Мистер Брайсон двинулся вдоль берега, попыхивая сизым пахучим дымком, за ним последовали остальные, делясь впечатлениями. Среди непонятных фраз, какими обменивались иностранцы, Дынников, услышал знакомое слово название своей реки С нею связано большое число важнейших вопросов, над которыми он много размышлял.
Брайсон ступил на подножку машины и, поддерживая дверцу рукой с розовыми блестящими ногтями, спросил через переводчика:
Какие колебания уровня реки?.. хотя бы за двадцать лет? Иностранец явно сбрасывал половину на «российское бескультурье».
Передайте мистеру Брайсону, отчетливо проговорил Дынников, чувствуя нечто похожее на гордость за своих предков. Есть данные за пятьдесят шесть лет. Колебания уровня 1012 метров
Брови эксперта дрогнули; наклонив голову, он нырнул в кабину, и когда Дынников сел рядом с ним, Брайсон высказал свое восхищение, но было ясно, что он не верит:
Если это так, то вы счастливы У нас изучение рек началось раньше на двадцать восемь лет В Америке, как правило, проводят точные изыскания для этого не жалеют времени, делают расчеты, проекты, чертежи, потом уже приступают к сооружениям. И не перестраивают на ходу ничего. Выгода во времени может вам не дать эффекта.
Дынникову приличней было промолчать, тем более, что иностранец только советовал, а его намек на жесткие сроки строительства не требовал ответа.
Брайсон не понимал острейшей нужды чужой ему страны, для которой один день равнялся году. Ее социально-политический строй, может, был для него только экзотической особенностью, экспериментом, не имеющим никакого значения в деле устройства мира. По договору с фирмой он только на краткий срок вмешался в ход событий, как посторонний, и дипломатично предоставлял русским свободный выбор или использовать его драгоценные советы, или, выслушав, позабыть
Машины ворвались в деревню. Серая улица, соломенные крыши, резные карнизы с голубями и попугаями, замысловатые завитушки на коньках полет крылатой фантазии плотников, медные самовары в окнах мелькали на обоих порядках и подпрыгивали, потому что и тут, в деревне, дорога была разъезжена, разбита, и широкие, как озера, стояли мутные лужи, которые не успели просохнуть после дождей.
Женщины, с ведрами на коромыслах, замирали там, где заставала их колонна машин. Босая ватага ребятишек, сопровождаемая собаками, бежала по луговине вдоль дороги, запинаясь и падая, крича вразнобой пронзительными голосами. Встречная подвода задержалась за деревянным мостком; пожилой крестьянин сидел на возу зеленой травы, туго натянув вожжи, потом спрыгнул с телеги и взял лошадь под уздцы. Но она, заслышав гудки, бросилась в сторону и понеслась; ось телеги зацепилась за груду хвороста и развалила ее.
Остервенелые собаки бросались под машину. На самом выезде, где начиналась черта завода, тянулась по-за гумнами колючая проволока на трехметровых столбах, пока только с этой стороны и отгородился Дынников от Ключихи, на большее не хватало ни столбов, ни проволоки.
Вдоль изгороди тихонько, едва переставляя ноги и опираясь на кривую длинную палку, брел из Ключихи сутулый старик в лаптях, в шапке и с подогом в руках; на нем был заплатанный короткий пиджак и чуть не до колен висела бородища.
В нем было что-то необыкновенно древнее, будто поднялся из могилы, чтобы взглянуть и подивиться на новый мир. Оба иностранца пристально смотрели на старика, который был для них туземцем, и что-то краткое сказал о нем Брайсон голосом, лишенным всякой интонации.
Однако следовало поблагодарить Брайсона за советы, и Дынников обратился к переводчику.. Брайсон усиленно дымил сигарой, не выпуская ее изо рта.
Мистер Брайсон, ответил переводчик с подчеркнутой изысканной улыбкой, отдает должное вашим усилиям идти широким фронтом по пути прогресса.
От лесной опушки двигалось к деревне ленивое стадо, впереди пастух и два подпаска по краям; гуртом бежали овцы, теснясь между коровами.
Протяжное мычанье становилось все дальше, пропадая за шумом мотора.
Высокий берег реки, покрытый лесом, быстро отодвигался вдаль, деревья стали неразличимы, и только белое пятиэтажное здание новая школа над самым крутым откосом виднелось отчетливо, и окна ее горели ярко, отражая закатные переливающиеся лучи.
