Восьмой день недели - Баюканский Анатолий Борисович 9 стр.


Будько на выдержал, яростно бросил в лицо Радину:

 Взялись за гуж, тяните. Начальник обязан принимать решения молниеносно. У вас замедленная реакция. Ну, приказывайте, черт вас побери! Нехай плавку сливают в изложницы!

Радин в душе был готов согласиться на эту крайнюю и позорную для себя меру. Иного выхода, казалось, не было. Изложницы! Он приказал порезать их на металлический лом. Да, тогда был исполнен решимости, а сейчас? Опять скис, как мокрая курица. Куда девать металл? Может быть Радин даже испугался этой мысли: слить плавку прямо на землю? Остаться хозяином слова? Как нелегко решиться Иначе он не только окажется болтуном, хвастунишкой, он с первых дней отступит от задуманного. Кто тогда будет слушать начальника цеха?..

 Анатолий Тимофеевич,  Радин услышал за спиной голос Надежды,  стопора открыли.

 Открыли? Спасибо,  рассеянно ответил Радин, думая совсем о другом. Даже не удивился, откуда появилась Надежда.

 Вы, пожалуйста, забудьте о самолюбии. Слейте плавку в изложницы.

 Слушайте, Дербенева, чего ради вы взялись опекать меня? Дело не в самолюбии,  заметив, как покраснела Надежда, поспешил закончить фразу,  я уверен: правильный путь освоения установок непрерывной разливки  без изложниц.

 Прекрасно понимаю вас, но

 Быстрей решайте!  Будько нетерпеливо поглядывает вверх.

 Это сделать лучше всего Тихону Тихоновичу,  не отступает Надежда,  ему сподручнее, вы  в стороне.

Радин прислонился спиной к теплой стене калорифера. Злость овладела им. Дорохин, Будько, Винюков да и Надежда (он был уверен в этом) выправляли его собственные ошибки. Конечно, делали они эту так называемую любезность не ради него, они доказывали несостоятельность нового начальника. А собственно, что произошло? Досадная случайность Какой-то разгильдяй не сумел вовремя открыть стопор, и ради этого он, начальник цеха, должен ставить под сомнение всю свою теорию. Э нет! Этому не бывать!

И что изменится? Плавка, слитая в изложницы, все равно безвозвратно потеряна. Металл застынет в коробах, а дальше? Разбивать слитки в цехе нечем, не предусмотрено технологией. Вот и будут мучиться разливщики, гадая, куда бы сбыть груду низкосортного железа.

 Вы что, уснули?  Будько почти кричит прямо над его ухом.

 Минуточку!  Радин слегка отодвинул Будько в сторону, взял в руку микрофон. Включил его.  Внимание! Внимание! На разливке! Говорит Радин!  Наклонился к микрофону и, чеканя каждое слово, чтобы слышали во всем цехе, продолжал:  Плавку слить на площадку! Приказываю! Плавку слить на площадку склада слябов! Убытки за счет виновных!

 Что вы делаете?  Будько потянул из рук Радина микрофон.

 Выполняйте!  Радин выключил микрофон и повернул к своему заместителю порозовевшее от волнения лицо.  Вот так-то, дорогой товарищ Будько. И никак не иначе

 Н-да,  процедил сквозь зубы Будько,  а вы не подумали о том, что этот эксперимент вам дорого обойдется?..

* * *

Вторая плавка прошла успешно. Установка непрерывной разливки приняла ее. И стопора открылись вовремя. Радин был доволен: настоял на своем, доказал, что слов на ветер бросать не намерен. Он не успел переговорить с Иваном Ивановичем, но почему-то был уверен, что заместитель министра в душе одобряет его поступок

Он шел, поглядывая на чуткие самописцы, выводящие причудливые кривые на ползущих бумажных лентах. А за стеклянной стеной безостановочно бежал вниз стальной сляб, шершавый и серый, как слоновая кожа.

Весело потрескивали горелки, подогревая промежуточные ковши. Будто грачи в гнездах, сидели в нишах первичного и вторичного охлаждения операторы. Люди смотрели на светящееся табло. Вспыхивали цифры, показывающие, на сколько метров вытянулся в кристаллизаторах установки непрерывной разливки стальной брус. Считали хором:

 Семь! Восемь! Девять! Аут!  И снова воздух взорвался от ликующих криков. Над главным переходом взметнулся белой птицей транспарант: «Слава рабочим рукам!»

Радин засуетился, стал что-то поспешно искать в карманах. Толпа ожила, качнулась и потекла вниз, к площадке, на которую вот-вот должен был выйти первый стальной сляб.

