Восьмой день недели - Баюканский Анатолий Борисович 8 стр.


Ее долго не покидало чувство досады, будто потеряла что-то дорогое и необходимое. Но вот в ней стала созревать мысль: позвонить, услышать его голос. Ведь это так легко сделать  снять трубку, найти в справочнике номер Ну что тут особенного? Человек один, в чужом городе, переживает А если он неправильно истолкует ее звонок? К тому же сочувствие унижает мужчину. Последний довод показался ей весьма убедительным. Надежда встала с дивана, не спеша переоделась в халат, чтобы не думать о Радине, принялась со вниманием разглядывать рисунки  крохотные ветви сакуры, разбросанные по розовому шелку. Только не удался ее хитрый маневр. Мысль о Радине  словно закрученный обруч  бросаешь вперед, а он достигнет исходной точки  и вновь к тебе: позвонить, позвонить!..

Сердясь на себя, Надежда придвинула кресло к телевизору, включила первую программу, забралась в кресло с ногами, как в детстве. Экран посветлел, и наплывом пошло цветущее яблоневое море. А какое, собственно, ей дело до огорчений нового начальника цеха? Наверное, пожалеть Радина найдется кому и без нее.

Надежда выключила телевизор. Запоздалая мысль встрепенула: «есть кому пожалеть», разорвала смутную пелену здравых рассуждений. Все-таки нужно позвонить. Нашла в справочнике номер. С сильно бьющимся сердцем протянула руку к телефону. Подержала трубку на весу, чувствуя, как уходит решимость. Представила: у Радина в комнате  утешительница, вспыхнула, отбросив сомнения, крутанула диск.

 Радин слушает.

Надежда совсем растерялась, затаила дыхание. Боялась ответить, боялась положить трубку. Облегченно вздохнула, услышав короткие гудки

10

Радин поудобней уселся в кресле рядом с машинистом дистрибутора. Сейчас начнется. Бросил взгляд на технический паспорт плавки. Номер первый. Снова первая плавка! Как она пройдет? Включил селектор. Шла перекличка постов. Сюда, в дистрибуторную, цеховой гул доходил слабо. Радин легко представил, как там, за стеклянной перегородкой, с помощью гудков, свистков, световых сигналов и, конечно, радио и телефона переговариваются перед плавкой сталевары, разливщики, машинисты кранов, диспетчеры, машинисты сталевозов и чугуновозов. Все ждут команды. Ждут начала плавки и руководители завода, заместитель министра. «На этот раз чувствую,  подумал Радин,  все должно пройти нормально». Наклонился к микрофону:

 Внимание на постах! Объявляю последнюю проверку готовности! Сверить часы. Сейчас шестнадцать двадцать семь. Через двадцать одну минуту  плавка!..

 Айда, ребята!  Бруно надел каску. Сталевары смолкли, засуетились, мешая друг другу, двинулись к выходу. Бруно подошел к машинисту, дружески похлопал по плечу.  Как настроение, Сева? Отличное? Так и дыши!

«Молодцы ребята,  подумал Радин,  друг за друга болеют». Припомнил злую усмешку Будько и язвительную характеристику на каждого члена молодежной бригады. «Маньяк, вымогатель, непризнанный гений» Каждому прилепил ярлыки. «Полноте, Тихон Тихонович,  подумал Радин,  бывает ли так, что все в человеке однобоко и ясно?» Конечно, к такой информации следует подходить осторожно. Вот непонятно только, что в этих характеристиках Будько больше  недоверия или личной неприязни? Правда, когда Радин вошел в дистрибуторную, Сева, просияв, подскочил к нему, стал спрашивать про какие-то шерстяные шапочки под каски, но его одернули. Да и потом, когда Радин сказал, что пришел к ним в помощь, ребята высказались по этому поводу вполне определенно. «На несколько порядков ниже берете?»  не принял шутки Бруно. «Вроде заградительного отряда»,  внес ясность Зелепукин. А Сева охарактеризовал появление Радина на пульте управления одним словом: «Недоверие».

