Потише нельзя? Пожар?
В окне домика, стоявшего в глубине двора за невысокой, заросшей вьюном оградой, показалась полная улыбающаяся женщина.
Халык отворил калитку, вошел во двор и скрылся в деревянном домике.
Будь на месте Умида кто-нибудь другой, подогадливей, он, вероятно, прикусил бы палец и пробормотал: «Так вот оно что» Но Умид не прикусил палец. Стоял, повернувшись лицом к Куре, и размышлял: «И только из-за этого дядя Халык хотел от меня отделаться?..»
Пири взял из машины корзину с гостинцами, сверток и потащил в дом. Потом вернулся и, тяжело отдуваясь, плюхнулся на сиденье.
Пересаживайся! он кивнул на место рядом с собой.
Умид перебрался вперед.
А в Кировабад-то поедем?.. спросил он, когда выехали из города.
В Кировабад?.. А чем он лучше этого города? Видал, какие красотки?.. И все культурные
Остановились у шашлычной на берегу озера.
Купающихся было полно пальцем ткнуть некуда. Одни загорали, растянувшись на песке, другие плескались, плавали, что-то кричали друг другу Чуть подальше сновали ярко окрашенные лодки.
Козырьком приставив ко лбу ладонь, Умид стал внимательно разглядывать купальщиц. Розоватые, желтоватые, белые-белые, словно из хлопка, тела И ни одной похожей на Тубу, бронзово-золотистой, как поспевающий баклажан
Пири тоже прикрыл ладонью глаза, поглядел на девушек, облизнулся
Живут люди, а!.. А мы копошимся в грязи с утра до ночи Жалко, трусов нет, обязательно искупался бы!..
Сели за столик. Пири подозвал официанта:
Четыре порции шашлыка из рыбы!
Куда четыре? запротестовал Умид. Много!
Пири, не отвечая, показал официанту растопыренную пятерню:
Пять порций. И вина Сухого. И, когда официант ушел, сказал, усмехнувшись: Ты видел их порции? Три кусочка! А я за раз сотню умну!..
Пить Пири не стал.
За рулем не могу. Будет случай, в деревне посидим, с удовольствием с тобой выпью. А сейчас хоть убей.
Умид стакан за стаканом тянул прохладное вино Пири то и дело подливал ему и не заметил, как опустела бутылка. По всему телу разлилась приятная тяжесть, совсем не похожая на ту, от которой ломило тело, когда он тащил из колодца ведро, полное влажной земли Все сейчас, даже волосатое лицо Пири, было того же цвета, что и вино. Умид поглядел, как шевелятся круглые щеки Пири, жующего шашлык, перевел взгляд на пучки волос, торчащие на мочках ушей, и спросил, не очень-то соображая, что говорит:
Чего тебя Барсуком прозвали, а?
Пири поперхнулся, проглотил непрожеванный кусок. Усмешка тронула его губы. Недоброй показалась она Умиду.
Черт их знает!.. Делать нечего, вот и придумывают. А что, похож я на барсука?
Похож, Умид кивнул.
Что ж, спасибо а ведь каждый на кого-нибудь походит.
И я?
Конечно.
А на кого?
Ты? Кузнечик!
Перед взглядом Умида, затуманенным винными парами, возникли вдруг голые мальчишки, речка, кусты Отчетливо прозвучала оплеуха
Шучу, шучу!.. поспешно сказал Пири. Ты парень классный!
Умид подумал, что Пири испугался не обидел ли его, и со слезами на глазах будет сейчас молить о пощаде. «Если ты скажешь, что видел меня в постели Асли, я пропал. Халык из нас с ней котлету сделает!» Вынет из кармана смятый платок и станет вытирать слезы. И Умид сжалится над ним. «За кого ты меня принимаешь? скажет он. Эту тайну я унесу в могилу. Но признайся: ты поступил подло!» Пири опустит голову и скажет: «Ты прав, Умид. Я негодяй! Подлец из подлецов! Клянусь пятью своими детьми, больше этого не повторится!»
Но Пири совсем не похож был на кающегося грешника. Он вел себя так, словно на нем ни пятнышка, и Умид уже начал сомневаться: а видел ли он Пири в постели председательской жены? Может, померещилось?
Пири поставил локти на стол, перегнулся к Умиду:
Ну, пускай Барсуком прозвали. Пускай Барсук! Что с того? Ты в сердце мне загляни! Знаешь, какое у меня сердце? Для людей стараюсь! Если б не я, Халык такого бы натворил!.. Да вот отец твой колодец копает. Думаешь, Халык сам? Я его надоумил! Пораскинь умом; нужен бабке этот колодец? А? Нужен ей колодец?