ГЛАВА IIIМакар Макарыч Подшибихин
Еще с вечера Дынников приказал подать лошадь к восьми утра, но ее не привели и в десять Даже секретаря своего приходилось учить, чтобы дорожил временем и берег считанные минуты. А Макар Макарыч так звали секретаря, никак не привыкал к прямой своей обязанности.
Пожилой, кругом бритый, низенький и плотный человек с маленькими дымчатыми глазами, в сером, с дырками на локтях, костюме, он сидел как-то боком на своем стуле, размашисто писал отношения, записки, куда-то бегал, что-то выяснял, опять возвращался, весь потный, в контору, на ходу вытирая нестираным платком круглую, как глобус, голову с седой щетиной, и писал, писал. Но проку от него было мало!
То и дело он подходил к Борису Сергеевичу с пачками бумаг на подпись и как-то особенно угодливо засматривал в глаза начальника, пока тот подписывал.
Нынче, лишь Дынников успел войти в кабинет, секретарь подбежал показать ему отношение треста механического транспорта.
Первая добрая ласточка в пасмурное утро, продекламировал он с определенным намерением угодить.
Трест извещал начальника о своем согласии начать постройку трамвайных путей от города до заводской площадки и просил ссуду в два миллиона рублей с рассрочкой платежа на двадцать лет Второй раз понадобилось Дынникову прочесть эту мудрую бумагу трестовских дельцов и не для того, чтобы принять решение, а скорее для интереса.
Следовало срочно перекинуть этот вопрос этажом выше, Подшибихин же все еще торчал у него перед глазами.
Разрешите, я в журнал занесу, попросил Макар Макарыч, протянув исцарапанные пальцы, сложенные в щепотку.
Теперь уж начальник стоял над столом секретаря, а тот писал Приглядевшись попристальнее к его «хозяйству», инженер окончательно понял, что человек этот явно погибал в белом море бумаг даже к порядку не приучился за полтора месяца! И Дынников втайне подумал, куда его сунуть и кого взять на его место?
Лошадь скоро дадут?
Скоро, скоро, привстал Макар Макарыч, суетливо перебирая подшивку. Я уж сам бегал, Борис Сергеевич
Не бегать надо, а работать. И пошел из конторы, гулко стуча тяжелыми каблуками. Лошадь пришлите на поселок к новым баракам. А бумагами займитесь всерьез.
Макар Подшибихин догнал его и, поправляя галстучек, сбившийся на сторону, снова глядел в глаза начальника.
Сам мучаюсь, живо согласился он. Вчера, понимаете, в полночь домой прибежал, работы на семерых, а дорога сами знаете какая а у меня семья пять дочерей, жена больная. Все приходится самому делать.
Инженер молча глядел на чужую расцарапанную цепкую руку, которая норовила поймать его за рукав.
Трудно живется?
Трудно в очереди сам хожу и за хлебом, и везде даже приходится полы мыть.
А дочери большие?
Невесты но я их сам не заставляю. Барышни, так сказать, неохота возиться с грязью Борис Сергеич, хочу у вас квартирку в новых домах попросить чтобы с семьей устроиться Я, знаете ли, прямо бедствую. Иначе поневоле придется уходить.
Такие жалобы могли взбесить хоть кого, но инженер остался спокоен.
Где вы живете?
Подшибихин назвал улицу, номер дома и квартиры.
Хорошо У меня время есть, я найду человека и пришлю к вам вымыть пол, стегнул он фразой и, повернувшись спиной, пошел.
А Подшибихин, которого будто ударили по загривку, крутнулся на одном месте и убежал в свою комнату. После ухода начальника он жалел об одном лишь, что в неудачный, злой час обратился с просьбой, и уже прикидывал в уме, когда лучше подойти еще и какие слова, более убедительные, заготовить на тот случай.
Временное дощатое зданьице конторы и секретарская беспокойная должность не пригревали Макара Макарыча, а требовательный и жесткий Дынников не сулил ничего и в будущем.
Стоило посоветоваться с другими: как они?.. Счетовод, сидевший в пятой комнате, был одних с ним лет, тоже семейный, ходил пешком из пригорода, и Макар Макарыч пошел к нему.