Радин побеседовал и с Бруно, отозвав его в сторону. Оба понимали: сроки пуска цеха срываются. Назначили первую плавку на четыре часа, начальство съехалось, а тут схема на кране полетела, отказала вентиляция. Пришлось сократить время на прогрев конвертора. Радина и Бруно беспокоило, что кладка прогрелась недостаточно. Требовалось особое мастерство машиниста, чтобы мягко, плавно слить чугун в конвертор Поначалу хотели вызвать машиниста из бригады Дербенева. Кузьма Федотович в Австрии стажировался, большой мастер. Но Бруно запротестовал: «Недоверие обидит Костю Ситного». Словом, решили так: Радин будет рядом с машинистом. В случае нужды придет ему на помощь. Костя  машинист толковый, но грех за ним есть  заливает чугун рывками. В Кривом Роге проходил практику, там сходило с рук, стажер, а тут

Костя Ситный и Радин почти одновременно посмотрели на пульт. Вспыхнули контрольные датчики. Четыре «лопуха»-селектора будто склонились ниже, ожидая команды.

Еще мгновенье, и пойдет

Над печью полыхать зарница! 

продекламировал Костя.

 Какие марки стали заданы?  жестко оборвал Радин.

 Полуспокойная пять! Я эти марки знаю

 И отлично,  как бы сглаживая резкость, сказал Радин. Включил селектор.  Посты, внимание! Фурма?

 Проверили!

 Чугун?

 Порядок!

 Сталевоз?

 К работе готов!

 Разливка?

 На разливке я!  Радин узнал голос Будько.

Радин прикрыл глаза. Жаль, не верит в бога, перекрестился бы. Выдохнул воздух из легких.

 Внимание!

 Есть, внимание!

 Начали!  Держа часы перед собой, Радин приблизил лицо к обзорному стеклу. Со стороны миксеров уже плыл кран, держа на стальных стропах серый лоток, наполненный «с шапкой» спрессованным металлическим ломом. Костя бросил пальцы на тумблеры, и махина конвертора начала клониться навстречу лотку.

 Костя, держись свободней!  посоветовал Радин, хотя внутри и у него все напряглось. Лицо машиниста заливал пот. Пальцы словно закоченели, впившись в рукоять.

Лоток на мгновение замер над горловиной конвертора. Легкий поворот рычажка, и стальные руки-стропы наклонили лоток. В чрево печи ухнули десятки тонн металлолома. Радин машинально посмотрел на часы. Засыпка продолжалась шесть минут. Пальцы Кости, теперь совсем раскрепощенные, буквально летали по клавишам, кнопкам, рычажкам, он успевал переговариваться с Бруно, с диспетчером, и незримо связанные между собой автоматикой приходили в движение краны, ковши, сталевозы.

Засыпка лома  прелюдия. Радин, да и Костя, конечно, ждали главного  заливки чугуна. Ждали, а когда услышали в динамике голос Бруно: «Чугун!», вздрогнули. Разбежались по площадке сталевары, заняли места. Лишь толпа любопытных  строители, представители общественности, доменщики  не отходили от площадки, ожидая плавку. Бруно сорвал голос, упрашивая людей отойти. Радин придвинул микрофон:

 Приказываю: всем покинуть площадку! Немедленно! Находиться здесь  опасно для жизни!  Лишь после этих слов люди нехотя подались назад.

Новенький тепловоз, выкрашенный в ярко-красный цвет, медленно тянул платформу с ковшом расплавленного чугуна. Радину показалось: даже здесь, в дистрибуторной, стало жарче. Придвинул стул к креслу машиниста.

 Ты когда чай пьешь, дуешь на блюдце?  спросил Костю.

 Что?  обалдело вскинулся машинист.

 Чтобы не обжечься, не спеши. Дуй помаленьку.

 Понял!  Костя выдавил из себя улыбку. Сжал ладонью пистолетную рукоятку тумблера, не отрывая глаз от приборов. Ковш, чуть заметно покачиваясь, поднимался все выше и выше. Навстречу ковшу наклонялся и конвертор. Горловина печи и край ковша должны как бы состыковаться, и тогда

Сердце гулко стучало в груди Радина.

 Вперед!  тихо скомандовал он.  Еще! Еще! Хорош!.. Лей!

Из горловины ковша полетели искры. Потом клубы дыма и, наконец, ослепительно белая струйка чугуна, словно змейка, скользнула и полилась в конвертор. Над леткой заклубилось рыжее пламя, закрыв и ковш, и конвертор.

 Не спеши!.. Медленней!

 А я и не спешу!  осмелел Костя. Он понимал, самое трудное  позади. Струя чугуна становилась гуще и гуще. Ржавые клубы дыма уходили под вытяжной колпак, «под юбку», как шутят сталевары. Все выше и выше задиралось днище ковша. Конвертор спокойно принял расплав. Костя вытер вспотевшую ладонь о спецовку, перехватил тумблер. Кран неслышно отошел, в ослепительном пламени над леткой мелькнула тень фурмы, конвертор выпрямился

 Молодец, Костя!  закричали сталевары, замахали рукавицами.