Увидев в толпе синий халат Надежды, Радин стал пробираться к ней.

Нашел, взял за руку. Она замерла.

 Надя!

 Радин, на нас смотрят.

 Плевать!.. Надя, я несказанно благодарен вам.

 За что?  Глаза Надежды лучились радостью.

 Вы так хотели помочь мне.

 И все? Да, хотела А теперь отпустите меня.  В голосе Надежды прозвучала просьба. Радин отпустил руку, склонился над поручнями, глядя на круглое отверстие, в котором с минуты на минуту должен был появиться сляб. В чреве печи что-то оглушительно хрястнуло. Автоматы-толкатели сдвинули на рольганги пышущий жаром стальной слиток. Конца слитка не было видно. Оператор включил агрегат газовых ножниц. Они поплыли с двух сторон, одновременно сближаясь, безжалостно рассекая стальную плоть тысячеградусным пламенем.

 Кррррррррак!  оборвана перемычка и десятиметровая плита, увлекаемая валками, исчезла из вида

 Надя!

 Слушаю.

Радин вскинул заблестевшие глаза. Сдержал желание дотронуться до ее нервно напрягшегося плеча.

 Скажите, что вы никого не любите

Она взглянула на Радина скорее с испугом, чем с любопытством.

 А вы шутник!

 Я серьезно

Радин придержал Надежду.

 Вы мне нужны!

 А вы мне нет!  Надежда резко вырвала руку, ожгла Радина глазами и, не оборачиваясь, пошла прочь

Радин и Дорохин вышли из цеха под утро. Лес стоял впереди неподвижной громадой. Было прохладно. Накрапывал мелкий дождик. Дорохин застегнул ворот рубашки, взял начальника цеха под руку.

 Ну, как настроение?

 Среднее.

 Понимаю. Нелегко дается металл, право слово, даже трудно дается. И все-таки спасибо судьбе, что мы участники этой работы. Такие дни, как сегодня, не забываются

11

Ровно в шесть утра в гостиницу, где жил Радин, позвонил диспетчер. Радин спал чутко, проснулся сразу, взял трубку.

 Радин слушает.

 Диспетчер.

 Докладывайте!

 Сталь минус семьсот двадцать тонн. Потери на ремонте, авария. Протекла фурма.

 Где?

 На второй печи.

 Печь стоит?

 Теперь работает. Простой  сорок минут.

 Благодарю за информацию.

Радин сел на кровати. Протянул руку, взял стакан с холодным чаем. Отхлебнул. Включил «Маяк». Мужской голос с большим чувством пел незнакомую песню:

Глубь воронки. Рассвет, Мороз.

Стихнул ветер, что пел тоскливо

Ночью сердце разорвалось,

И никто не слыхал разрыва

Радин прикрыл глаза. Вспомнил мать, лежащую плашмя на кровати. А на тумбочке, в черной рамке,  фотография отца.

Мать! Где ты, мама?.. Рассказать бы тебе, каково сыну приходится, не поверила бы. Вчера до половины первого ночи толклись в конверторном пролете, думали-гадали. Задача со многими неизвестными. Установили конвертор, и сразу бах-бабах  план на него. Разве это порядок? План-то не резина, его не растянешь. Как выполнять, если к этой «груше» недостроен кислородный блок, обжиговой печи нет, выкручивайся, как знаешь.

Соскочив с кровати, Радин распахнул окно. В комнату ворвались запахи утреннего леса, пронзительные и одурманивающие. Солнце еще не выплыло из-за гребня бора, хотя небо уже пылало. «Отличный денек будет,  подумал Радин,  на лодочке бы укатить».

Взял в руки гантели. Из Москвы привез. Польские, с пружиной внутри. Покрутил, опустил на пол. Сегодня опять зарядку делать некогда. А завтра? Посмотрел на часы, словно они могли дать ответ, что ждет человека завтра. Сейчас за ним подойдет машина. Наскоро выпив два сырых яйца, на ходу дожевывая бутерброд с колбасой, вышел на улицу. Остановился, поджидая машину.

Второй месяц Радин в цехе, а твердой уверенности в себе так и нет. Трудно вживаться в новый коллектив, проходить сквозь «плотные слои». Как тот наполненный сталью ковш. Подтащили на крюках, ставят в гнездо опоры. Ниже, ниже, теснее, почти точно. Нет, чуток назад, теперь малость повернуть И вот уже будто дышит, чуть расталкивая жаркими боками подкову. Уже не висит, но и не встал еще, не окаменел под собственной тяжестью.