Наклонившись к самому уху счетовода, он пожаловался на свою нужду, упомянул о дочерях, о жене, о начальнике, который не заботится «о живом человеке».
Миллионов триста в землю ухлопают, а еще когда-то что-то будет, бабка сказала надвое, шептал Подшибихин, дружественно тиская плечо счетовода.
А что вы хотите? громко спросил тот, почти отпугнув секретаря. Такой завод легко не дается. Годика два ночей не поспим, а потом уже увидим, что сделано. Вы разве не знали, куда шли?
Правильно, правильно, начал поддакивать Макар Макарыч, мгновенно перебежав на другую позицию. Без жертв не построим а знаете, сколько мне лет?.. Пятьдесят один вам тоже?.. стариками становимся. Хочется и себя и семью поскорее устроить Наше дело с вами работать А к кому еще обратиться, по-вашему?
Счетоводу пока и в голову не приходило узнавать, кто ведает квартирными делами. И Макару он ничем не смог помочь.
Похвалив счетовода за порядок на столе, позавидовав его здоровью и умению довольствоваться немногим, Подшибихин попросил у него взаймы десять рублей. У того нашлась трешница, но Макару и не надо больше!..
У самой двери сидела кудрявая, русенькая, молодая машинистка, выстукивая пальцами на клавишах. Подшибихин шаром прокатился было мимо, но вернулся, присел рядом на табуретку и зашептал:
Я удивляюсь, как вы ходите такую даль? (Девушка жила отсюда за пять километров). И обувь на каблуках рвется, а она ведь дорогая!.. Да и не найдешь нигде Я недавно искал, искал, с ног сбился Где вы достали такую кофточку?.. У вас прекрасный вкус. А у меня дочери никак не умеют одеваться, и жена тоже. Я сам все выбираю Вы не слыхали: будто ордера сотрудникам скоро будут давать на мануфактуру?
Нет, не слыхала если и будут, то в первую очередь строителям.
Но ведь мы тоже? кивал секретарь. И вам, и мне надо верно?.. Когда будете списки печатать, шепните мне, а?.. А я, что услышу подходящее, вам скажу хорошо? Так и будем друг дружке помогать.
Ладно, скажу.
Она посмотрела в текст, оборвавшийся на полустрочке, и Подшибихин, заметив это, похвалил ее за высокую грамотность и чистоту печати.
А ей было это очень приятно, как и всякая похвала человеку, который только еще овладевает трудной своей профессией.
Секретарь подбежал к столу, где ждали его сотни бумаг в распухших папках, и, положив их перед собой, вынул из портфеля ломоть черного хлеба, соленый огурец, завернутый в бумажку, и начал есть, поглядывая в окно.
Верховую лошадь все еще не подавали, а прошло уже немало времени.
Он побежал в обоз; узнав же, что все кони давно на работе, буквально рассвирепел:
Что, понимаете, за вакханалия?! Сам Борис Сергеич, начальник наш, остался без лошади. Вы знаете, какой он строгий? И мне и вам влетит. Два часа тому назад послали бумажку, а до сих пор нет.
Заведующий обозом молодой долговязый парень, в зеленых галифе и лаптях, в черной рубахе без пояса, стоял у ворот и мазал хомут дегтем. Он не сразу сообразил, о какой бумажке кричит этот суетливый, красный от натуги конторский житель с желтыми белками выпученных глаз.
Записку? лениво переспросил парень. В восемь часов я всех коней услал, а потом получил твою цидульку
Так как же теперь?
А вот так больно долго спите Заказывай с вечера. Сама себя раба бьет, коли нечисто жнет.
Сейчас же давай! надрывался Макар Макарыч, и грудью лез на конюха. И непременно под седлом. Развели анархию!..
Долговязый парень даже с места не тронулся.
Вон телега без колес стоит впрягайся и вези начальника сам, ты здоровый. А лошадь с работы снимать не стану, такой мне указ был свыше.
Если мне такие слова говоришь дурак ты! Идиот! Я с тобой и разговаривать не желаю!..
Подшибихин бежал от ворот и все повертывался, озираясь по сторонам.
Вдали на пустыре, за разбросанными досками и бревнами виднелся всадник. Кто-то из десятников на этот раз объезжал свой участок.
Пробежав вприпрыжку через бугры, ямы и кочки, Макар Макарыч пошел размеренным деловым шагом.
