О чем?
Обо всем и ни о чем. Кстати, если тебе придется выступить на митинге, посвященном пуску комплекса, что скажешь?
Радин не знал, улыбаться ему или возмущаться. Рассуждает о вещах, которые ему в такой момент и в голову не пришли бы.
Рассказывать с выражением?
Выражения за мной. Дуй!
Пожалуйста. Товарищи! Сегодня отечественная металлургия переживает, можно сказать, поворотный момент в своей истории. Впервые в мировой практике мощные конверторы соединены в единой технологии с установками непрерывной разливки стали, способными разливать миллионы тонн металла
Хорош, мыслишь верно. Только вот что, старайся всегда говорить слова, которые через сердце прошли.
В дверь заглянула секретарша:
Николай Васильевич, вас вторично приглашает на свое совещание тот усач, помните, из Общества охраны на водах.
Передай ему, милая, я лично плаваю только в ванне. Прийти не могу. Очень занят. У меня начальник цеха. Так и скажи: у него начальник крупнейшего в мире металлургического комплекса, не до Освода, почти весело закончил Дорохин. Едва за девушкой закрылась дверь, прищурился, явно довольный собой. Здорово звучит: «крупнейшего в мире!»
Звучать-то звучит, но как вспомню о цехе
Дорохин прошел к задернутому шторкой холодильному шкафчику, вмонтированному в стену, отворил его. Достал термос, расписанный яркими индийскими цветами, налил два стакана чаю, отрезал по ломтику лимона.
Прежде чем задать последний вопрос, напомню: пуск назначен на двадцать два ноль-ноль?
Правильно.
Сейчас, Дорохин покосился на часы, двенадцать сорок две. В комнате иностранных специалистов, четвертый этаж, третья дверь налево, тебе приготовлена роскошная кровать. Учти, на ней отдыхали коронованные особы. Через пять часов тебя разбудят. Сколько ложек сахара в чай кладешь? Три? А я одну.
Заварку покрепче, пожалуйста.
Наоборот, послабее. Спать будешь плохо. А нужно отоспаться. В цехе твой первый заместитель. Будько ведь сам готовился пускать комплекс.
Секретарь парткома опустил глаза, пил чай молча. Ждал и Радин, отлично понимая, что не ради этой пустяковой беседы он приглашен сюда.
Тэкс, тэкс, Дорохин покрутил ложечкой в стакане, помнишь партийный актив? Здорово изложил ты свою программу действий: «Я оставляю сталеварам один путь путь освоения установок непрерывной разливки стали. Приказываю убрать из цеха изложницы». Категорично, ново, смело!
По-моему, не смешно.
Не обижайся. Конечно, слово специалиста, да еще работавшего в министерстве, должно высоко цениться. Только трудно представить воздушных гимнастов без страховочной сетки, машины без тормозов. Конечно, шоферу можно сказать: сняли тормоза, чтобы ты на них не надеялся, осваивай безаварийную езду.
Мы говорим о разных вещах.
Вряд ли.
Вы, наверное, хотите спросить, не отказался ли я от своего намерения? Может быть, отменить приказ?
Читаешь мои мысли, Дорохин произнес фразу шутливым тоном, лишь глаза смотрели на Радина серьезно, даже настороженно. Покусывая кончик карандаша, ждал, когда Радин ответит на свой же вопрос.
Нет и еще десять раз нет!
На чем основывается твоя стопроцентная уверенность? быстро спросил Дорохин.
Ого, как на допросе! Не хватает слов: клянусь говорить правду и только правду. Это длинный разговор, Радин накрыл ладонью солнечный зайчик. Думаешь, поймал, а он сквозь пальцы и ушел. Если слова руководителя будут мельтешить, как эти зайчики, грош ему цена в базарный день.
Зайдем с другого конца, Дорохин и впрямь обошел стол, присел рядом. Из любого положения, утверждают японцы, есть пятьдесят шесть выходов. Ты предлагаешь только один отнять у шоферов возможность тормозить. Не слишком ли?
Ученые шли к этим установкам сто лет. Раз! Институтские опробования дали отличные результаты. Два! И наконец, я утверждал, что в новом комплексе можно увеличить выплавку стали на сотни тысяч тонн в год. Я! А не вы! Поэтому прошу не мешать! Это три! Оставим для подстраховки изложницы дадим сталеварам и разливщикам козырь в руки, затянем освоение, расхолодим, наконец, людей.