 Ты  гений, рыжий!  орал в микрофон Бруно.

За спиной Радина что-то щелкнуло. Цех наполнился оглушительным ревом. Ударила в конвертор кислородная струя. Дрогнули стальные переборки дистрибуторной. Мгновенно вскипел расплав, забушевал, грозя выплеснуться наружу. Клубы бурого дыма, подхваченные потоками воздуха, устремились в вытяжные трубы.

 Феерия!  где-то над ухом разносится голос Бруно.

Радин не оборачивается. Не может, да и не хочет отрывать глаз от конвертора, обволакиваемого синим пламенем, осыпаемого искрами. Столь яростного кислородного огня ему еще не доводилось видеть. Продувка выжигала из будущего металла вредные примеси. Вскользь подумал о странной аналогии: в душе тоже будто выгорала злость, становилось светлее

На стенах дистрибуторной вспыхивали и гасли сполохи пламени  под колпаком печи бушевал расплав. Приборы показывали, что пора брать пробу стали, хотя Радин готов был поклясться, что и углерода в норме, и что сталь вообще отличная. Не может быть иначе в такой день. Он повернул голову. Возле пульта управления царило оживление. Винюков, улыбаясь, что-то показывал заместителю министра, Дорохин, держа перед собой тетрадь, писал, то и дело поглядывая на конверторную площадку. Рядом стояли рабочие, неизвестно каким путем пробравшиеся на пульт, и даже один кинорепортер. Встав на табурет, он через головы снимал плавку.

«Проба»,  зажглась надпись на одном из датчиков. Радин посмотрел вниз. Бруно, загораживаясь рукавом от жара, подтягивал поближе жаростойкие стаканчики, в которые будет залита проба стали и отправлена на анализ в экспресс-лабораторию. Зелепукин, вооружившись трехметровой ложкой, стоял под аркой печи, готовый по первому сигналу приступить к работе.

Радин надумал спуститься на площадку, но что-то удержало. Машинально смотрел, как все еще возбужденный Костя взялся за ручку контроллера и начал валить конвертор. Теперь жерло печи было напротив ребят, даже сквозь синие очки слепило глаза. Зелепукин подцепил ложкой металл, овеваемый искрами и дымом, отскочил в сторону. Вместе с Бруно залил металл в стаканчики, отшвырнул ложку.

 Похлебка хорошая!  причмокнул языком Костя. И вдруг Радина обдало холодным потом. Оцепенел. Но лишь на мгновение. Мертвой хваткой прижал ладонь Кости к контроллеру. Краем глаза успел заметить  кинулись врассыпную сталевары. И только тут Костя понял, что случилось. Вместо того, чтобы поднимать конвертор в исходное положение, он стал еще больше валить его. Еще бы секунда, другая  десятки тонн стали хлестнули бы по площадке, по цеху.

 Что делаете?  истеричным голосом заорал кто-то за спиной машиниста. Радин не понял, кто кричал. Не отрывая глаз, глядел на махину печи. Она замерла в критическом положении, потом медленно поползла вверх, выравнялась, заклокотала огнем. Радин нервно засмеялся, отпустил руку машиниста.

 Как же это я, а?  откинувшись на спинку кресла, прошептал Костя.  Затмение нашло

 Обрадовался, ослабил внимание,  машинально выговаривал машинисту Радин,  забыл, что у конвертора пять скоростей. Запомни на будущее.

 На всю жизнь!  так же тихо ответил Костя

 Что тут у вас стряслось?  наклонился к Радину подошедший Дорохин.

 Первая плавка,  попробовал улыбнуться Радин и, увидя в руках Дорохина тетрадь, крикнул:  Запишите  все было окэй.

 Да, бадью добрую сварили.  Дорохин кивнул в сторону площадки. Сталь уже слили в ковши, и она чуть заметно колыхалась, подернутая золотистой корочкой.

