Глядишь, и правда что-то изменится. Вполне. А уж Радин-то удивится, узнав о рекорде. С ним не смогли, а с Будько Дай-то бог! Тяжко вздохнув, Будько встал и пошел в цех
26
Чтобы попасть из цеха в кабинет заместителя начальника, нужно было выйти сначала на улицу. Владыкин по узкой винтовой лестнице спустился вниз, миновал подъездные пути, шагнул за порог. Ночь была тихой и темной. Блестящие пятна света ложились на мокрый асфальт, на пожухлую траву вдоль железнодорожной колеи. Блики то и дело меняли очертания. Владыкин постоял, подумал о том, что неспроста, видно, вызвал его Будько, не спеша поднялся на второй этаж, прошел пустым коридором. В приемной тишина. Смутно белела каска на столе.
Владыкин толкнул обитую войлоком дверь, вошел в кабинет. Поздоровался. Будько, не поднимая головы от бумаг, показал на стул.
Владыкин присел осторожно, словно сомневался, оставаться в, кабинете или уйти. Чуточку подождал.
Может, я попозже? Ты видно, занят. Вероятно, в голосе своего давнего приятеля Будько все же уловил насмешку, но вида не подал.
Спешишь? поднял он голову.
Побарабанил короткими пальцами по столу, из-под густых бровей посмотрел на Владыкина. Взгляд был тяжелый, не сулящий ничего доброго. Владыкин почувствовал неладное.
Почему не дома, Тихон?
Будько подошел к нише, открыл дверцу холодильного шкафа. Из термоса налил в стаканы заваристого чая, достал бутерброды с ветчиной, подвинул стакан Сергею Ивановичу.
Заботишься о подчиненных?
Забочусь.
Владыкину показалось, сидят они не в служебном кабинете, а дома, на кухне. Чай был горячий, Будько пил маленькими глоточками. Оба молчали, словно испытывая терпение друг друга. Разрядку в молчаливую дуэль внесла вспыхнувшая лампочка селектора.
Слушаю. Да, он самый, Будько. Нашли все-таки. Ни днем, ни ночью покоя нет. Что с того, что в цехе? Может, я здесь прописался? Где мастер? Где механик? Ах, не найдете? Выходит, начальник полезет вам менять фурму Башкой думайте. Завтра я вас на рабочую серединку вытащу, семь шкур спущу! Со стуком опустил трубку на рычаг.
Владыкин допил чай, обсосал дольку лимона.
Ну, чашечки, как говорится, перевернуты. Спасибо. Чем еще порадуешь?
Опять ничегошеньки не ведаешь? Бедняжка, В вакууме живешь?
Что имеешь в виду? Я, Тихон, начинаю уставать от прозрачных твоих намеков, бумаг, говорильни с подтекстом. Работать я хочу. И не просто день до вечера, а так, чтобы с головой.
Твоя консультация? Будько швырнул Владыкину лист бумаги.
Приказ начальника цеха. Когда успел? Из Магнитогорска только что приехал. Быстро пробежал по строчкам:
«Рекорд бригады Дербенева нанес серьезный ущерб цеху, заводу. Для него были созданы тепличные условия. Сменщикам из-за этого пришлось работать на плохом чугуне, мелком ломе. Производительность в цехе резко упала. Так, бригада Бруно Калниекса выполнила задание на семьдесят процентов. Приказываю: старшего конверторщика Дербенева М. П. строго предупредить. Исполняющему обязанности начальника цеха Будько Т. Т. объявить выговор».