Не нужен.
Вот. А дяде Меджиду заработать надо. Я и заплатить заставлю больше, чем положено. Я добрый Пири примолк, огляделся по сторонам и сказал негромко, но внушительно: У меня одна плохая черта. Мстительный я. Что есть, то есть. Не прощаю. Подставил мне ножку берегись! И Пири пристально поглядел на Умида.
Но глаза у парня прикрыты были отяжелевшими веками, и Пири не смог найти в них ответа на свои слова. А потому отвернулся с таким равнодушным видом, будто все сказанное не имеет к Умиду ни малейшего отношения, будто это так, для разговора
Если кто мне поперек дороги стал пеняй на себя!
И что ж ты сделаешь? Умид грудью навалился на стол. Убьешь?
Пири отломил кусочек хлеба и, зажав его двумя пальцами, поднес к полузакрытым глазам Умида.
Хлебом клянусь: убью! негромко сказал он. Уж если мне жизнь поломают!..
В затуманенной вином голове Умида мелькнуло, что это правда, Барсук запросто может прикончить человека. Подстережет как-нибудь на дороге, разгонит свой газик И все. Сам виноват неосторожен!..
Умид поднялся из-за стола.
Пошли.
Пири встал. Обхватил Умида за шею.
Мы с тобой братья! Точно? До гробовой доски! и поцеловал его в щеку.
Они долго бродили по городу. На некоторых улицах побывали по нескольку раз. Умид начал трезветь, но голова была как налитая, под глазами надулись мешки. С каким наслаждением прилег бы он где-нибудь на тюфячке!.. Да и без тюфячка сойдет! Хоть на голой земле!.. Хоть валетом с бабушкой Миннет!..
Когда обратно-то? слабым голосом спросил он Пири.
Я знаю, тебе Солмаз нравится не отвечая на вопрос, сказал вдруг Пири. Ты ей письма писал.
Умид обалдело молчал. Он протрезвел мгновенно.
Чудное чего-то городишь испуганно пролепетал он.
И тут Пири рубанул сплеча:
Ты из-за нее с Тофиком дрался!
Пири нарочно сказал «дрался». Не «получил от Тофика», а «подрался». Боялся все-таки, не хотел задеть самолюбие.
Асли тоже в курсе дела.
Ну, ты даешь!.. спокойно сказал Умид.
Пири снял с руля руку, трахнул себя в грудь кулаком:
Жизнью клянусь, в курсе!.. Детьми клянусь!..
Ерунда!.. Как это можно: Солмаз и я!..
А что? Чем ты хуже других?! Ничем! Хочешь, проверну дельце? Лишь бы Асли согласилась, Халык и не пикнет!
А Солмаз?
Что Солмаз?! Бога должна благодарить, что такого парня отхватит! Только сам не зевай!
В каком смысле?
Повидайся с девушкой, потолкуй Хочешь, организую?
Нет, нет! Спасибо, поспешно сказал Умид.
Сказал так, от смущения сказал. Сказал и испугался. Значит, все? Значит, он окончательно потерял Солмаз? Останутся только сны, запутанные, непонятные?.. Снова он будет хватать ее ускользающие руки, но не ощутит ни их тепла, ни аромата каштановых волос. Потому что в снах нет ни запахов, ни тепла Как ему надоело жить снами!..
Пири взглянул на часы.
Пора.
Халык вышел из-за увитой вьюном ограды сразу, как только машина остановилась против калитки. Будто давно, с тех самых пор, стоит тут и ждет. Не спеша открыл дверцу, не спеша расположился на переднем сиденье, в нос Умиду ударил резкий запах духов.
Настроение у Халыка было превосходное. Никогда еще Умид не видел председателя таким радостным, оживленным. Лицо разрумянилось, мешки под глазами исчезли. Халык что-то негромко напевал. Потом, когда уже проехали полдороги, он вдруг замолк и обернулся назад.
А ты вроде хороший парень, Умид Несколько секунд председатель не спускал с него внимательных глаз. Учти: как только будет подходящий момент, Асли учинит тебе допрос.
Умид чуть было не сказал, что не будет допроса Асли при нем и пикнуть не смеет. Вовремя спохватился.
Станет Асли тебя допрашивать, куда ездили Как ты скажешь? Куда?
В Кировабад.
К кому?
К вашему научному руководителю.
Этот умеет держать язык за зубами, с усмешкой сказал Пири, и волосатые уши его покраснели.
Ну и молодец!.. Халык повернулся вперед и снова стал негромко напевать.