В чем-то ты прав, Дорохин, прищурясь, смотрел на Радина, психологически мыслишь верно. Право слово. Дорохин встал. Жаль, смотришь только со своей колокольни. Итак, выходит, не договорились?
Выходит, нет.
Ну что ж, иди отдыхай!..
Проводив Радина, Дорохин некоторое время сидел, задумчиво глядя в угол кабинета. Потом вынул из стола заветную тетрадку, долго крутил авторучку, прежде чем записал первую строку:
«Почему-то вспомнил о новой науке бионике. Птицы не ошибаются в выборе пути. Рыба идет метать икру в ту речушку, где родилась. А человек? Чем руководствуется он? Опытом, самолюбием? Что движет им? Всегда ли точный расчет и уверенность? Конечно, Радин рационалист. Плохо это или хорошо? Почему-то я не принимаю, не понимаю этих рационалистов. Они мыслят, не страдая. Рассчитали и хоть трава не расти. Парень еще наломает дров».
Дорохин перечитал написанное, спрятал тетрадь. Набрал номер телефона Будько. Пока искали Тихона Тихоновича, думал о Радине. Думал со смешанным чувством. Наконец Тихон Тихонович подошел к телефону.
Разговор состоялся. Радин непреклонен. Посему поживей размещай свое хозяйство.
Изложницы? зачем-то спросил Будько, хотя отлично понимал, о чем шел разговор.
Нет, духовой оркестр.
Молчит на другом конце провода Будько, тихонько посапывает. Дорохин не торопит. Понимает: сделать так, как они задумали с Тихоном, значит открыто выступить против начальника комплекса. А не сделать?..
Смотри на жизнь шире, Тихон. Наши с тобой чувства ничто перед авторитетом советской марки. И потом кто сказал, будто мы посягаем на приказ Радина? Право слово, Тихон, ты становишься идеальным эластиком. Первая разливочка пройдет без задоринки, вторая, третья, мы и вылезем из подполья, поступим, как учил нас мудрый Радин, посмеемся вместе с ним над нашими страхами, вывезем изложницы из цеха, порежем их на куски и в металлолом отправим. И навсегда забудем об этом случае.
Так-то оно так Ну, лады, будь по-твоему
8
Цех быстро заполнялся людьми. Голубые лучи прожекторов выхватывали то серые махины сталевозных ковшей на платформах, то киношников, деловито располагающих аппаратуру в самых неподходящих, местах, откуда их обязательно попросят сталевары. Все сегодня сместилось в сознании, прошлое куда-то исчезло, казалось, впереди, начиная с этого самого часа, будет сплошной праздник узнаваний, торжества и еще чего-то необыкновенного.
Возле конторки мастера стоял Дербенев в окружении журналистов. Мелькали вспышки блицев, стрекотала кинокамера. Михаил Прокопьевич держался солидно, чуть-чуть снисходительно, с полуулыбкой отвечал на вопросы, поглаживая лысеющую голову.
Скажите, пожалуйста, а подобные цехи где-нибудь есть в мире?
О таких не слышал.
Где закуплены установки непрерывной разливки стали?
Наши. Сами сконструировали.
В чем неповторимость цеха?
В ней и есть, в неповторимости.
Радин, на минуту остановившийся рядом, взглянул на часы, чувствуя, как в груди поднимается досада на журналистов, на Дербенева. Спешат ударить в литавры. Решительно вклинился в толпу.
Михаил Прокопьевич!
Слушаю.
Радин чуть отвел сталевара в сторону:
Не рановато интервью даете?
Дербенев искоса глянул на него:
Я не суеверный И в бригаде порядок.
Пройдите на рабочее место!
Понял! заторопился Дербенев. Да и вас заждались на пульте
И правда, на пульте управления перед обзорным стеклом уже толпилось начальство: Иван Иванович, директор завода, Дорохин, руководители строительных организаций. Поздоровавшись, Радин прошел к машинисту дистрибутора, бывшему майору танковых войск, сидевшему у приборов.
Настроение, Кузьма Федотович?
Кузьма Федотович курчавый, плечистый, чуть начинающий полнеть внешне был совершенно спокоен. Снизу вверх посмотрел на Радина, сдерживая улыбку. Будто так и хотел сказать: сам волнуешься, а меня спрашиваешь.
Знаете, какое у меня давление? Сто двадцать на восемьдесят.