Утром Радин предпочитает ходить по цеху один, без мастеров, без начальников смен. Никто не оправдывается, не клянчит. Кажется, все вокруг живет само по себе. Льется из конверторов в ковши оранжевый металл, плавают вверх и вниз эти самые ковши, словно вертикальное колесо с кабинками в городском парке: с металлом  вверх, к установкам, порожние  вниз, к печам

Наскоро переодевшись в рабочую робу, поглубже натянув на голову каску, Радин, строгий и прямой, вышел из кабинета и сразу окунулся в жаркое марево цеха, настоянного на запахе жженого металла. Вспомнил, сегодня на смене бригада номер один. Дербеневская. Правда, самого вторые сутки нет. Винюков лично попросил подменить старшего конверторщика. Михаил Прокопьевич в составе делегации металлургов отправляется в Череповец. Радин попробовал возразить: мол, каждый человек на счету, цех медленно осваивает проектную мощность. Винюков холодно остановил: не трудом единым жив человек.

Обычно анализы предыдущей смены Радин берет в экспресс-лаборатории. Это становилось привычкой: пока не проверит с Дербеневой химический состав чугуна, не обменяется мнением о ходе смены, не приступает к работе. Хотя, конечно, все результаты чуть позже лягут на рабочий стол.

Надежда у входа в лабораторию поливала цветы.

 Доброе утро, Надежда Михайловна!  тихо сказал Радин, чувствуя, как кровь прилила к лицу.

 Я тоже к вам собралась.

 Как любимая бригада сработала?

 Ничего не пойму: едва Дербенев уедет  брак гонят.

 Он  незаменимый, волшебник.

Надежда не приняла шутки. Протянула папку. Взгляды их встретились. Радин отметил, что Надежда всегда начинает разговор с ним глазами: они расширялись, замирали на мгновение и вдруг начинали быстро-быстро моргать. Он, кажется, научился распознавать их язык. Вот и сейчас глаза Надежды как бы упрашивали: не вздумайте повторять глупость, которую сказали там, на разливке

Прежде чем спуститься на конверторную площадку, Радин еще раз просмотрел паспорта плавок бригады. Да, так и есть: плавки пришлось догревать. Уйму времени потеряли.

Сбежал по ступеням к первому конвертору. Из-под колпака печи выплескивались на землю огненные блины. На этот раз плавка перегрелась. Увидя начальника цеха, кто-то из сталеваров бросил ложку для взятия пробы и юркнул за пультовую. Второй конверторщик  мужчина угрюмого вида  даже головы не поднял, сосредоточенно швырял лопатой шлаковые очистки в металлический короб.

Радин заглянул в пультовую, благо дверь настежь. Огненные сполохи пляшут по стенам. Сутуловатый сталевар, видимо старший конверторщик, заменивший Дербенева, стоя спиной к Радину, отчитывал цыганского вида паренька:

 Опять за брехню, салага. Как определить содержание углерода в металле?

 Очень просто. По приборам.

 Дубочек ты мой! По приборам и тетя Нюра определит, а ты на глазок, без прибора.

 Это нарушение.

 Сам ты  нарушение природы. Помню, в молодости на права сдавал. Инспектор меня спрашивает: видишь этот знак? Вижу. Теперь скажи, как быть, если тебе нужно подъехать к этой столовой? А я ему в ответ: «Не беспокойтесь, инспектор, я обедаю, дома». Так и ты Про искру забыл? За искрой следи, салага! Какого она цвета, как рассыпается! Уразумел?

 Больше половины.

 А теперь жми в лабораторию!  Пожилой сталевар сунул в руку парня смятую бумажку, увидел начальника цеха.

 Что у вас происходит? Техминимум?

 Здравствуйте, товарищ начальник!  слегка наклонил голову пожилой сталевар.  Зайцев моя фамилия. Правая, так сказать, рука Миши Дербенева.

 Здравствуйте, товарищ Зайцев!

 И вам не спится?  Зайцев пригладил седеющий ежик волос.

 Разве уснешь, когда бригада простаивает по два с лишним часа? Не объясните?  Радин чувствовал себя неловко. Зайцеву под пятьдесят, на щеках сеть багровых морщин, под глазами отеки.  Придется нести ответ!

 Вы не больно-то строжитесь, товарищ начальник!  смело сказал Зайцев.  Поначалу порядок в своем хозяйстве наладить нужно. Вот я парню собственную рублевку дал за то, что он поволок пробу в лабораторию. Смекаете? Опять ваша пневмопочта отключилась.

 Где анализы плавок?

 Вот!  Зайцев показал на четыре узорчатых стальных блина, лежащих на столе.  Содержание углерода в норме!

 Выходит, сливали плавки без анализа?