Умид зажег свет на айване. Отец лежал с открытыми глазами.
Что ж так поздно-то, сынок? он приподнялся, опершись на локоть.
В Кировабад ездили. Туда-сюда шесть часов Умид отвернулся, чтоб отец по лицу не увидел, что он врет.
Меджид-киши зевнул и почесал грудь.
Сегодня не стал комаров выкуривать Двинуться силы нет Есть хочешь?
Сыт. Шашлык из рыбы ели.
Повезло!.. Отец снова опустил голову на мутаку.
Ночь была спокойная. Перемигивались звезды. Ветерок бы комаров разогнать Над ухом послышалось противное жужжание. Умид потряс головой.
А как от них спасаться?
А чего, они тоже божьи твари Создал зачем-то всевышний. Без надобности не стал бы Вот возьми: змея мерзкая тварь, да? А говорят, правительство постановление издало: не истреблять. Нужны зачем-то. Может, и эти для чего-то надобны. Людишек дрянных ведь не истребляют. Потому что и те нужны: не будет плохих, хороших не оценишь.
Умид подумал, что отец не прав, злится он, а когда злится, все наоборот говорит: белое у него черное, черное белое. Кому нужны плохие люди? Если таких, как Пири, миллион будет? Миллиард?
Что-то ты вроде не в духе, отец?
Чего мне быть не в духе? Слава богу, живой, здоровый, кусок хлеба есть Меджид-киши вдруг открыл глаза, улыбнулся: Тебя тут дочка Хайрансы спрашивала Тубу.
Чего это?
Говорит, корзина осталась, пускай заберет Какая корзина?
А, ерунда!.. Отвез им как-то абрикосов да черешен.
Чего ж сама-то не могла принести? Меджид-киши опять оперся на локоть. Парень! А может, тебе Халык задачу задал? Может, жениться надумал? Дело хорошее
Брось ты!.. Умид махнул рукой.
Свет зажигать он не стал. Лег, закрыл глаза. Почему-то вспомнился Патрон. Некому покормить пса, кости никто не бросит. Еще сдохнет с голода. Не может ведь перемахнуть через стену
Завтра надо обязательно захватить ему еды.
5
Улучив минутку, Умид подошел к сараю. Вытащил из кармана кусок лепешки, бросил псу. Патрон поднял голову, глянул на него Умид подвинул лепешку ближе.
Ешь, Патрон, ешь чего ты?
Пес прянул ушами разок-другой, но согнать мух, облепивших ему глаза, не смог. Понюхал лежащий перед ним кусок. Лепешка была не свежая, но и не совсем сухая. Она вполне была ему по зубам, но пес почему-то не стал ее есть. Положил голову на лапы и снова закрыл глаза. Зеленые мухи тотчас облепили ему губы, нос
Из колодца вылез Меджид-киши, с него текло. Перепачканной в глине рукой он мазнул Умида по щеке и громко сказал:
Вода!.. Потом повернулся к айвану и крикнул: Вода!.. Вода!..
Первым к колодцу подошел Пири, за ним Халык.
Меджид-киши вытянул из колодца ведро мутной воды. Зачерпнул ладонью, попробовал.
Сла-а-дкая!.. он зажмурился.
Пири тоже зачерпнул пятерней, попробовал.
Золотые у тебя руки, дядя Меджид!
Халык подошел к дремавшей под шелковицей старухе:
Мама! Колодец твой готов! Сам бог велит тебе жить еще сто лет!..
Меджид-киши выплеснул из ведра воду на землю.
Мутная К вечеру отстоится. Как слеза будет.
Умид вдруг заметил, что Асли на веранде; стоит, облокотившись о перила. Издали мучнисто-белое ее лицо казалось белее обычного. Голова обвязана была зеленым платком. Постояла и ушла в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Халык подозвал Пири:
Займись кобелем! Давай прямо сейчас. Отвези куда-нибудь подальше от дороги. Асли мне все уши прожужжала!..
Пири взял обрывок веревки, но направился не к псу, а к Умиду.
Сварганил тебе кое-что, сказал он и усмехнулся. В Агдам поедешь.
Чего я там не видел?
Брось дурака валять! Я чуть из шкуры не вылез, пока дело обделал!..
Халык поправил одеяло на бабушке Миннет и подошел к Умиду.
Пойдем-ка, сынок! Просьба к тебе есть
И повел его на веранду, легонько подталкивая в спину.
Понимаешь, сказал Халык, от Солмаз три недели ни слуху ни духу. Асли извелась вся, давление поднялось, плачет, ждет весточку от дочери. Я ехать не могу. Пири при мне. На тебя вся надежда.