И отлично. Ну, майор, на вас надежда! тихо и как-то опустошенно сказал Радин и повернулся к директору завода. Он вдруг почувствовал: ноги у него буквально подкашиваются. Можно начинать.
Что ж, товарищи, лицо Винюкова приняло напряженное выражение, как говорится, с богом! Отошел в сторонку, освобождая место начальнику цеха. Радин набрал полную грудь воздуха, включил микрофон.
Внимание, внимание! Постам доложить о готовности!
С пульта управления отлично просматривалась вся площадка: три сталеплавильных агрегата (возле первого замерли в серых спецовках и белых касках сталевары), подъездные пути в лучах прожекторов, краны под самым потолком. Притаился цех. Прошло, наверное, не больше минуты. В динамике что-то щелкнуло:
Привод конвертора в порядке!
Фурма в порядке!
Сталевоз к работе готов!
Взгляды Будько и Радина встретились. Будько кивнул головой в сторону директора. Радин шагнул к Винюкову. Позже он понял, как был важен этот шаг. Винюков не простил бы оплошности.
Товарищ директор завода, кислородно-конверторный комплекс к работе готов!
Начинайте!
Будько взмахнул рукой, и откуда-то сбоку (Радин не успел заметить, откуда именно) мелькнула цветная ленточка с подвязанной на конце бутылкой шампанского. Бутылка с треском ударилась о броню. Радин подошел к оператору, сверил показания приборов. Почувствовал, как внутри разрастается волна благодарности к сдержанному Винюкову, мрачноватому Будько, непроницаемому Дорохину, ко всем ребятам, что в разных концах цеха ждали его команды.
Начинайте! не выдержал Винюков.
Внимание! Радин наклонился к микрофону. Дать кислород!
Есть дать кислород!
И в то же мгновение что-то оглушительно рвануло, да так, что вздрогнули стены дистрибуторной, цех озарился голубым светом.
Пламя! крикнул Кузьма Федотович.
Радин прильнул к окну, не поверил своим глазам: вверху, где несколько минут назад кружились голуби, ослепительно полыхал огонь, он разрастался с ревом, озаряя иссиня-белым заревом контуры разливочных установок. Люди инстинктивно отшатнулись от окна обзорной кабины. Радин, наоборот, словно пристыл к оргстеклу, не мог оторвать глаз от пламени. Мозг, будто метроном, лихорадочно выстукивал: «Что? Что? Что?» Наверное, нужно было куда-то бежать, что-то делать, а он машинально отмечал, как летели сверху какие-то дымящиеся клочья, бежали к воротам люди, размахивали руками. Даже Дербеневу увидел. Может быть, потому увидел, что она никуда не бежала. Стояла окаменевшая и смотрела вверх, на него, на Радина, жалкого и растерянного, не знающего, что предпринять.
Мимо Радина метнулся Будько, подскочил к рубильнику, рванул аварийную ручку, и рев сразу оборвался. Стало тихо-тихо, лишь потрескивали догорающие обрывки шлангов.
Будько сбросил с головы каску, опустился на стул.
Кислород! устало и многозначительно сказал он и посмотрел на Винюкова.
«Вот оно что! запоздало подумал Радин. Как это я сразу не догадался запахло резиной, и пламя белое».
Радин! раздраженно бросил Винюков. Командуйте! Бледность сходила с его лица.
Радин словно опомнился. Крикнул в микрофон:
Внимание! Всем оставаться на своих местах! Лопнул резиновый шланг подачи кислорода! На постах ждать дальнейших распоряжений! Выключив микрофон, повернулся к директору. Вот обида-то, случай пустяшный
Винюков отвернулся, не удостоив Радина словом.
В нашем деле не бывает пустяков, товарищ дорогой, заметил Дорохин.
Кажется, буквально все проверили, а шланги Радин вытер вспотевший лоб.
На догадках, Анатолий Тимофеевич, далеко не уедешь! не поворачивая головы, назидательно проговорил Будько.
Да, еще минута, пошли бы рваться газовые магистрали! Винюков повернулся к Будько. Спасибо тебе, Тихон Тихонович! Ничего не скажешь, мастер всегда мастер.
* * *
Начальство вышло из дистрибуторной. Иван Иванович показал взглядом, чтобы спустился на площадку и Кузьма Федотович. Заместитель министра и Радин остались одни. Иван Иванович поверх очков долго смотрел на Радина, отчего усталое, немолодое лицо его было непривычно строгим.
Садись! ткнул пальцем в скамейку.