А спустя несколько минут, на ходу принимая поздравления, Радин шел по бесконечным переходам к установкам непрерывной разливки, мысленно представляя путь будущего металла: ковш со сталью уже пошел вверх, сейчас тяжелые струи из ковша ринутся сквозь слой раскаленного шлака в устья кристаллизаторов, пронизывающих установку сверху донизу. Стекая по ним, охлаждаемая водой сталь покроется сначала тонкой коркой, постепенно слой застывшего металла будет все больше и больше захватывать сердцевину слитка, пока не образуется застывший стальной сляб. Да, хитрую машину  УНРС  придумали советские ученые. Не будь ее, пришлось бы сейчас сливать сталь в изложницы, ждать, пока она затвердеет, потом разбивать металл на куски, снова нагревать, везти на обжимные станы. Тысяча и одна ночь

На лестнице, возле третьей отметки, где сидели в нишах операторы вторичного охлаждения, образовалась пробка. Ни взад, ни вперед.

 Чего там, Федь?  крикнул кто-то впереди Радина.

 Опять тормознули!  отозвались сверху.

Радин, отстранив ребят, подошел к перилам. И ему стало тоскливо. Ковш с металлом, чуть покачиваясь на стропах, висел над приемной воронкой разливочной установки.

 Почему не сливают?  вырвалось у Радина. Его узнали. Заговорили разом, вроде бы между собой, но целили в Радина:

 Хвост вытащишь  нос увязнет!

 Горячку порют!

 Еще нарыдаемся!

Радин распахнул дверь операторской будки. Лицо его не предвещало ничего доброго. Оператор вскочил, уронив стул.

 Товарищ начальник!

Радин нетерпеливо оборвал:

 В чем дело?

 Кузьмин тут. И мастер Не смогли открыть стопора. Видите?  На экране пульта управления мигали аварийные лампочки.

Радин прикусил губу. Вот почему висит ковш! С помощью стопоров открывается отверстие, через которое сливается в промежуточные ковши жидкий металл. Пробка! Не могли пробку открыть! Ну и деятели! Радин почувствовал, как внутри все напряглось. Обида захлестнула до краев. Выстраданная плавка пропала! Неумолимое время, отведенное на доставку стали от печи к разливке, прошло. Из-за разности температур установка не примет сталь

Как увлеченно он выступал на первом активе в новом цехе! Перспектива казалась безоблачной, расчеты и наметки безошибочными. Да, в тот день он был в ударе. До сих пор слово в слово помнит свою речь. Особенно четко разъяснил позицию в отношении изложниц. «В министерстве,  сказал Радин,  меня познакомили с просьбами ведущих специалистов цеха. Суть просьб заключается в следующем: конверторщики хотят для страховки установить на первое время изложницы: если новые установки разливки стали не примут металл, его сольют в изложницы. Логично? На первый взгляд, да».

Радин не согласился с логикой специалистов. Нужно убрать из цеха изложницы совсем, оставив сталеварам один путь  путь освоения установок непрерывной разливки стали.

И еще он зачитал тогда свой первый приказ, наделавший много шума на заводе: «Плавка, разлитая в изложницы, считается браком»

А как быть теперь? Отлично сваренная плавка, слитая в ковш, висела над воронкой промежуточного ковша. Операторы не смогли вовремя открыть стопора. Металл остывал.

 Товарищ начальник, к телефону!  Голос оператора вывел Радина из оцепенения.

Звонил Дорохин. Он уже знал о случившемся. В эти минуты, видимо, каждый шаг Радина держал под наблюдением.

 Не стану начинать с упреков, хотя следовало бы Что теперь думаете делать?

 Право, не знаю,  чистосердечно признался Радин.

 Так-то лучше,  удовлетворенно произнес Дорохин,  слушайте внимательно: изложницы, те самые, которые вы велели убрать из цеха, готовы принять плавку. Они на складе слябов.

 Да, но вы режете меня!  почти простонал Радин.

Дорохин повесил трубку. Радин плюнул с досады, выскочил из кабины и едва не столкнулся с Будько.

 Тихон Тихонович,  с ходу набросился Радин на заместителя,  вы брали разливку на себя?

Будько словно не расслышал укора. Кивнул в сторону разливщиков:

 Завтра я им руки поотрываю!

 Завтра будет поздно. Завтра нам снимут голову!

 Ну, если быть точным, голову снимут вам,  с ухмылкой произнес Будько.  Личная ответственность начальника цеха, тут ничего не попишешь.

 Анатолий Тимофеевич,  к Радину бежал оператор,  быстрей! К заместителю министра!

 Скажи, не нашел!  отмахнулся Радин. Да, так будет лучше, позже он сам все объяснит. С острым любопытством посмотрел на Будько. Тот, конечно, знает про изложницы, но молчит, выжидает.  Что ж, вы  опытный металлург, почему молчите?

Назад Дальше