Халык бросил взгляд на окно. Там, за забранным решеткой окном, стояла Асли, и все, что Халык говорил, он говорил для нее.
Жена просит, чтоб ты съездил к Солмаз.
Умид смотрел на Пири. Привязав псу на шею веревку, шофер тянул его к воротам. Патрон упирался всеми четырьмя лапами, но Пири все туже и туже затягивал веревку, еще чуть, и казалось, он оторвет собаке голову. Как хотелось Умиду, чтоб пес хоть сейчас залаял, хоть раз в жизни подал бы голос!..
Ну, что скажешь, сынок?
Что я могу сказать? ответил Умид, не отрывая глаз от обрубка хвоста, отчаянно колотившего по воротам. Я
Это же рядом Агдам. Хочешь, езжай на мотоцикле. Час туда, час обратно!
Калитка в воротах захлопнулась. Умид молча пожал плечами.
Ну, счастливого тебе пути! Халык хлопнул его по спине.
Спустя полчаса Умид катил по шоссе на янтарно-желтом мотоцикле.
На багажнике в черной кожаной сумке стоял котелок с пловом. Плов был горячий. Халык велел гнать вовсю, чтоб еда была доставлена горячей. Еще Умид должен был передать Солмаз деньги и письмо: письмо ему сунули в карман.
Не верилось ему, что он едет к Солмаз. Казалось, все это сон, но не обычный, не такой, где он бестелесен и легок как перышко. Здесь были и запахи, и звуки, и краски яркие И было страшно: вдруг этот сон прервется, и он увидит себя на кровати, купленной Кямраном, а от пахнущего, осязаемого, разноцветного сна останется лишь тоска на сердце Ветер трепал волосы, от теплого его дыхания по телу пробегал трепет. Умид чувствовал, как напряжены его мышцы, как натянута каждая жилочка. «Я еду к Солмаз! Как мне говорить с ней? Как она меня встретит?..»
Вроде Солмаз обрадовалась ему:
Вот здорово! Какими же это судьбами?
Дядя Халык прислал Погляди, не остыл плов там, в казанке
На казанок Солмаз не взглянула. Взяла письмо, стала читать. Дочитала до середины, усмехнулась. Прикусила нижнюю губу и лукаво посмотрела на Умида.
Что это с мамой? Пишет, чтоб приняла тебя поласковей. Вроде я тебя никогда не обижала Обижала, Умид?
Да при чем тут?! смущенно пробормотал Умид.
Солмаз дочитала письмо. Умид смотрел на ее тонкие, словно нарисованные брови и думал, что, войдя в года, Солмаз будет такая же бледная, как мать. В девушках-то и Асли небось была румяная, и волосы были такие же каштановые, блестящие А вот фигурой Солмаз не в мать, Солмаз будет грузная. И сейчас уже второй подбородочек, и руки полные, и грудь
Они стояли возле общежития техникума. Почему-то Солмаз не предложила ему войти. Да Умид и не пошел бы стеснялся: мимо них то и дело сновали девушки.
Солмаз сложила письмо.
Спасибо, что приехал сказала она. Взглянула на дверь общежития, потом на прислоненный к стене мотоцикл, кажется, не узнала его
Она глядела поверх головы Умида, глядела и улыбалась. И ему казалось, что улыбается она нехорошо, недобро, над ним смеется, над тем, что написала ей мать.
Когда в деревню приедешь?
Двадцатого последний экзамен. Сегодня пятнадцатое. Через пять дней Скажи отцу, чтоб прислал машину
Может, записку ему напишешь? Я подожду
Нет, так передай.
Солмаз опять взглянула на дверь общежития. Видно было, что ей не терпится уйти, но она стояла и улыбалась. Какая-то не ее была улыбка Будто Солмаз достала ее из письма матери и напялила себе на лицо.
Пири Патрона увел Завезет куда-нибудь подальше и бросит Чтобы дороги домой не нашел. Не найдет, пожалуй
Не найдет, спокойно согласилась девушка.
И он понял, что Солмаз надоело стоять здесь, потому она и поспешила согласиться. Самое интересное, что Умид почувствовал вдруг: и ему тоже надоело, и почему-то ни капли не удивился.
Ну, я поехал, сказал он.
Солмаз кивнула.
Передавай привет нашим!..
Усталость сковала тело, в тяжелой, словно налитой свинцом голове мелькали обрывки мыслей Мотоцикл, два часа назад мчавшийся по этой дороге резво, как застоявшийся конь, сейчас натужно ревел, спотыкаясь на каждой рытвине. Может, от хриплого этого рева и болела так страшно голова