Радин присел и, не глядя на Ивана Ивановича, уставился на приборы.
Объясняй! жестко бросил Иван Иванович, стоя над ним. Объясняй, как меня опозорил.
Радин встал тоже.
В принципе никто от случайностей не застрахован. Досадные мелочи Радин замолк. Что он говорит? Детский лепет на лужайке. Именно он, начальник цеха, несет ответственность за весь комплекс.
Мальчишка! Иван Иванович сдернул очки, прищурил кустистые брови. Мелочи! Сорвать пуск цеха не мелочи. Нам не важно, из-за чего лопнул кислородный шланг, важно, что ты растерялся, чуть не побежал. Иван Иванович заходил по тесной комнате. Руки тряслись! Глядя на тебя, окружающие зеленели. Нет, я рекомендовал на комплекс другого Радина, не тебя! От того, как говорится, прикуривать можно было. Н-да, подкузьмил ты меня, Радин! В голосе заместителя министра прозвучала тоскливая нотка. Надел очки и взглянул на Радина поверх стекол. Как-то сразу успокоился и спросил: Толя, в чем дело?
Иван Иванович
Скоро шестьдесят лет, как Иван Иванович
Сам не пойму, что-то навалилось Может, перенапряжение сказалось. Не спал накануне. Стою как деревянный А вот сейчас в норме. Да, я чувствую. Поверьте. Словом, считайте, что я прежний.
Запомни, мой друг: с тебя спрос особый. Любая промашка твоя может обернуться большой неприятностью Ну, иди!
Спасибо, Иван Иванович!..
Секретарь парткома словно специально ждал Радина на «пятачке» возле пульта управления. Придержал за рукав куртки.
Получил «ОВ»?
Д-да
Дорохин отступил на шаг, чуть наклонив голову, взглянул на Радина: никак обиделся?
Дорогой ты мой! дружески хлопнул Радина по плечу. Хочешь эдакое чудо освоить малой кровью? Никто в мире не смог, а ты раз, два и в дамки. Э, нет! Помяни мое слово: загривки еще у нас с тобой трещать будут.
Уже трещат! усмехнулся невесело Радин.
Зато творим чудо! Вдумайся. «Сотвори чудо!» требовали во все времена люди от Авторитета. Ты Авторитет! Работяги наши Авторитеты! Дело за чудом.
И за крепкой шкурой.
Само собой. Говорят, ты мастер спорта?.. Следовательно, должен нервы иметь из проволоки, уметь ждать.
В этом, пожалуй, вы правы.
Выше голову, товарищ начальник! Дорохин залихватски подмигнул Радину и, совсем как мальчишку, легонько подтолкнул в спину. И вперед!..
Дружеская взбучка, полученная от Ивана Ивановича, не обидела Радина, наоборот, сняла напряжение, развеяла гнетущее настроение. Видимо, груз ответственности и впрямь сковал его. Теперь, кажется, все миновало. «Тряпка! с неожиданным ожесточением подумал о себе Радин. Ничего, я докажу, увидите!» Это «увидите» он адресовал всем, а в первую очередь Надежде. Как она смотрела на него! Жалела или тоже сгорала от стыда?..
Взглянув на часы, Радин заторопился. Но теперь волнение было иным: его распирало желание действовать немедленно, решительно
9
Надежда долго не могла объяснить, что с ней происходит. Весь день не покидало чувство разбитости, горечи. Откуда взялось это? Может, переутомилась? Последние трое суток было страшное напряжение. А возможно, из-за взрыва в цехе? Конечно, событие не из приятных
Троллейбус шел быстро, и зеленые ветви деревьев словно хлестали по окнам, слепя глаза. Надежда прикрыла веки. Зачем она думает о Радине? Зачем?
Отца дома не было. На столе белела записка: «Я у Тихона». «Совет большой тройки, усмехнулась Надежда, скоро не жди». Налила холодного чая, выпила, не почувствовав вкуса. Легла на тахту. Лежала долго. Постепенно на смену тревоге пришло, будто наполнило тихой болью, разочарование. И оно тоже незримо было связано с новым начальником. Когда-то в студенческие годы вычитала: в зависимости от обстоятельств у человека бывает тысяча лиц. Какой разительный контраст между двумя Радиными: на пляже он стоял перед ней мускулистый, поджарый, легко сыпал словами, был уверен в себе. Сегодняшний Радин, поникший и растерянный, поразил ее. Конечно, человеку не до улыбок, но к чему так раскисать?