Пять человек из мокроусовской артели стругали половые доски и клали в стопы по обе стороны от себя. К ним подъезжали подводы и увозили тес на новый поселок, куда вела проторенная недавно дорожка.
Важно, почти тоном приказа, который и дается для беспрекословного исполнения, Подшибихин начал:
Комиссия приехала Борису Сергеевичу лошадь нужна срочно. Он ждет, а ты свое дело отложи пока.
Мокроусов нахмурился, вынул из-за пазухи измятый листок, сверяясь с расписанием своих работ.
Что это у них? Вчера комиссия, нынче комиссия. Уж не ими ли хотят завод поставить?
Живей! живей! торопил Макар Макарыч, ни секунды не оставаясь на месте. А бороду остриг бы что отрастил?
Десятник с лошади слезал, не торопясь:
У своей бабы остриги, а моя борода пущай так покрасуется. Нефедка, отведи лошадь начальнику, который чужую требует. Только этим и выразил Мокроусов свое недовольство.
Один из плотников, помоложе всех, сидевший на тесине, оставил рубанок, стряхнул с подола рубахи мелкую стружку, прыгнул с досок на лошадь, покрытую мешком вместо седла, и погнал через пустырь к баракам, куда указал Макар.
ГЛАВА IVЛарион-американец
Здесь ляжет шоссе, гладкое и прямое, как луч прожектора. Параллельно ему, от завода до города, пройдет по низине, по вырубленным перелескам, по песчаным холмам железная дорога; во многих местах их пересекут другие асфальтовые, гудронные, и паутина проводов повиснет над землей.
А сейчас тут было трудно пройти всюду ямы, бугры, канавы, невыкорчеванные пни, незасыпанные болотца. На обеих насыпях копошились люди, к ним подвозили песок, хворост, бутовый камень, с возами медленно шагали крестьянские понурые лошади. Иногда попадались на глаза грузовые машины, и Борис Сергеевич ревниво приглядывался к ним
Группа рабочих с инженером, подвигаясь медленно к лесу, разбивала кривые. После них оставались воткнутые флажки и простые колья, обозначавшие направление полотна и угол его изгиба. Следом за ними вразброд двигались землекопы, вырывая узенькие борозды по сторонам. Люди то и дело курили. Трое с лопатами на плечах пошли к лесу полежать в тени, и никто не остановил их.
Дортранс вел работы самостоятельно, но Дынникову приходилось вмешиваться в распорядок будней и торопить верхушку треста: он опасался, что дорогу в срок не откроют.
Присматриваясь ко всему, он проверял текущий день вчерашним и, точно корень из алгебраического выражения, извлекал из них завтрашний день. Но и тот был нелегким. На бетонке и толевом заводе строительных материалов не хватит на пятидневку, а сроки подпирали. На рейде стояло шесть последних плотов!
Местные леса не годились в дело, и Дынников нетерпеливо ждал плотов с Двины и верховьев Волги Ему хотелось иметь их столько, чтобы они запрудили собою всю реку. Он был жаден.
Подойдя к бетонке, он встретил секретаря парткома Колыванова Матвея в черной хромовой тужурке, в рабочей кепке и таких же сапогах-вездеходах, какие носил Дынников. Секретарь был высокий, плечистый, с широким лицом и строгим взглядом. Они пожали друг другу руки.
Нас уже знают, как богатых, сказал инженер. Один из контрагентов сегодня залез к нам в карман.
И сколько вынул? с растяжкой, басом спросил Колыванов.
Трест механического транспорта на пленуме крайисполкома клялся в дружбе с нами, а теперь поживиться вздумал. И Борис Сергеевич передал содержание бумажки, о которой так восхитительно доложил ему Макар Макарыч сегодня утром.
Ого, два миллиона!.. и на двадцать лет рассрочки? протянул Колыванов. Для них мы действительно на семи верстах один Акимка с денежкой За такой аппетит по головке мама гладит Экскаватор не подняли еще?
Да иду туда.
Они пошли вместе, обсуждая советы американского эксперта: после посещения по-новому вставал вопрос о временных сооружениях и подъездных путях; приходилось особо следить за работой землеройных машин и грузовиков, которых не хватало. Но и то немногое, чем владели Колыванов и Дынников, ломалось здесь, горело как в огне, должно быть, с этого и начинается знакомство деревни с машиной и дальнейшее освоение.