 Кран поломался,  чуточку смутился Зайцев,  надо было в график укладываться. Да я на глазок будь здоров

 Шести видов шлаков не хватает. Брак гоните.

 Откуда сведения?  нахмурился Зайцев.

 Из лаборатории.

Зайцев выглянул за дверь. Повернул к Радину злое лицо:

 Бардак в цехе, а стрелочники виноваты! Краны летят, пневмопочта стоит!

 Странно, когда плавки ведет Дербенев, и конвертор не простаивает, и жалоб нет. Не успел бригадир уехать, и все пошло прахом

 Эх, хо-хо, елочки пушистые,  вздохнул Зайцев,  в том вся и закорюка. Был бы Миша Дербенев  держись! Все бы пело и стонало! Чугунчик отменный и прочая, а без него  Зайцев махнул рукой.

 Живете лавинообразно. То извержение, то затишье.

Зайцев подвигал каску на голове.

 То на то и находит. Мы по своей бухгалтерии знаем. Без Мишки Дербенева заработок сто сорок. При нем  за двести. В среднем  сто семьдесят.

 А без Дербенева двести не можете заработать?

 Ни в жизнь! Чугун слабый. И вообще.

 Не чугун, сами слабаки! Работать уметь надо, старина!  Радин закинул крючок, чтобы задеть Зайцева за живое.

 Э-хе-хе!  Зайцев взял лопату, подобрал кусочки застывшего металла, швырнул в отвал. Выпрямился.  Слабы мы, не слабы  все едино. Я знаю!  Зайцев поднял вверх палец.  Испокон веку ведется: Дербень  фигура! А коль так, вокруг него этот, как его, ореол. Будто вокруг ангела. Вот он и светит, а мы в сторонке греемся.

 Чудеса рассказываете, Зайцев.

Зайцев аккуратно приставил лопату к боковой стенке конвертора. Погрозил кому-то невидимому кулаком.

 А ить говори, не говори  все едино. Коли интерес есть, скажу: когда народ без ангела жил, без веры? Никогда. На чей-то огонек равнение держать надо. А ежели мы все в передовики попремся, что получится? Давка и неразбериха. И друг друга потопчем.

 Хитер, целую теорию придумал.

 Может, и придумал,  согласился Зайцев,  так жить легче. Сейчас за чужой спиной не отсидишься, каждый на виду. Но и против этой самой НТР нашли способ. Приноравливаются люди.

 Любопытно!

 Не очень. Лучше всего, чтобы начальство не понимало, какой ты есть загадочный человек. Разберется, а тебя и след простыл.  Зайцев еще раз подвигал каску на голове.  А вообще-то мы принимаем меры.

 Вы не меры  сталь давайте!  вскинулся Радин.  Ваши таинственные намеки мне не совсем понятны. И, пожалуйста,  как можно спокойнее продолжал Радин,  после смены представьте на мое имя докладную. Укажите, по чьей вине простой, внесите предложения.

Зайцев растерянно заморгал белесыми ресницами.

 Проку-то  бумагу переводить.  Изучающе посмотрел на Радина.  Приедет, сам разберется.

 А вам нечего сказать?

 Без него мы голову по шапке примеряем.  Зайцев хитро прищурился, видя, что смутил своей непреклонностью начальника цеха.  Приедет сам и честь по чести доложит. Чего позорить-то

Идет Радин по цеху и привычно на ходу записывает что-то, отчеркивает. Всегда с блокнотом.

Забылась минутная слабость в ту ночь, когда пускали цех. Даже неприятно вспоминать.

Да, здорово поднял Радина в собственных глазах тот случай с вылитой на пол плавкой. Дебатов было о ней  уйма. И в цехе, и на заводе. На директорской оперативке спор разгорелся. Одни ругали Радина, другие хвалили.

Радин остановился возле сталевоза. Под его металлическим козырьком сталевары убирали окалину.

 Здравия желаю!  окликнул Радина молодой подручный. Из-под распахнутой куртки парня виднелась тельняшка.  Гляньте-ка: светло, тепло и мухи не кусают.  Поднял голову к защитному козырьку.

 На том стоим!  отшутился Радин и пошел дальше, стараясь припомнить фамилию парня, демобилизованного матроса. Не то Павлищев, не то Лаврищев. Крестник, можно сказать.

Как-то застал Радин возле конвертора толпу возбужденных рабочих. Протиснулся сквозь кольцо. Люди руками размахивают. В центре круга медсестра бинтовала лицо парня. Во время уборки окалины из-под конвертора выплеснулся жидкий «козелок» килограммов на сто и плюхнулся рядом с подручным, обдав его брызгами. Легко отделался тогда матросик.

Назад Дальше